Цепи 2

Глава 19

Клара.

Неделя прошла после похорон.

Если бы не Дима, я бы сдохла.

Убийцу моего сопляка взяли под стражу и будут судить. Папочкин обещал, что впаяют по всей строгости.

А я считаю, что убийцу может судить только мать убитого. Потому что она родила, она дала жизнь, а кто-то вдруг решил, что вправе её отнимать. Так как матери у Славки нет и её обязанности выполняла я, то и судить убийцу хочу сама.

Какое он имел право? Какое?

Отнимать у меня единственного близкого человека. Я столько сил в него вложила, столько нервов, любви, заботы, а кто-то просто взял и убил.

Зоя даже на похороны не пришла. Выложила у себя пост с чёрно-белой фотографией и зажжённой свечой, выкинула фразу о том, что потеряла любовь всей своей жизни, и на этом всё.

Он останется только в памяти.

В её — как первый парень, с которым не суждено было быть вместе. В моей — как единственное важное дело в жизни, с которым я не справилась.

Чувствую себя виноватой. Во всём. От начала до конца.

В квартире невыносимо находиться. В его комнате всё как было.

На компьютерном столе фантики от конфет, недопитая кружка чая. Гора вещей на кресле — грязные и чистые, всё вперемешку. Какие-то запчасти для мотоцикла на полу у батареи.

Сопляк не удосужился даже навести порядок перед уходом в армию.

На тумбочке у кровати — чёрно-белый снимок его матери. Рядом, так и не тронутый флакон мужских духов.

Серый грязный носок на полу. Второй почему-то на комоде. Или это от другой пары…

Сажусь на его кровать, надеваю его наушники. Слушаю тишину. Лучше бы он и дальше водил своих девок. Лучше бы и дальше выносил мне мозги и трепал нервы. Лучше бы грубил. И готовил потрясающие стейки.

Чем так, как сейчас.

Я не плачу. Слёз нет совсем. Только тихо вою, всё сильнее раскачиваясь на его кровати. Вою, как дворовая псина на цепи, как одинокий зверь.

Прости, Печенька. Я не справилась.

Мне очень жаль.

Так жаль, что хочется забиться под паркетную доску и тихонько сдохнуть.

Схорониться вместе с пылью.

Чтобы меня никто не трогал. Чтобы все обо мне забыли. Чтобы меня не было — такой дуры, не способной защитить своего пацана.

Я вою всё громче, и сердце всё сильнее сжимается. В груди болит так сильно, что уже нет сил.

И в этот момент выступают первые слёзы. Первые две капли проносятся по щекам, прокладывая дорожки остальным. И я уже не могу остановиться. Кричу и плачу. Без цели, без мыслей. Умываюсь тёплыми слезами, а они не заканчиваются.

Истерика доводит до потемнения в глазах. Я боюсь, что сейчас снова потеряю сознание, но, в отличие от первого раза, рядом нет никого, кто сможет оказать помощь и вызвать врачей.

Пытаюсь успокоиться.

На ощупь, так как в глазах темно, иду в свою комнату, нащупываю мобильник на столе и присаживаюсь на пол, чтобы не разбиться, падая с высоты своего роста.

Наугад тыкаю пальцем в экран, нажимаю «повторить последний вызов».

Длинные холодные гудки надежды на спасение прерываются голосом Агаты.

— Ну наконец-то! Где тебя носит? У нас съёмка рекламной интеграции!

— Агата, мне очень плохо, — хриплю, понимая: сил совсем уже нет. Я чувствую, как они утекают, как вода из губки, и я перестаю ощущать своё тело.

— Мне плевать! Чтобы через полчаса была на моторе! Иначе…

Её голос тонет во мраке.

Я отключаюсь и, как хотела, пропадаю без вести.

Ощущение сравнимо с падением в глубокий тёмный колодец, на дне которого — вязкая, чёрная, холодная бесконечность.

Я почти коснулась самого дна, как услышала:

— Давай, родная, приходи в себя. Ну же! — требовательный, жёсткий голос заставляет подчиниться.

Чувствую, как его ладони растирают мои щёки и уши. Я ещё не вижу его, но уже ощущаю его страх и переживания.

Он поднимает моё тело на руки, несёт в коридор.

Открыв глаза, цепляю взглядом выломанную входную дверь.

Роберт уносит меня из квартиры, везёт в больницу.

Прихожу в себя в VIP-палате, сразу пытаюсь подняться.

— Лежи, сейчас доктор придёт, — Роберт, надавив на плечи, заставляет вернуться на подушку.

— Ты как здесь? — спрашиваю.

Не узнаю свой голос. Слабый, безжизненный. В горле дико пересохло, язык приклеился к нёбу и еле ворочается.

— Агата сказала, что у тебя горе. Заехал, хотел поддержать, — объясняется.

— Зачем? Я же просила больше меня не беспокоить.

— Сейчас придёт доктор, скажет, что с тобой всё хорошо, и я уйду. И больше не побеспокою.

— Ты выломал дверь, меня, наверное, обокрали.

— Не успели. Я вызвал мастера, и дверь давно на своём месте. Ключи у соседки.

— Ладно, — киваю вместо благодарности.

Дверь открывается, и в палату заходит совсем не доктор в белом халате, а отец Даниил в чёрной рясе.

Роберт заметно напрягается.

— Эй, отбой! Она не умирает! — встречает Даню злобным противостоянием.

— Это мой друг, — подаю голос.

Роберт мечет в меня охреневший взгляд, говорящий о том, что мне в очередной раз удалось его удивить.

— Как ты? — спрашивает Данил, приближаясь. Заботливо кладёт ладонь на мой лоб.

— Твоими молитвами, — тускло улыбаюсь.

— Как видишь, со мной всё в порядке. Уходи, — обращаюсь к Роберту. — Тебя наверняка где-то ждут.

— Поговорю с врачом и уйду, — стоит на своём.

Я рада, что Данил приехал. С ним мне спокойно. Он как отец, который может утешить, залечить раны, выслушать и дать дельный совет.

Доктор не заставил себя долго ждать. Появился в палате с папкой моих анализов и обследований, которые врачи успели сделать за время моей отключки.

Прежде чем начать говорить о моём диагнозе, попросил выйти из палаты Роберта, так как тот не является родственником.

— А этому почему тогда можно? — сопротивляется Роберт.

— Это священник. Он может присутствовать, если пациент не против.

— Я не против, — подтверждаю.

— Что с ней? — настойчиво требует ответ Роб.

— Жизни пациентки ничего не угрожает, — обтекаемо отвечает врач.

Роберта это, кажется, устраивает, и он всё-таки покидает палату.

— Клара, у меня для вас хорошая новость, — улыбается доктор. — Вы беременны.

Ошибка какая-то. Этого не может быть!

— У меня были месячные, это какая-то ошибка, — озвучиваю мысли.

— Никакой ошибки быть не может. Срок — пять недель. Иногда так случается: если зачатие происходит перед менструацией, то женские дни могут идти по графику даже на протяжении всей беременности.

Мысленно отсчитываю недели, пытаюсь восстановить в памяти события тех дней.

— Если я переспала с двумя мужчинами — с одним из них перед, а со вторым во время женских дней, — то кто из них отец моего ребёнка?

— Шансов забеременеть перед менструацией больше, чем во время неё. Гораздо больше. Так что я смею предположить, что отцом вашего ребёнка является первый кандидат.

— Чёрт! — ругаюсь, позабыв о присутствии святого отца.

Димка!

Воплотил в жизнь свои мечты. Найду его — сперва убью, а потом вручу грамоту за самых живучих сперматозоидов!

— Стресс, отсутствие должного питания, и нервное истощение стали причиной плохого самочувствия. Мы продержим вас под наблюдением ещё несколько дней, чтобы стабилизировать состояние, и можете ехать домой, вставать на учёт по беременности. Скоро будет обед, постарайтесь поесть, вам нужны силы.

Доктор уходит, а я всё ещё не могу прийти в себя.

— Думаешь, я шлюха? — обращаюсь к Данилу.

— Иисус Христос принял в своё окружение падшую женщину. Она омывала Его ноги и была удостоена чести получить прощение. Так кто я такой, чтобы осуждать тебя за твои грехи?

— Я беременна, — говорю.

— И это прекрасно! Это великое чудо! — улыбается Данил.

— У меня будет ребёнок, — увереннее.

— Да, Клара, — подтверждает.

— Я. Стану. Мамой, — почти кричу, задыхаясь от радости. — Передай своему Богу спасибо!

— Сама скажи Ему! — радуется вместе со мной Данил. — Это не так страшно, как тебе кажется.

— Думаешь, я справлюсь? Я только что потеряла приёмного сына. И ничего не смогла сделать, чтобы его защитить.

— На всё воля Господа. Твой парень сейчас в лучшем мире. Значит, своей родной матери он нужен сильнее.

— Они сейчас вместе?

— Думаю, да. Поверь, им там гораздо лучше, чем тебе сейчас. Отпусти его. Помолись за него. Хочешь, мы можем помолиться вместе?

— Хочу. Дань, я исповедаться хочу. Хочу избавиться от грехов до рождения ребёнка.

— Конечно, — отвечает мягкой улыбкой.

Я говорила, не выбирая слов. Всё, что годами гнило внутри, вырывалось наружу вместе со слезами и сбившимся дыханием. Я признавалась в страхах, зависти, злости, в похоти, в слабости, в том, что не умела прощать — ни других, ни себя. Данил не перебивал. Он слушал, склонив голову, иногда тихо читал молитвы, прося Господа отпустить мои грехи, и понимающе кивал, будто разделяя со мной эту боль.

И мне стало легче.

Внутри образовалась пустота. Там, где была тяжесть, оказался пустой сосуд, который будет наполняться вновь — радостью, любовью, возможно, печалью.

Распрощавшись с отцом Даниилом, я первым делом принялась звонить Димке.

Абонент недоступен.

Я не смогла дозвониться до него в этот день.

И на следующий день тоже.

И через неделю.

Поиски друга не дали результатов. Актёры шоу, с которыми он танцует, сказали, что сами разыскивают его.

Родители Димки сообщили, что подали заявление в полицию о пропаже сына.

Он просто исчез.

Именно тогда, когда был нужен больше всего.