Золушка из подворотни

Слышь, Степанова! Я тебя премии лишу, если ты еще раз посмеешь нахамить нашему директору! – нависал над хрупкой девушкой с дредами по всей голове плотный мужчина с рыжей бородкой в замызганном белом халате, на груди которого красовалась надпись «Шеф». - Себе премию урежь, - буркнула девушка, поправила дреды, которые давно надо было уже доплетать, чтобы выбивающиеся из них волосы не лезли в глаза, и быстро отвернулась прочь, чтобы он не видел, как в глазах девушки стоят слезы – если шеф-повар лишит ее премии, хотя она – простая посудомойщица, ей не на что будет кормить младших брата и сестру. - Ты мне что, огрызаться вздумала тут? – взревел шеф-повар, который считал себя царем и богом на этой кухне и вообще во всем кафе. Ему было несложно гонять, например, любого повара или официанта. Да что говорить, если даже уборщицы его побаивались, когда этот рыжий толстяк выходил на работу! - Да не огрызаюсь я, - устало вздохнула девушка. Спорь – не спорь с ним, а премии он может лишить даже за то, что просто на него криво посмотреть! - Смотри у меня – я тебя предупредил! Арик Вагитович очень сильно не любит, когда ему кто-то перечит! И сними ты уже это уродство со своей башки тупой! – с силой дернул он девушку за дреды, собранные сзади в хвост, отчего девушка вскрикнула от боли, размахнулась и со всей силы ударила своего обидчика тем, что было в руках – небольшой легкой сковородой. Она даже сама не поняла, как это все произошло. Просто размахнулась, пытаясь себя инстинктивно защитить от этого удара, который того и гляди должен был ей прилететь. - Ты совсем охренела? Ты что, хочешь своего места лишиться? Дрянь мелкая! – заорал рыжий бородач и замахнулся на девушку. - Остынь, Олег! – неизвестно откуда в мойке появился Арик Вагитович – хозяин кафе, низкорослый мужик с яркой южной внешностью, лицо которого явно показывало, что он привык чувствовать себя хозяином положения. – Ты сам виноват – нечего трогать нашу Сонечку за ее волосы! Пшел вон! - Спасибо Вам, Арик Вагитович, - Соня вытерла рукой слезы и улыбнулась хозяину. Только улыбка получилась какая-то вымученная. Словно бы ей и не хотелось бы улыбаться. - Тебе действительно бы снять все это, раз денег не хватает на то, чтобы доделать, - кивнул на волосы хозяин кафе и вышел прочь из мойки. Наверняка он видел то, как к девушке приставал этот напыщенный индюк. Но что делать, если больше Соне идти было некуда, чтобы работать – надо каким-то образом кормить своих сестренку и братика, с которыми она жила вместе. А еще умудряться совмещать все это с учебой, чтобы, наконец, забрать свою мелюзгу и начать с ними жить нормально. Она спорить не стала, просто вытерла слезы до конца, которые застилали глаза, и принялась снова за тарелки, которые скопились сейчас перед ней – вечером в их кафе, несмотря на то, что оно находилось далеко от центральных улиц, всегда было много народа. В основном, приезжали только друзья хозяина, но бывали и какие-то залетные гости, которые всегда оставляли весьма богатые чаевые. А если такие чаевые вдруг прилетали, то перепадало всем, кто был в смене. Сегодня смена Сони была до девяти вечера, и надеяться на то, что ей что-то может перепасть, не приходилось – чаевые распределяли только поздно вечером, когда кафе закрывалось. Поэтому сегодня она точно ничего не сможет купить своим мелким. Хорошо, что ей от обеда оставили немного первого и картошку пюре, чтобы она могла отнести домой. Повара оставили, разумеется, с согласия Арика Вагитовича, но так, чтобы не видел шеф-повар, который почему-то был уверен, что Соня обкрадывает этим его хозяина! *** - Привет, мелюзга! – Соня вошла в квартиру и поморщилась – характерный запах расстилался по коридору. А это значит, что ее отчим, приходящийся родным отцом ее брату и сестре, опять напился и не успел добежать до туалета, впрочем, как и всегда. - Привет, - в коридоре, осторожно переминаясь с ноги на ногу, возникли одна за другой испуганные мордашки. Соня осторожно разулась, запихнула ноги в прорезиненные тапки – другие у них в квартире носить было невозможно – и, закатав рукава, принялась убираться в коридоре, пока дети не растащили все непонятно куда. Голова болела после того, как ее сильно дернул шеф-повар за волосы. Наверное, действительно надо взять и состричь все это – все равно, неизвестно теперь, когда она сможет добраться до мастера, чтобы все это доплести. Пол в коридоре был вымыт. Девушка зашла в ванну, чтобы помыть руки и умыться и взглянула на себя в зеркало – ну и рожа, по-другому и не назвать даже! Надо же – тушь вся потекла, как и подводка! Да еще бы – сначала мокрой рукой в моющем средстве по лицу провела, потом еще рыдала сидела, пока никто не видел, от обиды. - Сонечка, мы так по тебе соскучились, - Машка, младшая сестра, прилипла к девушке и обняла ее за ноги – потому что выше никуда не дотягивалась еще пока из-за своего роста. – Мы так тебя любим! - Убим, - еле слышно промычал ее брат – Федька, и тоже прижался к девушке, но с другой стороны, чтобы обнять не только старшую сестру, но и Машку, Маруську, в которой души просто не чаял. - И я вас люблю, мои хорошие, - девушка быстро отвернулась, чтобы дети не видели опять те слезы, которые снова покатились из глаз. Вот они – такие искренние и честные ангелочки, которые сейчас смотрят на нее так пристально и внимательно, от чего сердце и щемило, и, одновременно начинало летать в груди. – Сейчас я умоюсь и буду вас кормить. А вы пока идите на кухню и готовьте стол. Машка отлепилась первая, следом за ней последовал ее примеру и ее брат Федька, чтобы не заставлять ждать и так уставшую старшую сестру, которой сейчас хотелось только одного – умыться, лечь отдохнуть и просто перестать думать о том, что может быть дальше. - Вы что-то кушали после обеда? – спросила Соня, вытаскивая из рюкзака два контейнера – один с первым и второй – с пустой картошкой пюре. – Я вам фрукты и творожки оставляла. - Неа, - опустила глаза Машка, словно бы стесняясь что-то говорить. – У нас папа отобрал. Соня ругнулась, но говорить ничего не стала – это для нее он отчим, а для детей – родной отец. И она сделать не могла ничего – он ей прямо сказал, что если она не хочет, чтобы все вместе оказались в детдоме, то Сонька содержит их и никуда никому не жалуется. Если ей что-то не нравится – она может хоть сейчас валить, а детей он быстро сдаст в детдом. А мелким туда никак нельзя – их же разлучат между собой – Машку с Федькой. А Федька перестал говорить, когда их мама умерла. Наверное, он что-то видел, потому что Соня тогда вернулась из колледжа. Маруська была совсем маленькой. А мама лежит на полу, под ней – лужа крови. И отчима не было нигде. Он пил тогда уже. Соня вызвала полицию сама. И только после похорон заметила, что Федька перестал разговаривать совсем. Сонька себя винила в том, что тогда опоздала вернуться из колледжа. Но что же именно произошло – никто разбираться не стал. А следователь тогда четко сказал – если это ее отчим, то их с детьми разлучат, и им не придется больше быть вместе – Соньке только-только исполнилось восемнадцать. Куда ей отдадут детей? Да и жить им негде, по-хорошему. Потому что мать – сирота сама, выросшая в детдоме. А про своего родного отца Соня предпочитала не вспоминать – слишком вольготно ему живется, как она думала. Ведь даже когда она ему позвонила и сказала, что мамы больше нет, он не потрудился приехать и хоть как-то им помочь. Нет, он просто сбросил немного денег и рекомендовал Соне искать работу. А отчим… Соня старалась не думать об этом человеке и каждый вечер, приходя домой, молилась, чтобы он спал. - Так, мелюзга, поели? – Соня повернулась к детям, когда услышала, что они притихли и перестали стучать ложками по тарелкам. – В ванну быстро умываться! Потом купаю вас и спать! Пока папаша не проснулся, - добавила она сквозь зубы. Дети послушно ушли в ванну чистить зубы перед сном. Потом она их искупает, почитает еле слышно им сказку, пока брат с сестрой не заснут, и сядет за задание. Скоро надо будет сдавать курсовую, а она еще даже не бралась за нее толком. Да и где ей ее писать – компьютер отчим уже благополучно пропил. Если только от руки написать на листах. Но примет ли преподаватель? *** Соня вытерла насухо тряпкой стол, достала из рюкзака чистые листы, села за стол и уставилась на свой телефон. Писать курсовую сейчас надо, потому что иначе ей просто не сдать эту сессию. А если она ее не сдаст, то вылетит из колледжа за полгода до его окончания. И все, мечты о том, что она сможет забрать своих мелких от отчима и начать жить нормально. Вот только в голову не идет ничего – только то, что было только что вечером, когда она домой возвращалась из своего кафе. Арик Вагитович сегодня расщедрился и выдал ей чаевые сегодня после визита какого-то слишком богатенького клиента, который расщедрился на очень большие чаевые. Соня шла домой. На плече – рюкзак с контейнерами с едой для ее мелких, а еще кошелек, где лежали те самые чаевые. Если отчим их не найдет, то этих денег хватит им на три дня. Она сможет купить детям фруктов и молочки. Только покупать она все это будет не сразу, а по частям, чтобы отчим не успел все сожрать в очередной раз. - Оп-па! Сонечка! – раздался за спиной неприятный до дрожи голос. Чалый. Гроза всего района. Редкостный отморозок, которого боялись все. – А что мы тут делаем? А почему мы тут идем, да еще и в одиночестве? - Отвали, Чалый, - Соня резко огрызнулась, оборачиваясь на него. – Что тебе нужно от меня? - Деньги, как ты и сама знаешь! – Чалый стоял развязно. Его дружки начали потихоньку окружать Соню. Откуда в ее руке вдруг оказался камень, она и сама не поняла. Размах, как ее учили на уроках физкультуры, когда «ядро» бросали. Вот только камень попал не в Чалого, а в роскошную иномарку, стоявшую прямо за спиной отморозка. Стекло звякнуло. И вроде бы не обвалилось, но машина вдруг истошно заорала. - Валим! – в истерике крикнул Чалый и вместе со своими подручными рванул прочь. Сонька оглянулась по сторонам и тоже бегом рванула прочь. Вот только далеко она убежать не смогла – сильная рука поймала ее за рюкзак и остановила. - Куда собралась? – приятный мужской голос раздался за спиной, а потом, когда та же сильная рука развернула ее лицом, Соня увидела и лицо того, кто ее окликнул. – Стоять! Кто мне за стекло рассчитается? Отвечать Соня не стала – слишком много в ее жизни было вот таких желающих ее поймать. Резкий удар в пах, рука того, кто ее держал, ослабла, и девушка бросилась бежать прочь. Да, сейчас бежать! Добежала до дома, выдохнула, зашла в подъезд и поднялась к себе. А там – убрать в коридоре, чтобы мелкие не растащили все по всей квартире, накормить их, искупать и уложить спать. При этом, все это сделать нужно очень быстро и тихо, чтобы отчим не успел проснуться и не начал кричать на них, поднимая всех вокруг. Хотя, толку от того, что отчим будет кричать? Только детей разбередит, и все. Соседи на их семью не реагировали никогда. Точнее, попытались было реагировать, когда мама только умерла. Но потом перестали, когда Соня сама всем объяснила, чтобы они не лезли. После того, как мама умерла, досужие соседи попытались было влезть в их семью, вызывали опеку. Но опека не стала забирать мелких – Соня на коленях валялась, умоляя их. Что уж у них в головах там было, никто не знает, но они согласились, а потом перестали реагировать на звонки от соседей. Может, не стоило тогда ничего делать? Спустить все на тормозах? Доучиться и тогда уже забрать мелких? А не рваться вот так? Теперь еще и этот мажор ее искать будет точно, чтобы с нее стрясти деньги за разбитое стекло в его тачке! Что там за тачка была, Соня разглядеть не успела. Но какая- то низкая, черная, сверкающая – явно не самая дешевая! И окошко в ней точно не стоит три копейки, которые она зарабатывает в своем кафе посудомойкой! И рассчитаться за это окно она точно быстро не сможет, как бы ей того не хотелось бы. И что теперь делать ей? Курсовая в голову точно не шла. Только спать ложиться теперь. А до сдачи осталась неделя. А если учесть, что писать все она будет от руки, то других ночей у нее уже может не быть. И тогда – четыре года псу под хвост! И без шансов на то, чтобы восстановиться.