Шевелись, Плотва!

10

Спальня Геральта, прежде холостяцкая и не слишком уютная, за время пребывания в ней особей женского пола успела обрасти милыми бытовыми подробностями ведьмачьего обихода: на прикроватном столике поселились банки с кремами, несколько видов дезодорантов, шкатулка с Йениными украшениями, а также журналы Цири, из которых она выдирала постеры с корейскими бойзбендами и вешала их на стену. Поэтому, стоило зайти в спальню, как начинало рябить в глазах от разноцветных шевелюр мальчиковых поп-групп.

— Как ты их различаешь? — надоумился спросить Лютик у Цири, прикреплявшей очередной постер. — По цвету волос?

— Ты что! — Цири посмотрела на него как на идиота. Якуб тоже, и Лютик заподозрил и его в некоторой склонности к корейской музне. — Они же все разные! Смотри: это Кис Мун Хун, это Кон Сом Джид, этот, самый высокий — Мон Хуерги, этот зайчик в серьгах — Чон Хуй, этот — Пак Чоблин, этот — Чонгусь, а это мой любимый — Сунь.

— Просто Сунь, и все? — ошалев от обилия информации, поинтересовался Лютик.

— Да, — сказала Цири веско, напомнив старшего брата, и Лютик передумал интересоваться дальше. — Такой красивый!.. Вот бы хоть раз встретиться с ним.

— Возможно, когда-то судьба и сведет ваши пути, — изрек Лютик философски, на что Якуб издал мерзостный звук, готовясь к выплевыванию шерсти.

— Вряд ли, — произнесла Цири с обреченностью в голосе. — Они выступают в концерт-холле сегодня. А билеты распроданы за полгода до этого. Я их только по телику и увижу.

В этот момент она была похожа не на актинию, а на обычную расстроенную до зеленых соплей девочку, которую волнуют стандартные подростковые проблемы: прыщи, отсутствие признаков груди, корейцы. И Лютику стало ее по-настоящему жалко, он сам натерпелся в школе, страдая от полноты. Корейцев тогда еще не было, иначе бы он пережил пубертат гораздо хуже.

Тем паче вспоминая съеденный вчера просто космический — что по ценам, что по вкусовым ощущениям — шоколад, прожженный журналист чувствовал себя виноватым перед девчонками. Он не оставил им ни кусочка, это было просто выше его сил, а вот сегодня вина, не найдя других поводов, набросилась на него с утроенными усилиями, наверстывая упущенное время весьма продуктивно.

Оставив Цири с постерами и зевающим во всю глотку Якубом, Лютик направился к Геральту, который чинил в комнате расшатанный диван, сгибая вылезшие пружины обратно.

Геральт всю последнюю неделю вел себя странно, продолжая брить лицо, но оставляя растительность над верхней губой, которую Йеня, хихикая, назвала не иначе как «пизда под носом», добавляя еще «не усики, а пропуск в трусики» и «усы, как у ебаной лисы». Лютика эта растительность также беспокоила, ему не нравилось, что харизматичный мужчина в цвете лет на глазах превращается в физкультурника.

— Геральт, тебе не идет третья бровь под носом! — трагично говорил он, но ведьмак лишь хмыкал и уже профессионально приглаживал предмет споров двумя пальцами.

— Он, скорее всего, их для очередного заказа отращивает, — заметила Йеня. — Геральт никогда в здравом уме не стал бы заниматься этим.

— Для какого еще дела? — негодовал Лютик, почесывая натертое этими усами пространство под носом. — Хочешь сказать, что баньши можно победить только отрастив такой куст на лице? Или ночные феи опыляются только в присутствии усатых охотников на нечисть? Я с ума сойду!

Боже, он изгалялся над ведьмаком, как мог, при каждом его появлении вертикально прикладывая два пальца под носом одной рукой, а второй указывая «от сердца к солнцу». Но или Геральт не находил сходства, или не понимал, о каком недооцененном художнике идет речь, или просто как всегда клал на чужое мнение болт. А тот у него был… кхм… впечатляющим.

Вот и сейчас, усевшись рядом с ведьмаком, Лютик вновь заканючил:

— Геральт, сбрей эту дрянь! Тебе не идет! Ты похож на дворнягу сторожа со складов!

— Я люблю собак, — ответил тот, продолжая бороться с пружинами. — Ничего ужасного в подобной схожести не вижу.

— Ужасно! Геральт, а ты знал, что твоя сестра убивается по узкоглазым певунам?

— Да, я даже пытался достать ей билет на их концерт. Но все было раскуплено. Будет смотреть по телевизору.

Когда во дворе загудело и при отсутствии ветра и дождя вдруг задребезжали стекла, все обитатели скромного жилья бросились к окнам, побросав важные и не очень дела, и стали свидетелями Иеговы. Ой. Лучше бы Иеговы, потому что быть свидетелем того, как вампир из их общих снов, где Лютик игрался в «дедди кинк» с голым задом, спускается по веревочной лестнице с вертолета, зависшего над двором Геральта, оказалось еще страшнее. Это был не сон, от которого можно было проснуться и перевернуться на другой бок. Виконт Леттенхоф тоже являлся аристократом, но так артистично спуститься с цветком в руке по дрожащей на ветру веревочной лестнице не сможет еще лет сто, а то и все двести. Да еще так импозантно: отставив руку и держа какой-то диковинный, горящий алым, флюоресцирующий цветок.

За вертолетом в потоках воздуха трепалась веревка с бельем соседки пани Ядвиги, вывешенным на просушку, закрывающая нарядную темно-фиолетовую длинную широкую ленту с надписью «С Днем рождения, Йеннифэр!» Громадные панталоны в цветочек мешали прочитать всю надпись целиком, но когда стоящие в полном ахуе Геральт, Лютик и Цири догадались, то вслух сказали всего одно слово, коротко, матерно, хором. Геральт и Цири — досадуя, что забыли об этом празднике, а Лютик — что и не знал.

— О… Гибралтарская смолевка! — Йеня расчувствовалась и прижала руки к груди, заодно оглядев себя с ног до головы — рубашка в клетку, бриджи ниже колен, и затем снова посмотрев на презентабельного вампира в крылатке, цилиндре и с кровавым пятном в районе сердца от шаурмы, которое при ближайшем рассмотрении оказалось шелковым платком алого цвета.

— Это же то, чего тебе не хватает для зелья, что поможет снять вампирью метку-привязку? Тот самый ингредиент, который невозможно достать? — подозрительно поглядывая на вампира в опасной близости от Плотвы и на лицо соседки в доме напротив, которую сейчас можно было смело перепутать с вампиром по страшному оскалу, спросил Геральт.

— Да! — сверкая глазами воскликнула Йеня и схватила Лютика за грудки. — Дай мне то свое красное платье и черные чулки! Я куплю тебе такое же!

— Ты что? С ним? Собралась лететь? На вертолете? — Лютик порылся в шкафу, доставая платье, — кстати, ни разу не надеванное — и быстро помог натянуть его на ведьму. Первый раз получилось задом наперед.

Видя, что Геральт собрался выйти на пару ласковых, Йеня, надевая один чулок и прыгая на правой ноге, крикнула ему в спину:

— Скажи, чтобы не гнал ветер мне тут! Я приду к клубу «Пся крев» через двадцать минут.

— И ты пойдешь?.. — Лютику не столько платья и чулок было жалко, как ведьмачку.

— Да ради такого цветка я пешком готова была до лондонского музея идти, где хранятся его семена. Его во всем мире, чтобы ты знал, — снимая платье и надевая его той стороной, но теперь наизнанку, яростно сказала она, — всего два места есть — музей этот и в Гибралтарских горах. А он сам мне его отдает.

— Прости, не знал, что у тебя День рождения! — прокричал Лютик, как раз когда вертолет улетел, во внезапно наступившей тишине. Йеня с Цири синхронно прочистили пальцами уши, смешно тряся головами.

— Кажется, у тебя еще есть время заехать к нотариусу и выразить свою признательность родственникам в завещании. — Лютик был огорошен, пожалуй, больше всех, одергивая на Йене платье и поправляя жемчужные бусы на шее.

— Да ничего он мне не сделает, — отмахнулась ведьма.

Цири делала ей незамысловатую прическу, Лютик расправлял перекрутившиеся лямки ее платья, Якуб шипел из-под шкафа, Геральт стоял у проема двери, подпирая косяк.

— Я довезу, — сообщил он хмуро.

Йеннифэр умела подать себя красиво. Если хотела. Но в этот раз… Это был очень странный день, весьма странная ситуация и совершенно необычный день рождения.

Еще раз объяснив в машине бывшему, что помощь не понадобится: вампир идет на мировую, она чувствует же — они ведь повязаны. И что искать ее можно начинать дня через три, если к этому времени не явится. Ну, или через неделю сама ночью в окно поскребется, чтобы разрешили войти.

Геральт мрачно хмыкнул, понимая и принимая ситуацию и юморок Йеннифэр, притормозил на парковке клуба «Пся крев», предприняв еще одну попытку отговорить:

— Йень, он весь такой лощеный красавчик, а ты в Лютиковом платье с мужского плеча. Может, вначале спа-салон, масочки, парикмахер, а затем бутик и свидание? Я оплачу.

— Курва! — нервно хохотнула Йеня. — Не смеши меня, Геральт. Я хоть и ведьма, но женщина. И понимаю, что если мужчине я понравилась, то он примет меня такой, какая я есть. И платье это только чтобы доехать до его замка, а то и до отеля — я в Гранд-опера смотреть «Кармен» не собираюсь, хоть он и купил нам на сегодня билеты. Прости, но я не трахалась уже дико неприличное время. — Ухмылка ведьмачки и возбужденный вид неимоверно красили ее — делали почти такой же, как когда она колдовала — сгустком энергии, ярким и притягательным огненным языком пламени.

Геральт молча вышел из машины, обошел ее, открыл дверь и помог выбраться даме в красном платье. Затем галантно довел до расфранченного Грегория, мрачно отсигналил тому, передавая из рук в руки:

— Я слежу за вами! — не удержался все-таки от угрозы.

— Ты достойный соперник, — поцеловав руку дамы, ответил счастливый вампир, лучащийся радостью, как миллионер, впервые увидевший себя на последней странице журнала Форбс. — Но ты же не станешь делать больно виконту Леттенхофу? Вот и я не стану нашей прекрасной Йеннифэр делать ничего плохого. Разве что она сама попросит.

Грегорий был сама галантность и после того, как Йеннифэр, предсказуемо, отказалась от полета в оперу, провел ее к вертолету. Столик оказался накрыт белой скатертью, хотя место в вертолете не было предусмотрено для столов и празднования именин.

— Шампанское? Вино? Коктейли? Аперитивы? — Аккуратно придерживая даму во время взлета, спросил вампир.

— Да. Именно в таком порядке и буду, — улыбнулась Йеня.

Он оценил ее шутку и налил по своему выбору розовое шампанское.

— Боже, Грегори, ну почему не кадиллак? Трясет же неимоверно, — чуть не расплескав из бокала розовый шипучий напиток, нахмурилась ведьма.

— Пей и смотри в окно, — многозначительно приподнял бровь он.

Ну, после загодя купленных и неиспользованных билетов в парижскую оперу за 300 баксов каждый, плюс дорога чартерным рейсом, Йеннифэр догадывалась, что ухаживание будет достойным миллионера, каковым он и являлся, но увидеть свое имя в виде высаженных деревьями букв с высоты птичьего полета было слишком даже для нее. «Йеннифэр» и сердечко, в центре которого голубела вода, было впечатляюще. Но не настолько, чтобы бросаться на шею.

— Заставь дурака богу молиться! Сказано: одно дерево, один дом и один сын! В крайнем случае — десяток деревьев, домов и сыновей, но у вампиров все не как у людей, да?

— Не понравилось? — спокойно спросил вампир.

— Прелестно, — улыбнулась ведьма, лукаво глядя на элегантного даже в болтанке вертолета вампира. — Еще подарки будут?

— Обижаешь, — притворно оскорбился Грегори. — Но вижу тебе не по нраву все предложенное. Как бы ты хотела отпраздновать свой день рождения?

— Прозаично, Грегори. В постели.

Офигенно романтичный стол на 20 персон, весь блестящий от блика свечей, бокалов, цветов, пришлось забраковать: было красиво, но ей больше хотелось в постель, чем придерживаться приличий.

Грегори оценил.

Мечта Йени о джакузи, клубнике, балыке и сексе нон-стоп исполнилась в полной мере, и к концу второго дня, предварительно, конечно же, поставив в известность Геральта, что задерживается, они поговорили с Грегори вполне доброжелательно, — до откровенности им было еще трахаться и трахаться, — и договорились оставаться друзьями по сексу. Видно было, что вампир надеется, что со временем Йеннифэр привыкнет и впечатлится им и его достоинствами, некоторые из которых она действительно оценила. Однако и привязку Грегори с ведьмы не снял, хоть цветок и подарил. Очевидно он знал, что, как любая польская паненка, Йеннифэр простых и легких путей не ищет, а полюбляет добиться всего своими руками. Особенно когда это касается привязок и настоек — так намного надежнее.

Геральт повез именинницу к месту стыковки с ее кавалером, а Лютик, оставшись наедине с Цири и налюбовавшись на разномастных парней в серьгах, вспомнил, что его старый знакомый, Златан, то еще беспринципное мудло, сейчас как раз трудится для рекламной капмании тех самых корейцев — хвастался недавно, заглянув в редакцию, в лоно, взрастившее его как пиар-менеджера. Конечно, обычная просьба для Златана — пшик в воздух, но и Лютик умел становиться беспринципным, когда было нужно. Нарыв на ноуте папку с говорящим названием «полная Ж», он отправил пару фото на личную почту Златана — те, где он, полуголый, целовался с Даной, уборщицей «Вестника» на корпоративе.

— Златан, свет очей моих! — воскликнул Лютик радостно, когда тот перезвонил ему.

— Что ты хочешь за эти фото? — вздохнул Златан.

— Всего ничего! Можешь устроить встречу с этим, как его… Сунем? Из группы, которая завтра выступает? Я читал, что они после каждого концерта встречаются с фанатками.

— Ты запал на корейца? — поперхнулся от изумления менеджер.

— Да нет же, это для подруги, — сказал Лютик, нетерпеливо морщась. — Так что? Сделаешь? У меня еще много фоток, вряд ли твоей новой жене понравится, как ты сосался с уборщицей. А еще есть видео…

— Ладно, ладно! Я попробую. Перезвоню, не мельтеши только.

Спустя полчаса он позвонил с сообщением, что сегодня их ждут у ресторана «Орловичи» после концерта, ориентировочно через три часа, и пани подруга Лютика должна будет представиться всем не иначе как Аделаида Михельсон. Саму пани Михельсон, тридцатисемилетнюю зоозащитницу и ярую борцунью за права меньшинств, обезвредят на входе. Поблагодарив, Лютик пообещал после встречи переслать Златану все компрометирующие материалы.

— Иначе встретимся уже в суде! — заявил Златан, и Лютик радростно потер руки.

— Мы едем на встречу с Сунем через два часа, собирайся! — провозгласил он, появляясь на пороге спальни.

Цири, глянув на него через плечо, кисло заметила:

— Очень тупая шутка, Лютик.

— Я не… — начал тот, но Якуб, крутанувшись юлой у ног, завопил дурным голосом:

— Он не шутит, я подслушал, как он договаривался! Напяливай скорее свой сарафан! И возьми меня, меня!

Лютик замер, наблюдая как Цири, вскочив, заметалась по комнате, швыряя на кровать вещи, высыпая из коробок туфли, втыкая в розетку щипцы для завивки волос и попутно выдавливая черную точку на носу. Приостановилась у входа и, повиснув на нем, сжала в объятиях, целуя в щеку. Лютик, честно сказать, растаял — оказывается, так здорово и приятно исполнять чью-то мечту.

— Я тебя обожаю! — заявила Цири, отыскивая тот самый упомянутый джинсовый сарафан. — И больше никогда не буду называть жирным, клянусь!

— Это радует, — усмехнулся Лютик. — А ты куда?

Якуб, перекинувшись облезлой сумочкой, лежал на кровати, приветливо распахнув бархатное нутро.

— Я должен там быть! — заявил он. — Я не пропустил ни одного их концерта по телику!

Цири, тряхнув накрученными локонами, сунула в нутро Якуба-сумочки телефон, салфетки, блеск для губ и распечатанные фотки группы — для автографа.

К месту назначения они прибыли вовремя — приехавшая спустя пять минут зоозащитница орала вовсю, размахивая плакатами и флажком ЛГБТ, пытаясь прорваться внутрь.

— Я Аделаида Михельсон! — вопила она, пока Лютик наблюдал сквозь стекло, как побледневшая от волнения Цири садится за столик к улыбающемуся корейцу с серьгами в ушах, в то время как сумочка на ее плече подпрыгивает от восторга. — У меня встреча со звездой! Я ее выиграла в викторине, ответив на все вопросы!

Охранники, предупрежденные заранее Якубом, качали головами и пресекали всякие ее попытки проникнуть в ресторан. Отчаявшись, пани Михельсон села на асфальт у здания и достала телефон, транслируя в инстаграм плаксивую, изобличающую организаторов встречи сториз.

— Жизнь — такая несправедливая штука, — сказал Лютик, присев рядом на бордюр.

— Полностью согласна с вами! — закивала Михельсон. — Вроде еще вчера ты был полон задора, а сегодня уже отброшен на обочину судьбы… Невыносимая несправедливость! А я, когда огорчена, ем много сладкого.

— Я тоже, — вздохнул Лютик.

— Может, выпьете со мной кофе? Тут неподалеку есть хорошая кофейня с отличными ватрушками и заварными. Я угощаю.

Лютик, шагая рядом с поутихшей пани, был удовлетворен как никогда.

В кофейне та заказала им обоим по кофе и чизкейку, который провалился в Лютика как в черную дыру, потом в ход пошли печеные орешки с кремом и маффины. Пани Михельсон хоть и повеселела, но продолжала ворчать о несправедливости и о том, что такими темпами она наберет еще десяток килограмм. И Лютика осенило как у***ь двух кроликов одной мухобойкой: облагодетельствовать пани и не испытывать после подставы с Цири чувства вины.

— А вы знаете, у меня есть годовой абонемент в фитнес-клуб «Целеустремленная ватрушка», — он достал бумажник и принялся выискивать нужную карточку среди скидок на лекарства, интим-товары и еду. — Вот, вот она! Мне подарили на работе, а я не пользуюсь. Возьмите, вам она пригодится, я уверен!

— Ох, ну что вы! — засмущалась пани, однако Лютика было не остановить — он уже пихал карточку в нагрудный кармашек ее платья.

— Там бесплатный бар с кислородными коктейлями! — пошел ва-банк он, и пани сдалась, заказав еще по чизкейку.

Лютик, пробуя сырный крем, одобрительно кивал восторгам Аделаиды, выискивая попутно рецепт этого потрясающего десерта на кулинарном сайте. Именинница любила сладкое и галантных мужчин.

Вызов от Геральта пришел слишком неожиданно — надо было ловить водяного коняшку. Цири он поручил заботам Якуба, которому еще до начала встречи обещал башку развоплотить, если не приведет юную ведьмочку домой невредимой. Настроение было отпадно-приподнятое — ловить коня понравилось им с Геральтом обоюдно, а кельпи мог еще не появляться хоть месяц, главное было правильно подобрать платье и аксессуары.