В глубине души Потапенко, попав на час в этот гадюшник, мгновенно почувствовал атмосферу конкурентности, выживания, мелочного и дурдомовского, именно поэтому готового на все, и вполне способного сделать все для расчистки места…
Парня разочаровывать тоже не хотелось.
Да долг. Долг… Что долг. Каждый действует зачем-то. Кто-то ходит на работу за деньгами, кто-то водит трамваи, потому что… А он расследовал, искал, копал, ковырял трупы в силу долга… Кому и что он был должен… Интересно, проценты набегают, мысленно ухмыльнулся он.
— Пошли, покажешь место, — взял он парня за плечо.
На несколько секунд в голове мелькнула мысль, что мальчишка все это придумал, чтобы попасть внутрь «зазеркалья». Какой-нибудь сумасшедший фанат, сутками сидящий перед картинкой лакированной жизни.
Шапка светло-русых волос уверенно находила дорогу в лабиринте пространства телешоу.
Диван был на прежнем месте.
— Вот тут.
— Погоди, сам не трогай.
— А как же я вам покажу.
— Никак. Просто будешь руководить. Понял? А то еще тебя обвинят. Скажут, что подбросил.
— А ну вон там… ближе к тому углу.
У стеклянных панелей стояли Милюта и Инна. Они внимательно следили за манипуляциями сыщика. Недовольная гримаса подергивала блестящее лицо субтильного субдиректора проекта.
— Ну… нашли что-нибудь?
— Да она, небось, обертку от конфетки прятала, сунула, чтоб к мусорке не ходить. Все они тут свиньи, никто не хочет убирать за собой.
— А что у вас трансляция онлайновская продолжится?
— А почему нет? Осталась неделя проекта, должен быть назван победитель, в любом случае они должны поехать на гастроли, жизнь продолжается…
— Но может, их стоит выпустить хотя бы из этого зазеркалья. Вдруг тут убийца?
— Серийный маньяк? Среди чистеньких девочек и мальчиков из хороших семей?
— Мозги, дорогой, мылом не моют. И тут дорогого шампуня мало, чтобы иметь чистоту помыслов и возвышенность желаний.
— А дорогого шампанского? — Милюта усмехнулся, он достал платок и вытер лицо. Пот капал с него уже градом.
— Вроде взрослый человек, что за дикость вы несете?
— Я пришел с пустыми руками, и ничего не несу.
— Вы нашли, за чем пришли? Или вы решили весь диван отсюда вынести? Как те тараканы в анекдоте?
— Да, нашел.
Потапенко, осторожно проводивший руками под подушкой дивана, наконец, вытянул что-то из под нее.
Милюта рванулся к нему.
— Аккуратнее, дорогой, у вас даже перчаток нет. Не тяните потные ручки к…
— Что это?
В руках очкарика была… был клочок бумаги… в другой руке он держал что-то еще.
— Так надо будет Риту вашу… Пусть расскажет нам, что это такое.
— Вы что сами посмотреть не можете, что достали?
— Да это записка.
Осторожно развернув скатанный в трубочку листок, Потапенко читал, или не столько читал, сколько рассматривал добычу саму по себе.
— Так что это?
— По тексту вроде как записка.
— Предсмертная?
— Ну вы скажете тоже. Слово-то какое выудили, фильмов насмотрелись что ль?
— Да ладно вам цепляться к словам, — Милюте не терпелось узнать, чем все это закончится. Проект нельзя было закрывать ни под каким видом.
— Ну типа да. По словам. Но надо еще сделать экспертизу по почерку и стилю… отдать психологам… У вас есть образцы почерка Гиршмана?
— Если мы сейчас пойдем в спальню — то перебудим всех ребят.
— Я принесу, — вызвался вдруг Геращенко. Я знаю, где у него тетрадь со стихами в тумбочке лежит.
— Давай неси. И Риту сюда. Пусть расскажет, что это такое.
Потапенко разжал ладонь. У него на прозрачно-пластиковой перчатке лежали тонкие осколки чего-то стеклянного и хрупкого, с полустертыми буквами, угадывающимися на поверхности…
— Это что?
— Это осколки ампулы.
— И что?
— Да что угодно.
— Именно это может быть что угодно?
— У нас в ампулах кофеин ребятам выдается. Чтобы не спали под камерами, — Инна решила прояснить вопрос появления стекляшек.
— В таких вот ампулах?
— А они его в кофе добавляют.
— Кофеин в кофе…
— Ну что такого — жидкий кофеин, чтобы не спать, кому будут интересны сонные, спящие, засыпающие лица тут, на это смотреть никто не будет…
— А вы считаете, что сейчас тут есть на что смотреть?
— А что в ампуле? — почему-то вдруг спросила Инна.
— Я не знаю…
— Это все на экспертизу… все придется изъять из имущества звездного дома.
— Да изымайте, изымайте, и закроем эту тему.
Милюта уже терял терпение, ему хотелось поскорее закрыть дверь за незнакомцем, человеком из внешнего круга. Он уже пожалел, что вообще его сюда впустил. Хотя с его бумагами он имел на это право.
Но опять же… если бы он дождался утра… то, позвонив… да кому… ну даже после гибели Гиршмана у него есть выбор, кому позвонить, чтобы оградили от чрезмерного любопытства посторонних…
— Я уже ухожу, прочел мысли потного менеджера Потапенко.
— Вот. Рита.
И правда, в пижаме, с опухшими глазами вошла маленькая девочка, девушка, подросток… даже непонятно, как лучше и правильнее было бы ее назвать. Кукольное существо.
— Это что? — без предисловий Потапенко протянул руку с запиской и осколками.
Рита молчала. Чувствовалось, что она лихорадочно что-то пытается сообразить. Что-то мгновенно подсчитать, сделать конъюнктуру событий.
Потапенко на мгновение показалось, что она сейчас раскроет рот и произнесет сакраментальную фразу из всех анекдотов про забулдыг: «Без адвоката я не буду с вами разговаривать!»
Но все обошлось.
— Это… это… — залепетала она…
Она посмотрела на Инну, видно было, — она ищет подсказки, не в силах уже справиться с этой задачей.
Немой вопрос, — а что мне говорить, — висел над ее головой, над ее мозгом, над ее маленькой, беспомощной фигуркой в этой клоунской пижаме.
— Да говорите, как есть, — оборвал сомнения Риты следователь.
— Я нашла это в джакузи.
Она снова замолчала. Ясно, что каждое слово придется вытаскивать из нее.
— Когда нашла? Как, при каких обстоятельствах нашла?
— Я нашла, после того как… нашли…
— Нашла… нашли… ты можешь грамотно сказать, чтобы мы тоже поняли…
— Я нашла это после того, как Марк…
— Когда ты взяла это?
— Как Димка ушел.
— Где ты это нашла?
— Да прямо рядом с краем, с бортиком бассейна. Тут прям…
— Тут прям — это гостиная… тут вот прям — это белый диван, — почему все это из джакузи оказалось в этом белом диване?
— Ну… там, прямо под лавочкой… под полукругом этим… около бортика…
Потапенко вспомнил круглые окна и оранжевую плитку с подсветкой… Да… само место выглядело трагично… Почему они сделали там круглые, как иллюминаторы, окна для подсматривания… Вообще, непонятно, почему там не работали камеры днем, хотя там находились ребята… и Рита, и Марк, он же не голый там был, почему камеры там сачковали? Ну… хотя бы камеры внутреннего пользования… хотя бы камеры охраны… Это было против правил…
— Но это против правил, — вслух произнес следователь, не выдержав наплыва внутренних сомнений…
— Что именно против?
— Ну вы еще бюллетени раздайте… для голосования… Есть же определенные правила… Зазеркалье — это же американское изобретение? Есть ведь правила всего этого мероприятия — разве нет?
— Да, безусловно, чем вы недовольны?
— Почему джакузи оказалось без камер? Как так получилось?
— Мы дали… мы решили давать ребятам отдушину…
— То есть, это было регулярно, об этом все знали, это было изо дня в день, а не случайное выключение по техническим причинам?
— Нет, но… сами понимаете… не все это могут выдержать.
— Так, Рита, значит, вы пошли туда, чтобы спрятаться… а Марк там мылся, чтобы тоже спрятаться?
— Не знаю, — девушка поморщилась.
Чувствовалось, что даже мертвый Марк все еще был для нее конкурентом. В мыслях она все еще боролась с ним, преодолевала его капканы…
Потапенко прищурился. Очки в маленькой круглой оправе смешно съехали набок.
Что за дети тут собрались. Девушка находит труп, находит записку и тут же бежит все это прятать…
— Зачем?
Этот вопрос так и висел тут, в этой комнате, шатром раскинувшись над недоуменными мыслями каждого участника ночного рандеву.
— Что зачем? — Милюта никак не хотел выпускать нить разговора и пытался даже попугайством держать руль управления в своих, нелепо подергивающихся, нервных ладошках.
— Зачем, девочка, ты спрятала все это?
— Я не знаю.
— Как так?
— Я, правда, не знаю…
— Ты хочешь сказать, что ты не в себе?
— Да нет… я просто не успела понять, что это такое… и спрятала…
— Я не совсем понимаю, тут что сумасшедший дом, или школа молодых дарований? — не вытерпел сыщик.
— Это, наверное, от лекарств. — Инна попыталась сгладить все.
— Что значит? Ах, да, — тряхнул очками сыщик, — психотропные… они что, совсем лишают человека какого-то соображения? Они у вас тут что, как сомнамбулы ходят? Да любая сомнамбула, любой зомби, мало-мальски себя уважающий, не побежал бы прятать вещи, записки найденный у трупа куда-то в диваны.
Ну вот, высказался, — успокоено выдохнул Потапенко, и очки почему-то скользнули на пол.
— Это что — шутка такая?
— Нет, я хочу, чтобы ваша девочка мне толково без вывертов объяснила — почему она скрыла улики с места преступления?
— Какого места преступления, если вы записку предсмертную нашли?
— Никто просто так не побежит с такими вещами… Она сама могла довести его до самоубийства, или…
— Подделать эту записку, — мягко улыбнулся Милюта, как всегда думая, что он делает это очаровательно.
— Может, и подделать…
— И спрятать…
— Для убедительности, — хмыкнула Инна, явно решив поддержать своего начальника.
— Рита, объясни все человеку, а то мы никогда сегодня не ляжем спать.
— Я просто не хотела, чтобы закрыли проект, — вдруг бодро проговорило молодое дарование. — Я не знала, что в записке, что в ампуле, но подумала — проект могут закрыть, а он слишком много для меня значит… и поэтому я… не стала даже смотреть, что там и как, просто спрятала… А вдруг бы его убили?! — глаза Риты округлились, даже вылупились. — И что тогда? Выходит, мы зря тут столько времени сидели?
— То есть как? — Потапенко не врубался в эту логику, проявляя высоту тупизма.
— Ну как, что тут непонятного… закроют проект, не будет гастролей, не будет концертов, не убудет клипов, музыки и песен… не будет первого места.
— Так вы идете на первое место?
— Нет, я не знаю, может быть, — Рита покосилась на Инну. — Но в том-то и дело, если закроют проект, то я уже никогда не смогу узнать, какое место я могла бы тут получить.
— Хорошая логика… вполне нормальная… у вас тут как с ментальностью?
Это вопрос постороннего человека прозвучал явно не в уровне диапазона звуковых волн, что могли восприниматься местными обитателями. Резонанса не последовало, отразившись гороховым эхом от голов и мозгов не услышавших смысла зазеркальцев.
— А если тут убийца? Если это у******о?
— Ну и что это маньяк что ль? — вдруг рассмеялся Милюта. Все это начинало его веселить. Он, наконец, понял, что этот трепач ничего не сможет сделать с подверенной ему территорией, и…. хотелось спать.
— То есть вы допускаете…
— Давайте уже спать пойдем, — зевнула Инна, уловив настрой вышестоящего. — Забирайте, что хотите и спать…
Она даже развернулась и направилась к выходу. Милюта сделал движение за ней.
Потапенко, нерешительно мялся у дивана и Риты.
— Да оставьте вы ее в покое. Она спать хочет, у нее стресс, опять же препараты… Пусть спит. Пойдемте.
Рита все еще стояла в своей пижаме, а все дружно потопали к стеклянной двери — проходной, связывающей островок молодежного рассадника талантов с внешним миром. Причем связь эта была не по пропускам.
— Так почему ты без зуба-то ходишь? — спросил Потапенко подростка, снова оказавшись на ночной улице.
— Я же сказал — я хочу быть артистом.
— А в чем здесь связь?
— Я буду героев любовников играть.
— И что?
— Так за все надо платить.
Потапенко аж остановился. То ли парень со светлой шапкой кучерявых волос издевался, то ли…
— Да неет… это тренаж такой… я хожу сейас хуже всех, а когда зуб сделаю — я сразу буду чувствовать себя уверено, а уверенность это и есть…
— Что?
— Короче — это законы вселенной… походил уродом, потом красавец… а потом опять придется что-то придумывать, чтобы не впасть в эйфорию. Полосатость должна быть. Черная полоса — белая…
— Аааа… — протянул Потапенко. — …значит, законы вселенной? — решил все-таки улыбнуться он. Когда-то он слышал уже об этом.
— Да, вселенной, — эхом отозвался мальчик, и его силуэт в свете желтых фонарей ночного проспекта показался галлографической проекцией обитателя других миров.