Марк.
Она падает на кровать с таким лицом, будто я её в воду кинул. Глаза — огромные, дыхание рваное, а полотенце едва держится на груди. И она пытаться удержать его на месте.
И это мне нравится.
Нравится, что боится. Нравится, что трясётся, но не сдается. Нравится, что даже связанная умудряется смотреть так, будто готова перегрызть горло.
Я подтягиваю её руки к изголовью и завязываю галстук на быльце. Узел тугой, смотрится красиво, удобно. Птичка дёргается, глаза сверкают, но теперь это уже просто жалкая имитация свободы.
Смотрю на неё сверху вниз, и всё внутри звереет от этого вида: запястья вытянуты, лицо напряжено, глаза горят, а дыхание срывается, будто она сама себе приказывает не поддаться.
— Вот так, — шепчу, приглаживая её волосы, хотя она рвётся отпрянуть. — Сейчас ты прику
