Брачная ночь.

2

Он дрожащими руками хотел притронуться к конверту, потом что – то вспомнив, отвел руку назад.

Рамазан вступился за меня.

– Исмаил, я гарантирую, я его знаю давно, мы вместе общались в Баку.

Мы заранее так договорились с Рамазаном, чтоб все выглядело более чем надежно.

– Вашу дочь я не обижу, буду примерным супругом для нее. Я знаю, она вдова, ее муж погиб в войне, я заменю его достойно, – сказал я на одном духу.

После паузы, Исмаил заговорил:

– Что – ж, если за вас ручается сам Рамазан, то я согласен. Берите в жены мою дочь…Мы свадьбу сделаем, иль как? – поинтересовался он, глядя на Рамазана.

– Думаю, что в свадьбе нет необходимости, отец. Обычную компанию соберем, гости, шмости, выпивка и пр., – ответил я. – Берите, берите денежки, и распоряжайтесь с ними как хотите, они ваши!

Все, на этом сваты кончились, Исмаил взяв деньги, ушел, пообещал сообщить об этом Мае. Тем же вечером прибежал сынок Маи, пацан по имени Аслан, сообщил, что нас ждут в их доме, приглашают на смотрины.

По деревне слушок пошел, мы с Рамазаном оделись, пошли в гости к Исмаилу.

Кстати, за час до этого я торжественно вручил Рамазану 1000 баксов.

И вот мы пришли к моей будущей жене, в округе перед их домом стояли сельчане, пару мужиков и несколько женщин, шушукались, показывая пальцем на меня, промывали кости мне.

Нас встретил Исмаил перед калиткой, он уже был весел, бодр, цвел как персик.

Мая была одета в розовое платье, в черных туфлях, видно, это был ее единственный выходной гардероб.

Не особо накрашена, но волосы собраны назад.

У глаз небольшие морщины, тонкий подбородок, развитая грудь, руки нежные, но много вен на них. Деревенский вариант известной актрисы Муравьевы.

Она украдкой смотрела на меня, отводила глаза от встречного взгляда, я же в упор ее стрелял.

За столом собралась публика численностью 10 человек: Исмаил, два его брата, три друга детства, пару соседей, Рамазан и я. Мая убежала в соседнюю комнату готовить еду. Запахло пловом, жаренным мясом.

На столе стояла только водка и в тарелке соленья: красная маринованная капуста, баклажаны, чеснок.

В углу стола в тарелке хлеб – тендир.

Друг Исмаила встал из за стола, прошелся в кухню, потом принес на подносе дымящийся плов с мясом.

Он стал помогать накрывать на стол, через минут 10 все сели кроме Маи, она так и не появилась до конца, мы стали есть. Исмаил поднял стакан с водкой, крикнул:

– Будьте счастливы, молодые!

Все его поддержали, стали есть, пить.

Через минут 30 уже шутили, пошел галдеж, посыпались рассказы, смешные истории, анекдоты.

К 11 часам вечера стали собираться, я тоже встал вместе с Рамазаном, Исмаил нас провожал.

– Уважаемый зять – обратился он ко мне с пьяной миной – если вы хотите повидаться со своей будущей женой, прошу вас в другую комнату…

– …Нет, нет! – я его перебил. – Она меня уже увидела, завтра вечером намечается наша свадьба, пусть она хорошенько узнает меня в брачную ночь.

– Х-мммм, – буркнул Исмаил, но в его глазах уже была уверенность.

…

И вот на следующее утро я стал готовиться к своей свадьбе, точнее сказать, к брачной ночи. Готовился как стратегически, так и морально.

Тщательно забил в три папиросы коноплю, замастырил четко и аккуратно, положил в карман пиджака.

После плотного завтрака, поплелся с Рамазаном в дом Маи, моей будущей жены.

Там мы дали распоряжение для стола, конкретно для стола новобрачных, потом вернулся обратно к себе.

С Рамазаном пошли к роднику, я там искупался в холодной речке, позагорал на солнышке, засим лежали на травке, несли с Рамазаном всякий бред. Я убивал время.

Близился вечер, гости стали собираться к дому Исмаила, все были наслышаны, многие хотели поглядеть на меня, на нового жениха из Баку. Каждый высовывался из толпы, осматривал мою фигуру, одежду, мое лицо.

Пошла молва по селу, мол, приехал из Баку богатый идиот, ввязался в эту глупую историю.

Откуда им знать бедным, что для меня все это лишь злая шутка.

Короче, наступила ночь.

Я заранее предусмотрел все: еду и напитки направил в комнату, где меня ждала Мая.

Компания собралась небольшая, за столом сидело человек 20 от силы, это на глаз. Все мужики, это так принято. Невеста ждет в своей комнате.

Шум, веселье, перезвон бокалов, шутки и прочая атрибутика торжества. Потихоньку наступала брачная ночь, я сидел во главе стола, пьяные зрачки уже не обращали внимания на меня, каждый орал про свое, считаю свою персону слишком важной.

Я стал поглядывать на часы, они показывали 11 вечера, пора! Исмаил, мой временный тесть дал на это добро, я привстал, попросил у всех гостей прощения, удалился в комнату, где меня ждала моя Мая.

Комната находилась на самом дальнем углу дома, звуки и шум гостей почти не доходили до нее. Меня провожала одна старая женщина, я так и не понял, кем она приходится хозяину дома. Это уже не важно.

Мы прошлись по длинному и темному коридору, потом завернули направо, оттуда еще одна дверь, она мне распахнула ее, я оказался в комнате.

Когда я вошел, Мая привстала, она сидела перед трюмо, рассматривала свои морщины на лбу.

Она стояла во весь рост, в красном платье, на голове белая фата.

Посреди комнаты стол, на нем на большом подносе тарелка с пловом, рядом салаты из свежих огурцом и помидоров, бутылка водки, шампанское, пару лимонадов.

Я подошел к ней вплотную. Она понурила голову, потом искоса взглянула на меня.

– Ты меня стесняешься? – спросил я лишь потому, чтоб услышать ее голос.

– Нет, – коротко ответила она нежным голосом. Мне ее голос понравился, однако я хотел услышать ее больше, стал заговаривать ей зубы.

– Слышь, давай присядем, поедим, а то там (указав в сторону гостей) я не очень то поел, – сказал, жестом указал ей к столу.

Она слабо улыбнулась, мы присели напротив друг друга через стол. Мая молча ела салат, я зацепил вилкой кусок жареного мяса, отправил его в рот.

Сидим, едим, пьем. Налил шампанского, она отказалась, пил только я.

– Давай закурим, Мая, – сказав, я достал с кармана папиросу с забитой коноплей, зажег, задымил.

Тут же ощутил резкий приход кайфа, сквозь дым протягиваю ей папиросу.

– Кури, Мая, я же твой муж, имею права приказывать.

Она мотнула головой, я стал настаивать.

– Это хороший табак, привозной товар из Иордании, тебе станет хорошо, кури! Ты что, вообще не курила?

– Один раз, муж покойный угощал, – ответив, она хотела скинуть с головы фату.

– Нет, нет, не тронь, пусть фата будет, это символика, я так хочу. А теперь курни, прошу тебя, – я сделал еще одну сильную затяжку, передал ей папиросу.

Она робко приняла дымящуюся папиросу, стала затягиваться, и тут же начала кашлять.

– Охо –охо, охо- охо.

Я ее похлопал по плечу, взял у нее обратно анашу, стал сам курить. Но у нее настроение поменялось.

Гляжу на нее, она уже мне напоминала итальянскую актрису, все от воздействия наркоты.

– Мая, расскажи что нибудь такое, интересное, – попросил я ее не своим голосом, продолжая курить.

Она резко взглянула на меня, мой голос на самом деле был иной.

– А что рассказать? – у нее голос тоже изменился, лицо чуть скривилось вбок.

– …Ну такое, любопытное, – я сделал еще одну мощную затяжку, и передал ей папиросу.

Она молча взяла папиросу, один раз затянулась, обратно передала мне.

– А что рассказать? – она улыбнулась, выпуская изо рта серый дым.

– Тебе хорошо стало? – спрашиваю я.

– Теодор, скажите, а это что, наркотики? – она глядит на меня в упор.

– Да нет, ты что, это цикорий, лекарство. Говори, я тебя слушаю, – я сделал последнюю затяжку, затушил папиросу в пепельницу.

– Ну что сказать? Я помню, это было в детстве, я была еще маленькой, мне было около 12 лет. Сижу в сарае, жду своего деда. И вдруг слышу, кто – то кричит: «Медведь идет».

Рядом со мной были несколько детей, среди них были и постарше. Один из них поглядел в окно, и тут же лег ниц: «Медведь, ребята, медведь. Прячьтесь!»

Мы очень испугались, но еще больше испугалась я, мой младший брат в это время был на улице, я за него дико испугалась. Я открыла дверь сарая, выбежала на улицу, сказав: будь что будь!

На улице никого, абсолютно никого, ни медведя, никого. Вообще никого! Солнце ярко светило в глаза. Я осмотрелась, увидела вдали за поворотом старого батрака, мужика лет 55, его звали дядя Али. Он батрачил и кормил семью свою. Я добежала до него, догнала, трясу его за рукав:

– Дядя Али, вы тут медведя не видали? – плачу и задыхаюсь.

И вы знаете, он поднял меня на руки, погладил по головке, и нежно сказал:

– Доченька, ты что, какой медведь, не бойся. Успокойся, все хорошо.

Я увидела его глаза, они были такие добрые, добрые. А ведь он батрак, трудился и мучился от зари и до зари.

И вы верите, я никогда ни у кого больше ни видала таких добрых глаз. Его спокойствие перешло ко мне, и я пришла в себя. Вот такая история.

– А муж у тебя погиб на фронте? – спрашиваю ее.

– Да…- она явно не хотела говорить на эту тему.

– Родину защищал?

– Давайте не будем о нем вспоминать в этот час, – она сделала невинную мину.

– Хорошо, тогда перейдем к делу.

Я привстал, подошел к ней, мои руки потянулись к ее тонкой шее. Она привстала, я резко притянул ее к себе, взял ее за талию, приблизил к ней и с минуту жадно и смачно целовал ее в губы.

Она чуть заныла, слабо хотела высвободиться из моих объятий. Мне показалось, что Мая целовалась в губы впервые.

Я ее взял на руки, повалил на кровать. Она стала кипеть от возбуждения, стягивала через голову платье.

– Фату не трогай, – попросил ее я.

– Зачем?

– Я так хочу.

Короче говоря, она оказалась голенькой, белое тело, черные трусики, на голове белая фата. Невеста в брачную ночь в самом соку.

Смотрю на нее сквозь кайф, она мне кажется уже филиппинкой. Точно не азербайджанкой, и не талышкой.

Талия у Маи буквально осиная, таз тоже не широкий. Зато у нее круглая очень упругая и сильно выпирающая попка, и убойные груди. Кожа чуть бледноватая, но в ней что – то есть.

Я положил руки ей на бедра и прижал к себе – попкой к паху. И знаете, что случилось? Она отклячила задницу и прогнулась в спине!

Моя новоиспеченная жена терлась о мой пах своей драгоценной попой.

Я нагло обхватил поперек ее груди, заодно схватив за сиську.

Водил пальцами по ее животу, то и дело старался прижать ее плотнее и уже начал говорить ей на ухо:

– Мая, это просто удивительно, я вообще не думал, что в талышских горах есть такие красивые девушки…

Она зарделась, мне это понравилось. Мой член стоял как палка, он бился о ее правое бедро.

Я повернул ее к себе, стал целовать ей груди, посасывая соски. Я отстранился, поцеловал ее в губы, она ответила взаимностью.

Я залез ей в трусики, палец мой скользнул по мокрым уже губам, она застонала. Немного подрочив ее пальцем, я поставил ее раком, облокотив на подушку.

Она стянула с себя трусики вниз, пошире расставила ноги, я вошел в нее, это было нечто! Я чувствовал каждое ее движение.

Я стал наращивать темп и с силой долбил ее, иногда упираясь в самую матку. Передо мной было окно, в котором я видел свое отражение.

Увидев, что шпилю невесту с трясущейся фатой на голове, это ударило мне в голову, я страшно возбудился, почувствовал приближение оргазма.

Мая мне подмахивала энергично, я шлепаю ее по белым ягодицам, кричу:

– Да, да, давай, девочка! Давай!

Мая кричала, стонала, она кончила, причем не единожды, у меня же открылось второе дыхание, я пошел по ней как пахарь по полю.

Она непроизвольно стонала, сжимала рукою белую простыню, пробовала вырваться. Кровать скрипела очень сильно.

Я решил чуть передохнуть, повернул ее на спину, она послушно легла, глаза ее горели как угли. Раздвинула ноги, я лег на нее сверху, без труда вошел в ее влажную дырочку, стал не спеша глубоко ее иметь. Она подогнула ноги и положила руки на твердые мои ягодицы.

Я продолжал ее долбить, усиливая фрикции. Потом я положил ее ноги себе на плечи, мои качки стали быстрые. Ей стало немного больно. Мы долго целовались в засос. Она мне снизу подмахивала и стонала.

Неожиданно я кончил, кончил оглушительно! Я оторвался от нее, лег рядом, пошла сильная одышка.

У нее также была одышка, она вспотела, вся простыня была аж мокрая и липкая. Но она еще была явно возбуждена от происшедшего, так как это было пару минут назад.

Так мы пролежали минут 30, я покурил сигарету, потом выпил водки, и опять зажег анашу.

Сделав 3-4 сильные затяжки, передал ей, она отказывалась, все же я настоял на своем.

Она покурила, сильно втянула в себя дым, опять пошла кашель, я отобрал у нее папиросу, и сам до конца добил ее.

Прилег рядом с ней, начал теребить ее еще влажный к****р. Ее в****а истекала как водопад фонтаном соков.

Она сжала ноги, издав тонкий писк.

– Поиграйся с моим членом, – попросил ее я.

Она послушно стала ласкать пальцами рук мой член вверх и вниз, он стал набухать. Интересная картина все же получается, невеста с фатой на голове уселась на меня, поза наездница, я воткнул ей до самой матки, она охнула, засунула в рот собственные трусики, дабы не поднять на уши всех в округе.

Мая, усевшись верхом, продолжала трахать сама себя, при этом свободной рукой лаская свою попку все в том же темпе.

Она стала от удовольствия выкрикивать разные маты на талышском языке, я ее трахал как последнюю сучку, покусывая ее мощные груди.

– …Теперь давай в попку, в попку, милая!…- кричал я.

– Нет, нет!….Я никогда этого не делала…, – она испугалась.

– Я тебя научу.

Я поставил Маю рачком, стал лизать ее попку, Намочив ее дырочку, как следует, я ввел сначала один палец в нее, немного разработав, дал свободу и второму. Ее попка была податливой и очень быстро обрела нужную эластичность и была готова к погружению в нее члена.

Я поднялся и стал потихоньку входить, попка была просто супер, она была готова.

Войдя до самого конца, я стал понемногу наращивать темп и спустя минуту, я с разгона всаживал ей по самые помидоры. Член вошел туда как по маслу. Она заорала, стала громко стонать.

Через пять минут я зарычал, влил в нее всю порцию своей спермы, бурно излил все до последней капли.

Я бухнулся на подушку, стал тяжело дышать. Так я уснул.

…

Короче говоря, не буду читателя изматывать, я с ней не плохо порезвился еще дня три. Обкуривались и трахались, кстати, это удивительное наслаждение, трахаться под наркотой.

В конце мне все надоело, решил уехать. Написал письмо ее отцу, потом ей самой, оставил им на столе в конверте еще 10 тысяч американских долларов, и рано утром улизнул с села Урачлы.

Вот и вся моя история.

Укажу самую важную сцену.

Не плохо порезвившись и отдохнув, я решил гулять пешком. Дипломат оставил в селе, был лишь со спортивной сумкой. Анаша еще оставалась, и пиво было в сумке.

В общем, напился, сверху забил план, обтютюкался как следует, и пошел по лугам, по полям.

Вдруг вижу отара, овечки пасутся на ярко зеленой травке, рядом сидит пастух.

Это было в районе Ленкорани.

Я подошел, поздоровался с ним, подсел рядышком на траве. Это был молодой мужчина лет 40, на голове арахчын, небольшая щетина.

Что больше всего меня удивило, так это то, что этот пастух отлично знал русский язык, он в молодости лет 10 работал в Москве на автобазе. Потом сидел за кражу в Нижнем Тагиле.

Более того, он был достаточно современный человек. Пастухом он стал по своей же доброй воле, это о его словам. Его звали Ибрагим.

Он меня угостил хлебом, сыром, яблоками, я его сигаретами, то да се, и так далее, пошло поехало, я достаю анашу. Мы вместе на пару обкурились.

У него глаза поплыли, стали ярко красными, он посмотрел на меня, стал смеяться.

Я не выдержал и рассказал ему о своей «свадьбе», о брачной ночи и всех моментах своей свадебной эпопеи.

Ибрагим серьезно посмотрел вдаль, потом на меня, и начал говорить.

– Сижу вот и думаю, как просто устроен мир.

Бабы жалуются, что “все мужчины козлы и сволочи и недостойны их Высочества”, мужики – что “все бабы шлюхи, тупые и вообще жениться не на ком.” …

Наверное, каждая сторона в чем-то права. Каждый хочет найти себе супер-пупер крутого мачо с баблом или телку с буферами и ногами от ушей.

Хорошо было мужикам в каменном веке. Принес кусок попы мамонта, жена ноги и раздвинула… Или просверлил дырку в ракушке – вот тебе и украшение.

Жена счастлива, правда, временно. Нет такой жены, которая не стала бы пилить мужа за то, что сосед принес кусок попы гораздо больший. И вообще, ей не стоило выходить за него замуж, он испортил ей ее лучшие годы и пр. и пр. и пр. …

Но так или иначе – ставка была понятна. Ты ей кусок мяса – она тебе вагину во временное пользование. Вместе с мандавошками.

Пропустим несколько тысяч лет. Средние века. Просто куском мяса в*******е уже не купишь. И вместо ракушки с дыркой ей теперь золото подавай. Надевает средневековый рыцарь ржавые доспехи и идет в крестовый поход на землю обетованную, чурбанов бить и золото тырить… Или войной на соседа. То же завоевать чего-нибудь.

А зачем? Что бы опять таки показать жене, какой он крутой самец и получить вагину во временное пользование?

Но постой, в*******е уже было в каменном веке. Только обходилось дешевле. Что же получается, ты ей теперь злато-серебро, шелка заморские, портки, камни самоцветные… а она тебе опять вагину свою вонючую? Правда, к мандавошкам теперь добавились триппер и сифилис.

Пропустим еще пятьсот лет. В наши дни, чтобы завоевать самку, то есть получить дырку во временное пользование, нужно иметь кучу бабок, шестисотый мерс, килограмм бруликов и “Челси” между делом…

А что получишь взамен? Увы, опять вагину во временное пользование… Но постой. Де жа вю, но в****а уже была…

В каменном веке и опять же в средние века. Та же самая дырка. Только теперь она обходиться еще дороже. А к мандавошкам, трипперу и сифилису добавился СПИД. А что дальше? Цивилизация оценит в миллион баксов вагину, зараженную птичьим гриппом, передаваемым через куриные мозги блондинок?

Вот и получается, что если мужчина в своем развитии с каменного века и до наших дней поднялся от попы мамонта до “Челси”, то женщина, получается, не только не поднялась, но и опустилась ниже плинтуса.

От нее ведь не требуется качать мускулы, шевелить извилинами, проявлять мужественность в борьбе за место под солнцем.

Нету мозгов? И ладно, стерпим. Не умеешь готовить? Это мелочь, научим или сами к плите встанем. На все готовы глаза закрыть, все готовы простить бабе… кроме одного, где даже сто мужиков не смогут заменить одну бабу. А именно, в производстве себе подобных!!!

С каменного века и до наших дней от нее ведь требуется исполнить только то, что заложено природой. А именно, раздвинуть ноги и полежать немного. Ну потом еще месяцев девять походить с пузом… И все.

И тут оказывается, что со времен каменного века женщины даже эту свою единственную функцию делают все хуже и хуже. Курят поголовно все, пьют как пожарные лошади, колются, как швейная машинка “Зингер”.

Аборт для них сделать – что высморкаться. А как родиться “обычный ребенок” с двумя-тремя врожденными заболеваниями, так кричат: “Экология виновата… Государство, Правительство…”. Кто угодно, только не она.

В настоящее время любой мужчина способен обеспечить семью. Даже самый последний бомж способен набрать бутылок на кусок мяса для самки. Но увы, далеко не каждый мужчина способен удовлетворить все возрастающие потребности самки.

Выходит, что когда женщина заявляет, что нет настоящих мужчин – это означает только одно. Нету мужчин, способных удовлетворить ее амбиции и самомнение. На семью ей плевать. Семью-то может худо-бедно обеспечить любой бомж. Но нет такого мужчины, который бы смог обеспечить бесконечные и все возрастающие амбиции женщины.

Любопытно было бы послушать, какими словами пилит жена Абрамовича? – “Ты такой сякой, я отдала тебе свои лучшие годы, а Билл Гейтс больше тебя зарабатывает!!!”

Наверное, но вот вопрос. А что имеет взамен бомж и Абрамович? Ответ одинаковый. Вагину, в*******е, как Центр Вселенной, потому как больше женщине предложить нечего. Плохонькую вагину.

Прокуренную, рабочую, потрепанную, и обколотую… Возможно, намазанную косметикой, припудренную и подстриженную для повышения товарного вида. Но все равно дырку. Капризную, стервозную и привередливую. Разница только в цене. Одному она обходиться в рубли, другому в сотни тыщщ баксов. И кто оказывается в выигрыше? Выходит, что бомж?

Получается, что деньгами мужчина оплачивает не доступ к вагине, а самооценку этой самой в****ы.

С каменного века она ведь не изменилась, только подорожала, да нахватала всякой дряни… И насколько мужчина поднялся в своем развитии, настолько же женщина опустилась…

Но с другой стороны, есть в этом один плюс. Вся эволюция цивилизации существует благодаря всего лишь инфляции вагины.. Не было бы в****ы, не было бы и эволюции. Вся цивилизация тогда состояла бы только из пива, футбола и рыбалки.

Женщина более алчет плотских наслаждений, чем мужчина, что видно из всей той плотской скверны, которой женщины предаются. Уже при сотворении первой женщины эти ее недостатки были указаны тем, что она была взята из кривого ребра, а именно – из грудного ребра, которое как бы откланяется от мужчины. Из этого недостатка вытекает и то, что женщина всегда обманывает, так как она лишь несовершенное животное.

Это явствует и из этимологии слова “Femina” (женщина), происходит от Fe ( Fides – вера) и ” minus” (менее). Таким образом, слово “Femina” значит – имеющая меньше веры. Ведь у нее всегда меньше веры.”

За период преследования колдовства, т.е ведовские войны и процессы, было уничтожено свыше 200 тыс. ведьм, т.е. арийских женщин: немок, англичанок, цыганок, француженок, славянок, женщин ругов, остатков пруссов, этруссков.

Так что вот так, парень, мужчина вышел из в****ы, и всю жизнь обратно стремится попасть туда. Вон оно, развитие то! – крикнул Ибрагим, потом обернулся ко мне, и заявил:

– Слышь, а у тебя анаша осталась?

…

                       Село Надежда

– Ну что там, долго еще идти?

– Да мало осталось.

– Свадьба в разгаре уже. Опоздаем.

– Не боись, успеем.

Двое мужиков шли через лес, пробирались по тропинке в сторону села Надежда. Это недалеко от города Ставрополя. Там должна быть свадьба Еремы Огаркова, 34 – х летнего тракториста, он женится на своей кузине.

Их на свадьбу не приглашали, эти двое нахаляву шли туда напиться.

Деревья шелестели, вечер, половина восьмого. Стояла осень, 11 сентября, но на небе уже сверкали золотые звезды. Мужики все шли и шли. Рядом шуршали камыши, раздвигались кусты, они вперевалку направлялись в Надежду.

Один из мужчин был постарше другого, его так и звали – Ильич. Ему было чуть больше 50 лет, жилист, но с двойным подбородком, коренаст, высокий мужлан.

Другой помоложе будет почти вдвое, ему было лет под 30, от силы 30. Звали его Балаш, кавказского происхождения. Ростом вровень с Ильичем, плечист, ширококостный, но худощав.

На небе всходил месяц, лес был тих, на листьях деревьев крупные капли росы, на небе редеющий туман, трель сверчков, все умолкло, лишь слышны их шаги по тропе: шрк – шрк – шрк – шрк.

Осенние вечера недолгие.

И вот они прошли мокрый луг, взобрались на зазеленевший холм, и внизу показалось долгожданное село Надежда, огни деревни бросились им навстречу. Уже издали слышна гармонь, гитара, играли свадьбу.

Все зашевелилось, проснулось, запело, зашумело, заговорило.

И вот они проходят по селу, женщины спешат на свадьбу, мужики во всю гуляют на баяне.

Они вошли во двор дома, под огромным тополем накрыт стол, на белой скатерти жратва: отварная картошка, маринованные огурчики, помидоры, буженина, грибы, котлеты, водка рекой течет.

Ильич и Балаш с полным правом уселись за стол, гости был уже под градусом, никто на них не обратил внимания.

Толпа гудела как муравейник, общий галдеж, веселья, музыка и громкие тосты.

Человек было 70-75, не меньше. Балаш с Ильичем сидели друг против друга через обширный обильный стол, чуть поели, усердно жуя, поддали водочку, с минуту помолчали, и когда уже совсем стемнело, Ильич моргнул Балашу.

Балаш оглянулся и заметил молодую девицу в белом сарафане с розовой лентой поперек, ей лет 20, не больше. Играла музыка, посредине танцы с зажиманцами, Балаш подпрыгнул на середину, схватил девушку, приподнял на руки, она вскрикнула с испугу, страх пробежал по ее милому личику.

– А как вас звать, милая? – спросил ее Балаш, держа на руках.

– Пусти, пусти слышишь! Я сейчас закричу! – она побледнела, хотела вырваться из крепких рук Балаша.

– Ну почему же девушка? Может, поговорим, – он ее продолжал держать на руках, словно хотел перетащить ее через реку, стоя по колено в воде.

Она стала вырываться, трясти руками его плечи, порхать, заиграла ножками, Балаш не сдавался.

– Девушка, а вашей маме зять не нужен? Я женюсь! Да, женюсь! – он улыбался подкупающе. Он смотрел на нее прицельным взглядом. Этот взгляд был особым, направленный в особую точку.

Она дрожала, вся похолодела, и вдруг сзади голос:

– Эй, ты че это?!

Сзади них стоял бугай, который оказался ее братом. Музыка смолкла, кругом все умерло, стало невероятно тихо. Десятки зрачков стреляли их, в ожидании разборки. Балаш аккуратно отпустил на землю девушку, она, высвободившись из его мощных ручищ, подбежала к брату, и крикнула в сторону Балаша:

– Урод! Дурак!

– Прям таки урод… Это спорно, милая, – Балаш все еще улыбался, хотя мельком заметил, что Ильич скрылся.

Она спряталась за спину брата. Брата звали Юра, здоровенный детина, выставился вперед, недоуменно окатил глазами Балаша, и заговорил басом:

– Ты че это, земеля? Ты что ли, болван? Может сдуру, с бодуна? – он мигал глазами, как фары автомобиля.

– А че я?! – поддразнил его Балаш. – А может я жениться хочу на ней! А может у меня любовь! – он уже кричал.

Сельские парни стали окружать Балаша, цепь смыкалась, сзади послышались крики:

– Да не трогайте его! Пусть катиться на все четыре!

– Да нет, надо ему дать в зад!

– Нечего! Понаехали тут!

– Да не трогай, не будет вонять! Мы ж на свадьбе!

Балаш на все эти выкрики вновь улыбнулся, затем подойдя вплотную к брату той девицы, и к ужасу всех гостей дернул того за нос, с криком:

– Ну у тя носище! Видать и член такой большой! Ух!

«Брат» отпрянул в сторону, снял часы с руки, передал товарищу Миколке.

– Юр, а ну звездани ка его в лоб. Он совсем тут запильнул.

– Слышь, ребя, бог видит, не хотел я его трогать, но видимо надо таких уродов проучить, что повадно было остальным, – тихо заметил Юра.

После этих слов Юра сделал шаг в сторону Балаша, и размахнувшись, нанес тому мощный удар. Если б он попал в него, наверное Балаш умер бы. Такой удар свалил бы даже верблюда.