Шипучка

Глава 3

Ника 

Три недели спустя

— Фигово выглядишь, — говорит Мила, встречая меня на кухне.

— И чувствую себя так же, — вяло отзываюсь, усаживаясь за стол.

Что-то мне правда нехорошо. Похоже, вчерашняя лапша из Mybox (прим. автора: сеть суши-маркетов) была не первой свежести.

— Нам надо перестать есть всякую дрянь из Коробки, — морщусь, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу, и поднимаю чашку со своим любимым чаем к носу. Мята… Как же прекрасно. Становится гораздо лучше.

— Думаешь, отравилась? Я вроде чувствую себя хорошо, — говорит Мила, как-то настороженно поглядывая на меня.

— Твой желудок куда крепче моего. Вспомни черничный пирог.

Мы обе начинаем хихикать, вспоминая эту ужасную прошлогоднюю историю. Меня тошнило очень долго, прямо в палисаднике универа. Одно радует, не только меня. Все, кто ел в тот день пирог в нашем кафетерии, стояли со мной плечом к плечу, и только Мила была свежа, как майская роза, и держала мне волосы.

Вновь чувствую, как желудок сжимается, и стискиваю губы, подавляя рвотные позывы.

— Может, лучше останешься дома? — предлагает Мила. — Я прикрою на лекции, а Семеныч тебя простит за пропуск индивидуального.

Моя заботливая девочка. Улыбаюсь, глядя на подругу.

— Не-е-ет, — отмахиваюсь. — Сейчас выпью какое-нибудь лекарство и буду, как огурчик.

Ника Наумова не прогуливает учебу. Тем более индивидуальные занятия. В июле отчетный спектакль, нужно готовиться, чтобы хорошо закрыть этот учебный год. Я так старалась выйти на уровень, ведь театральной подготовки у меня как таковой не было, и теперь наконец числюсь одной из лучших студенток, нельзя профукать все это из-за слабого желудка.

После обеда мое состояние ухудшается, а к трем часам я уже готова расплакаться от слабости и удушающей тошноты. На индивидуальном занятии мы с моим партнером по постановке и преподавателем репетируем одну эмоционально сложную сцену для отчетника, но я никак не могу сосредоточиться.

Дело в том, что мне нужно сыграть безумно влюбленную, но при этом настолько сильную девушку, которая готова пожертвовать всем, в том числе и собой, ради любимого, но при этом суметь вызвать не только жалость, но и восхищение.

Мы уже несколько раз правили сценарий, но пока безуспешно. Мериан, которую играю я, кажется плаксивой идиоткой, а Джон, ее возлюбленный, которого играет мой одногруппник Кирилл, огромным козлом, раз готов бросить свою девушку ради карьеры и славы.

Павел Семенович хмурится, после каждой моей реплики, но замечаний не делает до последней строчки текста.

— Тебе плохо? — спрашивает мужчина обеспокоенно.

— Нет. Все в порядке, — мямлю, еле ворочая языком.

— Ника, я же не тиран. Иди-ка ты домой. Мы с Кириллом закончим сами.

— Но я…

— Наумова, — тон его голоса не стал громче, но ощущается словно крик. Этот мужчина невероятен в своих перевоплощениях. — Я вас отпускаю. Занятие окончено.

— Да. Простите, — произношу, уже направляясь к двери.

Семёныч не любит две вещи: пререкающихся студентов и ждать.

— Ника... Никому другому я не хочу отдавать эту роль, ее потянешь только ты, поэтому, пожалуйста, побереги себя, — по-отечески произносит мужчина.

— Спасибо, Павел Семенович. Я вас не подведу, — прощаюсь с преподавателем и виновато смотрю на Кирилла.

Парень быстро отвечает мне понимающей улыбкой и кивком. Хороший он, молчаливый и спокойный, но сцена — его «камень чудес» (прим. автора: фраза из мультфильма «Чудесная Божья Коровка», означает талисман, способствующий к перевоплощению). Всегда восхищалась его игрой, и вот нас поставили в пару. Нельзя облажаться. Да и партнера подставлять не хочется, ведь семьдесят процентов успеха постановки будет зависеть от нас двоих.

Выхожу в коридор, и тут же мимо меня в зал протискивается Наташа, девочка с потока, мечтающая расквитаться со мной за конкурс сценарных работ, который я случайно выиграла в прошлом году. Не то что бы я совсем не старалась, просто не думала, что моя короткая пьеса об одиночестве, написанная одним зимним холодным вечером, после ссоры с Марком, может победить. Запах приторных сладких духов бьет в нос, словно матерый боксер, и все мое самообладание идет прахом. Зажимаю рот ладонью и несусь к ближайшим уборным, благо они находятся за поворотом. Открываю одну из кабинок ногой и сгибаюсь пополам.

Это ужасно. Так плохо я себя уже давно не ощущала. Что же это такое?

— Ты можешь смело идти на пробы для рекламы горошка Бондюэль. Цвет твоего лица прям один в один, — говорит Мила, когда мы подходим к нашему дому. — Может, стоит сходить к врачу?

— Нет. Мне лучше, — отвечаю слабым голосом, и подруга недоверчиво вскидывает бровь. — Правда. Завтра точно станет легче, — пытаюсь убедить в первую очередь саму себя.

Но легче не становится. Проглотив кое-как на ужин легкий бульон в надежде, что он поможет желудку восстановится, не чувствую никаких сдвигов, а после полуночи вновь бегу в ванную, чем безусловно пугаю свою соседку.

Мила присаживается рядом со мной на пушистый желтый ковер, который мы покупали вместе полгода назад. Она протягивает бумажное полотенце, когда я обессиленно откидываюсь спиной на стену, закончив выворачиваться наизнанку.

— Когда у тебя были критические дни в последний раз? — спрашивает Мила, заставляя меня резко распахнуть глаза и уставиться на нее, как на умалишенную.

— Нет-нет. Я же… Я же на таблетках, — произношу, чувствуя, как дрожит голос.

— Когда, Ника?

Обхватываю голову руками, пытаясь вспомнить. Бред. Этого не может быть.

— Больше месяца назад.

— Насколько больше? Когда должны были начаться по циклу?

— Мила, брось… Я же принимаю…

— Уже ведь нет. Когда закончилась последняя упаковка?

— Неделю назад, — словно в прострации отвечаю я.

— И ничего?

— Нет, — жар волнения опаляет тело.

Мила встает, роется в аптечке, стоящей на стиральной машинке, и возвращается ко мне с тестом на беременность в руках.

— Ты не шутишь? — недоверчиво смотрю на эту странную штуку.

— Просто сделай. На всякий случай. Знаешь, как использовать?

— Не такая уж я и тупая, — ворчу я, забирая упаковку с тестом.

— Умница. Я подожду снаружи, — произносит Мила и, чмокнув меня в макушку, уходит. — Удачи! — кричит из-за двери.

Какая, к черту, удача? Я не могу быть беременна, потому что… Просто не могу. Таблетки же очень надежный способ, по крайней мере, так говорят.

Выполнив все условия по пунктам с обратной стороны упаковки, наблюдаю, как рядом с первой красной полосочкой появляется вторая, и забываю, как дышать. Моргаю, отворачиваюсь, даже умываюсь холодной водой, но видение не уходит. Тест положительный.  

— Ник! — кричит соседка, дергая ручку. — Картофелина, открывай! Уже должно быть…

Она замолкает, и я тоже молчу, уставившись на волшебную палочку в руках, которая только что перевернула мою жизнь.

— О, Боже, мой, — доносится тихий голос подруги, а затем снова стук в дверь. — Ника! Ника, не молчи!

В состоянии шоковой заморозки всех эмоций и чувств отпираю дверь и тупо смотрю на Милу, которая, тут же выхватив тест из моих рук, разглядывает его.

— Ну, это еще ничего не значит. Нужно сделать как минимум три и желательно утром, а потом… — она осекается, видя слезы на моем лице, и тут же заключает в объятия. — Ника, не переживай. Мы справимся. Обязательно. Все будет хорошо, вот увидишь. А сейчас тебе лучше поспать. Как там в сказках? «Утро вечера мудренее».

Мила отводит меня обратно в спальню и помогает улечься, накрывая одеялом, а затем занимает свою половину. Все еще не могу прийти в себя, но пытаюсь абстрагироваться от внешнего мира и закрываю глаза. Может, когда я проснусь завтра, все это окажется лишь сном, потому что, если это реальность, понятия не имею, что с ней делать.

Утро начинается снова с полета в ванную, но так как желудок пустой, приходится просто отдышаться и сплюнуть накопившуюся слюну. Испарина покрывает тело, озноб стучит по зубам и костям. Может, это лихорадка? Может, кишечный грипп?

Звук хлопка входной двери заставляет подпрыгнуть на месте, и уже через секунду Мила врывается в ванную, как ураган, с прозрачным пакетом в руках.

— Привет, — она пытается выдавить улыбку, но, видимо, выгляжу я слишком стремно. — Кажется, я вовремя, — она протягивает мне две прямоугольные розовые коробочки.

Я беременна. Это уже практически сто процентов, ну может, девяносто девять, тесты ведь тоже врут иногда. Сидим с Милой на кухне и смотрим на «волшебные палочки», лежащие на столе, сжимая чашки с утренними напитками в руках.

— Я же пила таблетки, — первая обретаю голос, повторяя фразу, которая без остановки крутится в мыслях.

— Даже они не дают защиту в сто процентов, — говорит Мила и хватает смартфон. — Прием антибиотиков, алкоголь и пропуск более чем на двенадцать часов снижают действенность противозачаточных таблеток, — зачитывает она.

Грешна по всем пунктам. В прошлом месяце я пила лекарства, когда Мила заболела, думала, что тоже могу заразиться. С приемом чудо-таблеток в одно и тоже время тоже выходил прокол. Марк долго настаивал, но я только пару месяцев назад сходила к врачу, чтобы получить рецепт, и все еще не могла ввести эту привычку в свою рутину, часто забывая принимать их вовремя. Ну и алкоголь иногда присутствовал в тех или иных ситуациях.

— Ник, ты же не собираешься?..

Подскакиваю с места, прижимая ладони к животу в непроизвольном защитном жесте. 

— Нет. Ты что? Я… Нет! Просто я… — не могу построить связное предложение.

Мила тут же оказывается рядом, обнимая меня за плечи.

— Тише-тише. Я просто… Никусь, все хорошо будет, слышишь? Успокойся. Садись.

Мы снова садимся за стол, хватая чашки, будто они якоря, которые не дадут нам сорваться в пропасть. Я не смогу избавиться от ребенка. Просто никогда себя не прощу за это, но и что мне делать с ним, не знаю... Почему все так сложно? Универ, работа, дальнейшая жизнь... Куда я с малышом на руках? 

— Ты скажешь Марку? — тихо спрашивает подруга, боязливо выглядывая из-за чашки с кофе.

Опускаю взгляд, чувствуя, как меня швыряет на две недели назад в гостиничный номер на другом конце города.

«Нежные медленные поцелуи на бедрах, большие теплые ладони гладят живот. Волны удовольствия пробегаются по телу, а мужчина рядом кажется совершенным. И я хочу еще раз насладиться им.

— Сень, иди ко мне, — прошу, зарываясь пальцами в его густых темных волосах.

Он поднимается и накрывает меня собой, заглядывая в глаза и заставляя почувствовать его собственное желание. Мы идеально подходим друг другу. В любом положении. В любой позиции. Кажется, наши тела созданы друг для друга.

— Я хочу, — ерзаю под ним, чтобы показать, а не произносить.

— Прости, но у меня нет больше защиты, — Арсений целомудренно целует меня в нос.

— Всего один? Не густо для такого героя-любовника, — усмехаюсь и вскрикиваю, когда он прикусывает кожу на шее.

— Весь мой стратегический запас в машине, а мы, как ты помнишь, приехали сюда на такси. И вообще, я не собирался делать с тобой что-то подобное, — толкается напротив меня, но не так, как мне бы хотелось.

— Ты жалеешь? — спрашиваю шутливо, но внутри все замирает от страха, что он скажет «да».

Сеня опрокидывается на спину, усаживая меня сверху, и резко поднимает корпус. Нос к носу. Глаза в глаза.

— Издеваешься? — проводит медленно по бокам вверх. Ребра, грудь… Гладит плечи, покрывая поцелуями скулы и шею. — Ты восхитительна. Лучшее, что когда-либо случалось со…

— Я принимаю таблетки, — выпаливаю как на духу.

Мне фиолетово на весь мир, мнения, принципы. Это что-то потустороннее, животное. Неслушающее голос разума отдельное существо. Часть меня, которая управляет ситуацией, не давая думать ни о чем, кроме настоящего момента. Я так сильно хочу Арсения, до ломоты в костях. Сейчас это единственное осознанное желание. Может, и не осознанное, конечно, но точно единственное. С ним. Вместе. Сейчас. Сейчас же!

Приподнимаюсь и помогаю себе руками, но Арсений удерживает меня на весу, точно непослушного котенка.

— Ты уверена? Я чист, клянусь.

— Я тоже, — отвечаю без запинки.

Первым делом, узнав, что Марк меня бросил, Мила заставила меня сдать анализы на ЗППП, (прим. автора: Заболевания, передающиеся половым путем), а в лаборатории на соседней улице результаты отдают уже на следующий день. И, слава Богу, бывший оставил мне только разбитое сердце, больше никаких сюрпризов. 

— Пожалуйста… — прошу я.

Сеня ослабляет хватку и опускает меня, прикрывая глаза от удовольствия, а с моих губ срывается восхищенный стон…»

— Ника. Картофелина, блин, ты меня слышишь? — голос Милы, словно из-за толщи воды, а ее образ размыт. — Наумова, твою мать! Я вызываю скорую.

— Не надо, — хрипло прошу. — Воды. Дай воды, пожалуйста, — отодвигаю чай, чувствуя, как меня мутит от запаха когда-то любимой мяты.

Сделав пару спасительных глотков и вернув способность мыслить, стыдливо гляжу на подругу.

— Я не знаю, кому говорить, — грудь пронзает боль.

— В смысле? О чем ты?.. Ох, черт! — Мила прижимает ладонь к губам.

— Я ужасна… — закрываю лицо руками, ощущая, как слезы льются, прожигая кожу, точно кислота. — Я не знаю, кто из них. Марк бросил меня в четверг, а в субботу я… Что если это не Комаров? — выдавливаю сквозь рыдания.

Мила снова обнимает меня, прижимая голову к груди, и гладит по растрепанным волосам. Путаюсь во вдохах и выдохах, начиная задыхаться. Что делать? Как быть? Одно дело забеременеть от парня, пусть даже бывшего, но другое даже не знать, кто отец. Как я смогу объяснить это родителям? Как смогу объяснить ребенку, когда он подрастёт и спросит — «Мама, а кто мой папа?».

— Тише-тише. Милая, в первую очередь, это твой ребенок. Тебе нельзя сейчас нервничать и переживать. Подумай о нем.

Мила права. Я сейчас не одна. Нужно успокоиться и переварить ситуацию. Выход должен быть. Да хотя бы пока вообще никому не говорить.

Арсений

Жму на звонок и делаю шаг назад. Сколько раз бы мне ни повторяли, что это мой дом, и я не должен звонить в дверь или стучать, не могу пересилить себя. Это не мой дом. Это дом семьи Красиковых, а я Титов.

— Сеня, ну сколько можно! — восклицает мама, распахивая дверь.

— Сколько нужно, — улыбаюсь и заключаю в объятия невысокую худенькую женщину, отрывая от земли, и вхожу в светлую комнату вместе с ней на руках.

— Ты снова подрос, — смеется она, ероша мои волосы, а, очутившись вновь на ногах, расправляет складки на голубом платье в мелкий цветочек. Это на работе Виктория Олеговна строгий юрист в деловом костюме, а дома она маленькая девочка, обожающая бантики и цветочки и называемая своим мужем просто Викуля.

— Это невозможно, мам.

— До сих пор не могу поверить, что ты когда-то помещался во мне, — хохочет.

Ее смех греет душу. С тех пор, как она встретила отчима, я вижу ее расстроенной только раз в год. День смерти моего отца для нас обоих остается самым печальным, ведь мы его очень любили, но в остальном сейчас она счастлива, а значит, и я тоже.

— Арс, привет! — Рыжий вылетает в прихожую. — Ждем только тебя. Там такие запахи в столовой… Невозможно терпеть. Может, продолжите болтать под наше дружное чавканье?

— Привет, малой, — жму Ромычу руку, и слышу довольный вздох матери.

— Мои мальчики дома, — улыбается она и подталкивает нас в спины в сторону комнаты, из которой в самом деле доносятся невероятные ароматы домашней еды и выпечки.

— Пирог… — блаженно произношу я.

— Да. И это, кстати, не единственный подарок для тебя, — говорит мама.

— Да? И что же ты еще мне… — застываю, увидев гостью за столом рядом с Максимом Романовичем Красиковым, — приготовила…

Жму руку отчиму, и девушка поднимается мне навстречу, когда я останавливаюсь рядом с ее стулом.

— Привет, — произносит гостья мягко, улыбаясь, но ее вид и голос не приносят ничего, кроме злости, прожигающей дыру в груди.

— Привет, Маша. Какими судьбами? — нахожу в себе силы оторвать от нее взгляд и занимаю место за овальным столом, как можно дальше от нее.

— Мы с Машенькой встретились случайно в городе пару дней назад. Она недавно вернулась, и я подумала… — мама с каждым словом замедляется, видимо, чувствуя мое настроение, — что вам надо бы увидеться.

За столом повисает гнетущая тишина, и все присутствующие погружаются в прострацию. Неловкость давит. Душит. Мешает услышать голос разума.

— Умираю, как жрать хочу. Мамуль, наваляй мне картохи, — Рыжий протягивает свою тарелку, и мама тут же хватается за ложку в тарелке с пюре.

— Рома, я тебе сейчас кое-чего другого наваляю, — строго произносит Максим Романович. — Мы же за столом.

— Па-а, так это ты сказал, а не я, — усмехается Ромка. — А говна и так хватает. У нас тут семейный ужин или где?

Прыскаю со смеху, тихим смешком ко мне присоединяется мама. Максим Романович усмехается, опуская плечи, и даже Маша улыбается. Ромыч-Ромыч. Спасибо малому за то, что он всегда такой оболтус, не следящий за языком, иногда это даже кстати.

В комнате снова становится светло и тепло. Тарелки наполняются, звенит посуда. Даже разговоры выходят непринужденными и легкими, пока Маша не задает очень глупый вопрос.

— Правда, что у тебя свой автомобильный бизнес? — смотрит на меня и хлопает глазками.

Теперь в их зелени я не вижу ничего прекрасного, так же, как и нежности в улыбке. Темные волосы не кажутся мне шелковыми, не хочется пропустить их сквозь пальцы и зарыться носом, чтобы вдохнуть любимый запах. Когда-то любимый. Очень давно.

— Автомобильный бизнес слишком громко сказано, — произносит Ромка с набитым ртом, за что получает замечание от отца, и тут же хватается за стакан с морсом.

— У Сенечки автомастерская, — поясняет мама, пока я сжимаю вилку в кулаке.

Какое этой стерве дело до меня, моей жизни и моего бизнеса? Как она вообще посмела прийти сюда, после всего?

— Да? Круто. Я бы хотела ее увидеть, — говорит Маша, кокетливо заправляя волосы за ухо, и я вижу их… Серьги, которые подарил ей я. На которые копил несколько месяцев, работая с ночами в гараже у Михалыча, когда мы еще учились в универе.

— Зачем ты приехала? — спрашиваю холодно.

— Ты не рад меня видеть? — удивленно поднимает брови.

Слепая ярость отравляет сознание, и только ради женщины, подарившей мне жизнь, я держу себя в руках. Иначе, давно бы уже схватил эту тварь за шкирку и выкинул на улицу. Встречаюсь взглядом с бывшей невестой и вижу то же, что и пять лет назад, — абсолютную уверенность в себе и своей правоте.

Поднимаюсь из-за стола, с грохотом отодвигая стул, и взглядом останавливаю мать, которая тоже собирается вскочить на ноги.

— Спасибо за ужин. Мне пора.

Разворачиваюсь и поспешно покидаю дом Красиковых, забираюсь в свою машину и срываюсь с места, не давая себе даже думать о том, что случилось. Не хочу. Не хочу ее вспоминать. Не хочу ее видеть. Нужно отвлечься.

Скорость. Вечерний город. Безуспешные попытки найти девушку-мечту. Да. Это то, что нужно. Правда, в выполнении не так просто. Вот уже три недели почти каждый день я прихожу в тот клуб, а после катаюсь по окрестностям в поисках своего олененка. Пока безуспешно, но я все еще не сдался. И не собираюсь. Она стоит того, чтобы за нее побороться, не то, что некоторые…

Ника

За неделю успеваю прочесть практически все статьи о беременности в Гугле. Узнаю, что таких, как я, тьма-тьмущая. У всех примерно одна и та же песня: бывший парень или муж и настоящий или случайный партнер, разрыв между страстными постельными танцами вблизи овуляции от одного до пяти дней. Отцовство в таком случае можно определить только тестом ДНК после рождения или на поздних сроках беременности. Есть, конечно, куча чудо-методов, календарей и прочего-прочего, но все из них настолько ненадежны, что я даже не пытаюсь, чтобы не сойти с ума окончательно. А еще на форумах можно найти армию умниц, которые дружно поливают грязью всех, кто туда заходит и просит совета или помощи.

Аборт — единственный выход! Такие, как ты, не имеют права рожать детей. Где были твои мозги? Зачем выяснять, кто отец, сама выбери, кто больше подходит, и все. Шалава! Как таких дур земля носит? Не умеешь предохраняться, не начинай спать со всеми подряд! 

Читаю все это по кругу и не могу остановиться. Чувствую каждую фразу кожей. Удары. Хлесткие и болезненные. Правдивые, да… но у каждого своя правда. 

Извожу себя так, что просыпаюсь почти каждую ночь и иду в ванную, где храню про запас несколько тестов, чтобы убедиться в реальности происходящего, но к врачу идти отказываюсь. Боюсь. Для меня и обычный поход к гинекологу всегда был пыткой, а тут...

Мила устает уговаривать меня посетить женскую консультацию и в пятницу утром затягивает в независимую медицинскую лабораторию. И какого черта она так близко к нашему дому? Анализ ХГЧ (прим. автора: Хорионический гонадотропин человека - один из видов половых гормонов, по которому определяется беременность и ее срок) вместе с расшифровкой присылают на электронную почту около девяти вечера этого же дня. Оперативненько...

Четыре недели беременности. Я в самом деле стану мамой. Внутри меня растет маленькое чудо. Это правда. Не мираж и не сон. Литры слез, куча эмоций, смешавшихся в безумный коктейль, бьющий по голове и по сердцу. Счастье, восхищение и безмерное воодушевление от самого факта беременности, но вдобавок стыд, волнение и беспокойство из-за того, как все это случилось и как строить свою жизнь дальше.

Я хотела детей. Безусловно. Но представляла себе это все совсем по-другому. Рядом должен был быть человек, готовый разделить со мной эту радость, поддержать в трудную минуту и, главное, желающий стать отцом нашему ребенку, уже любящий только мысль об этом. И все это должно было случиться гораздо позже, когда я встану на ноги, но... Я студентка, живущая на съемной квартире, без работы и молодого человека. И винить тут некого. Придется жить с этим, как-то выкручиваться, и я сделаю все, чтобы мое чудо было самым счастливым на свете. Все, что смогу.

Наверное, придется взять академ (прим. автора: академический отпуск) в универе, но этот год я должна успеть закончить как положено. А потом… Вернусь в станицу. Надеюсь, родители помогут мне на первых парах, а дальше… Посмотрим, что дальше. Малыш подрастет, смогу закончить универ и, возможно, получится устроиться в сферу искусства или на крайняк стать маминой коллегой. Продавцы всегда нужны.

Мысли о моем идеальном будущем, которое рушится, как карточный домик, ранят, но все ведь от меня зависит, верно? Малыш не виноват, что он собственно случился, поэтому винить я могу только себя. И лучше не винить, а настраивать на хорошее. Я верю, что все еще смогу чего-то достичь и быть счастливой. Рано еще опускать руки. Мне всего двадцать два. Времени вагон.

— Как ты? — спрашивает Мила, застав меня в субботу утром на кухне со стаканом молока в одной руке и телефоном в другой.

— Хочется написать себе на лбу «шалава», чтобы скорее все к этому привыкли и не было так погано.

— Ника, — Мила со вздохом присаживается на стул и складывает руки в замок на столе. Нервничает? Да ладно? — Ты должна перестать так думать о себе и читать эти тупые форумы. Если разобраться в ситуации, то… Ты не сделала ничего плохого. С Марком вы рассталась. Точнее, он бросил тебя, а тот парень… Ну он просто был. Вы же не маленькие дети. Было и было. Единственное, в чем вы все виноваты, так это в неосторожности. Да-да! — смотрит строго. — Все трое. Так что прекрати корить себя и… Думаю, стоит уже сказать родителям и сходить к врачу.

— Только четыре недели.

— Акушерских семь.

— И откуда ты это знаешь?

— Не одна ты перелопатила весь Гугл. Я вообще-то тоже переживаю.

Улыбаюсь, потому что не могу иначе. Я люблю эту девчонку, если бы не она, уже давно бы тронулась умом.

— Я знаю. Спасибо, Мил. Ты моя фея-крестная.

— Ага-ага, — смеется, вставая, и направляется к холодильнику. — Какие планы на сегодня?

— Хотела сходить пошопиться. Может, полегчает? — пожимаю плечами.

— Черт! Я бы сходила с тобой, но уже обещала съездить к родителям. Мамуле приспичило снова что-то там посадить, чтобы потом ныть, мол, нифига не выросло из-за дурацких вспышек на солнце.

— Все в порядке. Я и сама справлюсь. Так когда ты вернешься?

— Наверное, завтра, — отвечает подруга. — Справишься тут? Или мне лучше приехать сегодня?

— Эй! Ну я же не маленькая. Конечно, справлюсь, — добавляю в голос уверенности.

— Ну-у-у как же… — Мила начинает нарезать бутерброды и первый готовый протягивает мне.

Да. А ведь последние дни я действительно веду себя, как ребенок. Пора уже выбираться из этого внезапного младенчества, в конце концов, у детей не может быть детей.

— Слушай, Картофелина, хватит уже киснуть. Начинай радоваться. Ты представляешь, какая жизнь нас ждет. Девять месяцев веселья. Молочные коктейли, прогулки на свежем воздухе, все дела. А потом ты родишь, и мы будем по очереди ходить в универ. А еще пойдем в то кафе, где меня бесит весь персонал, и ты будешь кормить грудью малыша прямо на глазах у того придурка менеджера. А еще…

Если бы и в самом деле все было так просто, но я рада небольшой разрядке и поддержке.

— Хватит, — давлюсь смехом. — Я поняла. Будет весело.

— Не сомневайся, — подмигивает Мила. — А отцом бейбику буду я. А что? За рубежом это нормальная практика. Будет звать меня батя Мила. Круто же?

Заливаюсь смехом, чувствуя, как нервный узел развязывается и отпускает. Ох, слава Богу. Хотя нет, слава бате Миле.

Распрощавшись с подругой и заверив ее в собственной самостоятельности, собираюсь в торговый центр. Погода сегодня чудесная. Солнышко радует теплом, а клумбы усыпаны желтыми нарциссами, правда, мой внешний вид не такой цветущий, но темные очки и любимая джинсовка на два размера больше скрывают меня от любопытных глаз.

Через пару часов держу в руках два пакета с новыми шмотками и радостно размахиваю ими взад-вперед. Чтобы не так сильно шокировать окружающих, я решила прикупить себе побольше разлетаечек и свободных платьев. Думаю, первое время получится скрывать свое интересное положение в универе. Хотя до конца учебного года вряд ли дотяну. Осталось еще три месяца и теперь нужно думать, что делать с моей ролью. Отказаться самостоятельно? Черт! Не знаю...

Поднимаюсь на эскалаторе, чтобы дойти еще и до продуктового магазина в завершении своего тура, но человек, стоящий наверху, заставляет меня глупо пятиться назад, при этом оставаясь на месте из-за дурацких движущихся ступеней. Он поворачивает голову и встречается со мной взглядом. Карие глаза сначала выражают полное недоумение, а потом… Радость? Что?!

Арсений широкими шагами направляется ко мне, и я невольно любуюсь им, неосознанно отмечая, что вроде бы даже соскучилась. Высокий, красивый. Обворожительная улыбка, уверенные шаги. На нем тоже джинсовая куртка, а волосы растрепаны, словно он только что занимался чем-то не совсем приличным… Ох. Что за мысли?

Эскалатор сам приносит меня в руки Сени, который, кажется, только и ждал этого. Парень сгребает меня в охапку приветственными объятиями и кружит на месте. Что, черт возьми, происходит? И что это за реакция?

— Привет, — ставит меня на ноги, но держит руки на плечах, словно боится, что я убегу или исчезну. — Ну наконец-то я нашел тебя, Ника!

Открываю рот от такого заявления. Он меня искал? Зачем?