Петербургский ноктюрн

Часть 1 (главы 8,9)

Глава восьмая

Море билось о камни внизу, вспыхивало под солнечными лучами, пробивающимися сквозь облака, и брызги его иногда доставали до скалы, на которой, обнявшись, стояли Луиза и Этьен.

- Как хорошо, что ты привёз меня сюда! – воскликнула Лу. – Я даже не представляла, как прекрасно море! Оно такое же серо-голубое сегодня, как твои глаза, и такое же бурное.

- Ты хочешь сказать, что видишь бурю в моих глазах?

- Конечно, дорогой. Там редко бывает покой, но я и не хочу, чтобы он был. Меня всегда опьянял твой необузданный нрав, даже когда я была совсем девочкой, и ты учил меня фехтовать. Помнишь, сколько раз я падала, а ты склонялся надо мной, чтобы помочь подняться?

- Помню… Как бы я мог забыть? – усмехнулся Этьен.

- И когда ты наклонялся, я мечтала, что наступит такой момент, и ты склонишься надо мной совсем по-другому… Не для того, чтобы поднять рывком и вновь нападать со шпагой в руках, а для того, чтобы обнять и поцеловать меня… На большее моей фантазии тогда не хватало…

- А сейчас, дорогая? Как работает твоя фантазия сейчас?

- Сейчас она неистощима, так же, как и ты, мой возлюбленный…

- Лу, я хочу тебя, - шепнул срывающимся от страсти голосом Этьен.

- Наверное, придётся подождать ночи, - засмеялась Луиза. – Ты представляешь, что будет, если нас застанут здесь? Моему дедушке придётся краснеть за внучку.

- О, чёрт… Злая девчонка… сначала поиграла со мной, а потом отступила…

- Я не играла, дорогой, я говорила то, что чувствую. А сейчас… сейчас я хочу сделать тебе подарок.

- Подарок? И где же этот подарок? У тебя, кажется, ничего нет в руках… разве что здесь, - рука Этьена скользнула в вырез платья, и Луиза вздрогнула и застонала, пошатнувшись от неожиданно нахлынувших ощущений.

Он обнял её, поддерживая, и продолжая ласкать грудь в вырезе платья, радуясь, что его девочка, его любимая уже почти бессильна сопротивляться своим чувствам, уже готова отдаться ему здесь и сейчас, несмотря на то, что она только что говорила. Эта власть над её телом кружила ему голову, сводила с ума и одновременно поднимала к звёздам.

- Этьен, - прошептала Луиза, - ну, пожалуйста, не надо…

И он послушался её, прервал свои ласки, и осторожно выпрямил, придерживая за плечи.

- Когда-нибудь я сойду с ума от твоих прикосновений, - Лу, тяжело дыша, смотрела на него затуманенным взглядом.

- Мы сойдём с ума вместе… Так о каком подарке ты говорила, радость моя?

- Ты не дал преподнести его со всей необходимой серьёзностью, - обиженно сказала Лу.

- Это такой важный подарок, что для вручения необходима полная серьёзность? А, может быть, всё-таки стоит улыбнуться?

- Ты должен обрадоваться, а потом улыбнуться, а потом ещё больше обрадоваться, и сказать, что ты счастлив.

- Сгораю от нетерпения.

- Этьен, я жду ребёнка…

Повисла пауза, и Луиза с испугом посмотрела на мужа, не понимая, как расценивать его молчание. Может быть, он не хочет ребёнка?..

- Ты хочешь сказать, что у нас родится ребёнок? Я правильно тебя понял?

- Ну, да… правильно… Я думала, ты будешь рад… - голос Лу задрожал.

- Что?! Рад?! Луиза, солнце моё, я не просто рад, я онемел от счастья! Мы вместе уже полтора года, и я решил, что у нас не будет детей… смирился с этим. В конце концов, я так люблю тебя, что ты для меня – весь мир! Но ребёнок… наш ребёнок… Лу, это же чудо! Настоящее чудо! Не могу поверить…

- Почему же? – засмеялась Луиза. – Такое иногда случается, если двое любят друг друга. Я так хочу подарить тебе сына…

- Детка, мне всё равно, кто это будет – сын или дочь. Это будет мой ребёнок, наш ребёнок! Сообщим сегодня твоему деду эту новость?

- Конечно, сообщим. А то он слишком часто говорит о смерти, о том, что, благодаря мне, у него есть кому завещать все свои богатства… А теперь ему придётся дождаться правнука и пожить, чтобы понянчить его.

- Ты права, моя красавица! Пойдём домой, и обрадуем герцога счастливой вестью!

- Этьен, а мы ещё придём на эту скалу? Мне здесь очень понравилось.

- Обязательно придём. Это будет наше любимое место, мы будем приходить сюда каждый день и любоваться морем. Иногда мы будем встречать здесь закат солнца, и наблюдать, как оно прячется в воде. Это очень красивое зрелище, дорогая. Солнце становится рыжим, как твои волосы, и небо, и море окрашиваются в красный цвет…

Лу слушала, затаив дыхание, и улыбаясь счастливой улыбкой.

- Я так люблю тебя, Этьен, - шепнула она. – Никто никогда не любил и не сможет любить так, как я люблю тебя.

- Кроме меня, моя прелесть, кроме меня, потому что я люблю тебя ничуть не меньше…

Анжела открыла глаза и поймала себя на том, что улыбается. Она была права! Даже если сон – отражение её фантазий, всё равно она верит, что так и было! Ей показалось совершенно необходимым сразу же сообщить об этом Раулю. Она вскочила, натянула джинсы и футболку и выбежала из комнаты, напевая что-то на ходу. Внизу в гостиной сидели Мишель и Ирина. Мишель хотел вручить ей сценарий, но она отмахнулась:

- Потом, Мишель, чуть позже. Мама, где Рауль? Он мне очень нужен!

- Кто бы сомневался… - вздохнула Ирина. – По-моему, они с Жаком и Маргарет гуляют. Может быть, сидят возле озера…

- Спасибо, - не обратив внимания на тон матери, Анжела покинула гостиную.

- Ваша дочь – как метеор, - улыбнулся Мишель. – Это именно то, что мне нужно для фильма.

Ирина молча кивнула, глядя вслед Анжеле.

Анжела заметила Рауля на скамейке возле озера и чуть ли не бегом понеслась к нему, крича на ходу:

- Рауль, я была права! Представляешь, я была права!

- О чём ты, Ангел? – удивлённо и несколько смущённо спросил он, поднимаясь ей навстречу.

Не замечая взглядов Маргарет и Жака, Анжела, смеясь, обняла его, отстранилась и объяснила:

- Я сейчас видела сон. Этьен и Луиза были здесь, стояли на скале, и именно там она объявила ему, что ждёт ребёнка. Как я поняла, где-то здесь находились владения герцога, её деда, и они приехали в гости… Как жаль, что мне не приснился такой сон до того, как я закончила свой роман.

- Напиши следующий, - пошутил Рауль, и тихонько добавил: - Ангел, мы не одни…

Анжела взглянула в сторону скамейки и растерянно улыбнулась:

- Марго, привет, дорогая! Прости, не поздоровалась, срочно хотела твоему папе свой сон рассказать. Очень рада тебя видеть.

- Я тоже ужасно рада, что, наконец-то, добралась до вас, - Маргарет подошла и обняла Анжелу. – Выглядишь отлично, несмотря на то, что тебе так досталось.

- Это в прошлом, теперь всё хорошо. Жак, пойдём, погуляем немного, а то я спала-спала, даже устала отдыхать. Нужно размяться перед ужином. А папе с дочкой наверняка поговорить хочется.

- Пойдём, Ангел, - Жак поднялся, обнял жену за плечи и, улыбнувшись Маргарет с Раулем, они отправились в сторону рощи.

- Так-так-так, папка… - протянула Марго. – А искрить-то стало намного сильнее, чем раньше. Я бы сказала, просто молнии в воздухе вспыхивают, когда вы с Анжелой стоите рядом.

- Не выдумывай, Марго, - с досадой возразил Рауль, не понимая, на кого он больше сердится – на дочку - за её проницательность, или на себя – за то, что не получается скрывать странные отношения, которые связывают их с Анжелой.

Маргарет внимательно посмотрела на него и тихо сказала:

- Папа, ты только не переживай, я же тебе не враг. Надеюсь, ты это понимаешь? И мне совсем не нравится то, что я сейчас вижу в твоих глазах…

- И что же ты там видишь?

- Боль и растерянность. Ну, как же так, пап? Зачем тебе Анжела, если у тебя есть Ирина? Зачем ты Анжеле, если у неё есть Жак? И вы ещё собираетесь вместе сниматься… И что будет после этого?

- Марго, я тебя умоляю: не нужно задавать мне вопросы, на которые я не могу ответить… Да, ты не ошиблась… Нас с Анжелой связывают странные и трудные отношения. Когда-нибудь, возможно, я тебе всё расскажу, но не сейчас…

- Ты мне не доверяешь?

- Нет, детка, недоверие здесь ни причём. Просто мне трудно говорить на эту тему… Мне иногда хочется бежать прочь от Анжелы, бежать без оглядки, а иногда хочется бежать к ней. Раньше всё было просто: запутывалась Анжела, а я был в полном порядке, а после того, что случилось в Бургундии, и в моей душе что-то сдвинулось… Я знаю точно, что люблю Ирину и не хочу её потерять… И в то же время Анжела для меня очень много значит…

- Пап, а она Жака любит?

- Конечно, любит, Марго, и я очень тебя прошу: если ты хоть немножко любишь меня, не усложняй им жизнь. Прекрати кокетничать с Жаком. Это только создаст всем дополнительные проблемы.

- Папка, ну я же не знала, что у вас всё так запуталось… Обещаю – оставлю Жака в покое. Но дружить-то с ним я могу, надеюсь?

- Можешь, Марго. Лучшего друга, чем Жак, не найти.

- Вот вы где, - к ним подошла Ирина. – Рауль, Анжела тебя нашла?

- Да, нашла.

- А где она?

- Ушла гулять с Жаком.

- Мишель огорчается, что никто не хочет сегодня же читать сценарий.

- А зачем спешить? Съёмки начнутся лишь в сентябре, у нас достаточно времени, чтобы прочитать и продумать, и что-то выучить. С Анжелой даже отрепетировать сможем некоторые сцены.

- Надеюсь, не постельные.

- Ириш, зачем ты так?..

- Прости, ради Бога, вырвалось… Извини, глупость сказала.

- Ладно, ничего страшного…

- Я пойду в дом, поболтаю с Мишелем, а то мы все его бросили, - Маргарет поднялась, улыбнувшись им. – В какое время у вас ужин?

- В семь, так что ещё больше часа осталось. Мы с Ириной здесь посидим, можешь к нам вернуться, когда захочешь.

- Ты же знаешь, что я ужасная непоседа. Слушай, папка, а у тебя же лошади есть.

- Есть. Мы с Анжелой решили ежедневно кататься в двенадцать. Сегодня и Светлана с нами ездила.

- А меня возьмёте?

- Если Света уступит тебе свою лошадку, непременно возьмём.

- Я с ней поговорю, - обрадовалась Маргарет и умчалась в сторону дома.

- Что, Ириш, устала?

- Устала? От чего?

- От меня, детка, конечно, от меня… Я же вижу, как тебе тяжело…

- Нам всем тяжело… Знаешь, когда мы с тобой разговаривали, я всё-таки не думала, что у вас настолько глубоко всё зашло… И сейчас мне очень страшно…

- Не нужно ничего бояться, правда, не нужно. Надеюсь, ты веришь, что я люблю тебя?

- Рауль… я не знаю… Может быть, ты путаешь слова «любовь» и «желание»? Я знаю, что тебе хорошо со мной, знаю, что ты хочешь меня… А любишь ли… может быть, ты как раз любишь Анжелу? У меня есть власть над твоим телом, а есть ли власть над душой, я не знаю…

- Детка, нет… ради Бога, не думай так, не мучай себя. У меня сердце разрывается, когда ты так говоришь. Ты не должна сомневаться в том, что я тебя люблю. Прошу тебя, родная моя, любимая…

- Я постараюсь… Мне трудно, но я постараюсь вынести всё – и ваши съёмки, и спектакль… Они сблизят вас ещё сильнее, но, если потом ты вернёшься ко мне, я всё выдержу.

- Мне не нужно возвращаться, потому что я не ухожу от тебя. Я с тобой, Ириш, я с тобой. Не грусти, моя хорошая, может быть, фильм и спектакль как раз помогут нам разобраться во всём. Я имею в виду – нам с Анжелой. Может быть, после них всё встанет на свои места.

- А ты не боишься, что после них ты захочешь остаться с ней, а она с тобой?

- Нет, дорогая, этого не будет. Это невозможно. Я не сумасшедший, и у Анжелы есть Жак. А у меня ты, моя любимая, моя жена, моя половинка. Я не могу определить место Анжелы в своей жизни, но твоё место я знаю точно: оно рядом со мной. И что бы ты ни думала, я люблю тебя всем сердцем. Верь в это, пожалуйста, мне будет трудно дышать без твоей веры…

Ирина молча обняла Рауля, и он почувствовал, как часто бьётся её сердце, и с этим учащённым сердцебиением принял на себя все её сомнения и тоску. Он обнимал её хрупкие плечи и давал себе слово не причинять ей боль, не м****ь, не заставлять страдать. Он давал это слово, зная, что не в силах выполнить его. Маргарет сказала, что между ним и Анжелой воздух заполнен молниями. Он не мог погасить их, это было не в его власти…

Ирина подняла голову и заглянула ему в глаза. Вздохнула и тихо сказала:

- Не надо, дорогой, не переживай. У тебя сейчас в глазах столько боли… Но я не хочу, чтобы тебе было больно…

Третья женщина говорит, что не хочет, чтобы ему было больно… Так говорила Анжела, так сказала Маргарет, теперь это же повторяет Ирина… Никто не хочет, чтобы ему было больно, но и Ирина, и Анжела хотят владеть его сердцем, а оно у него одно, и разорвать его напополам, не причинив боли, невозможно… И ещё он не знал, надолго ли хватит его мудрости и терпения, чтобы утешать и успокаивать обеих женщин. Его бы кто успокоил и утешил…

«Ничего уже не исправить, - подумала Ирина, прижимаясь к плечу мужа. - Рауль сам не понимает, до какой степени он потерялся. Никогда не будет так, как прежде…»

Они сидели рядом, обнявшись, и перед ними был их мир, один на двоих, только теперь он не казался таким безоблачным и светлым, как раньше. И белые лилии качались на воде, с грустью глядя на людей, которые запутались в паутине собственных чувств…

                                         Глава девятая

Гореловы до ужина не выходили из комнаты, и Маргарет так и не смогла спросить, согласится ли Светлана уступить ей лошадь для прогулки. Поэтому сразу за столом она обратилась к ней:

- Света, ты позволишь мне завтра покататься на твоей Заре? Ужасно хочется составить компанию папе и Анжеле.

- А я завтра и не собиралась кататься, - ответила с улыбкой Света. – Завтра мы с Витей пойдём к морю, и я попробую порисовать. Не зря же покупала мольберт и краски.

- Правда? – обрадовалась Анжела. – А я всё забывала тебя спросить, приступила ты к рисованию или нет.

- Первые дни так быстро пролетели, что некогда было и пытаться. Но сейчас просто чувствую эту потребность, вот словно толкает кто-то в спину и велит не лениться.

- Представляешь, а мне сегодня приснилось продолжение моего последнего романа!

- Про Луизу и Этьена? – удивилась Светлана.

- Да-да, про них. Я даже не могу назвать это продолжением… так, кусочек той жизни. Они стояли на скале, и Луиза призналась Этьену, что ждёт ребёнка. Они были такие счастливые, так любили друг друга в моём сне!.. Ты не представляешь, Светуля, какие это ощущение, когда снится подобный сон… Я же себя Луизой чувствую, и… - Анжела запнулась и, покраснев, уткнулась в тарелку, делая вид, что её отвлекло очередное поданное Долли блюдо.

Рауль неожиданно поднялся и спросил Ирину:

- Ириш, ты ещё останешься? Что-то я устал сегодня, простите меня, поднимусь к себе. Марго, если захочешь, заходи, я спать не буду. Почитаю сценарий.

Он быстро вышел из столовой, провожаемый взглядами друзей.

- Папа выглядит измученным, - вздохнула Маргарет. – Вы должны больше думать о нём.

Было непонятно, к кому относятся эти слова, но и Ирина, и Анжела почувствовали себя неуютно под взглядом девочки. Впрочем, Маргарет тут же улыбнулась, сглаживая неловкость, и начала расспрашивать Мишеля о новом фильме, после чего разговор начал крутиться вокруг этой темы.

В комнате Рауль взял в руки сценарий, и некоторое время смотрел на него, а потом, неожиданно для самого себя, с яростью швырнул его на пол и опустился на кровать, закрыв лицо руками. О каких съёмках с Анжелой может идти речь, если в эти дни он буквально сходит с ума от звуков её голоса, от её взглядов… Если, стоит только ей начать говорить о чём-то, связанным с ним, сердце начинает выпрыгивать из груди, и становится трудно дышать… Он не сможет оставить всё, как есть, снимаясь с ней в постельных сценах. Даже мысли об этом туманили голову, а что будет, когда она окажется в его объятиях, не хотелось и думать. Он уже не выдерживает напряжения между ними, его сжигают молнии, о которых говорила Маргарет. Так и хочется встать на колени и попросить:

- Господи, помоги мне!..

Если бы он верил, что это поможет, молился бы с утра до вечера… Нельзя было приглашать сюда Анжелу с Жаком, нужно было позволить времени успокоить душу, а не рвать её на части новой встречей. И теперь он дал согласие на фильм…

Он вдруг почувствовал, что не может оставаться в этой комнате, в тишине, понял, что, если ещё немного посидит здесь один, окончательно сойдёт с ума от своих мыслей, от ощущения безнадёжности и бессилия справиться с собой…

Встал и наклонился за сценарием. Голова закружилась так сильно, что он чуть не упал. «Ты старый идиот, - зло сказал он себе, - а туда же, сходишь с ума от любви… к кому?.. К дочери своей жены?.. Или всё-таки Ирина тебе дороже?..» Положив сценарий на стол, он вышел из комнаты и, спустившись на галерею, прошёл с неё на террасу, уже оттуда попав в сад. Он не хотел сейчас, чтобы его видели, ему нужно было побыть одному.

На конюшне Жан чистил лошадей, поглаживая специальной щёткой упругие бока Зари.

- Жан, будьте добры, оседлайте мне Мальчика, - попросил Рауль.

- Что-то вы неважно выглядите, господин Легран, - заметил Жан, внимательно посмотрев на него. – Может быть, не стоит вам сейчас ехать куда-то?

- Со мной всё нормально, и я не спрашивал вашего разрешения на прогулку, - Рауль нахмурился. – Я попросил вас оседлать коня. Пожалуйста, Жан, я жду.

Конюх молча кивнул и прошёл в стойло к Мальчику. Когда конь был осёдлан, Рауль сказал виновато:

- Спасибо, Жан. Простите, что я вам нагрубил. Настроение неважное. Сейчас покатаюсь, и всё пройдёт.

- Хорошей вам прогулки, господин Легран, - улыбнулся Жан.

Пока конюх мог его видеть, он ехал не спеша, но, как только оказался за пределами видимости, погнал Мальчика галопом, поторапливая его. Ветер хлестал в лицо, и Рауль вспомнил, как точно так же, не разбирая дороги, гнал коня в Эльзасе. Только причина была другая – ревность, оказавшаяся напрасной. Ту боль легко было вылечить, стоило лишь узнать правду. То, что творилось сейчас в его душе, было намного сложнее.

Мальчик вынес его на дорогу, ведущую над морем, и он остановил его возле скалы, спрыгнул и, привязав коня к дереву, подошёл к обрыву, склонившись над ним. Высоты он не боялся, но сегодня она потянула его вниз, словно маня прыгнуть и сразу избавиться от всех проблем. Он закрыл глаза и на какие-то доли секунды замер, пытаясь побороть это чувство… Но разум всё-таки пересилил, и, отшатнувшись от пропасти, Рауль устало опустился на камни, глядя вдаль невидящим взглядом.

Сегодня море было бурным, шумело перед ним, билось о скалы внизу, и с рёвом откатывалось назад. Этот шум немного успокаивал душу Рауля, приглушал боль, и оставалась только усталость, от которой невозможно избавиться – словно он устал жить, словно у него уже ни на что не было сил… Он не заметил, как стемнело, и с усмешкой подумал, что скоро его начнут искать… И вдруг в голове возникла идиотская мысль: «Останусь с той женщиной, которая первой найдёт меня…» Он попытался отогнать этот бред, но мысль засела в голове, и Рауль понял, что напряжённо вслушивается, надеясь услышать голос Ирины, зовущий его. Но шум моря заглушал все звуки, и никто не появлялся возле скалы, и ему показалось, что он один на всём свете, что о нём забыли, и, если он останется здесь навсегда, мир не рухнет, и близкие ему люди будут жить, как ни в чём не бывало…

Он услышал шаги за спиной, когда кто-то был уже совсем близко. Замер от волнения, боясь обернуться… Ирина или Анжела?.. Они сели рядом с ним: Анжела слева, Ирина справа… Сели молча, тревожно глядя ему в лицо. Он нервно рассмеялся и покачал головой.

- Рауль, ты нас напугал, - тихо сказала Ирина. – Анжела предположила, что ты здесь, и мы решили сходить и проверить, а мужчины пошли в другую сторону, с ними Маргарет.

- Не стоило меня искать. Куда бы я мог деться?..

- А если бы конь понёс? – голос Анжелы звучал глухо и обиженно.

- Но ведь не понёс… Ладно, девочки, давайте возвращаться, поздно уже. Вы лёгкие, Мальчик вынесет нас троих.

Он вскочил в седло, поднял Ирину и посадил перед собой, помог Анжеле взобраться позади него. Так они и вернулись домой: он правил Мальчиком, обнимая Ирину, а Анжела обнимала его за талию, прижимаясь щекой к его спине, и он через тонкую ткань рубашки чувствовал её горячее дыхание…

Рауль сразу поднялся наверх, чтобы больше ни с кем не встречаться и не объяснять своё внезапное бегство. Пусть думают, что хотят, ему это было безразлично. Завтра будет новый день, и он возьмёт себя в руки… Просто сегодня выдержка слегка изменила ему… слегка ли?.. Лгать самому себе было просто, труднее было лгать людям, которые ему дороги…

За окном совсем стемнело, и он взглянул на часы. Половина одиннадцатого… Да, его прогулка затянулась… Ладно, его простят, может же человек сорваться… Время шло, а Ирина почему-то не поднималась в комнату. Рауль успел принять душ, лёг в постель и даже попытался заснуть, а её всё ещё не было.

Она вошла тихонько, думая, что он уже спит, и, стараясь двигаться бесшумно, начала переодеваться.

- Ириш, я не сплю, - тихо сказал он.

Ирина вздрогнула и обернулась.

- Я надеялась, что ты заснул, - сказала она со вздохом.

- Не хочешь прикасаться ко мне?

- Ну, что ты… дело не в этом… Просто хотела дать тебе отдохнуть.

- Ты – мой отдых. Иди ко мне, Ириш, обними меня…

Она помедлила секунду, потом скользнула под одеяло, и он обнял её, осторожно снимая наброшенный пеньюар. Ирина закрыла глаза и прижалась к нему всем телом, прижалась крепко, словно пыталась вобрать его в себя и отдать себя ему. Все мысли исчезли, растворившись в ощущениях. Отпускала боль, успокаивалась от её прикосновений, от теплоты её кожи, от пальцев, танцующих на его плечах какой-то немыслимый танец. «Как хорошо, - подумал Рауль, - вот бы умереть сейчас, чтобы никуда не возвращаться, чтобы не нужно было ничего решать, чтобы никогда чувства к другой женщине не кружили голову…». А потом и эти мысли исчезли, и всё его существо заполнило сумасшедшее биение крови в висках, шум в ушах и мучительно сладкая боль в теле. Душа взрывалась от прикосновений женщины, лежащей в его объятьях, и дарящей ему себя с запредельной щедростью и любовью. И, приняв её, он отдал ей себя, всего, без остатка, и они опять были едины в своей любви…

- Всё будет хорошо, Ириш, - шептал он ей чуть позже, - всё будет хорошо… Ты только потерпи немножко… Я справлюсь… ты только будь со мной…

- Я с тобой, мой любимый, ты же видишь, что я с тобой…

Они заснули, обнявшись, надеясь, что новый день подарит им только радость…

Но пришёл сон, смутивший обретённый покой, потому что во сне он целовал Анжелу, стоя на их скале, и любовался прядями её волос, которыми играл лёгкий ветерок, дующий с моря… И она смотрела на него влюблёнными глазами и смеялась, отвечая на его поцелуи. В голубых глазах отражалось небо, и она повторяла:

- Вот видишь, это же так просто… Нужно только ничего не бояться… Ты же любишь меня, я знаю… и я люблю тебя…

А потом она прочла ему стихи русского поэта, которые читала когда-то, только он забыл его фамилию…

                             Не исчезай. Исчезнуть так легко,

                             Воскреснуть друг для друга невозможно.

                             Смерть втягивает слишком глубоко,

                             Стать мёртвым хоть на миг неосторожно.

                             Не исчезай. Забудь про третью тень.

                             В любви есть только двое, третьих нету.

                             Чисты мы будем оба в судный день,

                             Когда нас трубы призовут к ответу.

                             Не исчезай. Мы искупили грех,

                             Мы оба неподсудны, невозбранны.

                             Заслуживаем мы прощенья тех,

                             Кому невольно причинили раны.

И, что самое удивительное, он продолжил стихотворение, рассказал его до конца, глядя в её лучистые глаза:

                             Не исчезай. Дай мне свою ладонь.

                             На ней написан я. Я в это верю.

                             Тем и страшна последняя любовь,

                             Что это не любовь, а страх потери…

Даже во сне мелькнула мысль, что когда-то он уже вспоминал эти строки, только в связи с Ириной… Тогда ещё он спорил с автором стихов, доказывая ему, что последняя любовь – самая настоящая…

А потом сон изменился, и он увидел то, о чём говорила днём Анжела: он увидел Луизу и Этьена, стоящих на скале в обнимку и подставляющих свои лица морскому ветерку…

И вновь шумело, билось о скалы море, удивляясь людям – их бедам, их страданиям, которые были ничто по сравнению с вечностью. А море знало, что такое – вечность, оно шумело так не одно тысячелетие, и понимало, что будет шуметь, спустя ещё тысячу лет. Оно хранило множество тайн и загубленных судеб, и знало всё о бренности человеческой жизни. Но оно знало также и о том, что душа живёт вечно, и любовь живет вечно. Море вздохнуло, жалея людей, не умеющих порой понять, в чём состоит их счастье, и откатилось от берега, чтобы качать на своих волнах мириады солнечных бликов днём и отблески лунной дорожки ночью…

В своей комнате Жак с грустью наблюдал за Анжелой, которая просматривала перед сном сценарий. Почувствовав его взгляд, она подняла голову и посмотрела на мужа.

- Хочешь поговорить? – спросила с невесёлой улыбкой.

- А надо? – ответил Жак вопросом на вопрос.

- Не знаю… Может быть, надо…

- Ангел мой, бедный мой Ангел, меня пугает не то, что ты опять запуталась… Кажется, к этому я уже привык и смирился… Но то, что сейчас происходит с Раулем, выходит за рамки обычных проблем. Он уже сорвался сегодня… Ты не боишься, детка, что вы с Ириной его сломаете?

- Жак, я же ничего не жду от него, - вздохнула Анжела.

- Ангел, каждый твой взгляд в его сторону говорит об обратном… Я легко согласился, чтобы ты снималась, но после того, что случилось вечером, мне страшно.

- Да ничего особенного не случилось. Подумаешь, захотелось человеку побыть одному…

- Ты сама-то веришь тому, что говоришь? Когда он вернулся, на нём лица не было. Я видел его лишь мельком, но мне этого хватило, чтобы понять, в каком он состоянии…

- Ничего, ночью мама его утешит…

Жак поморщился:

- Анжела, ты себя слышишь? Слышишь, что в твоём голосе звучат неприязненные нотки, когда ты говоришь об Ирине? Ангел, я могу понять твою любовь к Раулю, я даже стараюсь её принять, но всё-таки возьми себя в руки, хотя бы с матерью не порть отношения…

- Прости, Жак, прости меня… Я сама не знаю, что говорю… - и почти так же, как Рауль Ирине, она сказала: - Пожалуйста, любимый, потерпи немного… Всё пройдёт, мы справимся… Может быть, как раз поработаем вместе и поймём, что совсем не нужны друг другу… Знаешь, как бывает с партнёрами… И просто останемся друзьями…

- Ты думаешь, такое возможно?

- Я надеюсь на это, очень надеюсь… Жак, пойми, мне самой очень тяжело от этой раздвоённости. Я никогда не думала, что со мной такое может случиться… Мне больно, потому что я люблю тебя, очень люблю, и причиняю тебе боль… Мне больно оттого, что я и Раулю причиняю боль… Я столько говорю себе правильных слов наедине сама с собой, но как только вижу его, забываю о них. И при этом мне совершенно необходимо, чтобы ты был рядом… После болезни я совершенно разучилась справляться со своими чувствами, я теряюсь от собственных мыслей, мне ужасно-ужасно плохо… Прости меня, Жак, пожалуйста, прости меня…

Анжела заплакала, закрыв лицо руками. Жак подошёл к ней и обнял:

- Тихо, детка, тихо… Ты же знаешь, тебе нельзя расстраиваться… Опять голова заболит. Успокойся, родная моя. Я с тобой, всегда буду с тобой, пока не прогонишь.

- Никогда, никогда я не прогоню тебя, лишь бы ты меня не прогнал… - шепнула она, утыкаясь лицом в его грудь и продолжая плакать.

Жак поднял её со стула и осторожно положил на кровать, продолжая обнимать, покачивая, как ребёнка, повторяя:

- Тихо, моя маленькая, тихо…

- Лучше бы мы не приезжали сюда, - всё ещё всхлипывая, сказала Анжела.

- Это ничего бы не изменило… От себя не убежишь… Успокойся, любимая, всё будет хорошо…

Он качал её в своих ладонях, и Анжела перестала плакать, обнимая его. А потом Жак поцеловал мокрые от невысохших слёз глаза, и она потянулась к нему, пытаясь улыбнуться, и когда их губы нашли друг друга, боль отступила, и оба на какое-то время забыли о том, что за пределами этой комнаты есть другой мир… Сейчас они были вместе, и успокаивали, лечили свои души, погружаясь в любовь, как в спасение…