Право на новую жизнь

Глава XI

Вот уже неделю как Вероника живет у бабушки. Тот день выписки, когда за ней приехали мать с отчимом, она вспоминает словно страшный сон. Ей так не хотелось снова ехать домой, жить в постоянном напряжении и страхе, которые выматывали ее как морально, так и физически, не хотелось смотреть на вечно неработающего отчима с банкой пива, не хотелось встречать на пороге недовольную, забитую жизнью и комплексами маму. В такой обстановке ей, еще столь юной и свежей, было просто невозможно жить. Чуть ли не на коленях девушка упросила Инну Викторовну разрешить ей пожить недельку у бабушки, пока не пойдет в школу. Женщина, напуганная новым проявлением суицида, разрешила дочери отдохнуть к бывшей свекрови, но предупредила, что через неделю, когда Вероника вернется в школу, она заберет ее. Девушка согласилась.

Как ей было хорошо у бабушки! Никогда еще она не чувствовала себя такой счастливой и спокойной. Каждое утро ее встречал вкусный завтрак с блинами и джемом. После завтрака Зоя Семеновна садилась подле внучки и подолгу общалась с ней. Старушка видела перемены в ней, каким-то внутренним чутьем понимала, что рядом с ней Вероника будет счастлива. И, каждый раз, смотря в ее широко раскрытые глаза, Зоя Семеновна все более и более убеждала себя в том, что нужно действовать и, приложив усилия, забрать внучку к себе.

- Бабушка, - как-то сказала Вероника, - мне так хорошо с тобой. Хотелось бы всегда жить в твоем доме.

От этих слов, сказанных от всего сердца, у старушки защемило внутри. Едва сдерживая слезы, она ответила дрожащим голосом:

- Потерпи еще немножко, моя любимая. Я найду выход из ситуации, - а про себя думала: «Что я говорю такое? А вдруг не получится? Зачем я даю ей надежду, если сама не уверена в своих силах?»

После обеда в воскресенье за Вероникой приехала Инна Викторовна. Ожидая дочь в дверях, пока та оденется, женщина даже глаз не поднимала на Зою Семеновну, ей было неприятно все здесь: и маленькая квартирка добротным ремонтом, и бывшая свекровь, которую дочь любит больше, чем ее. Инна Викторовна облегченно вздохнула, когда Вероника, одетая, подошла к ней.

- До свидания, моя родная, - проговорила старушка, подойдя внучке и крепко поцеловав ее в щеку.

- Пока, бабушка, - чуть не плача ответила девушка, комок рыданий застрял у нее в горле.

- До свидания, Зоя Семеновна, - металлическим голосом сказала Инна Викторовна на прощание.

- До свидания, - тем же тоном ответила старушка и закрыла за ними дверь.

Когда они ушли, пожилая женщина долгое время сидела подле окна, глядя на дорогу, по которой шла Вероника с матерью. «Что же делать? Что делать?» - все время думала она.

На следующий день Вероника вернулась в школу. Анжелики как не было, так и нет. Даже ее закадычные подруги не знали, где она. Вероника боялась встречи с одноклассниками. Для них она была сумасшедшей истеричкой, решившейся покончить с собой. На жалость, понимание, сочувствие рассчитывать не приходилось. Вряд ли кто-то снизошел до нее, бывшей изгоем в классе. Ученики при виде одноклассницы не проявили никаких чувств; и этого было достаточно: по крайней мере, никто не обзывался и не смеялся.

Вероника прошла к своей парте и села на место. Она наблюдала за ребятами, которые сидели, болтали, шутили, смеялись, обменивались новостями с Интернета. Она же была далека от их забот, далеко от тех мыслей, что были у них в голове. В глубине душе девушка чувствовала себя выше остальных с их мелкими заботами и низменными чувствами. Она была там, а они здесь, в низу на земле. Она видела то, чего не видели они, она общалась с потусторонним миром, летала над земным существованием, а остальные, словно черви, ползали и не знали, какие неизведанные дали ждали их впереди.

Учителя при виде вернувшейся живой и невредимой Вероники очень обрадовались. Не решившись задавать ей вопросы, они начали уроки как всегда. Лишь один раз на перемене девушку вызвали к завучу Екатерине Михайловне. Та, сидя в кресле, радостно поприветствовала ученицу и, указав ей на стул подле себя, спросила:

- Как ты себя чувствуешь, Вероника?

- Гораздо лучше, - ответила та.

- Ты не представляешь, как мы все переживали за тебя. Я даже собирала родительское собрание в вашем классе, все на твоей стороне. А теперь скажи, - тут женщина понизила голос и продолжила, - скажи, кто тебя довел до суицида?

Девушка вздрогнула, хотя заранее знала, что такой вопрос будет. Однако морально не была к нему готова.

- Понимаешь, Вероника. У нас в школе был следователь Павел Алексеевич. Ты знаешь такого?

- Да, - коротко ответила та.

- Так вот, Павел Алексеевич пытался узнать и у меня, и у твоего класса о происшедшем. Дело твое стало настолько... настолько важным, что к нему подключились родители остальных классов. У меня даже лежит их коллективные подписи на счет Анжелики. Ее хотят отчислить.

Вероника побледнела. Нет, она не станет рассказывать правду, и не из-за чувства солидарности к однокласснице, а из-за страха за себя и свою бабушку. Как и в случаи со следователем, девушка ничего не сказала завучу, оставив ту в полном недоумении.

Вероника робко вошла в класс. Одноклассники тут же перестали галдеж и уставились на нее. Не было ни одного сочувственного взгляда: кто-то смотрел насмешливо, кто-то раздраженно, кто-то с любопытством. Пройдя к своей парте, девушка заглянула в сумку и принялась машинально доставать оттуда тетради и учебник. Внутренним взором она чувствовала десятки глаз, что пристально глядели на нее. «Меня обсуждали», - подумала Вероника и усмехнулась про себя.

Когда после болезни она снова вернулась в школу, то надеялась хоть на какое-нибудь понимание, но ее надеждам не суждено было сбыться. Вместо сочувствия – презрение, вместо поддержки – осуждение. Большинство оказались на стороне Анжелики, ибо считали, что получила Вероника по заслугам, хотя никто и не пытался узнать суть происходящего. Но теперь это не имело для нее никакого значения; пусть и дальше чураются ее, насмехаясь за спиной, главное, чтобы не трогали.

В Веронике проснулась некая жалость к своим одноклассникам, ибо она видела то, что не видели она: иной мир по ту сторону жизни, который на век запечатлелся в ее памяти. Тот свет, что бил прямо в глаза, время от времени вставал перед ее мысленным взором, и в такие моменты девушка не могла сдержать слез. Оборачиваясь каждый раз к окну, откуда били солнечные лучи, Вероника закрывала глаза и шептала: «Когда? Когда?» Душой она вновь и вновь стремилась к бескрайнему океану, такому красивому, что представляя его, впадала в транс, длившийся по несколько секунд, чтобы потом вновь вернуться к реальности.

После учебы путь ее лежал через ряды киосков, за которыми располагалась старая кирпичная стена с обвалившейся в нескольких местах кадкой. За четвертым киоском в стене была когда-то сделана дыра, а дальше взору представило большое поле, поросшее высокой травой да редкими деревьями, чьи могучие ветви склонялись к самой земле.

Когда-то давно лет сорок назад, если верить рассказам, на том пустыре был красивый сквер, где любили гулять жители города. Теперь же то место оказалось заброшенным, и кроме стаи бродячих собак да хулиганов, бродивших компаниями по ночам, там никого не было.

Раньше Вероника, проходя мимо того старого забора, не обращала на него никакого внимания: мало ли старых строений в городе. Но теперь, каждый раз устремив взор на кирпичную стену, девушка вновь и вновь смотрела в ту самую дыру, откуда видела большое заснеженное поле, деревья вдоль забора. И сегодня, набравшись смелости, она прошла мимо киосков и очутилась возле развалин, словно то место обладало неким гипнозом. Вероника замерла и подняла взгляд на небеса. Она вдруг увидела рядом с собой одинокое дерево, чьи кроны пропускали косые лучи солнца. Сердце девушки учащенно забилось, словно она увидела чудо. Что могло понравиться ей в этом ничем не примечательном пейзаже? Или нужно пройти через то, через что прошла она, дабы найти красоту вблизи себя?

Девушка одной рукой провела по старой стене забора и снова взглянула на дерево, которое при таком ракурсе светилось точно звезда. На секунду Вероника почувствовала, как душа ее наполняется теплом и неизъяснимой радостью, словно вокруг нее преобразился целый мир, который находился по ту сторону реальности.

Она бы и дальше стояла там, завороженная светом, если бы ее не вернула к реальности большая лохматая собака, покрытая лишаями. Приблизившись к одиноко стоявшей девушке, собака сначала понюхала ее одежду и, уловив чужой запах, оскалила зубы и зарычала. Вероника очнулась от транса и вся побелела от страха, когда прямо перед ней возникло лохматое существо. Озираясь по сторонам, девушка медленно пошла прочь, боясь собачьего укуса. Когда до киоска оставалось несколько шагов, она бросилась бежать, желая побыстрее затеряться в толпе.

Дома, оказавшись в своей комнате, Вероника бессильно упала на жесткую кровать и зарыдала, уткнувшись лицом в подушку. Если раньше она просто не любила квартиру, в которой жила, то теперь ненавидела. Ах, думала она, если бы бабушка снова обратилась в опекунский совет с просьбой забрать ее к себе, то тогда жизнь бы изменилась и можно было бы больше не впадать в транс, дабы почувствовать себя счастливой.

С каждым разом Вероника все глубже и глубже погружалась в пучину, окутавшую ее. Не имея сил самой измениться, она принималась истязать свое состояния мыслями о проблемах и несправедливости данного мира, понимая, что постепенно начинает сходить с ума. Различные видения во сне и наяву, непонимание окружающих людей снежным комом нарастали в ее душе, в любой момент готовые лопнуть. В такие моменты девушка словно страус зарывалась головой в песок, стараясь не видеть и не слышать ничего вокруг, ибо то, что стало дорого ее сердцу, находилось не здесь, не в мире живых...