Интермаг

Глава 3 Музыка на костях

«Gwisgaw ymdanaw in berth.

Ny credal coel canyd kerth

y gur am creuys e am nerth.»

Наряжу себя прекрасно.

Не поверю в знак, коль он неверен.

Тот, кто создал меня — моя сила.

Мерлин

«Я сегодня буду играть на флейте.

На собственном позвоночнике».

Маяковский

При всей своей любви к разговорам Марина никогда не относила себя к любителям эмоционального эксгибиционизма. Оставаясь верной себе, на все попытки Артура узнать её поближе, девушка отвечала лавиной шуток про некромантов и филологов, не забывая снабжать их сопроводительными пояснениями, в которых тут же путалась сама, и быстро перескакивала на другую тему. Этими же шутками и бьющей через край энергией, направленной на всё сразу и ни на что конкретно, она словно пыталась расплатиться за все те новые знания о мире и людях, что он ей давал.

— Ну смешно же: «Воскреси меня к первой паре…»

— Странные сейчас шутки пошли.

Марина скорчила недовольную физиономию и, забежав вперёд, указала на две кофейни.

— Сам ты странный. Пошли зайдём, а то тебе придётся воскрешать мой хладный труп.

— Марина…

— Да пошли уже.

Кофейня, которую заприметила Марина, располагалась в здании библиотеки и была насквозь пропитана ароматом кофейных зёрен и непрочитанных историй. Стены её были надежно укрыты зеркалами и стеллажами из книг, но кое-где всё же проглядывала колдовская зелень стен, испещрённая цитатами из книг. Старинный граммофон, похожий на тот, что она видела в квартире Артура, был обклеен стикерами с персонажами из «Игры престолов» и тихо стоял в углу, словно обидевшись на столь фривольное обращение. Но первым, что заметила Марина, был вовсе не дизайн кофейни, а парень, что убирал стаканы со стола.

— Что, на конкурентов работаешь?

Руслан едва не выронил поднос, но всё же быстро нашёлся с ответом.

— Да, знаешь ли, на досуге разведываю чужие секреты изготовления кофе. Что будете?

Марина оглянулась на спутника, но тот встал, как вкопанный, разглядывая её друга так, словно впервые видел живого человека. Однако девушка, уже успевшая привыкнуть к его патологической рассеянности, и не подумала обратить внимание на эту новую странность мага.

— Ему чай ягодный, а мне ирландский кофе.

— Окей, сейчас всё сделаю.

Марина устроилась на подоконнике и нетерпеливо заелозила на месте.

— Так как тебе «Криминальное чтиво»? — наконец спросила она.

Артур перестал оглядываться по сторонам и сел рядом. Каждое своё слово он выбирал столь осторожно и произносил так тихо, что девушке пришлось порядком поднапрячь слух, чтобы уловить их суть.

— На мой взгляд, там слишком много насилия. Боюсь, что кинематограф это не моё.

— Знаешь, для меня, как для киномана со стажем, это звучит как вызов.

Ветер, украдкой проникший в открытое настежь окно, лениво перебирал страницы книг, лежавших на подоконниках и барной стойке. Круглые зелёные столы с ножками в виде стопок книг пустовали за одним единственным исключением. Подыскивая новую тему для сошедшего на нет разговора, Марина пристально разглядывала чашку, словно собиралась гадать по кофейной гуще. Все эти дни она прилежно старалась быть лучшей версией себя, но всё-таки проигрывала. Снова и снова. Чашка дрогнула, и немного кофе пролилось мимо.

Руслан вышел из-за барной стойки и, достав сигарету из-за уха, спросил у девушки:

— Можешь постучать по окну, если кто-нибудь придёт? Я отойду покурить.

— Да, без проблем, — ответила она.

— Отличненько.

Сказав это, юноша шагнул на подоконник и изящно выпорхнул в окно, что вело во внутренний двор. Звякнули чашки, когда товарищ некромант вскочил из-за стола.

— Расслабься, скорая некромантская помощь не потребуется — это же первый этаж, — успокоила его Марина.

— А, ну да. Прости, задумался.

Он снова сел на место, но всё ещё не спускал глаз с открытого настежь окна, словно не доверяя её словам.

— Прикинь, как эффектно здесь можно уволиться, — сказала Марина, чтобы его отвлечь.

— Да уж.

— Интересно, как он звучит, граммофон этот… Слушай, ты на него так смотришь, что нас сейчас за пропаганду гомосексуализма повяжут.

— О чём это ты? — спросил Артур.

— Да так, всратое чувство юмора, забей.

— Ничего, моё чувство комического тоже не подарок.

— А оно у тебя есть?

— Представь себе, — улыбнулся он.

Марина пожала плечами и придвинула себе вторую чашку кофе. Товарищ некромант с готовностью протянул ей всю конфету, что здесь давали к каждой чашке чая или кофе.

— Спасибо, — сказала девушка и положила её рядом со своей чашкой.

Не говорить же ему, что в этой кофейне дают самые отвратительные конфеты.

— Слушай, я знаю, это не то, что ты хочешь услышать, но мы и правда не воскрешаем из мёртвых, как и никого не лишаем жизни.

— Да я просто так спросила, забей, — сказала она, уже жалея об утреннем разговоре.

— А я тебе просто так отвечаю: так делать нельзя.

— Погоди-ка, «так делать нельзя» не то же самое, что это в принципе невозможно. Есть же люди, без которых жизнь и правда будет лучше, без всяких «но»…

Проведя столько времени в компании своего новоиспеченного наставника, Марина уже успела понять, что Артур всегда и любой ценой пытался избежать споров и умел виртуозно увиливать от неприятных вопросов. К последним в том числе относилось и всё то, что было хоть как-то связано с безвременно почившим наставником самого мага. Однако, вопреки ожиданиям, на этот раз Артур проявил несвойственное ему упрямство и всё-таки ответил:

— Однажды кто-то решил так про твоего отца.

Карманный словарь атеиста, стоявший на одной из полок, едва не упал на пол, когда девушка случайно пнула стол. Со своим гневом Марина уже давно научилась справляться, но это заявление было столь неожиданным, что на несколько мгновений выбило её из привычного насмешливо-отстранённого состояния.

— Я не знаю, каким человеком он был, — ответила она нарочито равнодушно.

— И никогда не узнаешь, потому что кто-то решил, что без него и таких, как он, их жизнь будет лучше. Мне не хотелось говорить так прямо, но ты должна понять это в самом начале пути. Мы не убиваем и не воскрешаем не потому, что не можем этого сделать, а потому, что этот мир ждёт от нас другого.

— И чего же этот грёбаный мир от нас ждёт?

— Нашей любви.

— Лучше бы это была шутка…

Артур постучал по стеклу.

— Нет, не шутка. Сейчас покажу, — сказал он.

В кофейню вошла пара влюбленных. Девушка играючи повисла на парне, пока тот заканчивал какую-то шутку, начало которой осталось за кадром. Глядя на них, Артур улыбнулся, словно вспомнил о чём-то своем. Марина же напротив отодвинулась как можно дальше к окну, словно боялась, что это заразно. До этого момента девушка едва ли отдавала себе отчёт в том, насколько сильно ей были противны влюблённые. Насколько то, как они проводили время, было глупым, бессмысленным, бесполезным.

Вокруг мерцал и звенел прекраснейший на свете гребаный мир, а эти дураки тратили драгоценное время на потакание биологическим инстинктам. По-животному слепые, по-человечески беззащитные. Марина никогда не чувствовала ничего подобного и за это ненавидела их ещё сильнее.

— Сейчас чашка треснет, — предупредил Артур.

— Просто задумалась.

— Боюсь даже спросить, о чём именно. Лучше закрой глаза.

— Как это поможет?

— Просто закрой глаза и слушай мой голос.

— Зачем?

— Я уже понял, что ты мне не доверяешь, но тебе нужно всего лишь закрыть глаза и прислушаться.

Девушка хотела возмутиться, но вынуждена была признать, что он говорит правду, и потому просто кивнула. Разноцветные пульсирующие круги хаотично замерцали перед внутренним взором, когда она закрыла глаза. В любой другой день именно они служили преддверием для очередного кошмара, вот только сейчас ей было не до сна.

— Сейчас ты должна почувствовать пространство вокруг себя и эмоции, что его наполняют. Не торопись, позволь вести себя интуиции. Чувствуешь?

— Не уверена, но, кажется, да. Чувствую, — соврала она.

Неожиданно громко скрежетнула ложка о тарелку. Марина вздрогнула, но глаз не открыла.

— Отлично, уже видишь нити? Да, первое знакомство с ними не самое приятное, но тем не менее…

— Нити? — переспросила девушка.

— Да, пульсирующие сгустки эмоций и чувств, что связывают человеческие сердца с объектами этих эмоций и чувств. Я привык их так называть, потому что этот образ подходит им больше всего, но, конечно же, ни о каких настоящих нитях речи не идёт.

Снова чиркнула ложка, и Марина наконец-то открыла глаза и с непривычки зажмурилась.

— Ничего, ещё увидишь, — утешил её Артур.

— Ну, видела я их, и что с ними надо делать, шарфики вязать? Ты же тогда начал рассказывать про тени мертвых, давай лучше о них.

— Можно и шарфики, а так их надо связывать, распутывать и в самом крайнем случае разрезать. Всё зависит от того, с мёртвым они связывают человека или с живым. Тогда, на кухне, я ослабил силу тех нитей, что тянулись от твоего сердца к мертвецам, и результат ты могла оценить сама. А что до рассказа о тенях, то я закончу потом. Пока ты ещё не готова.

— А что будет, если их перерезать? И, постой, почему это я ещё не готова?

— Когда ты их увидишь и почувствуешь, то сама поймешь, как правильнее будет поступить. Можно сказать, что это твоё первое домашнее задание. Справишься?

— Пф-ф, да без вопросов. Всё будет в лучшем виде.

— Надеюсь, что так, но если что, то ты знаешь, где меня найти. Ну что, пойдём?

— Да, пошли.

Марина наскоро попрощалась с Русланом и вышла из кофейни со смутным предчувствием роковой ошибки, которую она если уже не совершила, то в скором времени точно совершит. Это чувство было ей не в новинку, но на этот раз девушка не могла не осознавать, сколь высоко взлетели все ставки в этой игре. Отчаянно, до скрипа в зубах девушка завидовала Мерлину и готова была пойти на что угодно, чтобы его превзойти.

Уже подходя к университету, Марина ещё раз оглянулась на товарища некроманта, что так и норовил отстать. Он шёл неторопливо, наотрез отказываясь перебегать дорогу, когда светофор начинал мигать, чем девушка часто грешила, когда гуляла одна. И теперь ей постоянно приходилось сбавлять ход, чтобы идти в одну ногу с ним.

— Если я скажу, что у тебя не получилось, потому что дело в любви, то насколько сильно тебе захочется меня ударить? — неожиданно спросил он.

— Если честно, то это мерзкое клише из фильмов, как и то, что я «не готова».

— Не грусти, шишок, всё будет, но не сразу.

Всю жизнь девушка исправно ненавидела тех, кто коверкал её имя, но от столь своеобразного обращения просто выпала в осадок, будучи не в силах найти достойный ответ. Не заметив её замешательства, Артур раскрыл руки для объятий. Девушка кивнула и помахала ему рукой. Товарищ некромант улыбнулся и, как отражение, повторил её жест.

— Скажу иначе: доверяй миру, чтобы он доверял тебе.

— И тебе того же, — невпопад ответила она.

Он скрылся в одном из переулков, оставив после себя лишь смутное ощущение того, что она забыла попросить у него нечто важное, но что именно… Ответа она не помнила или не знала никогда.

Отпечатки ногтей на ладони напоминали маленькие полумесяцы. Марина убрала руки в карманы и зашагала в сторону университета.

— Здорово выглядишь, что, парня нашла? — спросила Настя, стоило только Марине показаться в двери.

— Ой, да иди ты.

— Или девушку?

Марина пнула стул, на котором сидела девушка, и, немного подумав, села рядом.

— А где все? — спросила она, осознав, что в аудитории кроме них сидели разве что тараканы.

— Костя студак потерял, я Юля пошла с ним до деканата.

— Понятно.

Марина потянулась и зевнула. В аудитории было темно, тусклый осенний свет с трудом пробивался сквозь толщу облаков, похожих на слежавшуюся вату.

— Походу, всё-таки загребут в армию нашего защитника вселенской тупости.

— Да какая разница, — перебила её Марина. — Слушай, а не хочешь после пар в кино сходить?

— Ты это серьёзно сейчас?

— Да, а что?

— Не знаю, просто не слишком на тебя похоже. Ты обычно одна ходишь везде…

— Так, быстро решай: идёшь ты в кино или нахрен.

Настя задумалась и ответила немного погодя, словно опасаясь, что девушка передумает. Она уже давно мечтала поближе познакомиться с Мариной и набиралась храбрости, чтобы её куда-нибудь позвать, но никак не ожидала, что девушка первой пойдёт на контакт. Для всех остальных Марина была загадкой в худшем смысле этого слова: отстранённая, апатичная одиночка, в редкие минуты вдохновения она словно вспыхивала изнутри, освещая всё вокруг и светясь сама так, что было больно глазам.

— Хорошо-хорошо, только чур на «Венома», а не на ту муть, что ты обычно смотришь.

— За Бергмана и на дуэль вызвать могу.

— Чёрт, не знаю, что ты сегодня приняла, но мне это определённо нравится, — рассмеялась Настя.

Но вот показался их преподаватель по старославянскому, несший на своих плечах груз одной из самый скучных пар в истории человечества. Был он при этом неизменно бодр и преисполнен решимости во что бы то ни стало заставить студентов увидеть в ятях что-то, помимо ругательного слова, так что Насте поневоле пришлось замолчать, чтобы не быть неправильно понятой.

— Каким богам он молится, чтобы таким бодрым быть? — шёпотом спросила Марина.

— Старославянским. Отвечаю, — прошептала Настя, и обе девушки тихо засмеялись, воспользовавшись тем, что преподаватель отвернулся к доске.

Неоновые лампы избороздили кинотеатр, как шрамы. Их розовый свет больно резал по глазам, поневоле заставляя Марину сомневаться в успехе этой импровизированной военной кампании. Интуиция подсказывала, что проще увидеть нити уже знакомого человека, а самоуверенность подстрекала рваться в бой без предварительной подготовки. Ничего не подозревающая Настя собрала тёмные волосы в хвост и вытащила телефон из кармана.

— Зацени: «Возбужденные фанаты превратили Венома и Тома Харди в гей-пару», — зачитала она заголовок статьи.

— Блять, Насть!

— Ну а что, смешно ведь…

— Ещё скажи, что читаешь бред этих школьниц.

— Феминизма на тебя нет, и почему сразу школьницы? Да и вообще, что в этом такого…

— Слушай, ну просто не понимаю я, в чём прикол девушкам про геев писать, они их вообще хоть раз вживую видели?

Если Марина и догадывалась, что чувство юмора её режет острее ножа и бьет точно в цель, то чаще держала бы язык за зубами. Но сполна намолчавшись за несколько лет, она не испытывала никакого желания щадить чьи-либо чувства или попытаться понять их природу.

— А если только про девушек? — с надеждой спросила Настя.

Марина запнулась на полуслове. До этого дня она никогда не думала о чём-либо подобном, и потому вопрос Насти застал её врасплох.

— Не знаю, не думала об этом, но если девушки про девушек, то норм.

— Вот это уже другой разговор, — просияла Настя.

Девушка плюхнулась в алое кресло, едва не рассыпав попкорн на любимый жёлтый свитер, Марина села рядом. Когда свет погас, она с готовностью закрыла глаза. В темноте всё было проще и понятнее, разве что громкие звуки мешали почувствовать в полной мере то, о чём говорил Артур. Нити, эмоции, сердца… Она не дала себе права проиграть и здесь. Ни шагу назад, особенно когда позади лишь чувство собственного ничтожества.

Сердце застучало быстрее, ногти проехались по пластиковому подлокотнику, оставляя тонкие царапины, — привычная реакция на страх. Чужие эмоции окружили её жаром горячего дыхания, оплели тонкой паутиной из страхов и болезненных воспоминаний, а во рту появился знакомый привкус гнили. Марина закусила щёку, но глаз не открыла. Да, она почувствовала его, сердце Насти, почти дотянулась, почти доказала, что достойна, а затем она увидела своё.

— Эй, ты чего?

Кислорода стало не хватать, и девушка открыла глаза. Настя повернулась к ней, пристально всматриваясь в выражение её лица. Жёлтый свитер, хорошо различимый даже в полумраке, резанул по глазам, словно она смотрела на солнце.

— Да так, голова заболела. Я сейчас, — сказала Марина охрипшим голосом.

Контроллер рассеянно взял её очки и продолжил смотреть видео на телефоне. Туалет был совсем рядом. Марина вытерла глаза и пошла прямо в его сторону. Жёлтый. Снова жёлтый. На этот раз плитка. Вода с шипением ударилась о раковину. Размазывая тушь, девушка умыла лицо. По ушам словно стучали изнутри тяжёлым молотом, а внутренности кромсали серпом. Это её сердце, и она слишком хорошо увидела, что оно из себя представляет. Вырвать его, вне сомнения, было бы гораздо милосерднее, чем с ним жить.

— Мне жаль, — прохрипела она привычную мантру. — Мне жаль, мне жаль, мне жаль?

Кто-то смыл воду в унитазе. Девушка быстро вытерла руки о джинсы и вышла из туалета. После кино Настя предложила заказать на двоих большую пиццу.

— Давай на чёрном тесте с беконом? — предложила Марина.

— Прости, я вегетерианка.

— А, ну тогда давай четыре сыра, что ли?

— Давай, — улыбнулась девушка.

— Окей, ты закажи, а я пока столик займу. И кофе ещё, эспрессо двойной.

Марина опустилась на холодный диван и подставила лицо потокам холодного воздуха. Кто-то украсил меню россыпью сердечек, словно впереди был не хэллоуин, а четырнадцатое февраля. При виде их девушку снова прошиб холодный пот.

— Прошла голова? Может, таблетку дать?

— Да нет, всё нормально.

Марина откинулась на спинку дивана и вытянула ноги, положив одну на другую. Внезапно обострившимся зрением она рассматривала подругу. Настя нервничала, и Марина давно бы увидела это, если бы её голова не была забита нитями, сердцами, некромантами и адским желанием покурить. Девушка хотела сказать что-нибудь смешное, чтобы разрядить обстановку, но Настя её опередила.

— Всё никак не привыкну, что ты с нами последний год. Без тебя вообще всё не то будет.

Марина откашлялась и поправила салфетницу.

— Ты же знаешь, не факт, что я поступлю к ним на этот раз, — сказала она.

— Да поступишь, куда они денутся. Кто ещё будет наш кинематограф с колен поднимать? Не знаю людей, кроме тебя, которым было бы на него не плевать.

— Всегда задавалась вопросом, что он там на коленях делает, — усмехнулась Марина.

— Я бы сказала, да тут дети сидят, — улыбнулась Настя.

Марина оставила в покое салфетку и придирчиво осмотрела получившийся самолет. Даже во время разговора она не могла позволить себе роскошь не создавать что-либо из ничего. Словно в момент смерти все эти каракули в тетради, бумажные самолеты и искромётные шутки вдруг возьмут и перевесят саму смерть. Скопившиеся внутри неё слова отчаянно рвались наружу, царапая горло острыми буквами, крича восклицательными знаками, потому что молчать и дальше было попросту невозможно.

— Какой красивый, — сказала Настя про самолёт.

— Да не, фигня какая-то. Знаю, прозвучит суперпафосно, но я, как тот мужик из мема «если не добегу до того дерева раньше машины, то умру», только вот вместо бега создаю всякую херню, надеясь, что смерть хоть ненамного отстанет.

Настя убрала телефон в сумку и придвинулась чуть ближе. Растрёпанная чёлка почти полностью скрыла её глаза, оставив на виду лишь россыпь веснушек да тонкий блестящий от хайлайтера нос. Марина взяла ещё одну салфетку и продолжила.

— Раньше с этим было пиздец как проще, пока я не решила ввязаться в эту игру по-крупному. Но, знаешь ли, не так-то просто продолжать писать с тем же боевым задором, когда каждый учитель видел своим священным долгом доказать мне, что я никто и звать никак. Да, конечно, я посылала нахуй: одного, второго, третьего, а потом вдруг подумала, а, может, они правы? В школе мне ещё было на это плевать, потому что учили там тому, на что мне было глубоко фиолетово, да и друзья тогда были, что могли разубедить… В общем, тогда я поняла, что если сама себе не помогу, то никто мне не поможет. Да, я привыкла посылать нахуй, если чувствую, что мнение этого человека может мне навредить, а сейчас всё вообще странно. Представляешь, появился один, говорит, я всё могу, было бы только время… Но знаешь, что страшно? Я хочу ему верить, но не могу.

Из речи Марины Настя поняла мало. Лишь по обрывкам прошлых разговоров могла она сделать вывод, что речь, вероятно, шла о каких-то режиссёрских курсах, но Марина всегда была столь скрытной, что об остальном Насте оставалось только догадываться, что она и попыталась сделать.

— Слушай, но ты же показывала мне, что снимаешь. Получается здорово; действительно круто. Я уверена, что у тебя всё получится. У кого не было хреновых учителей и одноклассников-дегенератов, тот не учился в России.

Марина засмеялась. Она прекрасно помнила своих одноклассников и тот день, когда она возненавидела жёлтый цвет. Тогда, после ссоры с Костей, в ней впервые взыграло желание поучаствовать в жизни класса. Свою пьесу для новогоднего спектакля она написала за один вечер и распечатала на глупых жёлтых листах, что её мать купила по ошибке. Один из них взял Костя и с присущим ему артистизмом зачитал текст, как умел только он: умело выворачивая наизнанку каждое написанное ею слово. Марина знала, на какую девушку он хотел произвести впечатление, и с превеликим удовольствием сломала ему нос. Одноклассница нашла себе другого парня. Все знали, что девочки не выбирают себе мальчиков, которых могут побить другие девочки. Однако, не сломаешь ведь носы всем недовольным? Марина вспомнила и лицо именитого режиссера, что доверительно сообщил ей, что снимать фильмы это не её, да и жизненного опыта, как ни крути, маловато.

— Ладно, плевать, даже если у меня нет таланта, а я сама мешок с костями, который пугается каждого чиха, на этот раз я возьму то, что мне принадлежит, и уже никому не отдам! Пусть подавятся, но я стану режиссером и не только им.

— Ваша пицца.

Марина протянула Насте салфетку, превратившуюся в бумажный цветок, и начала усиленно чесать нос. Запах пиццы заставил живот предательски заурчать, и девушка потянулась к столовым приборам. Ели молча, лишь тихо вибрировали телефоны, показывая новые сообщения, да скрипели диваны из красной искусственной кожи.

— Слушай, всё у тебя получится, забей на них, — в сотый раз сказала Настя.

— Спасибо. Не понимаю, что на меня нашло.

— Ну, ты же человек, а не робот, нельзя всё держать в себе. И, кстати, не режиссер, а режиссерка.

Марина скривилась. Настиными феминитивами можно было пытать.

— А не пойти бы тебе нахрен-ка? И вообще, мой пол тут значения не имеет.

— Только после тебя, и да, имеет.

Отвечая на объятие, Марина всё ещё злилась и чувствовала себя так, будто ей вскрыли грудную клетку и вытащили душу на всеобщее обозрение. Отчаянно хотелось спрятаться и поспать, но дома уже сидела Даша. Методически поглощая недельный запас конфет, девочка смотрела ролики на ютубе, пока Мурлин играл с одной из обёрток.

— Чем занимаешься? — спросила Марина, намекая на то, что неплохо было бы прибраться.

— Ничем.

Девушка махнула рукой и решила сосредоточиться на решении своих проблем. Сварив себе кофе, она включила планшет. Было бы неплохо попытаться что-нибудь узнать про Мерлина самой, чтобы огорошить товарища мага своей осведомлённостью и выпытать что-нибудь новое. На помощь Талиесина в этом вопросе не слишком рассчитывала — познакомив их, мастер снов словно опять залёг на дно.

— Ты не могла бы дать ключ от нашей квартиры? Я знаю, у вас есть запасные.

Даша подошла так тихо, что Марина едва не заработала себе сердечный приступ.

— Зачем тебе? — спросила она.

— Надо забрать кое-что.

— А мама твоя разрешит?

Даша насупилась, но всё же ответила.

— Если бы она разрешила, то я бы не просила тебя.

— Ладно, погоди, я с мыслями соберусь.

— Спасибо!

На днях ради любопытства Марина нашла Дашу в соц. сетях и не смогла сдержать удивления при виде нескольких тысяч подписчиков в её инстаграме, тогда как сами фото, по её мнению, были лишь яркой безвкусицей и не более того. Иглы зависти кольнули больно, и девушка быстро постаралась выкинуть неуместные мысли из головы. У каждого свой путь, уж кому, как не ей, об этом знать?

Марина вылила остатки кофе в раковину и повернулась к окну. Всё-таки было в этом городе некое очарование, едва уловимая эстетика разрухи и мертвечины, что могла вдохновить если не на жизнь, то хотя бы на смерть.

Небо цвета свежего синяка, пешеходы, похожие на вшей, красные, как капли крови, автобусы и заводские трубы, похожие на скрюченные пальцы ведьмы — все декорации на своих местах. Новое государство выросло, словно плесень на костях великана. От дыхания стекло подернулось туманом, скрыв все декорации от её взгляда. Кем был тот великан и кем станут они?

Стоило признать, что девушки выбрали не самое удачное время, чтобы добраться из центра до одной из городских окраин. Даша включила музыку на полную громкость и увлечённо переписывалась с кем-то в телефоне. Словно нехотя Марина достала из пальто свой. От нечего делать она ввела в поисковик ставшее уже таким привычным слово «некромант». Трясясь от едва сдерживаемого хохота, она разглядывала арты с полуголыми юнцами в окружении черепов и рек крови, что, по уверению их создателей, были некромантами. Её товарищ некромант носил по десять свитеров, так как постоянно мёрз, а, порезав палец, был не прочь воспользоваться детским пластырем с машинками. Не исключено, что, не налегай он так на выпечку и носи одежду по размеру, мог бы составить конкуренцию любому из этих нарисованных симпатяг. Однако тогда бы уже она не поверила ему, как не верят фотографиям из инстаграма. Ими можно восхищаться, ими можно любоваться, но верить ты им не будешь хоть убей. Артур же был живым. Всеми силами отрицая тот факт, что она успела к нему привязаться, Марина только сильнее стремилась оправдать его ожидания, которые, как ей казалось, он на неё возложил.

Увидев новые сообщения от одногруппников, девушка вышла из онлайна и убрала телефон обратно в карман. Ответит потом, особенно Насте.

Когда они добрались до конечной остановки, Марина уже перестала надеяться не только на то, что они вернутся домой до полуночи, но и на то, что они вообще вернутся домой — до того мрачно и неприветливо смотрелись облезлые хрущевки и стайки гопников, курсировавших вокруг шашлычной.

— Может, уже отдашь ключи?

— Мы же договорились, что я иду с тобой.

— Ну зачем…

— Не спорь со мной.

Марина сложила руки на груди и стояла так до тех пор, пока Даша не убрала руку. Уловив краем глаза какое-то движение, девушка вздрогнула, но это был всего лишь дворовый кот. Даша фыркнула и отошла в сторону, пока Марина подносила ключ к домофону. Позади что-то зашуршало, но на этот раз девушка не стала позориться, показывая свой страх. Раз уж взялась защитить в случае чего, то надо хотя бы сделать вид, что тебе это по силам. Когда Даша уже взбежала вверх по ступенькам, Марина по звукам эхо поняла, что кто-то шёл следом за ними. Талиесин? Артур? Неупокоенный дух Мерлина?

Тяжёлые неровные шаги, хриплое дыхание, заглушаемое стеклянным звоном. Вот показалась чёрная с проплешинами грязи шапка. Марина выдохнула. Просто какой-то алкаш. Девушка ускорила шаг. Интересно, то были лишь игры эхо или он тоже пошёл быстрее?

— О, здрасьте, дядь Петь, — сказала Даша.

— Здрасьте-с, девушки-красавицы, — сказал дядя Петя и затопал дальше, периодически продолжая издавать звуки битого стекла.

— Мы тут сто лет стоять будем? — спросила девочка.

В квартире пахло тухлой водой и варёными яйцами. Марина сняла ботинки, но раздеваться не стала. Она не была здесь так давно, что уже успела забыть про существование этих уродливых зайцев и пёстрых пыльных ковров. На стенах последние уже не висели, но пол по-прежнему скрывался под толстым слоем их узоров. Даша шуршала пакетами в другой комнате, словно забыв о существовании девушки. Кроме них в квартире не было никого, лишь зелень комнатных растений и фотографии в рамках, расставленные по многочисленным полкам и комодам. Что-то зазвенело и покатилось по полу в комнате, где была Даша.

— Ты в порядке? — спросила Марина.

Даша сидела на полу и рылась в рюкзаке, ожесточённо выбрасывая наружу всё его содержимое.

— Она здесь, она должна быть здесь.

— Что должно быть здесь?

— Моя камера!

Марина села рядом. Даша усиленно чесала нос — неумелая попытка скрыть, как дрожат губы.

— Может быть, она в другом месте?

— Не говори, как моя мать, я не тупая.

Слезы прорвались наружу, с неудержимой силой сметая на своём пути остатки самообладания. Марина осторожно обняла её и закрыла глаза. Вот оно, сердце, вот они, нити: пунцовые, тянущиеся к жизни, к далёкому солнцу, сплетающиеся с мебелью в доме, со старыми уродливыми зайцами, с фотографией лысеющего мужчины на комоде. Марина не знала, что делать с этими нитями, и потому осторожно коснулась одной из них своими мыслями. Затаив дыхание, она могла думать только об одном. Пусть больше не болит, пусть больше не болит…

— Ладно, пошли, — сказала Даша, поднимаясь с колен.

— Хорошо.

Хоть не пробило ещё и восьми, но по ощущениям на улице уже царила глухая ночь. Стараясь более не обращать внимания на все подозрительные звуки, Марина надела капюшон. Ветер забирался через рукава в пальто и холодными пальцами скользил по шее и рукам, заставляя кожу покрываться чешуей мурашек, а зубы выбивали мелкую дробь, от которой никак не получалось избавиться.

Кроме них на остановке не было никого, лишь тихо тлела мусорка, источая аромат гнилых листьев с примесью какой-то химии.

— Не расстраивайся, он того не стоит, — сказала Марина.

— Ты о чём? — спросила Даша, достав один из наушников.

— Отцы не слишком-то склонны оправдывать ожидания.

— Тебе-то откуда знать?

— Как будто тебе твоя мать не рассказывала.

— Какое мне дело.

Девочка принялась распутывать наушники, но те словно назло закручивались лишь сильнее.

— Он же тебя не бил?

Наушники порвались.

— Иди ты нахуй! Мой папа отличный, а ты… Ты этого никогда не поймёшь.

— Ладно, я этого не пойму, потому что мой отец сдох до того, как я родилась, довольна? — разозлилась Марина.

Даша отступила назад, словно увидела в девушке нечто такое, что заставило её испугаться. Ни слова не говоря, Марина достала свои наушники.

— Держи, у меня дома есть запасные.

— Спасибо.

Уже в автобусе Даша протянула один из наушников ей.

— Зацени, вдруг понравится, — сказала она.

Марине и правда понравилось, о чём она не замедлила сказать. Придя домой, девушка вдруг отчётливо осознала, что спать ей хотелось больше, чем жить. Быстро перекусив первым, что попалось на глаза, она переоделась в домашнее и расправила диван. Горячий душ обжёг кожу. Марина закрыла глаза и подставила лицо струям воды. Но даже с закрытыми глазами теперь она не могла перестать видеть мир вокруг. Кровавый, пульсирующий, текучий — знание об истинном его облике она словно хранила в памяти всю жизнь и только сейчас извлекла на свет. Даже вид нитей, тянувшихся от сердца, был столь же привычен, как шторы в ванной, хоть половина из них и источала сладковатый запах тлена. Они были, словно короста, которую отчаянно хотелось содрать, но девушка знала: нельзя.

Привычная мантра «мне жаль» едва не соскользнула с её губ, но Марина прикусила язык. Нет, что бы не произошло и не произойдёт, отныне она больше никогда не будет жалеть ни о чём. Думая об этом, девушка выключила душ и потянулась к полотенцу.

Надежда на то, что очередной сон расставит всё по своим местам, была сильна как никогда. Мурлин забрался под одеяло и тёплым клубком свернулся у её живота. Девушка закрыла глаза и уткнулась носом в подушку, осторожно гладя кота.

В этом новом сне плюшевые зайцы следили за каждым её шагом, и чтобы скрыться от их злых взглядов, девушка зашла на кухню. Старая люстра почти не давала света, но это не мешало ей видеть всё. За столом, в тени дребезжащего холодильника, сидел мужчина и пил чай. Движения его были столь механическими, что он напоминал мебель, даже лысина блестела так, словно её только что протерли влажной тряпочкой от пыли. Но вот раздался звонок. Несколько крошек упало на пол, когда он поднёс телефон к уху, торопливо дожёвывая печенье.

— Да, слушаю. Конечно, зая, всё будет. Один? Конечно же, один.

Марина подошла ближе. Сердце как сердце, в меру живое, в меру гнилое — ничего необычного. Сжать его в руке, отнять жизнь было так легко, и никто и никогда не узнает, что это была она. Он лишь мусор, без него и таких, как он, жизнь станет лучше. Даше с её матерью достанется эта квартира, а про него забудут, как забыли про её отца. Во всяком случае мать Марины вполне может дать своей сестре пару уроков того, как это сделать.

— Эта ненормальная мне даже с дочерью увидеться не даёт!

Артур что-то говорил о доверии к миру, но ни разу за всю её жизнь мир не доказал, что он достоин этого доверия. Марина подняла руку, и волна тепла прокатилась от сердца до кончиков пальцев. Что-то ударилось о стекло. Рука дрогнула и опустилась. Ворон, сидевший на окне, расправил крылья и снова ударил клювом в стекло. Девушка подошла к окну и с трудом открыла неподатливую форточку. Птица тут же спланировала на стол, оставляя на ламинате дорожку из чёрных перьев.

— Что, в соучастники набиваешься? — спросила Марина. — Подожди, ты что, умереть тут собрался?

Ничего не ответив, ворон ткнулся клювом в её ладонь. Острое, как лезвие бритвы, воспоминание разрезало создание на до и после. Девушка вскрикнула и шарахнулась в сторону, но ворон вновь ринулся в ней.

— Ну-ну, рановато ты, товарищ, — сказал Талиесин птице и, сев на одну из табуреток, обратился к Марине. — И как это, спрашивается, понимать?

Ещё одно перо упало прямо на пачку дешёвого печенья, когда ворон взлетел на холодильник. Марина убрала руки от лица и отошла как можно дальше от него.

— Что понимать? Меня случайно в эту экранизацию «Птиц» занесло.

— Да я не о том, — отмахнулся Талиесин, раскуривая трубку. — Вот на кой, скажи на милость, ты попросила жизнь в кладбище коммунизма вдохнуть? А что не Гитлера оживить или кто там у вас сейчас в актуальных врагах человечества числится…

— А что в этом плохого? Если бы было нельзя, то Артур бы так мне и сказал.

— Ага, конечно, да он скорее тебя убьёт, чем откажет.

— Так, а разве это мои проблемы, если он «нет» говорить не умеет?

— Благодари Мерлина, это он тебе удружил.

Заметив, как птица расправила крылья, Марина заставила себя подойти к холодильнику и встать прямо под ним. Пусть не думает, что она испугалась. Она не даст сбить себя с толку; заставить показать ту часть характера, что она с таким трудом прятала долгие годы. Что-то щелкнуло в голове девушки, и несколько разрозненных воспоминаний сложились в цельную картинку. Всё это время Талиесин проверял её.

— Слушай, я знаю, ты меня проверяешь, я достойна занять место Мерлина, и я это докажу.

— Ну, это уж ты погорячилась. Тебе не кажется, что для девочки, что даже покурить боится вне снов, ты невероятно много о себе думаешь?

— Ну так и иди, ищи себе других подопытных кроликов.

Талиесин лукаво прищурился и выпустил клубы дыма. Мир вокруг начал стремительно выцветать, и последним, что услышала девушка, прежде чем провалиться во тьму, было:

— Ну при чём же здесь кролики? Мне нужна только ты.

От серого пиджака зарябило в глазах. Марина подняла глаза. Оттопыренная нижняя губа, ёжик русых волос и робкая надежда, затаившаяся на дне голубых глаз — Руслан выглядел так, словно приходил в школу прямо из детского дома. Девушка с сомнением посмотрела на протянутую руку. Творилось что-то неправильное, но Марина откуда-то знала, чем всё закончится. Это же её школа, здесь сильный жрёт слабых и сажа всегда бела.

— Пошли отсюда, пока никто не увидел, — закапризничал Костя.

Вокруг, словно снег, летали обрывки изорванных учебников. Пожать руку изгою, значит, самому стать изгоем, и завтра уже твои учебники будут летать по классу, распадаясь на множество листов. Это была простая истина, но истиной было и то, что от этой судьбы её ничто не спасёт. Однажды серая мышь не пожала руку изгою, но не смогла спасти ни себя, ни его. Однако разве не на то нужна магия, чтобы чинить сломанное, отменять былые поражения, становясь лучшей версией себя?

— Мне жаль. Мне правда жаль.

Рука, которую она сжала, была липкой от пота. Марина с трудом подавила желание вытереть свою руку о джинсовый сарафан.

— Ещё поцелуйтесь тут! — крикнул кто-то, и мир зазвенел от смеха.

Классная руководительница постучала указкой по доске, и дети разом стихли, рассевшись по своим местам. Аккуратно уложенные волосы, снисходительная улыбка и тяжелые стразы на пунцовой кофте были лишь мишурой, каждый ребёнок в радиусе нескольких километров всегда чувствовал, что эта женщина опаснее самого дикого зверя и страшнее любой ссоры родителей, от крика которых начинает болеть живот. Толстые пальцы, измазанные мелом, царапнули по классному журналу. Когда жертва была выбрана, губы с малиновой помадой, лежавшей комками, прогнулись в улыбку.

— Калинина, к доске.

Марина попыталась встать, но Руслан мёртвой хваткой вцепился в её руку. Тишина наполнилась смешками и украдкой брошенными записками.

— Отпусти, мне надо к доске.

— Ты меня бросишь!

— Но я вернусь, мы же теперь друзья.

Губы мальчика задрожали.

— Но ты бросила меня в том клубе, знаешь, что они сделали со мной?!

Нежная кожа лопнула, обнажив жёлтую кость. Голубые глаза подернулись белой плёнкой, и по руке кокетливо пополз белый червь. Марина что есть силы рванула к доске, но споткнулась о чью-то сумку и упала на пол. Новая волна хохота едва не заставила её оглохнуть. Попытавшись встать, она увидела, что рядом лежала чужая рука. Сама не понимая, что делает, она попыталась вернуть её владельцу, но то, что от него осталось, разорвали на части, разбросали по углам, словно старый учебник. Захлебываясь от крика, она замерла на месте, прося лишь одного: пусть этот кошмар закончится. Тяжёлая линейка хлопнула по парте.

— Калинина, мне родителей вызвать. Не жалко мать?

— Заткнись, заткнись, заткнись!

Аккуратная причёска задымилась, но этого девушке было мало. Жёлтые стены сжимались, грозя её раздавить, но остановить Марину они уже не могли. Сердце её больше не билось, но горело, больше всего на свете желая спалить всё вокруг. Женщина вспыхнула, как факел. Словно глухой, впервые услышавший музыку, Марина наслаждалась её криком, забыв обо всём остальном.

— Вот, это уже больше похоже на правду.

Беловолосый мальчишка залез с ногами на парту и любопытно озирался по сторонам, пока остальные дети выбегали из класса.

— Доволен, да? — огрызнулась Марина.

— Более чем. Сны, знаешь ли, многое могут сказать о человеке, даже если он сам себя уже давно забыл. Мерлин, кстати, сначала всегда сердца сжигал, а потом всё остальное. Выглядело эффектно, ничего не скажу…

— И досжигался, насколько я поняла.

Талиесин похлопал по парте, приглашая её сесть рядом. Немного подумав, девушка села на соседнюю прямо напротив него.

— Да, ты права. Он был моим учеником, и само солнце было послушно его воле. Он сокрушал государства, развевал по ветру армии, словно те были лишь пеплом в его ладонях, но однажды он переступил черту. Хочешь знать, как это было?

— Сказал бы прямо, что его грохнул, нехрен эвфемизмы, словно сопли, размазывать, и без того тошно. Да и вообще, теперь я вместо него.

— О как заговорила… Нет, моя вспыльчивая коллега, ты с нами до тех пор, пока не вернётся он.

Разочарование было сильнее голоса разума. Начинать смеяться было трудно, но пусть он узнает, увидит, что все они для неё лишь инструмент, пускай и заляпанный кровью.

— Эффектно, говоришь? Надо будет попробовать.

— Если хочешь, то могу показать, как это было.

— Нет уж, как-нибудь в другой раз.

— Что ж, но смотри, я не забуду.

Звон будильника застал её на подоконнике в компании четвёртой кружки кофе. Марина вертела в руках порядком измятую сигарету, но мысли её блуждали далеко. Что-то обожгло пальцы. Девушка выронила начавшую тлеть сигарету и испуганно посмотрела на дверь, чтобы удостовериться, что, кроме неё, этого не видел никто.

Сегодня все пары по расписанию стояли во второй половине дня. Марина слышала, как в соседней комнате Даша собиралась в школу, а тётя и мать на работу. Иногда в жизни студентов были свои плюсы, но только иногда. Марина перехватила сигарету в другую руку и открыла вчерашнее сообщение от Насти.

— Не хочешь отметить хэллоуин в одном атмосферном местечке? — спрашивала та.

Марина определённо знала, что раньше нашла бы тысячу и одну причину, чтобы не идти, но сейчас изменилось всё. Выдохнув ленту дыма, она быстро написала ответ и выключила телефон.

— Конечно, надо же выгулять костюм мешка с костями.

Лучи солнца упали на несколько листов, подсветив один из узоров, что она нарисовала на полях. Девушка прищурилась и, не мигая, взглянула на солнце. Струя дыма, слетевшая с её губ, свилась в тугой узор, похожий на цветок, и оранжевыми звёздами вспыхнули глаза.

Надевая любимую бесформенную футболку, Марина накрутила на палец серый локон. Нет, это определённо никуда не годилось. На полке, с которой Марина вчера взяла ключи, лежал плеер её матери, а под ним старый телефон. Немного поразмыслив, девушка положила его в карман.

В кофейне она заказала пряный чай со специями и сезонный латте с тыквенным сиропом и привычным маршрутом отправилась к магу домой.

— Ты как хочешь, а я больше спать не буду. Ну нахуй это дело, — заявила она с порога, протягивая Артуру стаканчик с чаем.

— Дурные сны? Хочешь, найду рецепт одного лекарства, Мерлину оно помогало, насколько я помню.

— Нет, вот моё лекарство, — ответила девушка, поднимая свой стаканчик с кофе.

— Что ж, как хочешь. О, кстати, чуть не забыл.

Артур поставил стаканчик с чаем на тумбочку и достал виниловую пластинку. Как следует откашлявшись, граммофон заиграл нечто весёлое. Марина отпила немного кофе, не сводя глаз с мага. Сегодня он выглядел не в пример веселее всех их предыдущих встреч. Артур перехватил её взгляд и улыбнулся. Девушка сделала круг по комнате и опустилась в кресло. Только сейчас она в полной мере осознала, что товарищ маг был самым настоящим барахольщиком — даже на подоконнике и том угнездились стопки старых кассет, чего уж говорить о том, что творилось в шкафу и на диване. Будучи не в силах усидеть на месте, она вновь вскочила на ноги и подошла к шкафу. За бюстом Маяковского желтел уголок старой фотографии, аккуратно наклеенной на картон.

— Это так, на память.

Марина всмотрелась в лица людей, изображенных на фото. Молодой человек, стоявший позади девушки с длинной косой, был потрясающе красив. Глазастый, светловолосый, с тонкими усами, аккуратно завитыми кверху. Девушка же с косой казалась воплощением строгости, рядом с которой блекла даже её собственная красота. Марина легко представляла, как та девушка могла гулять с ним по саду, обсуждая новый рассказ Чехова, а затем появлялся её брат в военном мундире и развлекал почтенную публику армейскими байками, заботливо отцензурированными для ушей сестры. Девушке с трудом верилось, что раньше жили такие люди, ходили с ней по одной земле, дышали одним воздухом, а один из них и вовсе стоял рядом.

— Я бы его за превышение шикарности арестовала, — сказала Марина, возвращая фото на место.

Артур кашлянул и поправил фото.

— Да, я тут хотел спросить… Там, в кофейне, это был твой друг?

— А? А, ты про Руслана. Если друзья бывают бывшими, то да, он мой друг.

— Не понимаю.

Марина с сожалением поставила выпитый стаканчик на стол.

— А разве не знаешь? Люди ценят дружбу только до тех пор, пока не встречают любовь всей своей жизни, а потом им уже нахуй никакие друзья не нужны. Будь уверен, о дружбе они вспомнят только тогда, когда эта любовь всей жизни их тоже пошлёт.

Музыка прекратилась, и Марина оказалась наедине с собственными мыслями.

— Звучит ужасно печально. Погоди-ка, я тут про одну вещь вспомнил. Возможно, тебе такое понравится.

Вытащив на свет ещё одну коробку с пластинками, Артур устроился на ковре и принялся перебирать их одну за другой.

— Вот, держи, — наконец сказал он.

— Это что, рентгеновская пластинка? — спросила девушка, вглядываясь в изображение ребер.

— Когда-то ею была. Несколько десятилетий назад здесь, на рентгеновских снимках, записывали музыку, запрещённую цензурой. Многие в шутку звали её музыкой на костях.

— Погоди-ка, так вот о чём пел Цой: «Ты готов был отдать душу за рок-н-ролл, извлечённый из снимка иудой диафрагмы…»

— Да, так и есть… И как тебе?

— Это просто охрененно, можно послушать?

— Конечно, хочешь, сама её поставь.

— Да, покажешь как?

— Бери за края, а теперь отведи иглу в сторону. Да, всё верно, а теперь на тот выключатель сбоку.

Сказать, что качество звучания было ужасным, это не сказать ничего. Голос Элвиса постоянно пропадал, уступая место невнятному шипению, а сама пластинка едва ли могла вместить несколько песен. Марина была в восторге.

— Я справилась с твоим заданием, ослабила силу нитей.

— Правда? Чудесно.

Артур рассеянно улыбнулся и поднял стаканчик с чаем как бы в её честь.

— И я знаю, что я с вами только до тех пор, пока не вернётся Мерлин. А что, если я буду сильнее его? Да, у него фора и всё такое, но я смогу, правда смогу.

— И я не сомневаюсь в этом. Мерлин был великим магом и моим учителем. Я благодарен ему за всё, что он сделал, но мне бы очень хотелось, чтобы вторым магом осталась ты, хоть это и невозможно. Прости, я с самого начала был против этой затеи, было бы лучше, если бы всё оставалось как есть.

— Но почему?

— У тебя случайно нет ручки или бумаги?

— Нет.

— Что ж…

Маг провел рукой над своей ладонью и продемонстрировал получившийся узор, состоящий из цветка с тремя лепестками.

— Что ты творишь?

— Это просто царапина.

— Ты что, мазохист?

Артур не обратил на её вопрос никакого внимания, продолжая свой рассказ так непринужденно, словно всего лишь пролил на себя чай, а не расцарапал руку, воспользовавшись ею как холстом.

— Это солнце в трёх своих ипостасях: на рассвете, в зените и на закате. Талиесин это солнце на рассвете, потому что именно тогда людям снятся самые сладкие сны, Мерлин, а теперь и ты —  солнце в зените, а я солнце на закате: время смерти и мертвецов. Магия солнца, которую получил Талиесин, не была предназначена для людей, и она бы убила его, если бы он не передал её часть Мерлину, тот мне, а я снова ему. Она циркулирует меж нами, словно кровь, преумножая те силы, что были даны нам при рождении. Перерождение Мерлина в новом теле нарушило баланс, но часть его магии осталась при нём, и, когда он вернётся, то вновь займёт своё место.

— Так значит, я пока просто место его грею, чтоб ваш кружок совсем не развалился?

— Я знаю, это больно слышать, но я научу тебя всему, правда, всему. Я виноват: виноват перед Мерлином, виноват перед тобой и знаю, что слова никогда ничего не исправят, но…

Тут на кухне что-то запищало. Артур весь обратился в слух и умоляюще посмотрел на девушку. Хуже пытки, чем подгоревший обед, для него сложно было представить, и Марина махнула рукой.

— Иди.

— Ты уверена?

— Более чем.

Уже будучи на кухне, Марина вновь решилась начать расспрашивать о Мерлине, восхищаясь и завидуя своему невольному конкуренту.

— А Мерлин правда умел сердца поджигать, а я так бы смогла? Всё ещё не хочешь про него говорить?

— Я недостоин о нём говорить. Доела? Если ты не против, то мне нужно закончить дела.

— Ага, как же…

— Надо машину починить.

— Ладно, я тоже кое-что принесла, если вдруг захочешь со мной связаться. Сны, сам понимаешь, как средство связи та ещё ебанутая дичь.

Поначалу Артур наотрез отказывался верить в то, что это телефон, а не отпавшая деталь от него, а затем столь же усердно отказывался понимать, зачем он ему нужен. Впрочем, стоило Марине упомянуть, что там можно найти бесконечное количество рецептов, как товарищ маг живо навострил уши. Оставшееся до пар время девушка потратила на то, чтобы объяснить, как позвонить или написать ей и как убрать надоедливую рекламу, мешающую читать рецепты. Впрочем, ещё больше времени у неё ушло на то, чтобы убедить своего мага в том, что овсяное печенье ей в университете не понадобится, а она сама хорошо поела и здесь.

— Ты прям как моя бабушка! — возмущалась Марина, надевая пальто.

— Была бы моей внучкой, я бы тебя еще и шапку надеть заставил, — парировал Артур, протягивая ей рюкзак.

Одни боги знали, сколько сил у неё ушло на то, чтобы не улыбаться, как дурак, во время лекций по тайм-менеджменту и культурологии. На землю же её вернули пара по фонетике и ироничное высказывание преподавателя о том, что он думает об её акценте. Девушка задумчиво подпёрла рукой щёку, сосредоточившись на транскрипции в тетради, лишь предательская краска выдавала её с головой. Костя, старательно рисовавший на руке очередной узор, отвлёкся от своего занятия и сочувственно опустил глаза.

Сливное отверстие заляпало красным. И шторы в ванной. И даже мыло на полке. Марина провела рукой по волосам, и на руке остались красные разводы. Попытка покрасить волосы дома всё больше напоминала дешёвые хорроры. Девушка ещё раз тщательно вытерла волосы полотенцем и вышла из ванной. Груда старой и не очень косметики вывалилась на стол, почти полностью его закрыв. Марина взяла красные тени и посмотрела на своё отражение, как художник смотрит на чистый холст.

— На кого косплей? — спросила Настя.

— На дух коммунизма, — засмеялась Марина, обнимая её в ответ.

Настя улыбнулась, выставив напоказ вампирские клыки, и они вместе отправились к пункту назначения. Место, которое они искали, с трудом попадало под определение клуба. Двухэтажное здание с каменным основанием и деревянным вторым этажом не навевало никаких ассоциаций с рок-музыкой, тогда как именно в его подвале тихо бурлила жизнь местной рок-н-рольной элиты. Если бы не Джокер, задумчиво куривший у входа под надписью «90-е стучите», то Марина бы ни за что не догадалась, что это и есть то самое место.

Небольшая сцена с хаотично мигающими желтыми гирляндами занимала почти всё пространство, остальное же было отдано в полную власть столов, на которых громоздились пачки печенья и призывно блестели конфеты с башнями пластиковых стаканчиков. Качество кофе вполне соответствовало цене входного билета. Марина хрустнула стаканчиком и села рядом с подругой, как раз когда музыканты закончили настройку музыкальных инструментов, напоследок едва не оглушив собравшихся особенно высокой нотой. Сквозь дым дешёвых сигарет девушка едва различила, как на сцену поднялась девушка, половину лица которой скрывала белая маска лисы. Качнув бедрами, Лиса села на высокий стул и, перекинув ногу на ногу, проверила, включен ли микрофон.

— Кино. Кукушка, — объявила певица.

Грудной голос с ноткой хрипотцы почти потонул в шуме разговоров, но зазвучал с новой силой, когда пришло время самой песни. Марина достала телефон и начала снимать, стараясь не думать, сколь ужасным должно получиться качество видео в такой темноте. Допев свою партию, девушка-лиса встала и, сверкнув зубами, улыбнулась зрителям. Марина похлопала пустым стаканчиком о телефон и вернулась к видеозаписи. На сцену как раз поднимались две девушки. У синеволосой гитаристки на лице красовалось зловещее слово «ихний», а вторая была одета, словно Мартиша Аддамс.

— Спорю, если кому-нибудь из наших такую татуировку сделать, то скончаются на месте от культурного шока, — сказала Марина.

— Да ты просто злой гений от мира филологии.

— Я просто злая без всякой филологии.

Настя улыбнулась на камеру, а затем обняла Марину и поцеловала её в щеку.

— Эй, мы ж не в гей-баре, — пошутила Марина, отодвигаясь в сторону.

Настя перестала веселиться и непонимающе уставилась на неё.

— Забей, я ж мастер спорта по всратым шуткам, — утешила её Марина.

— Да, я так и поняла, подожди, я сейчас приду, надо лекарство выпить, — ответила девушка, поднимаясь с места.

— Мне пойти с тобой?

— Нет, я скоро.

Следующим был музыкант со множеством браслетов на руках. Проверив настройку гитары, он наклонил к себе микрофон. Его песня называлась «Божественный ветер». Марина облокотилась на стол, приготовившись слушать. Взгляд, зацепившийся за золотые огни, расфокусировался, и вся она обратилась в слух.

— Я отмечен смертью, но твёрдо держу прицел… — долетел до неё обрывок песни.

Кто-то рядом чихнул. Марина вздрогнула, и телефон выпал из руки на колени. Насти всё не было, а туман сигаретного дыма стал почти осязаемым. Пересев поудобнее, девушка проводила взглядом и этого музыканта, что словно растаял в тумане за сценой.

Очередь у туалета словно следила за каждым её шагом. Марина перестала наворачивать круги в коридоре и ещё раз посмотрела на телефон, что так и норовил выскользнуть из липких рук. Избавившись от заляпанного кровью помады стаканчика, девушка поспешила скрыться в тени.

Настю она нашла в гримерке. Склонив голову набок, девушка слушала Лису, пока та наматывала на палец один из её черных локонов, склоняясь все ближе и ближе. Телефон зазвенел, показывая входящий вызов. Наспех накинув куртку, девушка выбежала на улицу. Голова закружилась от свежего воздуха, когда она поднесла к уху трубку.

— Привет, а говорил, что не сможешь. Нет, я не сплю и не собираюсь, могу приехать, не надо? А что тогда? — девушка оглянулась, разыскивая номер улицы, и снова вернулась к разговору. — Угол Ленина и Некрасова, да, я прямо на улице буду ждать.

Убрав телефон в карман, Марина застегнула куртку. Тишину вечера не нарушало ничто, кроме её собственного дыхания. Пиная окурки чужих надежд, девушка прошлась вдоль стены затем лишь, чтобы слышать звук собственных шагов. Ей казалось, что в этот час она была единственным существом на земле. Марина подняла голову и выдохнула клубы белого пара, воображая себя драконом. Несомненно, законсервированное в вечности, это мгновение было бы прекрасным, но теперь она знала, что может быть лучше, что непременно должно быть.

Умиротворяюще заурчал мотор. Девушка обернулась и, прикрыв глаза рукой, наблюдала за приближающейся машиной.

— Как ты умудрился её завести? — не выдержав, спросила она.

— Некромант я или кто.

Стоило отдать должное искусству мага: красный запорожец выглядел так, будто только что сошёл с конвейера.

— Снимаю невидимую шляпу, вот это уровень, не то что всяких мертвяков воскрешать.

Марина заснула сумку на заднее сидение и вдохнула терпкий аромат «Красной Москвы».

— Так что ты хотел мне показать? — спросила она.

— Тени мертвецов, как и обещал. Покажу их танец, сегодня как раз подходящая ночь.

— Чай, кофе, поколдуем?

— Да, что-то в этом роде. Я на всякий случай прихватил немного еды, если придётся задержаться.

— Похоже, это развлечение на всю ночь.

— Увы, если хочешь, можем заехать, чтобы ты переоделась.

— Ещё чего, будем пиздить нечисть по красоте. Кстати, а куда мы едем?

— На одно из кладбищ за городом. Марина, ну разве так можно?

— Это же просто сигарета.

— Пристегнись.

Фары встречных машин слепили, но больше неудобств причиняла сама дорога. Чем дальше от города отъезжала машина, тем стремительнее дорожное полотно превращалось в орудие пыток и полигон для тренировки вестибулярного аппарата. Молчать девушке определённо не нравилось, а венки на придорожных столбах навевали далеко не самые радужные воспоминания.

— Это ведь из-за хэллоуина, да?

— Можно и так сказать.

— Все хотела спросить, почему ты живешь именно здесь?

Артур пожал плечами и поправил зеркало заднего вида.

— Просто нравится.

— Это ж м******м чистой воды, здесь никому не нравится.

— Когда живёшь очень долго, то понимаешь, что где бы ты не находился, ты всюду берёшь с собой себя, а это, в свою очередь, способно отравить даже пребывание в раю, если бы тот существовал.

— Да ты, я погляжу, оптимист.

— Стараюсь.

Лес всё ближе подбирался к дороге. Вскоре асфальт сменило грунтовое покрытие, а потом и вовсе осталась лишь смёрзшаяся грязь.

— Дальше пешком, — сказал Артур и, словно вспомнив о чём-то, добавил, — но если хочешь, то можешь отсюда посмотреть.

— Ещё чего, я с тобой.

Становилось всё холоднее. Марина стояла на высоком берегу реки, рассматривая тонкую полоску пляжа внизу. Как никогда прежде она чувствовала близость смерти. Казалось, что та была совсем рядом — только протяни руку, и пальцы сомкнутся на её костлявой ладони. Если задуматься, то Марина держала её за руку всю жизнь.

— Марина.

— Да?

Марина намотала шарф на шею и вернулась к машине, перескакивая через поваленные деревья. Артур вытащил из багажника какой-то предмет в чёрном чехле и кивнул в сторону тропинки, ведущей вниз на пляж. Марина с трудом представляла, как сможет спуститься, не свернув себе шею, но с готовностью последовала за ним, утешая себя тем, что рядом всегда будет некромант в количестве одна штука. Фонарик на телефоне совсем не помог ей избавиться от страха высоты, но шаг за шагом она начала спуск, поначалу всё ещё цепляясь за кусты и коряги, пока наконец не спрыгнула на песок.

— Нити, как я уже говорил, могут связывать людей с чем-то живым или с чем-то мёртвым. Пока существует хотя бы одна такая нить, человек медленно умирает, но лишившись всякой связи с мёртвым, его организм перестаёт стареть. Сила этих связей наиболее полно проявляется в такие ночи, как эта, и даже смертные могут увидеть тени мертвецов. Однако не пытайся их сжечь, не трогай их даже мыслями, поняла?

— Ага.

Из прибитых к пляжу веток и досок Артур быстро соорудил костёр, засунув в его середину несколько мятых газет, что он извлёк из кармана.

— А можно мне? — спросила девушка.

— Да, разумеется, держи, — сказал Артур, протягивая коробок спичек.

Марина коварно улыбнулась и подняла руки над костром. Пальцы закололо от волны тепла, прокатившейся от сердца, и первый язык пламени ласково лизнул её ладонь.

— Ну как, настоящий я маг? — спросила она.

— Разумеется, и никогда не сомневайся в этом.

Девушка довольно улыбнулась и убрала руки от пламени. Артур положил чехол на колени и осторожно извлёк из него гитару.

— Так это что, всего лишь гитара?

— Ну, надо же как-то время скоротать.

— А я думала, там магическая приблуда какая-нибудь, на худой конец и волшебный меч бы сошёл…

— Разве музыка не волшебство?

Маг погладил гитару по деревянному боку и осторожно прикоснулся к струнам, проверяя её звучание. Он сидел, уткнувшись носом в свитер, неизменно тихий и мягкий, словно плюшевый зверь. Всей остроты в нём едва хватило на этот длинный нос и линию ресниц, ничего не оставив характеру. На Марину он не смотрел, и она продолжала наблюдать, для удобства обхватив руками ноги, чтобы те не затекли. Артур перестал играть, поправив воротник свитера так, что он почти полностью скрыл его лицо, но не удержался и чихнул. Это и умиляло и вместе с тем казалось насмешкой жизни. Обычные люди выглядели куда страшнее самого некроманта, это ли не ирония во всей её красе?

— Тебе холодно? — спросила девушка.

— Немного.

— Кажется, я знаю эту песню.

— Нравится?

— Да, я любила этот фильм, в котором она играла, но потом оказалось, что у неё совсем другие слова.

— Споёшь?

Марина пересела поближе к костру и убрала волосы.

— Что легенды нам о боге, если боги мы с тобой? Наши боги те дороги, что ведут в последний бой…

— Твоя версия мне нравится даже больше. Знаешь, как много она о тебе говорит?

— Это плохо?

Артур улыбнулся.

— Нет, конечно же, это прекрасно.

— Я поснимаю на память. Только не говори, что плохо получаешься на фото, всё равно не поверю.

— Снимай на здоровье, только будь на готове и не отходи далеко: берег осыпается, и можно натолкнуться на кости.

— Эх, а я было с ними селфи сделать собралась.

— Если со мной что-то случится, то играй на гитаре, музыка — это жизнь, она их отпугнет.

— Ага, щас, так я тебе и дам умереть.

Марина поднялась на ноги и отряхнула песок со штанов. Казалось, что высокий берег навис над миром вместе с толщей леса и кладбищем, что скрывалось под его сенью. Но, как и говорил Артур, берег осыпался. Всюду валялись вывороченные из земли сосны и бутылки, брошенные людьми. Где-то вдалеке мелькали тени бродячих собак, но костей Марина, к своему глубокому разочарованию, не обнаружила. Входящий звонок растревожил ее и без того неспокойный дух.

— Да, мам, что случилось? Я у Насти переночую, что? От чего? Да, поняла. Нет, конечно же, завтра с утра, можешь на меня положиться.

Гитара всхлипнула и затихла. Артур вскочил с места и подал знак рукой, но девушка уже почувствовала и сама. Мимо проползло несколько ужей. Марина вскочила на бревно, для верности балансируя руками. В собственном плане она не сомневалась ничуть: любой ценой доказать, что она лучше Мерлина. Пришло её время. Ни шагу назад.

— Видишь, как они тянутся к костру? — сказал Артур, указывая на ужей. — Сейчас они станут более похожими на людей, и ты сможешь их получше рассмотреть, только не наступай.

Ботинок заскользил по сырому дереву и девушка упала прямо на одну из змей. Артур выругался на незнакомом языке. Она словно запуталась в нитях, каждая из которых внезапно натянулась, грозя её разорвать. Все, что горело внутри неё, придавая сил, потухло, словно свеча на ветру. От неожиданности ноги подкосились, и девушка рухнула на песок. У её дяди случился сердечный приступ, и, возможно, он не переживет эту ночь. Чужие смерти текли через неё, приближая её собственную, а руки безуспешно пытались нащупать гитару, но находили лишь пепел, смешанный с песком.

— Держись, ты сильнее их, не дай им тебя разорвать, — послышался знакомый голос.

Рука сжала что-то холодное. Марина посмотрела на то, что лежало в ладони. Изгрызенный собаками позвоночник желтел в трепещущем свете костра. Не просто чувствуя приближающееся безумие, но наслаждаясь им, девушка поднесла позвоночник к губам. Череда умерших родственников плясала перед глазами: дедушка, бабушка, отец… Она и сама умирала: не рак, поставленный по ошибке, так запущенное воспаление легких, не перевёрнутое такси, так сотрясение мозга от падения со ступенек. Череда отравлений, сломанных ног и рук, паутины из шрамов, операции и снова падения. О да, она умирала всю жизнь и научилась делать это со вкусом.

Тени мертвецов шептали ей о том, что все уходит, и том, что в конце не будет ничего, кроме жирной могильной земли. Она их слушала, и ей было смешно. Разумеется, в привычной ей реальности из такой флейты не получилось бы извлечь ни звука, но та ночь была особой, та реальность, в которой она находилась, была иной.

— Идите нахуй, — звучала победная трель. — Все вы идите нахуй, я жива, и я буду жить. И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.