Канцлер

Путешествия

Вернец, 22- 25 гг. э. Леам-беат-Шааса

Снова и снова возвращаясь мыслями к недавнему приключению, Камилла сидела на своём месте в министерстве науки и образования, а её столоначальник, проходивший мимо, остановился и с улыбкой поинтересовался:

– Ну как, милочка, не обижал тебя наш дракон?

– Он не дракон, – задумчиво отозвалась девушка. Вспомнив дверную ручку, улыбнулась: – Он, скорее, сфинкс.

Взгляд пухлячка-начальника упал на бумажную лошадку, и улыбка сползла с его лица. Ещё до конца дня переводчицу переселили в отдельный кабинет и уведомили об учетверении жалованья. Через два месяца Камиллу перевели в министерство международных отношений и включили в свиту посла.

Но её первая командировка так и осталась неоконченной – Камилла получила письмо, гласившее: «Не пересекайте пролив. Не сможете отказаться прямо, просто задержитесь в порту на два дня. К.» Она металась по комнате в нерешительности: что, если это поставит крест на её карьере? И точно ли письмо от канцлера? Подписано магической монограммой, но девушка не была уверена, распознает ли подделку. К вечеру Камилла слегла с самой неподдельной нервной горячкой. Посольство отправилось без неё. И через два дня было казнено в полном составе, как шпионы и интервенты, властями Кордолиса, объявившими Сивфам войну. В следующий раз она поехала уже в должности посла, заключать мир, а канцлер к тому времени в достаточной степени изучил мёртвый язык, чтобы писать ей.

Он прислал ей пропуск, позволявший посещать канцелярию в его отсутствие. Камилла стала проводить там всё свободное время. Своенравное здание к переводчице явно благоволило: архивная картотека сама подсовывала под руки каталоги на интересовавшие Камиллу тему, стоило ей просто озвучить запрос, светильники, развешенные над столом левши-канцлера, проворно перебирались на другую стену, стоило в кресло опуститься Камилле.

Ей хорошо работалось здесь. И не только работалось. Когда Камилла завершила свой первый перевод некромантской книги, трактата по воздухоплаванью, поршень пневмодоставки хранилища мягко поднялся к её столу, но вместо очередного фолианта на подносе стоял запотевший бокал белого вина, сырная тарелка и ваза с фруктами.

– Твоё здоровье! – сказала Камилла, приподнимая бокал по направлению к парному бра. Светильники всегда казались ей чем-то вроде глаз вездесущего здания. Один из матовых шаров коротко мигнул.

А однажды, когда переводчица самозабвенно трудилась над расшифровкой и соотнесением между собой двух систем летоисчисления на документах сходного содержания, воздух вокруг неё зашуршал прохладными струями: на рабоче место возвращался канцлер.

Если Камилле канцелярия благоволила, то перед своим хозяином благоговела. Как преданный пёс определяет настроение хозяина по походке, так и отзывчивое здание реагировало на малейшее движение Ламберта. Сейчас воздух в кабинете становился холоднее и суше, а вдоль стен выстроилась почти непрерывная лента осветительных кристаллов, спектр из любимого Камиллой желтоватого сместился в сторону дневного света.

Когда канцлер, наконец, вошёл в закрытые секции, Камилла нервно переминалась с ноги на ногу: встречать хозяина кабинета, сидя в его собственном кресле, было неловко.

Ламберт снял перчатки и положил их на ближайший стол. Ему хватило одного взгляда, чтобы отметить изменения, произошедшие в помещении за время его отсутствия: новый барельеф по периметру, на этот раз с растительными мотивами, нежно журчащий фонтанчик питьевой воды, ваза цветов на столе. Последнее особенно впечатлило. Ламберт даже позволил себе слегка усмехнуться. Девушка залилась румянцем, красиво ложившимся на смуглую кожу. Видимо, приняла усмешку на свой счёт.

– Я собираюсь посетить святилище серых фейри, – заявил он вместо приветствия. – Хочешь со мной?

***

Месяц спустя Ламберт заехал в загородный особняк своей протеже. Камилла встретила его уже в полной готовности к длительному путешествию: удобный костюм, горнолазное снаряжение по последнему слову сивфанской промышленности, тщательно уложенный рюкзак. Этот последний Ламберт приподнял прямо у неё за спиной и попросил открыть. Камилла резким движением сдёрнула сумку на пол, отбросила клапан, распустила завязки. Она – опытная путешественница, пускай и не случалось совершать восхождения в горы. А если уж канцлеру так интересно полюбоваться на её смену белья – пусть.

Ламберт поставил рядом собственный заплечный мешок и принялся методично извлекать багаж Камиллы. Одобрительно промычал что-то над тёплой одеждой, но решительно отложил в сторону скрученную в рулон циновку и утеплённый спальный мешок. Заметив, как девушка поджала губы пояснил:

– В прошлом году я был в тех краях и подготовил маршрут. У нас будет две стоянки, на которых уже заготовлены дрова, вода, припасы и всё прочее для ночлега. Лучше обойтись без лишнего веса. Темп будет довольно жёсткий: мы должны прибыть на место до будущего полнолуния.

– Почему? – объяснение Камиллу вполне удовлетворило. Но и заинтриговало тоже. Канцлер ответил уклончиво:

– Надеюсь, это ты мне сама расскажешь. По завершении экспедиции.

Он внимательно разглядывал котелок, который теперь держал в руках.

– Спецзаказ, – пояснила Камилла. – Крышка герметичная. Когда снимается – превращается в сковородку.

Ламберт отогнул зажимы, полюбовался покоившимися на дне серебристыми чашками, и вынес вердикт:

– Удобно. Лучше моего.

Раздраконив собственный рюкзак, канцлер отправил свою более объёмную посудину в угол, к сиротливой палатке Камиллы, обречённой остаться в Вернеце. Ламберт явно прикидывал, как половчее пристроить «спецзаказ» своей спутницы, и девушку это немедленно возмутило.

– Вообще-то, он мой, – заявила она безапелляционно. – Мне и нести! Тем более, если без циновки, фонаря, канистры, лопаты, стопперов… – перечисляла она всё, что забраковал Ламберт. – Я не беру на себя больше, чем могу унести!

– Не сомневаюсь, – мягкая интонация погасила нарастающее раздражение переводчицы. – Но мне кажется, будет уместнее отдать тебе это.

Плоская коробка светлого дерева появилась в руках канцлера словно по волшебству. Камилла не разбиралась в сортах древесины, но по красоте прихотливого узора, образованного из очень тонких годовых колец с вкрапленьями «глазков» и качеству полировки определила – вещь, определённо, не из заурядных. Крышка-планшет мягко заскользила в пазах и девушка ахнула:

– Тингумская тушь!

Канцлер любовался её восторгом. Серые глаза светились тёплым удовлетворением.

– Но как? Её ведь невозможно купить! – Камилла запнулась, прикрыв рот рукой. В конце концов, не ей, пересекавшей границу Сивфской империи по подложным документам, упрекать барона фон Штосс в связи с контрабандистами.

– Нельзя купить за деньги, – кротко уточнил скромный чиновник. – Но можно получить, как услугу за услугу.

Камилла пристроила драгоценный этюдник в рюкзаке так, чтобы спиной постоянно ощущать восхитительную твёрдость тингумского можжевельника: драгоценного дерева, очень медленно и тяжело растущего в суровом засушливом крае. Его запах бодрит и отпугивает насекомых, не боится времени и влаги. Но по сути – это всего лишь красивая удобная шкатулка для настоящего сокровища – тингумской туши: чёрной, как сама ночь, стойкой, ровно ложащейся на любую поверхность. Секрет её приготовления хранится как зеница ока, а за продажу на сторону полагается смертная казнь – тингумцы очень ревностно относятся к своему национальному достоянию и славе лучших в мире рисовальщиков и каллиграфов.

А теперь целых три бруска лежат у Камиллы в рюкзаке, покоятся в обитых шёлком футлярах. Один – с изображением дракона, второй – летучей мыши, на третьем – крылатое чудовище, которое она не смогла сходу определить. Впрочем, что-то смутно-знакомое в нём всё-таки было.

***

Горы всегда пугали её. Величественные, неприступные, жёсткие, они казались клыками, жадно впивающимися в небо. В Саламиниуме самые высокие горы во время бури ветер насыпал белым, как кости виверны, песком. В Сивфах горами называли укрытые мягкими зелёными шкурами дёрна холмы.

Северные горы иные. Как и их обитатели не похожи на обитателей цивилизованного мира. Высокие светловолосые мужчины с холодными голубыми глазами врезались в память юной Камилле так же прочно, как их верхолазные крюки врезались в щербатые тела скал. Уроженка солнечного оазиса посреди пустыни зябко повела плечами. Никогда не думала, что придётся вернуться сюда. В прошлый раз ей не удалось продвинуться дальше предгорий. Нечего было и мечтать просить надменных горцев проводить чужестранку в своё святая святых. Даже их поселения оказались недоступны. «Верхние», как их тут называли, время от времени брали в жёны женщин долин. Ни одна из них ни разу не спустилась навестить родню, ни разу не пригласили к себе родителей невесты.

Всего на три месяца в году перевал, за которым лежит поселение горцев, становился проходимым. И первый месяц уже перевалил за середину, а ни одного блондина в этом году так и не видели. Не удивительно:  прошлым летом у них был крупный «улов». Спасающийся от погони р**********ц продал случившемуся в селении горцу сразу семерых женщин по дешёвке – просто, чтоб отделаться от груза.

– Здесь говорят, что горцы приносят фейри человеческие жертвы. Женщинами, – сообщила Камилла, присаживаясь за стол. Таверна большая, шумная. Наверняка ждать заказ придётся ещё долго. Канцлер пожал плечами и ничего не ответил. Тоже сел. Как обычно: сбоку, в тени, но так, чтобы открывался хороший обзор окон и двери.

– Я думаю, это чушь.

Камилла сложила руки в замок и положила перед собой, на добротно отполированное дерево.

– Хочешь выяснить сенсационную правду? – осведомился Ламберт, откинулся на широкую спинку скамьи и напустил на себя ленивый вид, полуприкрыв глаза. Чем ближе они подходили к горам, тем ярче разгорался в его спутнице исследовательский интерес. Любопытная ящерка на солнце.

– Если бы это было так, разве ты бы меня с собой взял? – Камилла сняла шапочку и с наслаждением встряхнула гривой каштановых волос, взбила их пальцами, легонько массируя голову.

– Устала? – Привлекательная девушка, в которую превратился субтильный спутник путешественника-сивфанца, притягивала взгляды. Но канцлер вдруг словил себя на мысли, что удовольствие полюбоваться на этот распустившийся цветок того стоило.

– Не устала, – решительно блеснули изумрудные глаза. – А вы, господин чиновник?

– Немного утомлён, – Ламберт обнял лежавшую на скамье декоративную подушку и изобразил зевок. – Переночуем здесь. Завтра наш первый горный переход.

Камилла замерла, подавив короткий вздох.

***

Её карьера быстро шла в гору. Канцлера она видела реже, чем хотелось бы, но всегда ощущала за спиной его незримое присутствие, и это придавало уверенности. Так, например, затянувшиеся переговоры с Кордолисом по поводу введения взаимных пошлин чуть было не закончились провалом, однако, когда посол Сивф уже была готова пойти на уступки, ей доставили записку: «Дорогая Камилла! Окажите мне маленькую услугу! При встрече с досточтимым Пекардином, передайте ему: кобыла, которой он интересовался, готова к продаже, и я прошу сообщить мне, будет ли он брать свой заказ, так как претендентов предостаточно».

Это послание девушку удивило. Канцлер слыл знатоком лошадей, и все коннозаводчики признавали его непререкаемым авторитетом в любых спорах, однако она никогда не слышала, чтоб Канцлер продавал своих животных. Тем не менее, после того, как министр финансов Кордолиса со слегка издевательской улыбкой сообщил ей, что подготовил для Его Величества указ, поднимающий пошлины на металлические изделия, завозимые из Сивф, втрое, госпожа посол небрежно заметила:

– Ах да, чуть не забыла. Канцлер передавал вам привет и интересовался…

Внезапно герцог залился краской.

– Точно ли?

Камилла была заинтригована, но уже достаточно умела владеть собой. Она показала записку (написанную на этот раз на сивфском).

– Я… – мужчина запнулся. – Мне нужно… послушайте, госпожа моя, вы собирались отбыть завтра? Можете задержаться на день?

Она согласилась. И вернулась в столицу вместе с министром финансов Кордолиса, неожиданно заявившим, что хочет обсудить отношения, связывающие их страны, лично с кесарем.

Консул Сивф, женатый на сестре кесаря, давал бал в честь почётного гостя. Камилла, как и всё высшее общество, была в числе приглашённых. Несмотря на утомление (сказывалось многодневное напряжение), она привычно вслушивалась в разговоры легкомысленных сплетников, выуживая зёрна достоверной информации, и внимательно следила за окружающими, скользя по ним скучающим взглядом. Так, например, Камилла заметила, как хмурится жена консула, наблюдая за министром Кордолиса, весь вечер не отходящим от их дочери, и как старательно консул не замечает нежных взглядов девушки, направленных на молодого человека. «Так вот о какой кобыле шла речь», – усмехнулась леди посол про себя и в этот момент увидела Канцлера. Он разговаривал с каким-то вельможей, поигрывая бокалом вина, затем раскланялся с собеседником, поставил фужер и, словно почувствовав её взгляд, обернулся.

Оркестр заиграл следующее вступление. Это был старинный сивфский танец с довольно сложным чередованием фигур, и теперь мало кто, особенно из молодёжи, его знал, однако по традиции на каждом балу его исполняли. Пространство в центре зала стало очищаться, многие пары садились передохнуть за столики. Канцлер незаметно преодолел разделяющее их с Камиллой расстояние, как всегда безукоризненно элегантный, склонился перед девушкой в церемонном поклоне, произнёс старинную формулу приглашения:

– Если благородная дама соблаговолит оказать мне честь.

Камилла не владела этим танцем. Она не была даже уверена, что хоть раз видела его от начала до конца, но рука её сама собой протянулась к мужчине. Он вывел партнёршу на середину залы, и она заметила, что кроме них собираются исполнять фигуры ещё всего две пары – и самому молодому из них, вероятно, лет было больше, чем Камилле и канцлеру вместе взятым. От осознания неотвратимости предстоящего позора, а возможно, ещё и из-за духоты, у неё закружилась голова, как тогда, в горах. Но руки канцлера, так же, как тогда, надёжно держали партнёршу, давая чувство безопасности, не позволяя не то что упасть, но даже сбиться с такта. Камилла расслабилась, позволяя канцлеру вести себя и отвечая на малейшее его движение. За весь танец он не проронил ни слова, лицо его было спокойно, но она читала по нему, как по книге, написанной на мёртвом языке. Она видела его усталость, но видела и удовлетворение от проделанной работы. И взглядом выражала ему благодарность за помощь, и просила раскрыть подоплёку этой интриги.

Канцлер проводил партнёршу назад, к столику графа и графини Дантрэ и, коснувшись губами её перчатки, бесстрастно произнёс:

– Благодарю вас за доставленное счастье.

Не удержавшись, Камилла проводила его взглядом. Граф хохотнул.

– Что, задал загадку наш чудак Канцлер? Думаете, что это его дёрнуло приглашать вас? Я объясню. Он намеривался потанцевать с вот этой благородной дамой, – муж похлопал графиню по руке. – Но, видимо, заметив меня, в последний момент оробел. Знаете ли, леди Камилла, что шесть лет назад за этот прекрасный цветок ваш покорный слуга дрался с Канцлером на дуэли и победил? Да-да, танцует он, может, и недурственно, но когда дело доходит до старой доброй рапиры… да… хотя фон Штосс, говорят, был чемпионом корпуса в своё время, – граф снова весело рассмеялся, но поймав холодный взгляд жены, несколько умерил пыл. – Правда, виконт Клари рассказывал мне, что был на турнире в Вернеце и узнал канцлера, тот выступал под вымышленным именем, представляете? И, честно говоря, правильно поступил, потому что не прошёл даже до четвертьфинала. Хотя, я слышал, что он взял к себе в дом старого учителя фехтования, которого выгнали из лиги. Видно, старикан совсем сдал.

«Мой добрый друг! – писала Камилла всего неделю спустя. – Вы оказали Отечеству неоценимую услугу, позволив добиться перемирия в этой таможенной войне. Нам повезло, что сердечная страсть министра финансов позволила Сивфам диктовать свои условия. Но объясните, как произошло, что принцесса ответила ему взаимностью до такой степени и согласилась бежать?»

«Моя дорогая Камилла! – отвечал Канцлер. – Если уж начистоту, всё обстояло не так просто. Король Кордолиса не настолько беспечен, чтобы доверить министерство финансов такому горячему молодому человеку, как герцог. На самом деле, руководит министерством его дядя, Веласкин. Старик хитёр, как лис, и прекрасно понимал, что мы сколь угодно долго можем меряться пошлинами, но малоразвитый пока в финансовом отношении Кордолис теряет на поставках зерна несоизмеримо меньше средств, чем Сивфы на изделиях наших кузнецов, а хлеб закупать придётся, если не в Кордолисе, то в Илларике. Пришлось сыграть на сентиментальной привязанности Веласкина к племяннику, обещав тому семейное счастье. Старик, однако, требовал гарантий, и просто выкрасть девушку было недостаточно. Несколько месяцев я писал принцессе стихи от имени влюблённого министра, заваливал цветами, драгоценностями и прочими безделушками. Это было бы сложно сделать втайне от её матери, однако консул, нуждаясь в деньгах, заложил фамильные драгоценности своей жены, просрочил платёж, а я их выкупил. Уверив его в честных намерениях юноши, я предложил ему не только обеспечить семейное счастье дочери (даром, что у него их ещё трое), но и сохранить своё собственное. Герцог получил подробный список пристрастий и антипатий своей будущей супруги, а также несколько десятков стихов романтического содержания. Дальнейшее зависит от него. Мы получили, помимо налоговых льгот, отсрочку войны на семь лет и одного моего приятеля, сидевшего в королевской тюрьме. Надеюсь всё же, что благодарное Отечество никогда не узнает о моих перед ним заслугах, поскольку кесарь вряд ли простит мне соблазнение его племянницы, пусть и от чужого имени».

Однажды, проработав всё утро в канцелярии, Камилла заехала домой, и секретарь сообщил, что её дожидается человек с письмом от канцлера. Она не особенно удивилась – почту ей доставляли самыми разными путями – и распорядилась предложить гостю отобедать с ней. Переодевшись, леди посол спустилась в столовую. Увидев её, молодой человек встал и учтиво раскланялся. Он был замечательно красив: мягкие локоны тёмно-каштановых волос обрамляли лицо с тонкими правильными чертами, общее впечатление дополняли выразительные карие глаза, необыкновенно пушистые ресницы и лёгкий румянец.

На юноше был простой штатский камзол, а рядом с ним стоял небольшой чемоданчик, с какими обыкновенно ходят врачи. Девушка даже смутно припомнила этого молодого человека, выходящего из соседского дома – вероятно, у отставного офицера опять разыгралась подагра.

Письмо оказалось на сивфском. Это сразу насторожило.

«Дорогая Камилла! – писал Канцлер. – Случилось так, что в связи с пошатнувшимся здоровьем я был посажен доктором Вартеком под домашний арест с поистине драконовским режимом. Я здесь отчаянно скучаю и прошу вас прислать мне из канцелярии несколько книг, чтобы я хоть чем-то мог занять себя». Далее следовал список книг и подпись. Камилла ещё раз перечитала короткий текст, пытаясь найти подвох или иносказание, но не преуспела.

– Вы, вероятно и есть доктор Вартек? – обратилась она к молодому человеку с лучезарной улыбкой.

Тот подтвердил, что да, именно так оно и есть.

– Канцлер пишет, что воспользовался вашим профессиональным мастерством. Серьёзно ли он болен? Могу ли я навестить его?

Юноша, заметно смущаясь, отвечал, что Канцлер, верно, был серьёзно болен, однако кризис уже миновал, и он уверенно идёт на поправку, и что посещение такой очаровательной дамы вряд ли сможет повредить, особенно человеку, обращающемуся к ней «Дорогая Камилла!»

Она удивлённо подняла брови.

– Вы знаете содержание письма?

Доктор, окончательно смущённый, тут же заверил её, что совершенно случайно заметил только обращение, поскольку Канцлер писал в его присутствии.

«Вот оно что, – подумала Камилла, – вероятно, этот юноша не только врач Канцлера, но и друг. Зная, что я буду расспрашивать о нём, он не хотел ставить Вартека в неудобное положение, колеблясь, можно ли отвечать на мои вопросы».