Как я стала наследством для ДЯДИ

Глава 6: «Вилла

Глава 6: «Вилла

Снег хрустел под сапогами, как кости, а ветер срывал с альпийских вершин ледяную пыль, слепя глаза. Вилла Арсения вставала из тумана, как замок из забытой сказки — острые шпили, витражи с изображением змей, обвивающих мечи, и чугунные ворота с гербом Громовых: «В крови — сила». Я прижала ладонь к груди, где под одеждой жгло место укола «ZX-13». С тех пор, как я ввела себе эту дрянь, время текло иначе: краски стали ярче, звуки — громче, а в голове звучал шепот, словно кто-то перебирал старые плёнки с записями чужой жизни.

Ворота были заперты, но код Анны сработал — 13-13-13. Механизм скрипнул, пропуская меня во двор, где засохшие розы цеплялись за мраморные статуи. Каждая изображала женщину с моим лицом. На постаменте у ног первой — «Вероника, 1982. Неудача». Вторая — «Алиса, 1991. Предательство». Третья… Я не стала читать.

Дверь в особняк поддалась после третьего удара плечом. Внутри пахло нафталином и яблоками — странная смесь, будто дом застыл в момент, когда его покинули. Хрустальная люстра дрожала от сквозняка, бросая на стены блики, похожие на паутину. На рояле с открытой крышкой лежала партитура с пометкой «Для Виктории». Первые такты совпадали с мелодией, которую Дмитрий напевал, когда думал, что я сплю.

Лестница вела в кабинет. Каждый шаг отзывался эхом, будто дом стонал, предупреждая об опасности. На портрете над камином Арсений смотрел на меня холодными глазами, держа в руке тот самый нож из подвала. Его пальцы были обвиты цепью с медальоном — точной копией моего.

Сейф за картиной открылся с помощью ключа-змеи. Внутри — папки с грифом «Совершенно секретно», жёлтые от времени письма и маленькая коробочка из чёрного дерева. Первый документ заставил сердце остановиться: «Протокол №13. Искусственное оплодотворение. Донор — Арсений Громов. Суррогатная мать — Елена Громова (сестра Анны). Ликвидация после родов».

Фотография новорождённой девочки с меткой «Виктория. Этап успешен» была приколота к отчёту о «побочных эффектах»: «…субъект проявляет аномальную агрессию при упоминании семьи. Рекомендуем изоляцию и введение в программу «Зеро»…».

Письма Анны к Елене, спрятанные в конверте с восковой печатью, дрожали в моих руках. «…он забрал её сразу после родов. Говорит, ты недостаточно чиста, чтобы воспитывать дитя нашего рода…»; «…Виктория похожа на тебя. Иногда, когда Дмитрий приводит её в белый зал для уроков, я вижу, как она смотрит на портрет Арсения. Боюсь, он запрограммировал её, как машину…».

Коробочка открылась с щелчком. Внутри лежал браслет из платины с гравировкой: «V.G. — начало новой эры». Под ним — ключ от сейфа в Цюрихском банке и карта с отметками: «Хранилище образцов», «Лаборатория», «Комната матерей».

Внезапно скрипнула дверь. Я сунула документы за пазуху, схватив со стола бронзовый подсвечник. В зеркале отразился Дмитрий — без пальто, с перевязанной рукой, лицо исцарапано, но глаза горели знакомым холодным огнём.

— Ты нашла то, что искала? — спросил он, разминая пальцы в чёрных перчатках. — Теперь понимаешь, почему я не мог позволить тебе уйти?

Он двинулся вперёд, его тень поглотила свет от камина. — Ты — не человек, Виктория. Ты — идея. Совершенство, выкованное поколениями.

— Я — ошибка! — крикнула я, отступая к окну. — Вы убили матерей, отцов, чтобы создать куклу для своих экспериментов!

Он рассмеялся, резко схватив меня за запястье. — Ошибаешься. Ты сама всё выбрала. — Он достал диктофон, нажал кнопку.

Мой голос, но более холодный, звучал из динамика: «…согласна на условия. Готова стать частью «Зеро» в обмен на власть…».

— Это подделка! — вырвалась я, но он прижал меня к стене, держа перед лицом зеркало.

— Посмотри внимательно. — Его дыхание обжигало шею. — Ты думаешь, побег из особняка, встреча с Анной, даже эта поездка сюда — всё не было частью программы?

В зеркале моё отражение дрогнуло. На секунду я увидела другую — в чёрном костюме, с собранными волосами, говорящую по телефону: «Да, Дмитрий. Она идёт по плану…».

— Ты — мой лучший проект. — Он провёл пальцем по моей щеке. — Бунт, боль, даже ненависть ко мне — всё рассчитано. Чтобы пробудить в тебе ту самую силу, которая уничтожит слабых.

Я ударила его подсвечником в висок. Он рухнул на колени, хрипя: «Ты… не сможешь… убить…».

— Я не ты, — прошептала я, хватая карту и ключ. — И мне не нужна твоя сила.

Бежала через зимний сад, где под стеклянным куполом цвели ядовитые орхидеи. За мной гремели выстрелы, пули выбивали стёкла, но я уже знала дорогу — в подземный гараж. Розовый «феррари» Анны, упомянутый в её письме, стоял с ключами в замке зажигания.

Двигатель взревел, когда я выехала через разбитые ворота. В зеркале Дмитрий стоял на крыльце, держась за окровавленный бок. Он что-то кричал, но слова унёс ветер. Дорога вилась серпантином, а в голове пульсировала одна мысль: «Хранилище образцов. Лаборатория. Комната матерей».

На пятом повороте мотор захлебнулся. Бензобак был пробит. Машину занесло, и я вылетела в сугроб, едва успев схватить портфель с документами. Вдалеке, за сосновым лесом, виднелись огни деревни. Шла, проваливаясь в снег, пока ноги не онемели.

В баре «Edelweiss» пожилая пара вызвала врача. Пока ждала, разглядывала карту. Отметка «Комната матерей» была в старом монастыре у подножия горы. Там же, где Анна оставила меня перед последней встречей с Дмитрием.

— Вам повезло, — сказал доктор, делая укол обезболивающего. — Переохлаждение, но ребёнок в порядке.

Я застыла. — Какой… ребёнок?

Он нахмурился. — Вы не знали? Срок — восемь недель.

Стеклянная витрина за его спиной отразила моё лицо — бледное, с глазами, полными ужаса. Дмитрий знал. И это тоже было частью его плана.

В ту ночь я сожгла документы в камине, кроме одного — карты с координатами. Ребёнок менял всё. Но пока я прятала руки на животе, пытаясь ощутить то, чего не могла понять, дверь в номер тихо открылась.

На пороге стояла она — девочка-клон из монастыря. В руках — нож, на губах — моя улыбка.

— Он ждёт тебя, — прошептала она. — И мы тоже.

За окном завыли моторы. Игра в кошки-мышки продолжалась, но теперь на кону было две жизни. А может, тысячи…

Дождь стучал по крыше тира, смешиваясь с глухими ударами выстрелов. Марк стоял за моей спиной, его дыхание ровное, как у снайпера перед решающим выстрелом. Он поправил мою руку на прикладе пистолета, его пальцы холодные и шершавые от оружейного масла. «Не дергай курок, — прошептал он, — позволь ему стать продолжением пальца. Как будто это часть тебя». Мишень с силуэтом человека колыхалась в двадцати метрах, и я внезапно подумала, что когда-то на этом месте мог висеть чей-то настоящий портрет. Может, даже мой.

Первый выстрел пробил бумагу в сантиметре от головы. Марк хмыкнул: «Лучше, чем в прошлый раз. Но Дмитрий приказал научить тебя убивать, а не пугать призраков». Он вложил мне в ладонь новый магазин, его глаза скользнули к двери, будто ожидая, что она вот-вот распахнется. Я знала, зачем Дмитрий отправил меня сюда — не для защиты. Он хотел, чтобы я научилась чувствовать власть над чужой жизнью. Чтобы это стало началом превращения в него.

К десятому выстрелу мишень была изрешечена в области сердца. Марк молча записывал результаты в блокнот с гербом Громовых. «Почему ты служишь ему? — спросила я, разбирая пистолет. — Ты же видишь, что он…»

«Он дал мне жизнь, — перебил Марк, не поднимая глаз. — Когда моя семья погибла в пожаре, Дмитрий вынес меня из огня. С тех пор я его тень». Он резко захлопнул блокнот, и в тишине тира этот звук прозвучал как выстрел. «Но тени иногда видят то, что скрыто от солнца».

Он протянул мне гильзу. Внутри, вместо пороха, был свёрнут листок с координатами: 48.8584° N, 2.2945° E. Париж. Адрес, который Анна вписала в последнее письмо невидимыми чернилами.

Дверь тира распахнулась, и холодный воздух ворвался в помещение. Дмитрий, в мокром от дождя плаще, медленно хлопал в ладоши. «Прекрасный результат, — сказал он, подбирая одну из моих мишеней. — Но настоящая цель никогда не стоит на месте». Он резко развернулся и выстрелил в стену, где висел портрет Арсения. Стекло рамки разлетелось, а пуля пробила лоб изображению. «Вот так, Виктория. Только в голову».

Марк незаметно исчез, оставив нас одних. Дмитрий подошёл вплотную, его рука с пистолетом скользнула вдоль моей руки, направляя ствол к новой мишени. «Представь, что это я, — прошептал он, прижимаясь губами к виску. — Сможешь выстрелить?»

Его палец лёг поверх моего на курке. Сердце бешено колотилось, но не от страха — от ярости. Я резко вырвалась, направив оружие на него. «Не учи меня, как предавать».

Он рассмеялся, разводя руками. «Стреляй. Но помни — если я умру, все тайны Громовых умрут со мной. Включая правду о твоей матери».

Пистолет дрожал в руках. Дождь за окном превратился в ливень, заливая кровь Арсения на портрете. Внезапно Дмитрий рванулся вперёд, выбивая оружие ударом в запястье. «Слишком медленно, — прошипел он, прижимая меня к стене. — Ненависть должна быть холодной. Как моя».

Его поцелуй был похож на удар — губы обжигали, зубы ранили, а руки сковывали сильнее наручников. Я укусила его до крови, но он только глубже впился пальцами в волосы. «Ты научишься, — прошептал он, отстраняясь. — Потому что я сделаю из тебя себя. Лучшую версию».

Когда он ушёл, я подобрала гильзу с координатами. На обратной стороне листка Марк нарисовал знак — перечёркнутую змею. Тот же символ был вытатуирован на руке Анны.

Ночью, пока особняк спал, я прокралась в кабинет Дмитрия. Сейф за картиной с видом Швейцарских Альп открылся кодом из письма Анны — дата моего рождения, написанная задом наперёд. Внутри лежали фотографии беременной женщины с моими глазами, прикованной к больничной койке. Её живот был испещрён шрамами, а на запястье — тот самый перечёркнутый змеиный символ. Конверт с печатью «Ликвидировать после прочтения» содержал отчёт врача: «…субъект Елена проявляет аномальную сопротивляемость препаратам. Плод развивается с отклонениями. Рекомендуем извлечь на 32-й неделе…».

Внизу подпись: Дмитрий Громов.

Стук в окно заставил обернуться. На подоконнике сидела ворона, держа в клюве кроваво-красный лепесток. Под ним, в саду, метнулась тень — Марк, указывающий на часы. Через час у восточных ворот.

Сердце колотилось, когда я прятала документы под платьем. Ребёнок во мне, ещё не осознанный, будто толкнул изнутри, напоминая, что теперь каждое решение — за двоих. В коридоре скрипнула половица, и я замерла, прижавшись к стене. Голоса охраны приближались, обсуждая «перевозку груза в порт».

«Груз» — так они называли девушек из подвала. Тех, кто не прошёл отбор проекта «Зеро».

Марк ждал у ворот с потушенным фонарём. «Есть пять минут, пока сменяют караул, — прошептал он, протягивая мне ключи от машины. — Дорога на юг свободна. Ищи дом с воротами из красного железа».

«Почему ты это делаешь?» — спросила я, всё ещё чувствуя вкус крови Дмитрия на губах.

Он снял перчатку, показав шрам в виде змеи на запястье. «Потому что я тоже был грузом».

Машина рванула в ночь, когда за спиной раздался рёв сигнализации. В зеркале мелькнули огни погони, но я уже знала — останавливаться нельзя. В кармане лежал лепесток, сорванный с тех самых ядовитых орхидей. Анна писала, что их нектар — единственное, что может нарушить работу чипа.

Рассвет застал меня на пустынной дороге. Внезапно мотор захлебнулся — бензонасос вышел из строя. Из тумана выехала чёрная машина. Дмитрий вышел, медленно застёгивая перчатки. «Урок второй, — сказал он, — никогда не доверять тем, кого спас».

За его спиной Марк опустил глаза, держа в руках наручники. В них блеснул всё тот же перечёркнутый змеиный символ. Или мне показалось…