Шевелись, Плотва!

8

Вернулись с очередного, провального в плане волшбы задания они уже какими-то другими. Лютик был и рад, что ничего страшного не случилось, и в то же время разочарован: после мистических заданий и адреналин пер, как не в себя, и интерес к «Вестнику» тут же возрастал. Внешне ничего не изменилось, но какие-то ощущения присутствовали странные.

Якуб все так же шипел на Лютика и ластился к ведьмаку, предпочитая без них носа не высовывать из-под дивана, не показываясь на глаза двум ведьмам. Очевидно чувствовал на тонком поле, что развоплотят по щелчку пальцев или придумают чего похуже, с них станется. Особенно эта мелкая, вредная и хитрая может придумать такое, что остальным и не снилось в кошмарах.

— Кормить нас тут будут? — Спросил Геральт, и Лютик с Якубом в два голоса поддакнули в пустоту.

— Тут у тебя жены нет. Сам себе готовь.

Геральт с Лютиком переглянулись — что они уже успели натворить, пока их не было дома? Якуб втянул голову и виновато шмыгнул под стол.

— Женщины… — Вздохнул Геральт.

— Ведьмы… — кивнул головой Лютик.

В холодильнике стояла большая миска овощного салата, который Лютик тщательно обнюхал, ожидая подвох. Он крупно нарезал свежий ноздреватый хлеб большими ломтями, достал горчицу и колбасу, которую они купили на обратной дороге — как знали, что к ним отнесутся прохладно и жрать будет нечего.

Якуб схватил на лету большой кусок колбасы и умчался, урча, из кухни.

— Геральт, — Лютик положил ладонь на руку ведьмака. — А меня может обмануть кот?

Доверчивые голубые глаза на миловидном лице, если честно, так и тянули соврать, обвести вокруг пальца, обмануть в грубой форме слишком доверчивого нежного Лютика.

— Да. И не только кот. Любой. — Геральт вынул руку, взял ломоть и с упоением откусил кусок хлеба с колбасой, накладывая салат себе в тарелку.

— И ты? — удивленно-обиженно протянул Лютик и опустил взгляд в миску, переваривая эту информацию.

— Мне незачем.

— Геральт, а ты можешь убрать этого кота обратно восвояси, откуда он призвался? — с надеждой спросил он, краем глаза следя, не появится ли на кухне его личное чудовище и дурацкая ошибка. Кто же знал, что прочитав всего пару строчек, можно призвать непонятно кого непонятно откуда…

Геральт обычно не врал — ему действительно не было нужды в этом. Но сейчас, когда внезапно свалившийся на голову как снег в августе журналист жил постоянно рядом и вел себя хуже безответственного детеныша обезьяны, трогая чужие вещи, склянки, настои и читая заклинания, которые нельзя произносить вслух, Геральт решился на неслыханное — соврать. Он, пожалуй, не лгал уже лет двадцать, а то и больше, с тех самых пор как бабуля его однажды за явную ложь отхлестала крапивой. Но теперь для пользы дела, чтобы журналист убоялся совать свои руки, нос и язык в неподобающие места, он готов был и соврать, и потерпеть присутствие в доме чужого фамильяра. Ибо других способов заставить Лютика вести себя даже не прилично, а правильно, как подобает людям, живущим с волшебниками по соседству, просто не было.

Ведьмак мог прочитать заклинание развоплощения, для зрелищности даже щелкнуть пальцами, и фамильяр бы исчез. Но ответил он совсем иное.

— Тебе очень повезло, что ты не призвал демона из ада, который бы утащил тебя с собой. Отдай мне ту книжицу и никогда больше не суй свой нос в чужие книги, вещи, склянки. А для изгнания фамильяра нужно найти на Ивана Купалу особую травку, высушить ее месяц в темном месте, истолочь в медной ступке пестиком из ясеня, всыпать в молоко яка и дать выпить фамильяру.

Якуб сидел под столом, разинув пасть, расфокусировав взгляд и высунув язык. От такого рецепта он обалдел, как будто в него пульнули заклинанием «остолбеней». Ведьмак нес полнейшую чушь с серьезным видом, а его придурочный хозяин, с которым он играл в кошки-мышки, верил на белом глазу.

Лютик запихнул ложку салата в рот, достал телефон, записал туда нужные ингредиенты, чтобы при случае добыть: Иван Купала, медная ступка, пестик из ясеня, молоко яка.

— Гевальт, — набив рот, уточнил Лютик, — а твавка — это цветок папавотника?

— Нет, — махнул головой ведьмак, щедро намазывая горчицу на колбасу. — Квятка мара, — на ходу выдумал он и запил кружкой молока жгущий вкус горчицы.

— Квят комара, — старательно записал Лютик и доел шмат колбаски.

То, что Геральт его обманул, а вернее подшутил над ним, Лютик понял далеко не сразу. Вначале он искал в сети «квят комара». Затем, оббегав полгорода, купив брусок ясеня и собственноручно выпиливая из нее ножом вначале корявый прямоугольник, насадил кучу заноз. Постепенно у него стало получаться что-то похожее не на пестик, конечно, но на членик точно. Таким образом, он занял себя ручной работой и то стругал, то полировал пестик.

Квят комара не находился. Ну понятно, что цветок редкий, не каждый день используется в особых настоях и заклинаниях, но ни Йен, ни даже Цири, к которой он пошел на поклон, не знали о таком зелье.

Якуб ходил, посмеиваясь и распушив хвосты, иногда делал вид, что собирается надюрить в кроссовок Лютика, задирая по-собачьи заднюю лапу.

Геральт молчал и пожимал плечами на вопрос — где найти эту травку. И журналист наконец-то сложил два плюс два. У него вначале получилось 8, потом 3, затем 5, и интернет подсказал, что это тоже верный ответ. Но Лютику нужно 4. И тогда выходит, что Геральт ему соврал. Подшутил.

И когда ночью тот потянулся к аппетитному заду журналиста, дождавшись, когда девицы в соседней комнате заснут, внезапно получил отлуп.

— Не дам. — Обиженно заявил Лютик.

Лютик вписался в нестандартную ведьмачью шведскую семью как-то легко — даже слишком. Обычно он без мыла мог влезть куда угодно — журналюшье умение, как и гены, пальцем не раздавишь. Но одно дело влезть, оторвать, поковырявшись изрядно, добыть нужную информацию и вылезти обратно. И совсем другое, когда приходится жить среди странных людей — и людей ли? У них в ночи светились глаза — у всех троих. Первый раз увидев сиреневые огни, висящие в воздухе, Лютик чуть не ссыкнул в боксеры. Еще чуть и поучаствовал бы в новом флешмобе — насцы в штаны.

У Цири, при наличии серо-зеленых, прозрачно-водянистых глаз, они светились алым.

А у Геральта — ярко-красным, как у терминатора или нечисти какой.

Когда Йеннифэр с Цири вдруг ни с того ни с сего за обедом начинали перекидываться огнешаром, Лютик традиционно, после того, как ему припалили волосы на макушке, прятался под стол прямо с тарелкой.

Иногда Ведьмак в целях непрерывного обучения мелкой внезапно нападал на сестру, и та либо ставила щит, либо отражала ведьмовской магический удар, и чаще всего страдал тот же Лютик. Даже Якуб умудрялся избежать этого, а Лютик всегда попадал под раздачу.

Но вместо каких-либо обидок он, разинув рот и вылупив свои щенячьи глазищи, с восторгом смотрел на происходящее и даже пытался повторить жесты и движения, чтобы вызвать хотя бы искру, но над ним смеялись все четверо — и ведьмаки, и фамильяр.

— Ты даже смешнее моего племянника, — фыркал в длинные черные усы Якуб. — Тут надо знать векторы применения силы, формулы, заговоры, понимать, откуда достать и куда толкнуть, направить силу, а ты крутишь руками и бормочешь на азероте.

Смех Якуба был обидным. Но Лютик не умел долго обижаться.

— Ну есть же у вас простейшее что-то, чему новичков учат?

— Новичков учат защищаться, а не нападать, — надменно говорил Якуб, нервно и синхронно метя́ по полу тремя хвостами.

— Ну так научи! Я твой хозяин, и ты сам должен быть заинтересован в том, чтобы я подольше оставался цел, а для этого надо уметь защищаться.

Якуб повернулся к нему спиной, показывая отношение к «хозяину», и раздраженно сказал, разглядывая обои в полосочку:

— Дулю в кармане держи. Это тебе поможет. И не впускай вампиров в квартиру. И вообще никого не впускай. Может они окажутся упырями или оборотнями…

Лютик снова хотел обидеться. Но по некоторому размышлению понял, что Якуб говорил не насмешливо, и возможно дуля истины тут есть. Или зерно правды. До недавних пор он вообще ни во что не верил, а теперь готов верить даже в «квят комара».

То, что у Геральта они вчетвером еле помещаются на кухне, было еще терпимо. Хуже всего, что Лютику приходилось сидеть на шатающемся табурете времен Первой Мировой войны, на котором ездили еще на первых танках, не меньше. Ремонту он уже не подлежал, тонкие ножки разнообразно погнуты, и каждое принятие пищи проходило как аттракцион на выживание для слишком подвижного, любящего махать руками и крутиться Лютика.

— Надо сегодня купить новый табурет.

— Зачем? — Геральт после отказа в постели был мрачнее обычного, хоть и старался этого не показывать. Видать, не было до сих пор ему ни в чем отказа.

— Затем. — Лютик пытался быть сдержанным, но это было не его. Это как заставить Ниагарский водопад на минуточку замолчать. — Я с него скоро упаду и разобьюсь.

— Да тебе мало осталось потерпеть. А потом куда я его дену?

— Для гостей останется, — хмуро буркнул Лютик. — А если его перевернуть, то сразу четверо смогут сесть.

— Да ты прямо фокусник! — Геральт со вчерашнего дня перестал улыбаться и снова стал тем ведьмаком, которым был еще вначале знакомства — нелюдимым и неприступным.

— Да в тебе сам Гендальф умер, — в тон ответил Лютик, показательно помахал ладошкой перед своим носом, делая вид, что нечем дышать. — И даже завонялся.

— Это еще кто? — недоуменно приподнял белую бровь ведьмак.

— Да ладно! Ты не смотрел Пластилина Колец?

В этот же вечер все семейство собралось у ноута и ржало, возмущалось, фыркало на несоответствия в фильме. И не так колдуют, и чудища смешные, и если поставить актеров перед настоящей опасностью — например стрыгой — мало кто не обделается.

Геральт, время от времени искоса поглядывая на Цири, Йен и особенно на Лютика, который, собственно, и сплачивал все их ненормальное семейство, с удивлением прислушался к себе. Еще месяц назад он и представить не мог, что можно вот так собраться перед импровизированным телевизором из ноутбука — Якуб перегрыз шнур от плазмы — и таким необычным составом погрузиться во вполне семейное времяпрепровождение. Когда еще он мог себе представить, что Лютик будет тыкать пальцем в экран и объяснять восторженно кто, кем, куда и зачем там нужен:

— Не «старый пердун», а «всегда умел создать атмосферу»!

Что Йен будет беззлобно над ним подшучивать за любовь к фильму и выдуманным героям, а Цири станет хватать ее за руку:

— Не зли Лютика, а то он всех сожрет, — намекая на его вес и вполне себе чудесные округлости в виде щек.

Даже Якуб восторженно растянулся на полу перед ноутбуком и в моменты волнения вскакивал и мельтешил тремя хвостами, как пропеллером.

Геральт именно сейчас, в этот самый момент почувствовал, что оживает. Теплый внутренний робкий язычок пламени пробился из-под пепла и лизнул где-то в районе грудной клетки: он снова начал желать. Вместо привычного «надо» в его жизнь снова стали просачиваться фразы «я хочу…».

Геральт мягко улыбнулся, осознавая, что этот смешной мальчишка разбудил в нем жажду жизни.

И он не столько хотел Лютика для плотских утех, сколько… видеть и знать, что он есть, что он будет рядом и всегда можно надеяться услышать звук его голоса, несущего очередную херню.

— Ежегодный Пивной фестиваль начинается сегодня вечером. А это значит, что два товарища — Рокита и Борута снова появятся. Я охочусь на них не первый год, заплатили давным-давном, а поймать никак не могу,  — сказал Геральт, складывая в сумку мешочки с сушеными травами.

— Что за черти? — спросил Лютик, а Геральт хмыкнул:

— Верно подмечено, что черти.

Так Лютик и узнал, что по легенде Рокита был щедрый черт-разбойник, живший с другими разбойниками на горе Хыб. Он грабил богатых купцов и отдавал награбленное крестьянам. Другой черт, Борута, жил во дворце Ленчица в центральной Польше. Это был высокий дворянин с тонкими черными усами, носивший длинное пальто, под которым прятал хвост, и шляпу, прикрывавшую рога. Его черные глаза выдавали его дьявольскую душу, о которой по сей день ходило множество легенд.

Одни говорили, что он был злой и вредный, другие — что добрый. Так или иначе Рокита и Борута любили вместе выпить.

— Как-то раз, очень давно, они сидели в корчме в Лодзи, и корчмарь отказался налить им еще по одной. Рокита заплатил, но монеты так раскалились, что хозяин, хоть и получил причитающуюся ему плату, но так и не смог взять ее в руки. Этой уловкой они пользуются до сих пор, обдирая трактирщиков, — добавил Геральт.

— У него случайно не Кац фамилия? — поинтересовался Лютик, забираясь в машину. — Больно похож на одного знакомого.

В дороге Лютик спал, мотая опущенной головой. Вчера его снова одолевал тот же самый сон с вампиром, который приснился после посещения сектантов, и в нем Лютика вертели на детородном органе как рождественского гуся на вертеле. Конечно, Геральт, но и вампир там принимал самое активное участие, массируя его щеки изнутри своим «жезлом любви». Это было страшно, отвратительно, приятно и изматывающе одновременно. Лютик потел, лез на Геральта мокрой жабой и стонал во сне. Ведьмак, разбудив его только с третьей попытки, посоветовал не есть на ночь, ибо тяжесть в желудке вызывает дурные сны. Лютик, пообещав воспользоваться советом, уснул, но под утро сон повторился: они вдвоем с Геральтом целовались в скрипящей кабинке колеса обозрения, пока вампир шурудил своими холеными наманикюренными пальцами в районе его ширинки. Проснувшись с предсмертным хрипом, он обнаружил себя свалившимся на пол и с лежащим поперек груди Якубом, который и скрипел самым несносным образом.

Поэтому Лютик не выспался и добирал необходимое в дороге. Первое заведение на пути следования туристов встретило их веселыми возгласами, стуком бокалов и разудалыми плясками. Однако ни о каких усатых проходимцах в шляпах никто не слышал, и никого тут обмануть не успели. В следующих двух тоже покачали головами, а вот в четвертом кабаке хозяин, вытирая мокрые от пивной пенки усы, сообщил, что двое подозрительных мужчин, выглушив почти полбочки темного нефильтрованного, уехали, не заплатив.

— Дохнать… ых! Не успели, — сказал хозяин, нащупывая задом табурет.

— Значит, мы их почти нашли, — бросил Геральт, плюхнувшись на сиденье.

Он был прав, потому что в кабаке с изображенной на вывеске расколотой кружкой, в центре гудящего зала, сидели двое — усатый тощий мужик в шляпе и пальто, надетых несмотря на духоту, и крепкий лысый его товарищ с кустистыми рыжеватыми бровями.

— Отвлеки их, пока я буду читать заклинание, — сквозь зубы сказал ведьмак и исчез.

Лютик, покрутив головой, понял, что инструкций больше не будет, и направился к веселящейся парочке. Усач, глянув на него удивленно, стоило ему усесться за стол, опрокинул в себя очередной бокал и закусил сушеной спинкой.

— Как дела, парни? — спросил Лютик высоким голосом, улыбаясь во все свое зубное достоинство.

— Отлично, — крякнул лысый, переглянувшись со спутником. — Знакомы?

— Не-ет… Или да, точнее да! Встречались как-то в супермаркете у дома, разве не помните? — лавировал Лютик, заметив мелькнувшего в толпе Геральта.

— Где? — хохотнул усач. — У нас нет супермаркетов. Только жаровни.

Вместе с лысым они рассыпались смехом, стуча кружками по столу, а затем вдруг одновременно согнулись пополам, хватаясь за животы.

— Засланный казачок, да? — рявкнув усач, и Лютик интуитивно нащупал рядом с тарелкой вилку. — Я ж тебя удавлю!

— Хватай его, хватай! — просипел лысый, попытавшись сцапать нырнувшего под стол Лютика за шиворот.

— Матка боска! — пискнул тот, пробираясь дальше по чьим-то ботинкам и туфлям.

Когда он вынырнул из толпы танцующих, за столом никого не оказалось, только болталось на стуле сползшее пальто и валялась рядом шляпа. Геральт стоял в темном углу, привалившись к стене и держась за ребра. По его виску катилась капля пота, и Лютик молчал, пока ведьмак не глотнул из приготовленного заранее пузырька.

— Геральт, может скорую? — не стерпел Лютик, нетерпеливо переступив с ноги на ногу.

Геральт посмотрел на него с иронией:

— Причина вызова: «мой друг только что развоплотил двух выходцев из ада, и ему немного не по себе»? Странно звучит. Ничего страшного, сейчас отдышусь и пойдем.

И все бы закончилось куда прозаичнее, сократив будущую статью Лютика на треть, если бы на выходе их не поймал поддатый ведущий конкурсов с поеданием сосисок и питьем пива на скорость.

— Куда это вы собрались, дорогие гости? Никто сегодня не покинет это место, не отведав вызревшего эля пана Здобра! Проходите сюда! Пшепрашам, панове! — хватая Геральта за локоть, заорал тот.

Геральт, едва державшийся на ногах, оглянулся на Лютика, и на секунду в его взгляде мелькнуло что-то такое остро-жалобное, что журналистское бескомпромиссное сердце сжалось и трепыхнулось от нахлынувшей нежности. Протестуя про себя, Лютик поплелся следом, как брошенная собачонка, пытаясь выдрать ведьмака из цепких лап организатора, который уже подталкивал того на пятиступенчатую лесенку, установленную сбоку большой дубовой бочки. Геральт, повертев в руках всученную кружку, наклонился и зачерпнул золотистой жидкости, намереваясь выпить и уйти уже спокойно. В этот момент кто-то тоже нетрезвый шарахнулся в обод бочки, толкнув лесенку, и Геральт опасно покачнулся. В любое другое время ведьмак бы не попал в подобную переделку, но сейчас, вымотанный до предела, не удержался на верхней ступеньке и свалился внутрь, обдав рядом стоящих волной эля.

— Геральт! — заголосил Лютик, взлетая по лесенке. — Геральт, хватайся за меня!

От испуга он вместо реальной помощи лишь усугублял положение барахтающегося в эле Геральта, отчего тот, пытаясь избавиться от его мешающих рук, захлебывался алкоголем. Пришедшие на помощь мужики помогли его вытащить, хозяин выдал махровый халат с логотипом пивоварни-спонсора, и вышли они из кабака с ящиком светлого фильтрованного в качестве моральной компенсации.

Ящик, вместе со сложенными в пакет мокрыми вещами, Лютик устроил на заднем сиденье машины, хлопнул дверцей и врезался в стоящего рядом ведьмака.

— Геральт, боюсь, машину придется вести мне, — сказал он, ожидая целую бурю возмущений и проклятий на свою голову, но Геральт, длинно вздохнув, кивнул и погладил его по щеке, с нежностью глядя желтыми, как у кота, глазами, казалось прямо в душу. Лютик, подавившись своей репликой, вжался спиной в импалу и захлопал ресницами. Аттракцион невиданной щедрости ждал его и дальше: Геральт, обняв его за пояс, поцеловал в шею куда-то под ухом и сказал:

— Моя булочка.

Лютик едва на землю не осел.

— Геральт, нам ехать надо, — сказал он, пытаясь сдвинуть того хоть на сантиметр. — Садись в машину и…

— Пирожочек.

Видимо, алкоголь на ослабленного ритуалом изгнания сущностей ведьмака повлиял особенно сильно, впитавшись через кожу и слизистую. А под такой дозой из него так и перло желание тискать сопящего Лютика за все выступающие места. Леттенхофу очень, очень хотелось посмотреть, чем это кончится, и получить побольше обожания, но он пересилил себя и, кое-как усадив ведьмака на сиденье, устроился за рулем и повернул ключ. Плотва взревела, Лютик чертыхнулся, Геральт сказал:

— Ты с ней понежнее, конфетка.

До дома добрались тоже через пень-колоду, поскольку ведьмак норовил помять его ногу рядом с пахом, потом снова полез целоваться. А дома его насилу удалось оттащить от Цири, которую ведьмак обожал братской любовью, от Йеннифэр, которую просто всегда уважал, и от Якуба, который, в общем-то, был и не против.

— Чем его опоили? — удивилась Йеннифэр, помогая снять с ведьмака халат и принюхиваясь к волосам, разящим спиртным.

— В бочку упал с элем, — пояснил Лютик, пыхтя.

— Сочувствую, — Йеннифэр фыркнула. — Когда я говорила, что он сентиментален временами, я это и имела в виду.

Всю мощь Геральтовой сентиментальности Лютик оценил, оказавшись втиснутым в диван и зацелованным с головы до пяток, обласкан милыми прозвищами и почувствовав себя на седьмом небе. Однако Геральт уснул, так и не добравшись до самого главного, а Лютик, полежав рядом со стояком и счастливой улыбкой, провалился в кошмар, где они все катались на каруселях, а вампир потом лапал их по очереди. Подскочив среди ночи, он шмыгнул на кухню, собираясь достать холодной газировки, но был встречен двумя фигурами в темноте.

— Да не пищи ты, это я, — сказала Цири, наливая в стакан нагретое в духовке молоко. — Жрать пришел?

— Нет, кошмары мучают, я за лимонадом, — признался он. — Может, у вас что-то есть от них?

— А какие именно кошмары? — подозрительно спросила Йеня, сидящая за столом с банкой принесенного пива.

— Да хрень всякая… Вампир этот, урод.

— Карусельки? — проговорила Цири.

— Откуда ты знаешь? — сел от удивления Лютик.

— Нам снится то же самое, — сказала Йеня. — Мой поклонник научился влезать в наши сновидения. Поскорей бы найти все ингредиенты… Стоит сказать, что на колесе обозрения ты был бесподобен.

Лютик, покраснев, уставился на бутылку лимонада. Одно дело кричать «да, папочка», лежа голым задом вверх на коленях у Геральта, а другое — делать это при всех. Что ж, похоже, даже во снах теперь нужно быть чуть более осторожным.