Канкан бабочек в животе

Мирослава

Оставленный на ночь в беззвучном режиме телефон отчаянно вибрируя и тихонько жужжа всё ближе подползал к краю ночного столика. Мирославе снился летний луг, поросший крупными ромашками. Она лежала в высокой траве, а над нею кружил упитанный мохнатый шмель и всё гудел и гудел свою бесконечную песню — долгими навязчивыми повторами, не обращая внимания на то, что Мира уже несколько раз отмахивалась от него, в надежде отогнать надоеду.

От падения телефон уберегло подсознание, подсказавшее Мирославе, что раздражающий ухо звук вряд ли принадлежит эфемерному шмелю из глубокого сна. С трудом разлепив ресницы, она тут же заметила мигающий и вибрирующий аппарат, схватила его в сантиметре от краешка тумбочки и хриплым спросонья голосом ответила:

- Мира Тамминен…

- Ой, Елисеева, и когда я уже привыкну к этим вашим финским фамилиям! Хоть сто лет ты себя так величай по телефону, не вяжется у меня какая-то там Тамминен с драгоценной моей Мирославой!

- Покровская, тебя родители в детстве здороваться не учили?

- То есть внезапная побудка посреди ночи тебя нисколько не напрягла, а вот отсутствие официальных расшаркиваний — очень даже? Как была ты, Мирка, занудой, так и осталась...Понятно теперь, отчего твой Оскар сбежал: два зануды под одной крышей — это перебор.

- Оскар не сбежал, он мирно переместился под крылышко к одной из своих последних учениц.

- Молодой и длинноногой?

- Что-то типа того...А ты мне звонишь для того, чтобы в очередной раз на больную мозоль наступить?

- А чего это она у тебя до сих пор болит? Только не пытайся убедить меня, что между тобой и Тамминеном полыхали африканские страсти и теперь ты ухнула в глубокую депрессию и посыпаешь голову остывшим пеплом этих страстей.

- Тебе только романы о любви писать с этаким-то высокопарным слогом. Нет, не пылало между нами никаких особых страстей. Равноценное партнёрство, как говорил Оскар. Ему нужны были мои идеи, мне — та размеренность и стабильность, которую давал союз с Тамминеном. Собственно говоря, разошлись мы тоже без лишних эмоций, разочаровав прессу отсутствием громких скандалов. Я до сих пор продолжаю работать на Дом моды Тамминен, вот только предпочитаю делать это из дома...Сама не ожидала, что меня будет задевать цветущий вид моего бывшего в компании новой жены. Думаю, это из-за того, что он-то не в неизвестность уходил, из одной тёплой постели - в другую, а я...А я обнаружила, что не умею жить в одиночестве...У меня просто не было возможности этому научиться...Я…

Голос Мирославы дрогнул и Анастасия поспешила перевести разговор на другую тему.

- Стоп-стоп-стоп, осадки в виде дождя из слёз отменяются! И вообще: за кого ты меня принимаешь? Считаешь, что я решила позлорадствовать, спустя три года после твоего развода? Гори он синим огнём, твой зануда Тамминен вместе со своей новой жёнушкой! А я звоню тебе потому, что вспомнила наши годы молодые и поняла, что соскучилась по временам, когда мы с тобой так лихо оттопыривались вместе…

- Бог мой, выпускница филологического факультета! Что за жаргон? Бьюсь об заклад, что мистер Карлайл не маячит поблизости, иначе слушать бы тебе не меня, а лекцию о том, что дамам твоего положения негоже разговаривать языком рабочего класса.

- Ладно, Мирка, охолони! Мистер Карлайл к твоему сведению так и не удосужился выучить хотя бы несколько нормальных фраз на русском языке...Но к чёрту Карлайлов и Тамминенов! Я и правда хотела втянуть тебя в одну авантюру. Тем паче и повод гульнуть с размахом у нас имеется. Даже два.

- Ты о чём?

- Прежде всего - о твоём юбилее. Или у тебя уже имеются другие планы?

- Какие там планы...Думаешь, приятно вспоминать, что позади полвека и тебе остаётся только медленно и верно превращаться в старую калошу, брюзжащую по поводу и без…

- А ты и не превращайся! Собственно, я тебя не уговаривать собиралась, а поставить перед фактом, как это обычно делал мой благоверный. Будь готова к тому, что накануне твоего дня рождения мы отплываем из Турку в Стокгольм на великолепной Viking Grace.

- Ты, Настя, простая, как стакан семечек...Всё-то она за меня решила. А если бы у меня действительно были какие-то свои планы?

- Но у тебя же их нет? Стало быть, действуем по моему предложению. Мируся, ну соглашайся, я нам такие люксики заказала, ммм!

- Люксики? Вот прямо так, во множественном числе?

- Ну а что? Представь: вот встретишь ты на пароме красавца викинга и захочешь с ним покувыркаться, а тут я под ногами путаюсь… Так что гулять — так гулять: каждой по люксу - зачем мешать друг другу?

- Покровская, ну и балоболка же ты! Скажешь тоже, «покувыркаться»...Я уж и забыла, что это такое…

- Это всё потому, что твоё занудство тебе мешает. Ты из-за круглосуточно бубнящего в голове моралиста не слышишь шороха бабочек у себя в животе…

- Ой, Наська, насмешила...Хотела бы я посмотреть на того, кто разбудит крепко спящих красавиц — этих самых бабочек…

- А ты не зарекайся, подруга! Поехали, Мируся! Я реально по тебе соскучилась так, что по-волчьи выть охота!

- Хорошо, Настя...У меня нет сил сопротивляться: ты ж и мёртвого уговоришь! На самом деле, я очень рада тебя слышать и с удовольствием впишусь в твою авантюру. Если, конечно, ты не примешься сватать меня каждому фонарному столбу, встречающемуся у нас на пути…

- К столбу не буду. Но позабочусь о том, чтобы ты не осталась в одиночестве…В общем, жди вестей.

- Погоди, а второй повод? Ты сказала, что у нас аж два повода для того, чтобы повеселиться…

- А...Я забыла, что мой развод, как я и просила, прошёл без кричащих заголовков на первых страницах газет мирового сообщества…

- Что?!! Ты развелась с Карлайлом???

- Представь себе...Подробности не выпытывай. Приеду — расскажу!

Нажав на «отбой», Мирослава откинулась на подушку и попыталась переварить услышанную новость. Ну ладно, она: тихоня и «тютя-матютя». Удивительно, как вообще Оскар Тамминен — яркий и громкий Оскар — обратил на неё внимание в своё время. А вот сообщению о том, что он хочет уйти к другой, Мирослава не очень-то удивилась...Но Настя и Энтони?! «Крепкий союз» - как говаривала мама. Похоже, и самый крепкий камень способен покрыться трещинами и рассыпаться в прах...

Окружающие удивлялись, как могут дружить так крепко и отчаянно два столь разных человека: взрывная и взбалмошная Настя Покровская и неторопливая и уравновешенная Мира Елисеева. В школе, где подростки кучковались по одним им известным «понятиям», девочки должны были бы «летать на разных орбитах»: профессорская дочь Анастасия и единственная отрада матери-одиночки Мирослава. Но вышло так, что бойкая Покровская взяла под крыло вечно задумчивую Елисееву и готова была в клочки разорвать любого её обидчика. Даже когда жизнь раскидала их по разным континентам, подруги поддерживали связь, изредка встречаясь где-нибудь на «нейтральной территории». В последние пятнадцать лет встречи стали чрезвычайно редкими, но Мирослава не обижалась. К тому же, прожив в Финляндии больше двадцати лет, она стала ещё более медлительной и молчаливой и порой побаивалась, что у неё не хватит терпения проводить много времени в обществе говорливой выдумщицы Анастастии. Вот даже сейчас: один только телефонный звонок подруги лишил Миру сна и покоя.

Поняв, что скользнуть в царство сновидений больше не удастся, Мира выбралась из-под лёгкого, но тёплого одеяла. Засунув ноги в мягкие тапочки и накинув на фланелевую пижаму халат из тонкой полушерстяной ткани, она побрела на кухню, привычно наступая только на светлые полосы тканой ковровой дорожки. Включив светильник, мягким и рассеянным светом создающий атмосферу посиделок под бабушкиным абажуром на дачной терассе, Мирослава включила кофеварку и закинула в тостер две ржаных краюшки. Мысленно поблагодарив цивилизацию за то, что можно доверить машинам заботу о приготовлении завтрака, Мира ускользнула в душевую комнату. Но полоскаться под душем в столь ранний час вдруг расхотелось: она лишь тщательно умылась, почистила зубы и застыла, разглядывая собственное отражение в зеркале.

Новый парикмахер, порекомендованный Мирославе одной из коллег, оказалась действительно толковым мастером. Никому прежде не удавалось уговорить Миру распрощаться с длинными волосами. Суви с помощью специальной компьютерной программы показала, как будет выглядеть её лицо после стрижки и колорирования. Заметив признаки сомнения на лице новой клиентки, она сказала:

- Если вы рассвирепеете, увидев себя в зеркале после стрижки, я готова выплатить компенсацию.

И мастер нарисовала на клочке бумаги сумму возможной выплаты.

- Ох, как же я не люблю рисковать, - тяжко вздохнула в ответ на это предложение Мирослава.

- Но я ведь тоже рискую...Впрочем, если вам так уж страшно, есть ещё вариант: вы просто сейчас встанете и уйдёте, и мы забудем наш разговор. Простите меня, Мира, но мне больно смотреть на немыслимую скуку у вас на голове, когда я знаю, что вы можете выглядеть намного интереснее и соблазнительнее!

И Мирослава решилась. Она просидела зажмурившись почти всё то время, что Суви порхала вокруг, прищёлкивая ножницами, гудя феном, нанося краску, смывая её, делая филирование и укладку. А когда мастер сняла с неё парикмахерский пеньюар и смахнула широкой кистью последние волосинки, упавшие при стрижке на лицо, Мира открыла глаза и невольно ахнула.

- Это я? Это правда я? Нет, этого просто не может быть!

- Я же говорила, что превращу вас в сладкую карамельку, - улыбнулась Суви.

Мирослава и сейчас невольно залюбовалась своими густыми волосами: они приобрели шикарный медовый оттенок и пышным облаком обрамляли всё ещё идеальный овал лица.

От причёски Мира перешла к полной «ревизии», пытаясь понять: насколько уже заметны возрастные изменения? Морщинки у каре-зелёных глаз вились едва заметной паутинкой. Ресницы не очень густые, но длинные, с красивым изгибом. Губы красивые: чётко-очерченные, в меру полноватые, насыщенного розового цвета. На щеках после сна и умывания прохладной водой — лёгкий румянец. Кожа на шее и в области декольте начинала терять упругость и могла выдать возраст, но Мира даже в юности не носила сильно декольтированных вещей, а в Финляндии пала жертвой местной моды на яркие шарфики. Ей даже пришлось завести для них отдельный шкафчик.

Из душевой Мира вышла в переднюю, скинула халат на кожаный табурет, поёживаясь, освободилась от пижамы и покрутилась перед огромным ростовым зеркалом, разглядывая фигуру с той же целью, что и изучала черты лица несколько минут тому назад.

«Ну да, никого не обманешь: мне не восемнадцать и даже не двадцать пять. Но для полувекового юбилея не так уж плохо: не расползлась вширь, не наела пузико, не обзавелась целлюлитом. Очень даже секси, я бы сказала...»

Оставшись довольной увиденным, Мира вернулась на кухню, где ноздри щекотал запах горячего ржаного хлеба, а вдогонку ему летел кофейный аромат. Сделав пару бутербродов с лососем горячего копчения, Мира устроилась у кухонного стола, глядя в панорамное окно, за которым робко занимался очередной осенний день и улыбаясь собственным мыслям.

«Бабочки в животе, надо же! Когда я в последний раз наслаждалась этим ощущением? Настя права: что-то я совсем расклеилась и прежде времени записала себя в старухи...Хорошо, что она позвонила. Может быть, получится встряхнуться...А то ведь из планов на день рождения у меня не вырисовывалось ничего лучше, чем купить бутылку хорошего вина, коробку конфет, забраться под плед и весь день пересматривать любимые фильмы...»

Мирослава терпеть не могла грязную посуду в раковине, поэтому быстро помыла тарелку из-под бутербродов и кофейную чашку, после чего направилась в рабочий кабинет. В гостиной взгляд вдруг зацепился за их с Оскаром совместную фотографию, до сих пор стоявшую на одной из полок в книжном шкафу.

«Какая глупость — хранить этот снимок на виду и периодически растравлять себе душу...»

Дальнейшее заняло всего несколько секунд: снять снимок с полки, достать фото из рамки, разорвать его и выкинуть в мусорное ведро. Когда закрылась дверца кухонного гарнитура, скрывавшая это самое мусорное ведро, Мирославе показалось, что у неё в душе зажёгся робкий свет, напоминающий огонёк лампадки, горевшей перед скромным иконостасом в «красном углу» бабушкиной избы.

«Светоч надежды пробудился», - улыбнулась Мира сама себе.

Оскар Тамминен должен остаться в прошлом, а ей пришла пора двигаться вперёд.

Но выбросить в ведро фотографию и выкорчевать человека из души навсегда — это всё же разные вещи. Планы на плодотворный рабочий день пошли прахом: мысли Мирославы то и дело возвращались к прошлому.

Сразу после школы Мирослава попробовала поступить в Технологический институт лёгкой промышленности, но недобрала баллов и не прошла по конкурсу. Причём недобор по баллам был каким-то обидно мизерным. Девчонки, вместе с которыми Мира сдавала экзамены, советовали ей оспорить решение экзаменационной комиссии, но подобных разбирательств она никогда не любила. В школе за неё обычно Настя вступалась, но сейчас у подруги своих забот хватало. Папенька-профессор предупредил, что никто для неё красную ковровую дорожку на филфак не постелит. Что Настя должна готовиться и сдавать экзамены самостоятельно, на поблажки пусть не рассчитывает. Вот она и готовилась, аж с лица схуднула. Мирослава вроде как тоже всерьёз готовилась, но вот поди ж ты: при равном количестве баллов на курс зачислили бойкую девицу с модной стрижкой. «Ну ведь явно чья-то протеже! - шипели вчерашние абитуриентки у девицы за спиной. - Дура ты, Мирка, что сдаёшься без боя!».

Настя ей то же самое сказала, когда отмечали Настино поступление в любимой кафешке. Но Мирослава лишь устало улыбнулась и ответила:

- Насть, ну чего после драки кулаками махать? Тем более, если это чья-то протеже. Из-за скандала будут меня потом поедом есть, какая мне учёба, если постоянно буду на нервах? Я вот никакой проблемы не вижу. Ну, не поступила в этом году. Пойду к маме в ателье работать — вот тебе и практика по будущей специальности. Как в нашем институте экзамены проходят, я уже на себе испытала. Подам документы на подготовительные курсы — перезнакомлюсь с преподавателями, узнаю дополнительные тонкости про поступление. Раскудахтались все вокруг: «Потерянный год! Потерянный год!». А я даже и не собираюсь считать этот год потерянным!

- Ну и ладушки! План ты составила на пять баллов. Давай теперь так же отличненько его осуществляй! Помощь будет нужна — свисти. Опять же, и я при выгоде окажусь: будешь мне в ателье наряды вне очереди шить!

Мирослава ни разу в жизни не пожалела, что приняла именно такое решение, провалившись на экзаменах в первый заход. За то время, что она провела в пошивочной мастерской и на подготовительных курсах, её взгляды на выбор специализации изменились. Оказалось, что она и так достаточно много знает о конструировании и технологии швейных изделий. Учиться на этой кафедре Мирославе было бы легко, но, пожалуй, скучновато. Неожиданно даже для себя самой она увлеклась спецкомпозицией и, тайком от матери, подала документы именно на эту кафедру. Декоративно-прикладное искусство, дизайн аксессуаров, разработка принтов — всё это затянуло Миру с головой. И в конечном итоге привело к знакомству с Оскаром Тамминеном.

К международному показу мод, проходившему в год выпуска Мирославы, приняли несколько платьев, которые она не только смоделировала, но и принт для них сама разработала. Смелые фасоны и необычный рисунок на ткани настолько очаровал главу финского дома моды «Тамминен», что он поставил на уши половину организационного комитета, прежде чем раздобыл координаты Миры. А потом, не мудрствуя лукаво, позвонил на домашний телефон (хорошо, что трубку сняла сама Мирослава, а не Зинаида Петровна Елисеева!) и пригласил девушку отужинать в одном из небольших уютных ресторанчиков — вдали от пафосной публики и без бешеной переплаты «за громкое название».

Мирослава долго колебалась, но Настя — снова Настя! - буквально вытолкнула её из дома, проведя подробный инструктаж: как себя вести с иностранцами. У Насти, подрабатывавшей летом гидом в «Интуристе», опыта в плане общения с гостями из-за рубежа накопилось предостаточно. Однако, все увещевания подруги улетучились из головы Миры в тот самый момент, когда она увидела Оскара, ожидающего её у входа в ресторан. Высокий мужчина в кожаной куртке, со щегольским шёлковым платком на шее стоял, расслабленно облокотившись о фонарный столб. В свете этого самого фонаря он читал удобно сложенную газету, а обтянутый рукавом кожаной куртки локоть крепко прижимал к туловищу одинокую белую розу на длинном стебле. Оскар поднял глаза, почувствовав взгляд Мирославы — и подмигнул ей, широко улыбаясь.

А она поняла, что пропала. Элегантный мужчина с чуть припудренными сединой волосами; с глазами, меняющими цвет с голубого в серый и обратно; с лирическо-баритональными нотками в голосе был так похож на героя её снов! Выросшая без отца, Мирослава подсознательно тянулась к мужчинам зрелым, намного старше себя. Мягкий и покладистый характер, характер ведомого, требовал в партнёры того, кто смог бы грамотно руководить ею. Разбудить в ней женщину. Развивать её таланты. Любить, холить и лелеять.

Позже Оскар признался, что в день знакомства он пал жертвой чистоты и искренности Мирославы. Чертовски привлекательная, она совершенно не умела кокетничать и хитрить. Ну а когда разговор перешёл в профессиональную плоскость, Оскара поразило, насколько увлечённо девушка рассказывала о своей работе, о своих планах. Идей в её прекрасной головке теснилось куда больше, чем в своё время планов у Наполеона. Переживала лишь о том, хватит ли средств на закупку необходимых материалов. И Оскар, слушая Мирославу вдруг осознал, что в последнее время застрял в очередном творческом кризисе. Что его начал тяготить пустой дом по вечерам. Что ему давно уже нужен кто-то, похожий на эту девочку: генератор идей, понимающий, чего требует индустрия моды. К тому же, она воспитана в стране, где знают цену семейным отношениям.

В завершении вечера Оскар накрыл хрупкую ладошку Мирославы тёплой ладонью с длинными аристократическими пальцами и, в очередной раз дав своим глазам поменять цвет с тёмно-серого в сине-голубой, спросил:

- Мира, ты станешь моей женой?

И она кивнула, соглашаясь.

Они прожили вместе без малого двадцать лет, минуя многие не самые приятные стадии супружеской жизни. Например, им не понадобилось особой притирки друг к другу. Чуть позже Мирослава пусть и не слишком спокойно, но приняла тот факт, что у них не будет детей (Оскар переболел в детстве свинкой и не мог рассчитывать на наследников. Да, собственно, и не хотел их иметь). Оскар действительно заменил Мирославе и отца, и мужа, и грамотного наставника, а она создавала ему надёжные тылы: поддержку на работе и уют дома.

Могла ли Мира представить себе, что Оскар оставит её именно в тот момент, когда она сочтёт мужа «достаточно старым для того, чтобы заводить интрижки» и совершенно успокоится на этот счёт? Собственно, она никогда особо не переживала по поводу Оскара: он мог позволить себе пофлиртовать, находясь в женском окружении, но серьёзных романов предпочитал не заводить. Не вписывались они в его насыщенное расписание. Мирославу скорее волновали девицы, которым сносило крышу от общения с Тамминеном. Впрочем, что тут удивительного: муж оставался энергичным, подвижным и моложавым, его словно законсервировали. В шестьдесят пять он выглядел так же, как и двадцать лет тому назад, в день знакомства с Мирой. Разве что седины в волосах прибавилось и морщинки в уголках глаз стали заметнее.

Мирославе бы насторожиться, когда Оскар сменил парфюм, купил новую кожаную куртку и принялся уезжать в частые командировки: классические признаки того, что у неё появилась соперница. Но Мира верила бесконечным отговоркам мужа: «нужно искать новые рынки сбыта», «нужно договариваться о запуске текстильной линии с твоими последними принтами», «нужно проветрить мозги в одиночестве — что-то работа над эскизами аксессуаров туго идёт»…

В итоге однажды Оскар вернулся из очередной поездки и долго сидел на кухне, не включая света, а потом вышел в гостиную, где Мира краем глаза следила за событиями бесконечного сериала «Смелые и красивые» и пыталась придумать неизбитый дизайн для сумочек зимней коллекции.

- Мира, я не могу больше тебя обманывать…

- Что случилось, Оскар? Какие-то проблемы со здоровьем? Или наш Дом мод залихорадило?

- Залихорадило наш с тобой дом...Я ухожу от тебя, Мира…Прости меня...

- Подожди, я не понимаю: куда ты уходишь? Почему?

- К другой женщине. Ты её знаешь — это Кайсла, одна из моих личных помощниц. Кайсла устроилась к нам на работу, потому что всегда хотела учиться только у меня. Мы стали подолгу засиживаться, обсуждая то одну проблему, то другую...Ну и вот...как-то так вышло...

(Ох, не зря Мирославе не нравилась новая личная помощница Оскара! Не иначе как подсознание подсказывало, что высокомерие Кайслы в адрес Миры — не спроста!)

Миру новость настолько ошарашила, что она даже не нашлась, что ответить на признание Оскара. Она ушла в свой кабинет и даже не хлопнула дверью так, чтобы окна в стёклах задрожали.

В тот вечер Оскар просто собрал часть своих вещей и уехал к новой даме сердца. Потом они встретились у адвоката и договорились о разделе имущества. Вернее, Оскар купил Мирославе дом, оставил ей машину и поинтересовался, что она думает по поводу продолжения работы в Доме Моды «Тамминен». Ей показалось или и правда Оскар вздохнул с облегчением, когда Мира заявила, что не хотела бы пока ничего менять — вот разве что предпочла бы работать дома и изредка навещать коллег в главном офисе. На том и порешили.

Так что они действительно расходились мирно: без криков и угроз. Да и к чему бы привели все эти скандалы? Из разбитой вазы не получится идеально целая, как ни склеивай.

И вот теперь Оскар цвёл и пах, обхаживаемый молодой и длинноногой Кайслой, а Мира осталась одна. На пороге пятидесятилетия и менопаузы, с тугим кошельком, но пустотой на душе…

- Нет. Всё. Так нельзя! Настя права: вышвырнуть прочь пыльное прошлое и тряхнуть напоследок стариной так, чтобы пыль столбом и дым коромыслом!