Золотистая куколка

Ты перед ним - что стебель гибкий, Он пред тобой - что лютый зверь. Не соблазняй его улыбкой, Молчи, когда стучится в дверь.   А если он ворвется силой, За дверью стань и стереги: Успеешь - в горнице немилой Сухие стены подожги.   А если близок час позорный, Ты повернись лицом к углу, Свяжи узлом платок свой черный И в черный узел спрячь иглу.   И пусть игла твоя вонзится В ладони грубые, когда В его руках ты будешь биться, Крича от боли и стыда...   И пусть в угаре страсти грубой Он не запомнит, сгоряча, Твои оттиснутые зубы Глубоким шрамом вдоль плеча!   Александр Блок    Свет тусклого зимнего дня кажется слишком холодным, хотя в палате очень тепло. А нет, дело не в зиме, и не в окне – компенсируя недостаточность естественного освещения, кто-то включил искусственное. Почему в больницах всегда такой мерзкий синий свет?  Пить хочется. После наркоза ещё мутит, а пить очень хочется. Интересно, сколько время? Стараясь лишний раз не потревожить прооперированный живот, осторожно шарю ладонью по тумбочке. Что за фигня? Где телефон?  Аккуратно поворачиваюсь набок, смотрю – телефона нет. Свалился что ли? Вытягиваю шею, пытаюсь рассмотреть, что там на полу. Пусто.  Я – продукт современного общества, мне без гаджета никак. Даже после операции. Особенно после операции - надо же как-то у***ь время до того момента, когда можно будет попить.  Кручу головой и замечаю кнопку вызова персонала. Отлично! Жму.  Тишина…  Кнопка то ли не работает, то ли специально сделана так, чтобы пациенты не слышали звон, но в целом ощущения неприятные – как будто она сломана.  Жду. Сколько – фиг его знает, думаю, минут десять, а по факту может и одну. Мысли путаются, голова не соображает. Никто не приходит. Оборзели! Я что, вот за это столько бабок отвалил? За то, чтобы ко мне никто не приходил? А если я тут подыхаю? Палата на одного, за мной даже присмотреть некому!  Послав кнопку лесом, прокашливаюсь, набираю в лёгкие побольше воздуха и что есть мочи ору: - Сестра!  Тишина.  Крик лёгкой резью отдаётся в брюшной полости, точнее, в тех четырёх дырках, которые хирург к ней провертел, а потом заштопал.  Офигеть. Частная, мать их, клиника! Пациент надрывается, а никому и дела нет!  Чувствую, как от раздражения в груди поднимается тёмная волна. Мне нужен мой телефон! Сука, где все?!  Ну, не дай Бог со мной что-то случится! Осторожно свешиваю ноги с кровати, поднимаюсь, опираясь на тумбочку. Слабость в теле – отвратительное ощущение. Я к такому не привык. Надевать тапочки сил нет, иду босиком - линолеум приятно холодит ступни. Нафига так натопили? Дышать нечем.  Моя палата является частью двухкомнатного блока и делит санузел, душевую и небольшой предбанник с ещё одной. В четыре шага преодолев его, выхожу в коридор, выкрашенный стандартной голубоватой краской. Здесь тоже сверлит мозг это гадкое синюшное освещение. И пустота.  Где все-то? Когда меня готовили к операции, здесь крутилась уйма народу – хирург, медсёстры, санитарки, кажется, кто-то ещё… Сейчас этаж словно вымер.  Хотя нет! Оборачиваюсь на тихий шорох шагов и вижу, как по лестнице в конце коридора поднимается медсестричка. Синий халатик, белые кеды. В голову вцепилась дурацкая сетка для волос, но из-под неё выбивается одна золотистая прядка. Что-то до операции я её не видел, а то бы запомнил.  Мне нравятся золотистые волосы. Такие вот мягкие и пушистые, не обезображенные завивкой или выпрямлением, натуральные, нежные… Мне нравятся такие вот девочки – голубоглазые ромашковые куколки с белой кожей, под которой проступают беззащитные венки. Подожди, детка, оклемаюсь – займусь тобой по-настоящему! А пока… - Сестра! – знаю, что мой голос звучит грубо, но так и должно быть. То, что она куколка, ещё не оправдывает факта, что она шляется неизвестно где. - Ах! Вы зачем встали? – пугается сестричка. Подбегает ко мне, придерживает под локоть, заглядывает в глаза. Как она восхитительно пахнет! Яблоками. Да, осенними яблоками – тонкий, свежий, волнующий аромат. Он будит во мне какие-то неясные ассоциации… - Что за бардак у вас в клинике? Кнопка не работает, зову – не докричаться! А если бы мне плохо стало?! - Вам плохо? – интересуется она. Давай, девочка, старайся, мне так нравится, как ты передо мной заискиваешь…  Медсестричка потихоньку теснит меня обратно в палату. - Мне паршиво, - заявляю я, – благодаря вам! Я не нашёл свой телефон, пытался вас вызвать… - Какой телефон? – куколка откидывает одеяло и хочет, чтобы я лёг. - Сотовый! - что за тупой вопрос? Какой ещё-то? Совсем дура, что ли? - У вас разве был телефон? - Конечно, был! – своей тупостью она меня бесит, даже исходящее от её тела яблочное благоухание не спасает. – Я его перед операцией вот сюда, на тумбочку, положил. А теперь нету! - Странно, - бормочет она, - я не помню. Когда вас с операции привезли, вроде не лежало ничего… - На полу посмотрите. - Да, конечно.  Она с готовностью опускается на колени, наклоняется – мне сверху открывается очень неплохой вид. Вот ещё чуть-чуть прогнись… Умница!  Да, надо будет ею заняться. Пофиг, что подтупливает, я с ней беседовать не собираюсь. В крайнем случае – недолго… - Ничего нет, - она поднимается, видит моё звереющее лицо и быстро добавляет: - Вы только не волнуйтесь, пожалуйста! Я обязательно выясню, в чём дело! Попрошу охранника посмотреть записи камер… Найдём ваш телефончик, если он был. - В смысле, если был?! - Найдём-найдём! – испуганно хлопает ресничками куколка. – Вы, главное, не волнуйтесь! Отдохните пока…  Она подпихивает подушку мне под спину, и я обмякаю от близости нежного зовущего тела. М-м-м, какая же ты сладкая, малышка… - Отдохните… - почти шепчет она, выходя из палаты. – Я всё выясню…  На меня наваливается усталость. Пить хочется… В тумбочке есть бутылка с минеральной водой, но мне не дотянуться. Ладно, придёт куколка, достанет. Закрываю глаза и наползающий сон тут же замазывает мне их клейкой массой… Дреману, пока эта дурёха ходит…