Выбор за тобой, детка

Она всего несколько часов была свободна. Всего каких-то несколько часов в своей небольшой и такой расписанный по дням и часам жизни. Ведь с самого рождения за нее решили все. Не дав даже наименьшей возможности выбора. В детстве за нее все решили родители. До самого совершеннолетия. Куда она поступит, когда вырастет, чем будет увлекаться, какую одежду даже будет носить. Даже кто будет ее друзьями. И Эмилия не могла перечить, ведь это были любимые мама и папа, а мама с папой лучше знали, что для нее было правильным. И Эмилия была правильной, и послушной дочерью. Скромной, умной и безмолвной. Гордостью для своей семьи. Лучшей доченькой. Той, которая оправдает все возложенные на нее ожидания. И она никогда не подводила. Она была той самой золотой доченькой, которую они хотели видеть. Девушка отлично разбиралась в искусстве, играла на фортепиано, даже пробовала себя в балете, но в итоге, было решено, что это совершенно не ее и девочка начала заниматься верховой ездой. Еще девочка достаточно хорошо разбиралась в экономических и финансовых вопросах. А родители, особенно отец, очень поощряли эти ее “личные” рвения, одаривая за каждый новый успех новыми и новыми подарками, благами. Делая жизнь в ее золотой клетке еще более комфортной. Так и жили почти до самого ее совершеннолетия. Отец ни раз говорил, что скоро дочь сможет заменить его на посту президента компании. Обсуждал с ней новые контракты, советовался в финансовых вопросах. Мать радовалась, что вырастили такую талантливую и умную не по годам девочку. А сама Эмилия очень ждала своего восемнадцатилетия, чтоб стать полноправным сотрудником компании. И вдруг вся ее привычная жизнь рухнула. В один момент. Мама с папой погибли. Утонули вместе с ушедшей на дно яхтой их друзей во время отдыха на одном из средиземноморских курортов. Новости об их скоропостижной смерти накрыли ее, словно камнем по голове стукнуло. Эмилия даже не поняла сначала тех слов, которые ей произнес адвокат отца и друг семьи — дядя Семен. А потом сознание просто покинуло ее хрупкое тело. И это было ей во благо. Вряд ли Эмилия бы пережила все, что было дальше. Слишком хрупкой и тепличной выросла она для всего этого мира с его жестокими законами. Все дни подготовки похорон, сами похорона и последующие траурные дни провела она в агрессивном медикаментозном забытьи. Больше недели понадобилось, чтоб в себя прийти и еще полгода на то, чтоб осознать, что ее жизнь больше никогда не станет прежней. И предчувствия ее не обманули. Первые нехорошие новости пришли практически сразу после похорон. Еще и девяти дней не прошло, как она узнала, что всеми делами теперь заведует дядя Эрик — мамин брат. Любимый дядюшка, которого не раз папа за глаза тихонько называл Аспидом подколодным, к которому нельзя поворачиваться спиной. И теперь этот самый дядя с огромным рвением вступил в новую должность, хоть и с пометкой “исполняющий обязанности”. Эмилии даже показалось, что тут уже дело не в скорби или ответственности. Тут явно была большая финансовая подоплека и просто неимоверные амбиции. Девушка внезапно поняла, что клетка ее из золотой внезапно превратилась в чугунную с шипами внутрь и каждый день шипы эти росли все больше и больше. Сначала это было даже немного незаметно, но та неуклонная скорость, с которой они росли, внезапно озаботили. Эрик был похож на паука. Он действовал неспешно, но с постоянством автомата. Первым шагом было то, что он переехал жить в дом своего брата. Еще через неделю уже жил в комнате родителей Эмилии, постепенно перекроив весь ее интерьер под свой вкус. Она понимала, что будет находиться под его опекой, пока ей не исполнится восемнадцать лет, но вот этот новый шаг возмутил откровенно. И все же девушка промолчала, так как не привыкла в своей жизни перечить старшим. Еще в течение месяца она вдруг с ужасом осознала, что в доме внезапно сменилась вся прислуга, а сама она находится под непрерывным контролем дяди. Если при родителях она хотя бы могла гулять с подругами в торговом центре или ездить на каток и в Конно-спортивный клуб, то теперь без сопровождения охранника она не могла ступить ни шагу за пределы своего двора. Да и во дворе девушка чувствовала за собой непрерывную слежку дядюшкиных шестерок. Казалось, ещё чуть-чуть и на её шее застегнулся бы жёсткий строгий ошейник, на глазах шоры, во рту строгий пилям. Это страшило безмерно. Прошло всего пара месяцев и дядя начал показывать своё истинное нутро. К ошейнику теперь присоединился поводок, который с каждым днём становился всё короче и короче. А от искренней родственной любви, которой так пылало его сердце по отношению к маленькой Тике - такое прозвище дали Эмилии дома, не осталось ни следа. Все чего теперь удостаивалась девушка в своем собственном доме, так это пренебрежительного взгляда и пары-тройки язвительных фраз касательно её учёбы, внешнего вида, образа жизни. Со смертью родителей ей будто вырвали из груди сердце, а теперь подобным отношением последний родной человек медленно по ложке выцеживал душу. А ещё в доме появились какие-то новые, совершенно незнакомые ранее люди. Эрик называл их партнёрами, но вид у этих партнеров был, мягко говоря, бандитский. И дело было даже не в том, что у людей этих было оружие. Партнёры отца так же часто бывали вооружены. Все дела ведь крутились вокруг больших денег. Нет. Тут дело было совершенно в другом. Эти люди выглядели опасно. Они не вызывали доверия у неё. Наоборот, они вызывали страх. Дядя крутился в околокриминальных кругах. Одного из них девушка про себя окрестила Змея. Он был худой, бледный с хитрыми зелёными глазами и заискивающей, больше похожей на оскал, улыбкой. Он был манерный и учтивый с ней, но Эмилия нутром чуяла, что человек этот очень опасен. Вот к кому уж точно ни в коем случае нельзя было поворачиваться спиной. Не ножом пырнет, так сладостями с ядом угостит. А ещё угнетали моральное её те двое, которые приходили, обычно, вечером, в те дни, когда Эрик бывал явно не в духе. Братья. Размером с трёхстворчатый шкаф каждый. Один другого больше. Дядя ласково называл их "двое из ларца". И было от чего. Братья были близнецами. Суровые, большие, сероглазые шатены со своеобразной мужественной красотой, они, меж тем, вселяли какой-то первобытный ужас в сердце юной девушки. Особенно тот, которого она про себя окрестила Вторым. Марк, так, кажется его звали. Первый, Алекс, тот хотя бы был обходительный, и, более-менее добрый. Если приходил, то обязательно целовал ей руку и улыбался, а у неё тряслись поджилки. Марк же одаривал её коротким пренебрежительным взглядом, словно бы перед ним было обычное насекомое - маленькая белая моль. После просто уходил прочь, в кабинет дяди. Вскоре она начала отличать Первого от Второго. Это, на самом деле было легко. У Второго на щеке был небольшой, едва заметный шрамик. И теперь Эмилия руководствовалась именно этим признаком, чтоб не попадаться хмурому братцу на глаза. Да у неё и без этого теперь хватало проблем. Дядя, как только оперился запретил ей заниматься верховой ездой - единственным занятием, которое девушка любила искренне. Хуже того, он продал её лошадь Сагу, папин подарок на пятнадцатилетие. И сколько бы девушка не упрашивала — ответ был один. Данное занятие совершенно не бабье, и вообще, нечего страдать ерундой. Меж тем, учебный год подошёл к концу и пора было поступать в университет. Ведь девушка так долго и тщательно готовилась к этому новому шагу в своей жизни. И вот тут её ждал удар не меньший, нежели все предыдущие. — Нечего тебе ерундой заниматься. Ты баба, а баба должна борщи готовить да детей рожать и воспитывать! — как отрезал дядя. — Но я хочу учиться дальше! — Эмилия впервые, наверное, за всю свою жизнь попыталась отстоять свои права. — Я школу с золотой медалью закончила! И вообще, отец хотел, чтоб я училась на экономиста, чтоб потом занять его место в управлении компанией. — Твоему отцу делать было нехрен! — В глазах Эрика на мгновение мелькнула плохо скрываемая ярость. — Сделал бы сына —не тратил бы время на цацканья с тупой девкой. — Отец гордился мной. Говорил, что я его будущее — Он просто льстил тебе, а я говорю правду. Я не твой отец и всё сказал. Никакой больше учёбы. Хватит. Компанией и без тебя есть кому управлять. А ты, как только восемнадцать исполнится, замуж выйдешь! — За кого?! — сердце девушки ушло в пятки. — Найдем! — дядя бросил в её сторону последний пренебрежительный взгляд и уставился в бумаги, всем своим видом показывая, что больше не намерен общаться с ней. Эмилия попыталась было заговорить вновь, но он одарил ее таким взглядом, что у девушки просто сердце ушло в пятки. Она выскочила из кабинета родственника, едва не столкнувшись в дверях со Змеёй. —Леди куда-то торопится? — улыбнулся тот, снова целуя её ладошку. —Леди пора спать! — отрезал Эрик и девушку окончательно вытолкнули из кабинета. Дверь перед её носом с гулом захлопнулась. Возмущение накрыло её с головой и девушка почувствовала, что краснеет, словно вареный рак. Захотелось ворваться обратно, высказать этим двум негодяям всё, что она о них думает. Заставить, наконец, считаться с собой! Она все-таки человек, а не вещь, принадлежащая ему. — Ну, ничего, я всё равно с тобой поговорю, — прошипела она кошкой и напряглась. Из-за дверей доносился разговор явно на повышенных тонах. Любопытство взяло верх над бушующими эмоциями. Эмилия судорожно вытерла набежавшие слезы, тихонько, на цыпочках, едва дыша подошла к двери и приникла ухом к ней, вся обратившись в слух. — Я тебе говорил, говорил, что эти двое не такие простые, как кажутся! Андр, я предупреждал тебя что с ними надо ухо востро держать, а ты что сделал?! — орал дядя. Лепетания Змеи она не услышала, да и дядя не дал ему сильно разглагольствовать. Оборвал фразу на середине. — Короче, если не хочешь, чтоб нас посадили на все швабры без вазелина, близнюков в расход! И без разговоров! Не хватало мне, чтоб кто-то не тот узнал всю правду. Девушка прикрыла ладонью рот. Неужели она правильно поняла и только что любимый родственник подписал "Двоим из ларца" смертный приговор. И что за такую правду они знали, что их нужно было пустить в расход за это? Но, к сожалению, после данной тирады уже ничего невозможно было понять, поэтому она не солоно хлебавши ушла к себе в комнату. И, видимо, приказ Эрика был выполнен, ведь после этого дня близнецы больше не приходили в их дом.