Как можно было так глупо попасться! И ведь чувствовала, что охотник не так прост, как кажется. Но ведь она же умная, предусмотрительная и вообще удачливая волчица! А эти люди так легковерны. Ду-у-ра! Он прекрасно всё понял: и про её обаяние, и про настоящий цвет глаз, и про травы!
Ах, хотелось позабавиться, усыпить его бдительность, очаровать, влюбить в себя. Тем более, что мужчина пришёлся ей по вкусу: серая сталь глаз, широкие плечи, золотистая от загара кожа и светлые пряди. Тьфу!
Надо было просто отвлечь его внимание и стащить лук, этот прекрасный лук, ради которого всё, по большому счёту, и затевалось. А охотник что-то подсыпал в травяной настой, который волчица сама же и приготовила!
«Не желаете ли восстановить силы перед дальней дорогой? Я всегда пью этот чай, когда чувствую мышечную слабость. Составите мне компанию?» – трижды тьфу! Профессионал, и это очевидно: отвернулась на несколько секунд, не больше, но ему и этого хватило. Она ведь должна была почувствовать изменение вкуса. Но в чае точно ничего особенного не ощущалось: вкусовые способности никогда не подводили. Единственное, что могло насторожить, это запах. Да, точно! Такой еле уловимый цветочный аромат. Нет бы сразу сообразить, чем это чревато. Вот она расплата за безалаберность и легкомыслие. А теперь роли несколько изменились, и опасная хищница превратилась в жертву.
***
Неделей ранее в кабаке под названием «Красный петух» в небольшом городке Поне, что на реке Свог, сидело двое приятелей.
– Слышь, Рива, дело есть, – шепеляво начал разговор хлипкий на вид мужичок в потрепанном кафтане, стоптанных сапогах и с хитрым, бегающим по сторонам взглядом.
Его собеседник, напротив, был статен, и даже привлекателен, являя собой образец неяркой северной красоты. Только глаза были холодными, почти не живыми, и казалось, не знали ни теплоты, ни участия.
– Клим, говори, по существу, и без лишней воды, а то знаю я тебя…
– Надо проверить одну кралю: есть подозрение, что знахарка, приехавшая недавно в соседнее село, не так проста, – быстро прогундосил шепелявый.
– Волчица? Тогда это ценный товар. Теряюсь в догадках, чего уж они там могут, кроме постельных утех, но её так просто не поймать. Хитрые бестии! – в серых глазах промелькнул азарт. – Но стоит ли игра свеч, если ещё придётся самим искать покупателя?
– Вот! – Клим почти сиял. – В том-то и дело, что покупатель есть! Один серьёзный, очень серьёзный человек, сделал заказ, – голос говорившего сошёл на шепот, – сам Глашатый Сим, ты понимаешь? – И Ривель понимал. Если дело выгорит, даже с учётом доли посредников, он мог обеспечить себе вполне безбедную старость, купить дом, и даже жениться на какой-нибудь купеческой дочке. А если нет…он постарается исчезнуть, уж это умеет каждый охотник.
– Ну, что берешься или боязно тебе? – усмехнулся мужичок.
– Берусь.
***
– Очухалась? – мужчина грубо схватил девушку за волосы, намотал их на руку и дернул вверх, приподнимая волчицу над грязным полом.
Она оскалилась и зарычала, больше ей ничего не оставалось. Перекинуться в звериное обличье не получалось, видимо, сказывалось действие отвара. Голова была тяжелой, тело ощущалось очень слабым и безвольным. И это было особенное отвратительно. Но ещё хуже, что запястья и лодыжки почти нестерпимо жгло: ублюдок надел на неё кандалы из особого сплава металлов, действующего на оборотней сродни каленому железу.
– Что, нравлюсь? Разложил бы тебя прямо здесь, да портить сильно не велено. Ну, пошевеливайся, тварь, хозяин ждёт! – Ривель толкнул ее в сторону хлипкой, даже на вид, двери сарая.
Он сказал, хозяин? Значит, работал под заказ. Главная задача – потянуть время и набраться сил, чтобы можно было, наконец, выпустить зверя погулять и порвать столько глоток, сколько будет нужно. А для этого необходимо уйти в сон, хотя бы на несколько часов, и запустить процесс самовосстановления, иначе это состояние беспомощности будет отравлять жизнь еще несколько дней.
Солнце стояло в зените, но уже не грело. Ветер холодил, трепал волосы, не давая впасть в забытьё. «Ну, что же ты, родной, отпусти, сейчас не время бодриться, в живых бы остаться!» – Вита устало прикрыла глаза, остановила дыхание и «ушла» из этого мира.
На улице стоял небольшой, в двадцать человек, конный отряд гвардейцев в багряно-желтых одеждах. Лошади тяжело дышали, и их вид наводил на мысль о долгой и изнурительной скачке.
– Как видишь, мы торопились. Надеюсь, оно того стоило, и ты не притащил сюда обычную девку, пытаясь скрыть свой промах, – усмехнулся полный мужчина в дорогом коричневом камзоле, широких чёрных штанах и высоких кожаных сапогах со шпорами. На его груди красовалась массивная золотая цепь. Он щурился от солнца, и оттого его глаза казались двумя узкими щёлками. Тонкие подкрученные усики придавали сходство с жуком-усачом, а короткие толстые пальцы напоминали колбаски, на которые были нанизаны массивные кольца. – Тем более что, я все равно смогу распознать подделку.
– Никакого обмана дон Гальермо, я честный охотник, – Рива изображал искреннюю обиду, одновременно набивая себе цену. – Всё чин по чину, взгляните на ее глаза. Я напоил нечистую особой смесью, некоторое время она не сможет изменять цвет своих глаз на человеческий. А в остальном, как минимум до вечера пробудет без сил и не сможет никому навредить.
Дон кивнул стоящему рядом человеку в форме дома Глашатая, и тот приподнял с земли тело девушки. Она была без сознания, глаза приоткрыты, дыхание не ощущалось. Мужчина растерянно посмотрел на предводителя.
– Дохлая что ли? Дай я сам проверю! – рявкнул Гальермо. Подошёл, ткнулся пальцем в основание черепа, потом грубо приподнял верхнее веко и довольно кивнул, словно ведя какой-то внутренний диалог. – Диего, забирайте её! Да сначала заверните её в шкуру бера. В седле она все равно не удержится, так что поедет в качестве ценного груза, – усмехнулся толстяк.
Люди Глашатая поспешно устраивались в сёдлах. Меховой кокон с телом гвардейцы закинули на круп невзрачной лохматой лошади, отличавшейся кротким нравом, и тщательно прикрепили к седлу. А чтобы кобыла не отставала и не сбивалась с хода, повод её уздечки прицепили к сбруе величавого вороного красавца, на котором восседал дон Гальермо.
– Не задохнётся, тварь-то? – с брезгливой жалостью в голосе осведомился Диего. – Она сейчас и так не дышит, так что без разницы. Несколько часов точно продержится, а там мы уже будем в порту.
Для толстяка пойманная волчица не была первой. В своё время он вдоволь насмотрелся на подобных, так что достаточно много знал об особенностях их организма, силе и коварстве. Десять лет назад малая ошибка – ему показалось, что волчица умирает от жажды, и он приблизился к ней недопустимо близко – почти стоила ему правой руки. За какое-то мгновенье она выпустила клыки, набросилась, хотя была под действием волчьего дурмана, и впилась зубами в плечо. Если бы не подоспевший охранник, оглушивший тварь ударом дубины, руки бы он точно лишился. А так, конечность всего лишь потеряла свою подвижность и слегка усохла. Но браться за оружие по сей день приходилось только левой.
Долгое время он задавался вопросом, за каким таким бешеным хряком, оборотней не убивают сразу после поимки, а везут в столицу, прямиком в Тихий дом? И что с ними там делают? Лишь став заместителем председателя Тайного совета Сивиллы, дон Гальермо получил доступ к тщательно охраняемым от лишних глаз и ушей сведениям о «пользе применения крови и внутренних органов волкоподобных для сохранения молодости и здоровья». Вот поэтому и Тихий дом, оснащённый новейшим оборудованием для всевозможных опытов и исследований, где можно беспрепятственно изучать отродья тьмы и проводить над ними эксперименты, пока те не подохнут.
Но уже много лет новых оборотней не доставляли, а пребывающие в недрах Дома твари были изрядно истощены и обескровлены и годились лишь для проведения испытаний из разряда «что быстрее их доканает». И тут серьёзно заболела единственная и горячо любимая дочь Глашатая Зола, и потребовалась свежая волчья кровь. А, значит, у дона Гальермо де Гумо появился приличный шанс вырвать перья из хвоста птицы удачи.
Дорога до Кайена оказалась долгой и муторной. Чистое небо за считанные минуты заволокло большими серыми тучами, и из них хлынул ледяной дождь. Ни шляпы, ни плащи не спасали: струйки воды просачивались за воротники, и стекали по спине; хитрым способом проникали в сапоги, до онемения холодя ступни. Сильные порывы ветра затрудняли движение лошадей: сначала пришлось перейти с кентера на рысь, а потом и на обычный шаг. Дорогу со страшной скоростью размывало, грязь чавкала под копытами уставших от непогоды животных. То здесь, то там образовывались большие, непонятно какой глубины лужи, и их приходилось аккуратно объезжать, чтобы кони, упаси Единый, не переломали себе ноги.
В итоге дорога в десять вёрст вместо пары часов заняла вдвое больше времени. И это было очень плохо: в порту их ждал нанятый корабль, а в Сивилле – сам Глашатый. Любое промедление чревато катастрофическим проигрышем: рискуешь не успеть и стать вторым, а то и третьим, доставившим волчицу. И тогда, тебя сожрут с потрохами твои же союзники. Нет, эта тварь, бесспорно, ценный, очень ценный товар, но даже она при таком раскладе не поможет вернуть прежнее влияние.
В порт они прибыли уже на закате. К этому времени ветер слегка стих, а ливень превратился в легкий накрапывающий дождик. Хорошо, что хоть с капитаном шхуны «Альбатрос» было загодя всё оговорено, и он не лез с лишними вопросами, хотя и хмурился из-за потерянного времени. Но оплачено щедро, даже с лихвой, как что пусть не кривится, он тут ничего не решает.
Лошадей пришлось оставить в порту: места на корабле было маловато, да и лишний груз только бы утяжелил судно. «Альбатрос» был избран для ответственного дела по перевозке пойманной волчицы только из-за своей быстроходности и сговорчивости капитана. А в их деле главное – скорость, кто первый, тот и на пьедестале. Да и лишние разговоры – лишь во вред.
***
Меж тем, море было неспокойным, настроение отвратным, а новые пассажиры, платившие подозрительно много за обычный фрахт, капитану по прозвищу Хитрый Док казались изрядно подозрительными. Закинули в трюм какой-то большой тюк, приставили охрану из трёх гвардейцев. Все при оружии, злобные ублюдки! Что везут – не говорят, мол не ваше это ишачье дело!
Главный у них, толстяк Гальермо, высокомерный и спесивый идиот, видывал он таких раньше. Дальше собственного носа ни елапа не видит. Спрутья отрыжка! И внутри так не приятно свербит: морская чуйка работает, и видно, дело дрянь! И отказаться-то уже нельзя – часть денег уже потрачено. Эх, рыбьи потроха, остаться бы живым да команду сохранить – большего и желать не стоит! До Сивиллы плыть недели три, при попутном ветре, спокойном море и без разного рода приключений. А случись что, то и месяц уйдёт. А боров торопит, словно горит где-то. И ещё этот свёрток, похожий на завернутое в меха тело. Труп? Но его бы так не повезли, иначе вонь уже стояла по всей шхуне, и ветер бы не спас. Значит, некто живой… Надо как-то осторожно разузнать, мало ли, как всё обернётся.
***
Сознание возвращалось к Вите постепенно, и самим мерзким было чувствовать нарастающую с каждым вдохом раскрывающихся легких боль по всему телу. От выдранных клочками волос, сломанных рёбер, вывихнутого плеча, а хуже всего – от ожогов. И если на восстановление волчьей тушке от побоев понадобится не так уж много времени, то кандалы придётся терпеть еще долго, а следовательно, сожжённая почти до мяса плоть на запястьях и щиколотках заживёт, ой как нескоро. Лишь бы заражения не случилось, но на защиту от этой напасти сил у неё должно хватить.
Выбраться из мехового кокона особого труда не составило, но шкура бера безмерно воняла и создавала новые сложности для осмысления и без того незавидной ситуации, перебивая большинство менее сильных запахов. Но на то она и волчица, чтобы учуять самое главное. Море. Корабль. А это значит, что Витирима Сомаронская попала, как говаривала одна деревенская дура, прямиком в говнецо. С этой посудины даже при всём своём везении и волчьих способностях никуда не сбежать, только что вплавь, до ближайшей акулы, на схватку с которой Виту уж точно не хватит. Так что придётся притворятся трупом, что в её положении совсем недалеко от истины, и дотерпеть до суши. А вот уж там волчица разгуляется!
Интересно, сможет ли она почувствовать воду или ветер, ведь оборотни такая же часть мира, как и любая стихия, и попросить их о помощи? Надеяться, конечно, в её случае, что услышат, а тем более, помогут, глупо. Но как минимум, так проще не сойти с ума от боли, бессилия, и чего уж скрывать от самой себе, страха и безысходности.
Она потянулась сознанием за пределы корабля. Глубоко внизу под толщей воды, почти на самом дне, спал старый Кракен, огромный и красивый. Странно, но её присутствие он сразу учуял, и его внимание было добрым и участливым. Но что мог даже дружески настроенный спрут? Только что устроить кораблекрушение и породить ещё одну страшную байку о морском чудовище. Нет, оставим этого приятеля на совсем крайний случай.
Хотя, пожалуй, от него тоже была польза. Кракен подсказал, что где-то недалеко, но пока за пределами видимости впередсмотрящего дежурного матроса, плывёт ещё один корабль, и даже указал направление – юго-восток.
Внутренний голос Виты настойчиво шептал: вот она помощь, не упусти. Но как до этой помощи дотянуться? Слишком далеко, да и голова уже и так раскалывается от напряжения. Она почти отчаялась, но тут вспомнились слова наставницы из Волчьего круга: «Если не можешь почувствовать, просто представь…».
И девушка представила: огромный фрегат с ярко-синими парусами и статную фигуру с длинными русыми волосами в офицерской форме на командном мостике. Она подошла к мужчине со спины, одна рука прикрыла серо-голубые глаза, другая легла на сердце. Молодой, сильный, красивый, смелый, благородный – идеальное сочетание для спасителя слабых и униженных. Словно почувствовав чужое присутствие, мужчина нахмурился, удивленно моргнул длинными ресницами и опустил свою широкую ладонь на область груди, как раз в том месте, где поглаживали грубое сукно кителя призрачные пальцы Виты, создавая прочную связь и умоляя о помощи.
Он ещё не ничего толком не понял, но уже знал наверняка: его ждут, а значит, следует поспешить.
***
Три дня всё шло и плыло как по маслу. Северо-восточный ветер, которые моряки с древних пор зовут Бизоном, исправно надувал паруса. Ясная и солнечная погода, такая несвойственная для Грудня, радовала падких на тепло моряков, и даже сам дон Гальермо частенько чему-то улыбался, подставляя свою самодовольную рожу под лучи осеннего солнца.
Всё было так, да не так. Где-то внутри, возле самого сердца, у Хитрого Дока нарастала тревога. И к вечеру четвертого дня стало невмоготу. Так уже бывало, и только благодаря своей интуиции он дожил до сего дня и сохранил в целости и команду, и шхуну. Но если раньше Док с точностью мог определить, откуда ждать беды, то сейчас капитан терялся в догадках, перебирая в уме всевозможные варианты: от бунта на корабле до явления гигантского осьминога, в существование которого, впрочем, не особо-то и верил.
На закате стало ясно: вот оно! Вдали на горизонте появился фрегат, и у шкипера одним камнем на сердце стало меньше.
Первым чужое судно заметил племянничек, что ходил у него первым помощником.
– Парус на горизонте! – заорал Тебб и протянул трубу к подошедшему на крик Доку.
– Пираты? – забеспокоился Диего и заозирался по сторонам в поисках главного.
– Нет, похоже на военный, – с облегчением воздохнул капитан, всматриваясь в даль. – Мы сейчас находимся во внутренних водах королевства Тарнига, их суда частенько проверяют торговые корабли на предмет контрабанды.
Как будто в подтверждении слов Хитрого Дока, с фрегата раздался звонкий сигнал трубы, который означал только одно – остановку на досмотр. Он усмехнулся, радуясь, что теперь уж «славному» дону придётся раскрыть тайну своего груза. Но оказалось, зря. В его висок уткнулось дуло револьвера, и противный голос дона Гальермо зашипел ему в ухо:
– Не сметь останавливаться! Я платил не за это. Прикажи команде продолжить плавание и держаться от фрегата как можно дальше, – похоже морской путь Хитрого Дока подходил к своему концу. Рыбья чешуя! Ещё посмотрим кто-кого!
– Нас тогда будут преследовать и расстреляют из пушек! – если есть хоть один шанс образумить этого идиота, то им надо воспользоваться.
– Придётся рискнуть! Помниться, когда я вас нанимал, вы весьма усердно расхваливали скоростные способности «Альбатроса», любезный капитан, – буквально выплюнул из себя кипящий от злости боров.
– Но я не нанимался играть в догонялки с военными кораблями Тарниги, – угрюмо буркнул Док.
– Ещё одно слово, и ваша посудина осиротеет!
– Ну, чего вылупились остлопы?! Тебб, сказано же было, полный ход! – племянник отмер и бросился к штурвалу. Остальные матросы вопросов тоже не задавали, настороженно и зло косясь на гвардейцев, вооруженных револьверами и многозарядными ружьями. Эх, как раньше было хорошо – только шпаги и сабли. Тогда морячки бы не сплоховали, полкоманды – бывшие абордажники, изрубили бы гадов под корень да за борт. А так, срамота одна…
Даже если рыло в саже, сделай по-людски: дозволь осмотреть корабль, уважь офицеров флота короля Деурга. Авось бы тогда не стали бы они приглядываться к «грузу». Но нет, надо же повыкобениваться! А в результате пострадает его любимое детище, с которым Док не расставался уже пятнадцать лет. Да в осьминожью задницу этого дона!
Разумеется, среди офицеров Тарниги дураков нет. И, разумеется, не прошло и получаса, как раздался первый предупредительный залп из разряда «эй, хватит дурить»! Но Гальермо, видать, моча ударила в голову, или так не вовремя началось слабоумие (а ведь вроде ещё не очень старый), но он во всю глотку стал орал, чтоб держали прежний курс и не вздумали замедлять ход. И, конечно, его гвардейцы, такое же китовое дерьмо, по-прежнему не забывали наставлять на парней дула ружей.
Но у штурвала -то теперь стоял Рыжий! Самый лучший Рыжий, храни его Морской дьявол! И основные команды отдавал именно он. А эти спрутьи гвардейцы, во главе с «глубокоуважаемым» доном Гальерма, ни чешуи не смыслят в морском деле. Ну, хоть в чём-то повезло в этот раз.
Расстояние между кораблями постепенно сокращалось. Слава Единому, больше не стреляли, но зато на воду спустили первую шлюпку, где если верить глазам, уместилось не меньше сотни солдат и пара высших офицеров. Вторую шлюпку только готовились спустить, но и туда влезет не меньше.
Гвардейцы, с подачи своего главного ишака, начали стрелять по военным, а значит, отвлеклись от ребят, которые… Хитрый Док начал первым. Точным движением руки он провёл захват, обезоружил не ожидавшего нападения Гальермо, и выбросил револьвер в воду. Капитан не любил огнестрельное оружие, предпочитая верную сталь. Вот поэтому, мгновенье спустя, любимый кривой нож Дока уже нежно прикасался к горлу его нанимателя, теперь уж, пожалуй, бывшего. А ладонь зажимала норовящий завопить рот.
И это стало точкой отсчёта. Сначала Тебб, потом боцман Тук, а за ними и другие матросы, как по команде бросились к гвардейцам, стоящим у бортов. Завязался бой. Кто-то из жёлто-багряных выстрелил, успев зацепить штурмана, кто-то осел с перерезанным ловкой моряцкой рукой горлом, кто-то схватился в рукопашной.
Но численный перевес и внезапность окончательно решили дело. И когда первый тарнигский солдат вступил борт «Альбатроса», большая часть «нанимателей» была уже обездвижена: убитые, раненые или просто связанные крепкой верёвкой в своих нелепых багряно-жёлтых одеждах, гвардейцы Глашатая Сивиллы представляли собой по истине жалкое зрелище.
Молодой светловолосый офицер в тёмно-синем, почти чёрном кителе с высоким воротником и серебряными пуговицами уверенным шагом подошёл к склонившемуся в поклоне капитану шхуны, в то время как его солдаты взяли в плотное кольцо и команду и пассажиров «Альбатроса». Док отчаянно надеялся, что удастся оправдаться и объяснить военному инспектору причины неповиновения приказу о досмотре и вынужденной попытки оторваться от преследования.
***
Ргиро Веласке с улыбкой подставил загорелое лицо порывам холодного осеннего ветра. В этот раз сбежать из дворца удалось только чудом. И это чудо называется младшая сестра Критэ, единственная в королевских застенках, кому можно по-настоящему доверять. Ему следовало бы родиться простым рыбаком, или просто жителем побережья, чтобы посвятить себя морю, устроившись на торговый или, чем Морской дьявол ни шутит, пиратский корабль простым матросом. Но ни в коем случае не сыном кронпринца и третьим в очереди на престол…
Чем же он так нагрешил в прошлых воплощениях, что был обречён в этой жизни страдать от скуки среди унылой роскоши, нелепых страстей и алкающих внимания придворных куриц? Или не существует никаких перерождений? Тогда ещё печальнее, ведь, значит, нет даже призрачной возможности повернуть всё по-своему, хотя бы в другой жизни. А свою настоящую жизнь он может предсказать в точности до последних минут. И дело не пророческом даре, которого у Ргиро сроду не водилось, а в предсказуемости и очевидности судьбы наследника престола Тарниги.
Сын короля Диурга, которому недолго осталось в буквальном смысле ползать по земле, ибо ходить он уже не может, слаб здоровьем, и лекари давно подтвердили, что он не годится даже на то, чтобы заделать детей. А если уж говорить о способности управлять страной, то с этим еще хуже. Но для подобных случаев существует Главный ликтор и Высший совет. Что же до семьи Веласке, то слишком многие хотят видеть её представителя на троне… Его отец, принц Гилорг, сводный брат короля и без пяти минут официальный наследник, ещё не потерял своей медвежьей хватки, но приступы удушья, казавшиеся ему в молодости досадной мелочью, с возрастом превратились в изматывающую тело пытку. И как ни крути, пройдёт несколько лет, и маячащий перед глазами Ргиро призрак трона обретёт вполне реальные очертания. И отказаться будет нельзя: долг, честь и совесть, – вот повезло, так повезло – впитались в кровь и естество всех потомков Варлога Отважного, основателя рода Веласке.
«Проклятье, как же надоела эта политическая безнадёга!» – он понял, что произнёс это в слух, когда Наркиз, капитан корабля и по совместительству лучший друг подошел и со смехом хлопнул его по плечу.
– Хватит уж сопли на кулак наматывать! Ты сейчас в море, а любит оно сильных и весёлых. Поэтому прекращай нытьё! Я тебе, как старший по званию, говорю, так что считай этом приказом.
– Слушаюсь, контр-адмирал! – Ргиро растянул губы в улыбке и щёлкнул каблуками сапог, как усердный подчиненный.
– Кстати, раз ты так усердно жалуешься на свою судьбу, развлеку тебя одной байкой, хотя, скорее, это такой морской ритуал для особо страждущих перемен. Ну, вроде тебя! – Наркиз хитро подмигнул другу и улегся на удачно подвернувшуюся рыболовную сеть, свернутую в большой тюк. – Дак вот, сказывал как-то один бывалый пират, без левой руки и правого глаза, что коли припёрло тебя так, что и дышать противно, и хочешь ты себе иной доли, – капитан намеренно сделал небольшую паузу и с серьёзным видом продолжил, – поймай на закате громового ската и съешь сырым его хвост. На утро ты почувствуешь себя совсем другим человеком, ибо всю ночь проведешь в гальюне!
– Ах, ты...! Я ведь почти поверил! – он выглядел одновременно возмущенным и разочарованным.
– Видел бы ты своё лицо! – Наркиз заливисто захохотал, обнажая ровные белые зубы и сверкая черными, как ночь, глазами. Немного отсмеявшись, он задумчиво посмотрел на своего друга. – Впрочем, настоящий, а главное, рабочий способ договориться с судьбой известен, пожалуй, каждому из варны крицких моряков. И ты даже знаком с тем, кто им реально и вполне удачно воспользовался.
– Ты про себя?
– Нет, меня, в отличии от некоторых, всё устраивает. А вот мой братец Вико…
– Но он же сгинул в степях Раданы?
– Я бы не говорил «сгинул», скорее, сделал всё от него зависящее, чтобы значится сгинувшим. Это так удобно, никто не ищет, не говорит о сыновьем долге… Который, к слову, по старшинству всецело ляжет на мои плечи. И вот, вместо того чтобы водить флотилии Тарниги, Вико скачет по степи на сером мустанге на перегонки с ветром, и в том его счастье.
– Но всё же, что же он такое предпринял, что так задобрил Ткущую нити? – скучающим тоном спросил Ргиро, хотя от нетерпения у него подрагивали кончики пальцев рук, а сердце билось в груди, будто сумасшедшая птица. Правда, проявлять свою личную заинтересованность в данной теме, даже перед лучшим другом, больше не хотелось.
– Рецепт прост, можешь записывать, – Наркиз больше не смеялся, а задумчиво смотрел на Веласке. – Следует отдать морю самую ценную для тебя вещь. Эта ценность не измеряется её стоимостью, а должна быть связана с памятью о ком-то, кто действительно дорог и будет жить в сердце жаждущего перемен независимо от ритуала. Но чтобы подтвердить своё намерение, важно оросить выбранный предмет восьмью каплями крови и без сожаления бросить его в морскую пучину. Запомнил? – Капитан лукаво подмигнул, поднялся и, не дождавшись ответа, направился к капитанскому мостику, насвистывая весёлый мотив известной кабацкой песни про боцмана и привередливую девицу.
Ргиро проводил друга рассеянным взглядом и задумался. Затем расстегнул китель и нащупал под рубашкой медальон с портретом матери. Это была единственная вещь, с которой он никогда бы не согласился расстаться. Но время утекало очень быстро, быстрее, чем в сломанных песочных часах. И для принятия окончательного решения оставалось всего несколько минут. Почему? Он не мог этого понять, но чувствовал: это знание было сродни лихорадки, постепенно охватывающей всё тело, сантиметр за сантиметром; или летнему ливню, который начинается с нескольких, как бы случайных капель, а через мгновение превращается в серую завесу воды.
Единственный сын кронпринца Тарниги решительно сорвал с шеи цепочку с медальоном. Закрыл глаза и вспомнил мать такой, какой она была ещё до болезни: красивая, сильная, весёлая. Таисия Веласке всегда вставала на его сторону, и сейчас она бы непременно пожелала удачи своему непутёвому отпрыску. Да будет так.
Рука потянулась к ножнам с любимым кинжалом из сивильской стали, одно движение лезвия по запястью – и бурые капли окрасили крышку медальона. Бросок – и стихия воды приняла подношение. Налетел легкий ветерок, глаза окутало прозрачной дымкой, а в груди разлилось приятное тепло. Ргиро прислушался к себе: внутри крепла уверенность, что его услышали. Он несколько раз моргнул и приложил ладонь к сердцу, где затаился жар, такой правильный и необходимый. Но вместе с тем появилась какая-то неясная тревога: он просто обязан куда-то успеть и что-то сделать, словно чей-то далёкий голос просил его о помощи. Офицер сорвал прикрепленную к поясу подзорную трубу и устремил взгляд в сине-зелёную даль.