Вот у нас, у масонов…

Вот у нас, у масонов…                                                                                          Луна               Двое мужчин сидели в полу чердачном помещении старого обветшалого дома.     Один был старик лет 75, чуть сутулый, проседь на висках, седая щетина, в черной оправе. Глаза хитрые, но они многозначительно и ярко глядели сквозь очки. Звали его Алик Африканович. Не знаю, есть ли такое имя, но звали его именно так.     Другой был помоложе, ему лет 50. Грузный, плотный и рослый, любознательный, внимательно слушал, часто курил. Его звали просто Валентин, короче Валек.     Они сидели друг против друга, у окна. Стоял густой вечер, звезды мигают на черном небе, полнолуние. Красиво.     Минут пять назад они поочередно в телескоп рассматривали звезды, особенно Луну.     - Видишь Валек, полнолуние. Мы только что с тобой изучали Луну. Луна - это планета будущего. Да, именно будущего. Луна как бы смотрит на нас, копирует для себя жизнь людей. Через много 1000 лет на Луне тоже пойдет жизнь, появятся неандертальцы, пещерные люди, пойдет неолитовый век, потом каменный, медный, далее рабовладельческий строй, феодальный строй, потом золотой век, атомы, фотоны, и так далее и так далее.     Это все будет, все как у нас. Но до появления на Луне природы и человека там должна появиться абсолютная мистическая идея, совокупирующая в себе систему логики.     Потом эта система логики превратится в природу. А Природа будет напичкана логической рутиной, и всю свою гармонию будет извергать из этой невидимой логической плазмы.     Ну а затем эта система возвратится назад к логике, но уже к человеческой логике, человеческому мышлению. Логика пересаживается в человеческую голову и в ней преобразуется.     Вон погляди, погляди Валек - он привстал к телескопу, уперся правым глазом в трубку, - смотри как двигаются пятна на Луне. И это не случайно.          Валек последовал примеру Алика Африкановича, пробрался сквозь столы к телескопу. Поглядел, понаблюдал, прокрутил колесо для удобной наводки.     - Ух ты...Алик Африканович...вот это да-а-а...     - А то?! - криво усмехнулся старик. - Луна - это планета будущего. Там будут жить люди, такие же как мы.          Через секунду Валек вновь присел на свое место. Он поднял глаза, и виновато посмотрев на старика, робко выговорил:     - ...Енто...Алик Африканович...может обкуримся?     - Это можно. У тебя есть?     - А якже! Мацынка! - после этих слов Валек оживился, он бодро достает с кармана коричневый пакетик, ставит его на столик перед собой. С другого кармана вытаскивает уже вытянутую папиросу "Казбек", высыпает содержимое на газету, и тут же начинает "колбасить", "тараканить", то есть, мастырить темно зеленую анашу в папироску.     Это заняло минут 5 от силы, все это время Алик Африканович смотрел в телескоп, обозревал Луну.     - Готово, учитель! - отрапортовал Валек, протягивая ему забитый косяк.     - Но что - ж, давай, пали, - после этих слов старик воротясь на место, уселся напротив Валька.          Стали глубоко зятягиваться, передавать друг другу дымящую папиросу, пошла кашель, поменялись лица, сердце неспокойно забилось. В помещение пронесся запах анаши.     Алик Африканович протянул косяк Вальку, и жестом пояснил ему, что он уже накурился, ему хватает. Валек "добил" косяк, потушив папиросу, раздробил его на мелкие кусочки, положил в пепельницу.     Один момент пошла пауза, оба молчали, погрузившись в самих себя. Валек, закинув руки за голову, закрыл глаза. Алик Африканович палеными глазами глядел в сторону телескопа.     Мало помалу они стали меняться, особенно Валек, у которого появилась на лице беспричинная улыбка. Минут через десять в комнате стоял глухой обоюдный кашель.     - Охо - охо - аха - аха!.....     Алик Африканович поглядел на красную и смешную физиономию Валька, и еле сдерживая улыбку, выдавил неверным, уже изменившимся языком:     - Валек, может чайку? У меня тортик есть в холодильнике, "Причуда".     - Не откажусь, - почти смеялся Валек. - А потом расскажите о Луне еще немного.          После этих слов он покатился со смеху. Старик поглядел на него, широко по отечески улыбнулся, от души усмехнулся, и сказал так, чтоб Валек слышал:     - Да я ж так, дурью маюсь...ты не верь всем моим словам...Какая на фиг Луна? Все это чепуха.     - Ну я и говорю, ой мама! Ай не могу! - от смеха Валек ухватился за живот.     - Да, да! Ха - ха - ха! - вперемешку с кашелем стал смеяться Алик Африканович.          ...          Прибавлю как подробность, это произошло в 1987 году, когда Алику Африкановичу было 75 лет, а Вальку всего 50. В 1990 году Валек скончался в автокатастрофе, нелепая смерть.     А Алик Африканович еще жив, ему сегодня более 90 лет, и он до сих пор верит в будущее Луны. Ничего он в жизни так не любил, как беседы о Луне.     Может Всевышний его хранит, чтоб он убедил бы людей поверить в будущность Луны?     Поговаривают, что до сих пор к нему захаживают сравнительно молодые люди, любители анаши.     И по сей день из комнаты старого астролога слышны кашель и смех. …                                  ДАВИД И НИГЯР                Тбилиси. Квартира Алиевых. Диалог между дочкой и матерью.     - Мама, я хочу за него замуж. Хочу и все.     - Нигяр, он же грузин!     - Ну и что? Зато у него такая фамилия - Шеварднадзе! А у нас что - Алиев (презрительно). Таких фамилий много, этим никого не удивишь. Половина Азербайджана носят фамилию Алиев. А мне нужна редкая, экстравагантная фамилия, и Шеварднадзе подходит под нее полностью.     - Доча, а тебя не смущает, что твой избранник грузин, христианин, и мне кажется немного чокнутый, того, с февралем в голове.     - Ничего он не того, мама! Ты преувеличиваешь. Нормальный парень. Немного занятой человек, вот и все.     - И еще. Ты азербайджанка, а формально станешь грузинкой с фамилией - Шеварднадзе, пусть даже эта фамилия - породистая. Это же не совсем правильно, как бы...ненормально.     - И что же? Что с того!? Главное - фамилия. Не важно кто я - азербайджанка, чангалка, или даже эстонка? ФАМИЛИЯ - вот что самое первое, мама.     - Нигуша, а он знает про твою проблему? Ну сама знаешь, что я имею ввиду...     - А, про то? Нет, пока не знает.     - И как же так? Как ты собираешься ему об этом рассказать? А вдруг он не поймет, и что тогда?     - ...Не знаю.          ...               Мы с Давидом познакомились на вечеринке. Я с ума сходила по его фамилии - Шеварднадзе. Он не был родственником Эдуарда Амбросиевича, они были однофамильцами. Но фамилия то броская! А сегодня без фамилии никак. Я хотела уехать за рубеж как Нигяр Шеварднадзе. Кто в Германии или во Франции будет выяснять, что я не родственница того самого Эдуарда Шеварднадзе. Расчет был точен как в аптеке.     Да и сама я не дура. И не уродина.     И поклонниками не была обижена никогда. Я Давида, наверное, поэтому сразу и приметила на той вечеринке. Все мужики вокруг меня так и скачут, улыбаются, приносят шампанское, суют конфетки, приглашают потанцевать. А Давид как пришел, так сел на диван, поставил перед собой большую бутылку водки ''Путинка'' и стал осушать, думая какую-то свою думу. На меня не обратил ни малейшего внимания.     Как то странно, грузины обычно бывают горячими парнями. А это странный какой то. Тихий, замкнутый, весь в себе, как ежик.     А потом....оф....     Да он меня после того как хмель пошла у него в голове, поволок в постель, в спальню, и буквально изнасиловал там. Я не успела даже толком трусики стянуть вниз, он прямо через брюки и трусы воткнул мне свою погремушку и стал "качать нефть".     Его фрикции, то есть движения напоминали нефтяную качалку. Да он чуть меня с ума не свел. До почек доводил свою корягу.     В общем, я залетела. Забеременела от него, короче говоря. И вдруг выясняется, что оппа! - да оказывается у Давида фамилия то Шеварднадзе. Ни хрена себе!     Фамилия сегодня очень важна, очень! Без нее никуда одного шагу нельзя сделать.          ...          Я назначила свидание Давиду у себя дома. Подготовилась к этому великолепно. Надела нижнее белье последней моды, особенно мне самой понравились трусики: типа стринки - две поперечные ниточки по бокам и с сеточкой сзади.     Перекрасилась в синий цвет, надела ботфорты. Теперь жду. Договорились на 7 часов вечера, а Давида все нет и нет. Так прождала часа два. Нервно смотрю на настенные часы: уже 9 вечера, а его все нет. Где же этот сучий кот? Я вся на нервах оголилась. Просто накинула на себя тонкий халатик, приоткрыв бедра.     Вдруг грянул звонок. Увидев в глазок своего Де Бюси, я от злости приоткрыла халатик.     Давид зашел вдрызг пьяным. Посмотрел на меня, потом в пол, стал икать, потом еще раз поглядел на мои перекрашенные волосы, перевел взгляд на стринки, на мой пышный бюст, и выпалил:     - Тамара, ты извини, я сегодня переборщил. Я тебе алименты завтра выплачу, лады? Меня ждет Нигяр, я уже туда опаздываю, поэтому прошу прощения еще раз.     После этих слов он рухнул на пол ниц.               ...          И все же было интересно мне, что во мне есть, что он так быстро клюнул. Ведь он менялся на глазах. Как то он мне стишок прочитал: ''Живу я у жены под каблуком,     Терпя, поверьте, в жизни много мук.     Во всем не прав. Виновен даже в том,     Что у нее стирается каблук''.     И стала потихонечку задавать ему наводящие вопросы. И он раскрылся.     Помню, мы сидим в кафе ''Кастория'', пьем кофе, а он и говорит:     - Понимаешь, Нигяр....в тебе есть огонь, жажда жизни. Ты не унываешь никогда. Ты способна помочь мне в моей борьбе.     - Какой борьбе?     - В моей борьбе против этой безжалостной и бессмысленной жизни.     - Почему ты так решил, что жизнь бессмысленна? Жизнь прекрасна!     - Вот это в тебе мне и нравится. Ты зажигаешь меня.     - Давид! Ты такой умный, головастик, без пяти минут лауреат Нобелевской премии...Зачем же унывать?     Он позвал официанта, заказал бутылку Шампанского. Через минуту принесли заказ. Давид поднял бокал кверху и громко произнес:     - Давай выпьем за то, чтобы умеpеть спокойно, во сне, как мой дед, а не в стpахе и с кpиками ужаса... как его пассажиpы!     И залпом осушил он свой бокал и с треском положил его на стол. Я обомлела.     - ...Что?... Какой дед? ...Какие пассажиры? Ты что, Давид?     Я поняла, что он не в духе, и сразу захотела взять быка за рога, или же коня за яйца - как угодно.     - Давид, хорош молоть слова. Не надо...Ты ответь мне лучше....ну, сам понимаешь?     - Что (закуривая сигарету)?     - Когда пойдем мы в Загс?     - Какой загс, Нигяр, какой загс я тебя спрашиваю?     - Как какой? Как переспать, ты молодец, а как усыновить ребенка, то в кусты?     - Ккккакого ребенка? Ты что? - Давид окосел.     Меня немного передернуло: а может он действительно не знает, в чем дело?     - Давид, я беременна от тебя, ты понял. Беременна! Так что, ты должен жениться на мне, Давид Шеварднадзе!     - Ну Нигяр, ну нигуленька, ну... я не могу....     - Тогда я себя брошу с моста в Куру.     - Ну Нигяр, ну ты даешь. Ты и трахаешься как львица, а тут еще выясняется, что и сердце у тебя храброе. Молодцом!     - Сволочь!          Короче говоря, я на него давила, давила и давила, как давят повидлу. Да, конечно, он менялся на глазах в лучшую конечно сторону. Над этим я работала, это - несомненно. Я ему стригла ногти на пальцах рук, и даже ног. Массажировала волосы на голове, это ему безумно нравилось.     Он садился перед моими ногами, спиной ко мне, и затылком упирался мне в колени, и я гладила, вытягивала его волосы, а он засыпал. Занозу я вытаскивала из его ног, короче говоря, все делала. Самый сильный ход я применяла почти всегда: когда он уходил из дому, я ему махала рукой. На первый взгляд это махание вроде бы обычное, мол, что тут такого? Ан нет, девчонки, это имеет ОГРОМНОЕ значение. Давид стал на меня присматриваться, засматриваться, уже привык ко мне, да я и сама привыкла к нему не мало. Я на самом деле привыкла к нему.     И я решила применить последний свой трюк. Об этом я сейчас скажу всего лишь в двух словах. Я заранее, заведомо купила из под полы лекарство "пирдулин", коричневые таблетки, и один из них бросила в чашку чая бабушке Давида. Давид сидел рядом. Он стеснялся свою бабушку, она была стара, говорила много, и часто бессмысленно. И вот, прошло минут 10, как его бабушка, бабушка Лейла, стала пирдеть, причем звуки напоминали автомат Калашникова. Та-ра-та-та, пах-пах!!!     Давид покраснел как помидор, сама бабка Лейла удивлялась, не ожидала от себя такого, а я как ни в чем не бывала, читала журнал, и типа ничего не слышу, не знаю. Взяла поднос, и ушла на кухню принести кофе, или вино, не помню уже.     С кухни была слышна ругань Давида, он набросился на свою бедную бабушку. И все, этого стало достаточно, то есть пирдеш и пуканье бабули Лейла, прорвали плотину.     На следующий день мы сидели в парке у театра Ахматели, рядом с красивым мостом. В небе летали журавли, по Куре ехал белый пароход, разрезая волны. Красиво было. Давид мне принес белые хризантемы. Я взглянула на него, и спросила:     - Давид, когда пойдем в Загс?     - (Ничуть не удивившись)? Да хоть сейчас! Вставай пошли.     У меня началась тахикардия. Он что, шутит? Но я не хотела упускать пульс.     - Прям щас? Ну пошли.     - Только с одним условием.     - Каким (спросила напряженно)?     - Я беру твою фамилию - Алиев. Поняла?     Я уронила свою сумку на асфальт, прохожие обернулись в нашу строну.     - Чтооо?....     - Мне не нужна моя фамилия Шеварднадзе. Да и тебе тоже не нужна она! С такой фамилией одна лишь головная боль. И так как я тебя люблю, беру твою фамилию - Алиев. Вот так!     - Как? Тебя вообще не интересует твоя фамилия?     - А что, тебя она интересует?     - Да нет, просто фамилия у тебя броская.     - А мне все по фигу. Ты слышала анекдот про пофигизм? Вот слушай: ''На первом чемпионате мира по пофигизму, проходившем в Москве, с большим отрывом победила грузинская сборная. Наши даже не приехали на чемпионат. Им это по фигу''.     Вот это про меня. Да, я понял, не смешно. Так что, вот так. Насрамши в душу - бумагой жо... не подотрешь.     - Я не поняла, кто какает то? - ничего не соображая.     - Да нравишься ты мне, нравишься! Поняла? Причем тут фамилия?     - Ну так ты согласна?     Если честно, это не входило в мои планы. Зачем он мне без фамилии? Я заранее заготовила фразу на такой случай:     - Да куда уж нам уж замуж, я и так уж вам уж дам уж...     - А ну вставай! Вставай, вставай!     Он вывел меня за руку, и потащил в Загс. Да, мы расписались. Оказывается, все было заранее приготовлено. Прикиньте! Все! - я осталась Алиевой, и он, Давид Шеварднадзе тоже стал Алиевым. Давид Алиев!     Нет, это уж слишком! Этого я не переживу! Воистину, мужчины глупые! Единственное чем мужчины меряются у кого меньше - это сотовые телефоны. Ненормальные какие то они! А я дура, всегда думала, что кто плывет за акулой, тот попадет к людям. Вот и попалась как сучка на лимонад. Но вся загвоздка в том, что он мне тоже нравился. Объективно нравился. Ну где я найду такого милого дурачка!     ...          Через полтора года. Я уже родила дочку, назвала ее Сарина. Давид уехал в Америку на заработки. И я его ждала. Систематически от него получала письма на почтовый имейл, читала, плакала, отсылала ему фотки Саринки.     И вот однажды мама заметила мой грустный вид, сердце ее сжалось, я это увидела буквально.     - Нигяр, доча, ну зачем тебе этот придурок Давид. Тем более он взял твою фамилию - Алиев. Вот (она швырнула мне на столик пару фотографий), смотри, тут есть один русский, фамилия у него Ельцин. Представь себе: ЕЛЬЦИН! Но он не родственник Борису Ельцину. Просто фамилия у него такая. Он уж точно не возьмет фамилию Алиев. Это уж точно! И он более серьезный, чем этот твой Давид Алиев. Я могу тебя познакомить с этим Владиком Ельциным. Он кстати, собирается в Канаду. Ну что, позвонить мне Ларисе Карповне?     - Не - а, мам, не надо. Я люблю Давида. Он отец моей Саринки. А фамилия....Ну его на фиг эти фамилии. Все это условности, мама. Все это херня! Забудь! …                                   Это горькое слово - человек.               В мире нет специфических средств против существования, разве что слабые лекарства для болтунов.     Но в какой аптеке найти противоядие против ясного, до бесконечности отчетливого и уверенного в себе отчаяния?     Все люди несчастны и слабы, но знают ли они об этом сами? Вряд ли.     Политик алчет власти, писатель славы, бизнесмен хочет больше денег, верующие в Бога жаждут бессмертия души.     Кругом неимоверная ахинея, так везде, от Камчатки до Перу, от Мозамбика до Урала, от Австралии до Азербайджана. Мечты народов едины и схожи до неприязни.     Осознание степени своего несчастья, это очень сильная и глубокая мысль, это тяжелая болезнь, чтобы фигурировать в протоколах или в реестрах агоний.     Если человек поймет до последней точки, что он несчастен и жалок, то он жутко захочет смерти, для него не будет соблазнов рая, даже ад перестанет для него существовать.     Интересно, за какой грех человеку пришлось родиться на белый Свет и жить? За какое преступление он существует?     Неужели иметь сердце хорошо? Лучше быть камнем или водой, и ничего не чувствовать.     Судьбы людей, как и их боли абсолютно ничтожны и беспричинны.     Человек шагает по земле, под его ногами бегают муравьи, он бессознательно наступает на них, он не видит их.     Часть муравьев погибает под его стопой, выжившие же муравьи считают себя исключительно счастливыми, ибо полагают, что Бог (или человек) их любит, он дарует им жизнь.     Люди алогичны по своей сути, они держат траур по самим себе, чужое горе их развлекает, свое же горе убивает. Человек избегает траура.     Всякое страдание кроме нашего, кажется нам заслуженным, или до неприязни понятным, иначе мы бы были вечно в трауре.     Если бы был такой аппарат, фиксирующий наши страдания, он наверное зашкалил бы, более того, мы бы стали современниками всех мучений и переживаний взятых вслепую мгновений, и наше сердце стало бы великой жертвой.     Это именно так, надо лишь быть археологами своих тревог и забот.     Человеку недостаточно одного сердца, чтобы полюбить свою жизнь так, какой она есть, ему необходимо такое количество сердец, сколько в мире существует страданий.     Кроме того, если бы наша память сохранила в себе все наши пережитые муки, мы бы рухнули под такой ношей.     Мы существуем и дышим лишь благодаря покладистости нашей совести и слабой памяти.     Наша сила - это наша вечная и постоянная забывчивость, разве найдется в мире хотя бы один человек, способный единым мысленным взором охватить всю вселенскую боль?     Сердце каждого человека рассчитано на определенное количество страданий, тогда как слабый разум тщетно пытается показать нам мелкие размеры наших катастроф. Это не дефекты мозга, а ложные представления о пространстве, рождающиеся в сердце.     Темы кладбищ пахнут гнилью, они набили оскомину в параграфах всяких проповедей.     Как можно верить в бессмертие души, если сама душа - клоака утопий и грез.     И даже если бы мы могли изменить законы вселенной или предвидеть ее капризы, она ослепила бы нас своими несчастьями, навязала бы нам принцип своего упадка.     И мне кажется, если вращение Земли зависело бы от Бога, то Он это вращение давно бы остановил.     Богомазы кричат о неумирающих душах.     Покажите мне эти "живые" души! Я хочу их видеть, чтобы ими занялась наука, заинтересовались бы театры, и только после этого заговорили бы о ликах святых.          Человек молиться Богу не потому, что он его любит, а потому, что он не хочет поклоняться Дьяволу, ибо это означало бы поклоняться самому себе.     На очевидность не молятся, реальность не является предметом культа.     Вся сила и энергия человека была израсходована на то, чтобы создать дьявола, и он был создан по его же подобию: хитрый, мелочный, умный, ироничный, злобный.     В результате силы людей истощились, они не остались для того, чтобы создать Бога.     И тогда мы напрягли все свои силы, и с помощью малой толики крови, которая в нас осталась, мы создали Бога.     Явившись плодом нашего малокровия, Бог получился непрочным.     Он справедлив, возвышен, добр.     Но кто узнает себя в этом хаосе? Человек двойствен, дуаличен, хотя грязь - это реальность в жизни человека, все же во всей этой глубине и таинственности его привлекает возвышенность только ради интриги и увлечений.     Люди ненавидят дьявола вполне сознательно, ибо узнают в нем самих себя.     Люди отрекаются от самих себя и молятся доброму Богу, блюдут его атрибуты.     Видать дьявол от этого не ропщет, и не пытается в противовес создать свою собственную религию: мы пока еще живы, чтобы спасти его от скудности и забвения. …                       Человек - неопределенное существо.               Мало мальски образованный человек ощущает себя героем, хочет показать себя гением, в итоге не найдя выхода топчется на одном и том же месте.     Ни одно из тысячных определений человека о себе и о своей жизни не является достоверным, одни лишь иллюзии.     Бесконечное скопление признаков превращает человека в неопределенное существо, ибо когда животные идут к своей цели напрямик, то человек блуждает вокруг до около, соответственно, человек - окольное животное в самом прямом смысле этого слова.     Человек - выздоравливающий больной, который заново хочет заболеть.     Всю жизнь человек хочет исцелиться, проснуться ото сна, бодрствовать, даже разбудить всех спящих, начинает думать о человечестве, в итоге получается новая ахинея, идея, ведущая к "цивилизации", то есть море крови и слез.     Отсюда вывод: человек должен быть или калекой или закопаться.     Уже 5000 лет люди не жалея сил пытаются изменить человека, это неумолимая данность сидит в наших генах, этот ген отвечает за наши искаженные действия.     Вся беда человека в фальшивости его начала, в фальшивости его истин.     Все же в конце концов Гомо Сапиенс признает свое поражение, хотя толпы людей неустанно слушают бессмысленные проповеди, не меняясь ни на йоту.     Любое живое существо имеет свое место в истории, кроме человека, он затерялся в общем хаосе жизни.     До сих пор никто так и не обнаружил в истории серьезной цели, одни лишь фантасмагорические варианты.     Феномен человека в его крахе, он сын праха, и прахом будет он.     Это единственный эквивалент нашего бытия, и наша цель слагать эти эквиваленты в одну мощную вертикаль, безмерно увеличивать, приумножать наши горести, платформой которых служит гордость за имя человека.           Человек иногда испытывает стыд. Но что такое стыд? Очень часто бывает, когда нам делают хорошее, а мы считаем, что "этого не заслужили".     Нам чудится, будто мы ворвались в святую святых, переступать порог которой наша нога не имела права.     Но все же по ошибке мы попали туда, и мы не знаем, что нам делать: сбежать оттуда, или наслаждаться блаженными минутами. Мы всегда испытываем огромный стыд, когда рискуем опошлить или не оценить благодеяние.     Человек инстинктивно ощущает, что он "ничего не заслуживает вообще", это касаемо и атеистов, которые не признают Бога и его благ.     Если к таким относится так, будто они чего - то заслужили, то им покажется, что они попали в сказочный мир цивилизованных свободных существ.     И если кто - то им скажет, что "вы это заслужили", им послышится в этом обращении: "ты не человек, ты Бог!"          Тому, кто мыслит по иному, есть что сказать, и что писать.     Время ораторства и уличных крикунов уже давно прошло. И уже давно наступило время писать, ибо культурные люди не будут на улицах пикетировать или слушать болтуна, который стоя на трибуне, лжет во всю глотку.     Ныне время писанины, лишь так можно быть услышанным теми, кем надо.     Посему ныне, в современном мире необходимо хорошо писать, а значит хорошо думать.     Писать и думать - оба этих действий - живут и умирают одновременно.     И естественно текст должен быть переведен и доступен многим народам, ибо то, что пишется, уже не сотрешь. Перо сильнее меча и пули, и тем более, площадных и красноречивых слов.     А кто агитирует уличные шествия и политическую борьбу вкупе с отблесками национализма и шовинизма, тот сопоставляет зло добру, и является врагом всего наилучшего.     Мне кажется, человек обязан слиться с природой, изображать из себя гору, реку, лес, ведь горе все равно, кто перед ней: азербайджанец, армянин, или нигериец. Река будет течь всегда, если даже в ее воды опустит ногу чеченец, русский, грузин или абхазец. Это есть природа - the nature.     Все мы ходим под одной луной, под едиными звездами, и надо человеку быть невозмутимой и уверенной звездой, обильной рекой, мощным океаном, а не псом, который лает на другого пса лишь потому, что тот лает на него.