Поисковики, нашедшие тело, вернулись ближе к закату. Остальные вернулись немного раньше, районные уже уехали. Усталые, изможденные и невероятно расстроенные. Катя, сидящая рядом с Марией и фельдшером, услышала гул мотора и стук копыт.
Она встала, распрямляя плечи и положила руку на плечо врача.
— Я выйду, встречу. Надо предупредить. Придержите ее тут пока.
Мужчина коротко кивнул и продолжил измерять давление несчастной матери. А Катя вышла из здания как раз вовремя. Герман как раз привязывал повод коня к коновязи. Рядом суетился отец Михаил. Она негромко откашлялась в кулак, привлекая к ним свое внимание.
Лесник подошел к ней и положил руку на плечо.
— Как она? — он посмотрел на собеседницу с угасающей в глазах надеждой.
— Плохо, — Катя спрятала руки в карманы и вздрогнула, глядя на микроавтобус в котором было тело девочки, — она на грани. Там все очень плохо?
— Сама-то как думаешь? — вздохнул тот. — Ее звери потрепали.
— Маша сейчас захочет увидеть дочь. Останови ее.
— Хорошо, я поеду с ней в район, а тебя попрошу отвезти на мой кордон. Животных придется кормить тебе. Пожалуйста.
— Не бойся, покормлю. А коня как и собак?
— Цербер поедет с тобой, Фенрир останется тут с Ренегатом. Их заберет Михаил. Я приеду завтра.
— Давай, удачи тебе.
— Спасибо, — он нагнулся и коротко коснулся губами ее сломанной руки.
— Давай, работай! — выдохнула Катя и толкнула его в плечо, так как в этот момент Маша вылетела из клуба, поняв, кого привезли. Герман бросился наперерез ей, хватая в объятия.
Катя же вновь отошла назад, оперлась о плечо коня. Потерла виски пальцами и закрыла рот ладонью, так как в стороне от нее разворачивалась настоящая трагедия. Маша кричала словно полоумная, вырываясь из стальной хватки лесника. Ему, крупному мужчине, с трудом удавалось удержать ее, такую маленькую, но такую безумно-сильную в своем горе. Один раз она с силой ударила ногтями его по скуле и почти вырвалась, но мужчина остановил ее с каким-то звериным рыком, скрутил крепче и встряхнул, заставляя замереть. Обратил, наконец на себя внимание и начал хаотично показывать ей жесты. Маша снова забилась в его руках, забарабанила кулачками по плечам, но этот порыв ее прошел быстро, сменившись надрывным истеричным рыданием, в котором было столько боли и горечи, что вокруг снова запричитали женщины, да и сама Катя невольно всхлипнула. Нужно было срочно уезжать обратно в лесничество, пока она окончательно не свихнулась на нервной почве.
Герман в это же время подхватил обмякшую, уставшую от слез Марию на руки и отнес ее в автомобиль участкового. И в этот момент кто-то положил ладонь Кате на плечо. Она вздрогнула и повернулась в том направлении. Отец Михаил коротко улыбнулся, повлек за собой.
— Пойдемте, Катерина, вам нужно подкрепиться, а потом в дорогу.
— Спасибо, батюшка. — она вздохнула и поняла вдруг, что желудок уже сводит от голода.
Мужчина подошел к коню, отвязал от коновязи и повел следом, уводя Катю к себе. Матушка, моложавая, чуть полноватая румяная шатенка с толстой косой и странным для села именем Маргарита, будто сошедшая с картины Рубенса, напоила ее молоком и до отвала накормила густым вкуснейшим борщом.
— Может, все-таки, ночевать у нас останетесь? — спросила она, обращаясь к Катерине, которая в этот момент уже осоловело сидела за столом и глядела в окно, слипающимися глазами.
— Нет, Герману надо помочь. Я обещала.
— Неужто не страшно жить в лесу?
— Порой страшнее жить, когда вокруг толпы народа. Наверное, иногда их стоит бояться.
— Ох, надеюсь, мнение твое изменится, девочка. — отец Михаил взял ключи от машины и вышел во двор. — Пойдем, отвезу тебя на его кордон.
Машина тряслась по бездорожью, а Катя молча следила за дорогой. Из головы никак не хотела уходить картинка, как Герман заносил рыдающую Марию в автомобиль “скорой”. Это была такая горечь, такой ужас, что ей захотелось впасть в беспамятство.
— Ты не его сестра, — Михаил, изучал дорогу, но ей показалось, что при этом он наблюдал и за ней, — откуда взялась рядом с нашим нелюдимым?
— Если скажу, что под машину ему кинулась, поверите?
— Я всего лишь грешный священник, мое дело слушать, а потом уж решать, верить или нет.
Катя вздохнула и как на духу выложила батюшке всю свою историю, от автоподставы, до ее отчаянного броска на капот УАЗа. Эмоции выключились, осталась только история, ставшая для нее чем-то, очень похожим на страшный сон. Отец Михаил слушал ее эту исповедь молча, а она говорила и говорила. Когда же замолчала — батюшка грустно вздохнул.
— Ты на удивление спокойна. Неужели к подобному можно привыкнуть? Или это шок?
— Привыкнуть можно ко всему, душа со временем черствеет, если это было не один раз, — Катя вздохнула, разглядывая ногти на здоровой руке, — только страшно. Боюсь, что снова пересекусь с этим человеком. Не хочу больше боли.
— Сколько я говорил, что нехорошее место люди выбрали для строительства поселка, что не место находиться живым там, где лежали мертвые. Но, видимо, нет Бога там, где ради красивого жилья потревожили усопших. Не бойся, история твоя не выйдет новой сплетней в деревню.
— Это было бы неплохо, святой отец, — она улыбнулась и посмотрела перед собой, — а за тот поселок я вам скажу одно, там не то, что Бога нет, тем местом правит сатана.
— Мне, кстати, сказали, что ты ведьму местную прогнать смогла. Правда или нет?
— Было дело, — Катя невольно улыбнулась, — Настасья ваша мнит себя великой ведьмой, да только не подумала она, что есть те, кому до ее угроз совершенно дел нет. Она умеет затравить окружающих морально, да только ее легко сбить собственным же оружием.
— Ты на психолога училась или что?
— Или что, — она помолчала несколько мгновений, — бабка, мамкина мать, ведьмачила, хотела, чтоб я по стопам ее пошла, говорила, что передаст силу. Учила меня даже какое-то время. А я не хотела. Было страшно! А потом она упала с лестницы на чердак и разбилась. Умерла не сразу, звала меня, хотела силу передать. А я испугалась тогда и убежала. Но кое-какие приемы освоила, знаю, как можно подавить человека своей волей. Не поймите превратно, но она накручивала Марию в любой момент, стоило мне отлучиться. А еще у меня создалось впечатление, что она настраивала всех против Германа.
— О, это она у нас целью поставила, чтоб его со свету сжить. Настасья бывшая теща Геры, мать его погибшей жены. Для нее он был изначально худший враг. Она ведь тоже ведьму растила. Только, в отличии от твоей бабушки, у них там вся семья такая. И тут единственная и последняя дочь ушла от них и к кому? К бывшему военному, который увез ее в город. Более того, Марина, она ведь приняла православие. И ребенка они зачали после заключения брака. Вот это для Настасьи удар был.
— У Германа есть ребенок? — Катя даже приподнялась, на пассажирском сидении.
— Нет, к сожалению. Марину убили по пути из женской консультации. Избили до полусмерти и задушили. После чего бросили в подворотне. Там были бездомные собаки.
— Боже! — Катя прикрыла рот ладонью. — Ее…
— Изгрызли тело так, что в морге практически не смогли зашить. А самое страшное, живот распотрошили.
— Нет, пожалуйста, не продолжайте! — она начала отмахиваться руками. — У меня фантазия буйная. Одно скажите, как Герман это пережил?
— Честно, не представляю. Он в то время еще с трудом от ужасов службы отошел. А тут такое. Поэтому тебя и приютил. Для него поруганная женщина — больная тема. Только одного прошу, душу ему не береди. Думаю, что если Мария в деревне останется то только с ним. Возможно он сможет вылечить ее душу, да новой жизнью заживут тут. Будут залечивать душевные раны друг друга.
— Да я и не претендую. Мне пересидеть только опасность, да уеду в город.
— Катюшенька, от проблемы бегать не надо, проблему надо решать.
— Нет уж, тут такая проблема, что скорее меня закопасидел на деревянной приступке, свесив с нее одну ногу и курил одну за одной. В груди болело. Все тело будто огнем жгло, кажется, поднялась температура. Но, если честно, то сейчас ему было глубоко плевать на собственное самочувствие. Сильнее сейчас болела душа. И боль эту невозможно было угомонить никакими известными ему способами.
Герман затушил окурок о приступок и бросил в ведро. Коснулся пылающим лбом перил, рвано выдохнул и посмотрел в небо. Горло раздирал надрывный кашель, а в стремительно темнеющем небе холодным светом озарилась практически полная уже Луна, заставляя пробудиться самые дикие из инстинктов. Наступало тяжелое время.
Ему не было холодно, хотя торс мужчины был обнаженный. В ближайшие дни холод — это последнее, что могло его заботить. У него обострились все инстинкты и по телу шла мелкая дрожь. Он надрывно закашлялся и положил голову на бок, так как в этот момент сзади раздался стук закрываемой двери.
— Зайди, пожалуйста, ты болеешь, — Катя встала сзади и прикоснулась к его обнаженной спине, — какой ты горячий!
Лесник вздрогнул и отпрянул в сторону. Из горла его раздался приглушенный, клокочущий рык.
— Оставь меня, пожалуйста! — пророкотал он.
— Оставлю, если пойдешь в дом. А я пойду в баню. Я же все понимаю.
— Что же ты так хорошо понимаешь? — губы Германа прорезала улыбка и острые клыки блеснули под верхней губой.
— Ты переживаешь расставание с Машей и моя доля вины в этом тоже имеется, — она сложила руки на груди и вдруг вздрогнула, услышав его гулкий, переросший в кашель смех.
Герман прикурил очередную сигарету и посмотрел перед собой, стеклянными глазами. Он снова был слегка навеселе и Катя немного опасалась этого странного его состояния. Хотя спьяну он не разу еще не показал себя неадекватом, но рисковать не стоило, поэтому она старалась не провоцировать его.
— Не понимаешь. Ты ничего не понимаешь, девочка. Мне и вправду больно от расставания с Машей, вот только если бы это была самая большая моя беда, я бы тихонько страдал, пытался смириться. Может быть пил больше. Это не первый разрыв в моей жизни, и, возможно, не последний.
— Значит это от того, что произошло сегодня?
— Частично. Ты решила устроить мне допрос?
— Нет.
— Тогда иди пожалуйста домой, не мешай мне медитировать.
— Не заметила я, что ты тут медитируешь, — Катя подошла ближе и ласково взъерошила его длинные, чуть влажные, каштановые волосы.
— Я тебя сейчас укушу! — Герман снова улыбнулся, резко встал на ноги, приблизился к ней и быстрым движением лизнул от ключицы до скулы. — Прошу, Катен, уйди, мне очень тяжело контролировать себя рядом с тобой. Еще слишком свежи воспоминания. И в этот раз я таким ласковым не буду точно!
На Катю такой его поступок подействовал магически. Она пискнула и пулей улетела обратно в избу, а лесник продолжая то ли улыбаться, то ли скалиться, неспешно пошел в сторону бани. Действительно, эти пару ночей нельзя было находиться рядом с той, к которой тянуло сейчас будто магнитом.