Сказ о пути

реальность - цвет белый

- Как вас зовут?

   Пресловутый Анатолий Семенович оказался низеньким дядькой с залысинами, стыдливо прикрытыми тремя сивыми прядями. Знакомый голос - уверенно-приторный, был столь же противен, что и в муторных снах. (Да нет же, не в снах, поправил он сам себя, в реальности. В самой что ни на есть реальности.)

   Дийку очень хотелось сказать правду - о себе, о сотнях миров, которые прошел, но он чувствовал, что делать этого не стоит. Хотя он слабо представлял последствия, но догадывался, что вряд ли они окажутся для него благотворными.

   - Не знаю.

   Говорить было трудно: словам приходилось заново привыкать к гортани, языку и нёбу.

   - Ну что ж, значит, пока вы останетесь Алексеем. Это имя ничем не хуже других. Скажите, вы что-нибудь помните из вашей прошлой жизни? Все, что угодно: имена родителей, цвет глаз любимой девушки, какой краской были выкрашены стены у вас в туалете – ну, хоть что-нибудь?

   "Я помню сотни рассветов и столько же закатов. Еще помню, что солнце может быть зеленым, а дорога бесконечной..." Но вслух Дийк - нет, теперь уже Алексей - произнес другое:

   - Нет, ничего не приходит в голову. Совсем ничего. Скажите, доктор, когда я смогу выйти из больницы? Я пришел в сознание. Я отлично себя чувствую.

   - Помилуйте, голубчик, чем дольше вы здесь пробудете, тем лучше для вас! Нам так и не удалось выяснить, кто вы и откуда. То, что вы вышли из комы, в которой находились больше года, - чудо. Самое настоящее медицинское чудо! Но у вас почти полная амнезия, и я, увы, не могу гарантировать, что память когда-нибудь  вернется к вам в полном объеме. Вам придется начинать жизнь с нуля, с чистого листа, а это непросто. Я хотел бы, чтобы вы поговорили с нашим психологом. Иначе выход в реальный мир может нанести вам тяжелую психологическую травму.

   - Мне не нужен психолог. Я прекрасно осознаю собственное положение и вполне готов к вытекающим из него трудностям. Память моя пострадала, но рассудок жив и здоров, и я не думаю, что он треснет при столкновении с реальностью.

   - Мне бы ваш оптимизм! - укоризненно хмыкнул доктор. - Впрочем, ваш настрой позволяет надеяться на лучшее, не скрою. Что ж, хорошо: денька через два мы вас выпишем, раз вы так настаиваете. Да, вот еще что: с вами хочет пообщаться один человек. Тот, кто оплачивал ваше лечение, благодаря кому вас не отключили от аппаратуры жизнеобеспечения, что обычно делается в таких случаях.

   - То есть тот, благодаря которому я оказался в коме? - уточнил Алексей с усмешкой.

   - Можно выразиться и так. Но я бы на вашем месте воздержался от негативных установок. Каков бы ни был его изначальный поступок, но, сбив вас, этот господин повел себя очень достойно. Он мог уехать, скрыться с места аварии, оставив вас умирать - все произошло ночью, без единого свидетеля. Кто виноват в ДТП - вы или он - во мраке, в тумане. По его словам, вы резко выскочили на дорогу, и затормозить было невозможно. Уголовное дело не завели - следовательно, его доводы сочли убедительными. Нет, он поступил весьма и весьма благородно! Особенно, учитывая наше жестокое время, в котором выживают самые сильные и самые бездушные. Заметьте, даже сейчас, когда опасности для жизни больше нет, этот достойный человек продолжает беспокоиться о вашей судьбе, что не может не вызывать благодарности.

   - Можно мне самому решать, к кому испытывать благодарность, а к кому нет? Если этот благородный господин жаждет со мной поговорить, я готов. Но не ждите от меня слез умиления и придыханий бесконечной признательности.

   Анатолий Семенович изобразил на лице улыбку понимания и печали и слегка потрепал его по плечу, отчего Алексей ощутил чуть ли не дурноту. То ли он отвык от людских прикосновений вообще, то ли именно доктор отчего-то вызывал отвращение.

   - Тогда я позову его: он дожидается в холле. И все-таки вы не правы: хорошего человека видно сразу. Он хороший человек!

   С этими словами доктор вышел.

   Интересно, на кого похож его благодетель? Если состоятельный мэн изредка навещал его, то почему он не слышал голоса? Его не было в картотеке занудливых снов. Ни голоса, ни запаха. Приходил и молча сидел? Набычившись, с толстой золотой цепью на шее, с квадратным охранником, замершим в дверях?..

   Дверь открылась, пропустив посетителя и обнаружив, что Алексей полностью ошибся в своих предположениях. Цепь отсутствовала, телохранитель тоже. Крепкое, но уже начинавшее расплываться тело облегал неброский, но явно дорогой костюм. Тонкий горьковатый парфюм не был навязчивым. Ничем не примечательное и даже простоватое лицо. Очертания подбородка и губ производили впечатление спокойной добродушной силы, в небольших глазах теплились ирония и любопытство.

   Анатолий Семенович, семенивший за гостем, казался на его фоне подобострастно-приниженным, сдувшимся. Чтобы не выглядеть так же, пациент, не осознавая того, вздернул подбородок и расправил плечи. Этот жест не ускользнул от вошедшего, и тот усмехнулся едва уловимо.

   - Вы не могли бы оставить нас наедине? - обернулся он к доктору. - Когда вы понадобитесь, я вас позову.

   - Конечно, конечно! - закивал тот. - Да вы присаживайтесь!

   Он шаркнул стулом, придвигая его к постели, постоял несколько секунд, словно раздумывая, не склониться ли напоследок в почтительном поклоне, затем торопливо вышел.

   Гость между тем подошел к столу и кинул на него папку с бумагами. Он странно двигался: словно боялся наступать на ноги в полную силу и оттого ставил ступни аккуратно и осторожно. Его голоса Алексей определенно не слышал прежде - иначе бы запомнил: он слегка картавил и сглаживал, округлял отдельные буквы, отчего слова приобретали не присущие им изначально переливы.

   - Меня зовут Станислав.

   - Алексей.

   - Ваше имя я знаю: сам его дал когда-то, - Станислав постучал пальцем по папке, а затем медленно водрузил себя на стул. - Здесь ваш новый паспорт, а также другие документы, которые могут понадобиться. Ваш лечащий врач сказал, что у вас полная амнезия. Мне очень жаль, поверьте, - он издал легкий вздох, но маленькие глаза не потеряли ироничного выражения. - Я пытался узнать о вас что-нибудь по своим каналам, но, как ни странно, ничего не добился. Немыслимо, но факт - вы словно выпали из ниоткуда. Есть большая вероятность, что вы не из нашего города и даже, быть может, не из нашей страны. К сожалению, выяснить точно нет возможности. Вашу фотографию даже показывали по ящику, но ни один родственник не откликнулся. Увы! - Станислав покачал головой. – Правда, вы были в коме, с закрытыми глазами - узнать трудно. Но близкий бы узнал: сердце бы подсказало. То ли вы круглый сирота - без родных, друзей и коллег. То ли вы не с нашей планеты.

   - Я с нашей планеты, - возразил Алексей. - Уж в этом-то я уверен.

   - Тем лучше. Тогда есть надежда, что кто-нибудь когда-нибудь вас узнает и поведает истину. Ну а пока я снял вам квартиру, уплатив за два года вперед. Так что все это время беспокоиться о жилье вам не придется. Также я взял на себя труд зачислить вас сотрудником в одну из моих гостиниц, там как раз не хватает персонала. Думаю, эта работа прокормит вас до тех пор, пока вы не поймете, чем можете и хотите заниматься в дальнейшем.

   - Зачем вам все это?

   - Могу объяснить, если интересно. Вы производите впечатление неглупого человека и, возможно, поймете.

   - Спасибо за столь лестное мнение о моих умственных способностях.

   - Вы можете мне не поверить, но за всю свою карьеру, как и частную жизнь, впрочем, я не совершил ни одного поступка, за который мне было бы потом стыдно, и ни разу не преступил закон. И дело не в том, что я отличаюсь особыми моральными качествами, мешающими мне так поступать. Вовсе нет. Я не христианин и не кришнаит. Я достаточно равнодушен - меня совершенно не волнуют судьбы голодных детей Африки, я никогда не жертвую на благотворительность, а нищие вызывают у меня не жалость, а рвотный рефлекс. Я просто ценю собственное душевное спокойствие. Пожалуй, это наиболее значимая для меня вещь в этой жизни. Душевное спокойствие и большие деньги несовместимы, скажете вы? И будете правы. В ста случаях против одного, и этот один - как раз мой случай.

   Станислав обласкал собеседника взором умных насмешливых глаз и помолчал, ожидая ответной реплики. Не дождавшись, продолжил:

   - Все было бы значительно проще, если б воспоминания остались при вас - в этом случае меня здесь не было бы сегодня. С другой стороны, я потратил бы намного больше средств, проведи вы всю жизнь в коме - так что я вполне прагматично радуюсь вашему выздоровлению. Заметьте: я не намерен облегчать всю вашу дальнейшую жизнь. Те, кто работают под моим началом, вышколены и трудолюбивы, и если вы не станете таким же, я без зазрений совести подпишу приказ о вашем увольнении. А когда через два года кончится срок съема квартиры, можете хоть ползать передо мной на коленях, хоть обивать лбом порог моего офиса - продлевать его я не стану.

   - Этого вы от меня не дождетесь.

   - Надеюсь. Но поверьте, хоть такая перспектива кажется вам чудовищной, я знаю, что говорю: люди очень быстро привыкают к халяве, и когда приходится от нее отказываться, даже врожденная гордость может куда-то испариться.

   Алексей не счел нужным отвечать. Помолчав и поглядев на краски заката, скрашивающие унылые пятиэтажки спального района, Станислав вновь заговорил:

   - Знаете, в том, что вы здесь, моя и только моя вина: я нарушил все мыслимые и немыслимые правила движения. Впервые в жизни. Я расстался с женщиной, которой доверял, которую знал много лет и никак не ожидал того, что она сделала. Мне казалось, я могу предугадать любую ее реакцию, любой поступок, но я ошибся. Ошибся в худшую сторону. Я был так зол и так расстроен, что ехал на предельной скорости, не замечая ничего и никого вокруг. Чудо, что вы стали моей единственной жертвой в ту дикую ночь... Пока вез вас в больницу, пережил самые ужасные минуты в своей жизни. Поверьте, это не преувеличение. Мне казалось, если вы умрете, что-то в моей судьбе непоправимо сломается. И это будет уже второй слом - первый сотворила она, та женщина...

   Потерев ладонь о ладонь (видимо, они вспотели), Станислав закончил суше и холоднее, словно жалея о проявленной слабости, толкнувшей на откровенность:

   - Я никому не говорил и никогда не скажу того, что открыл сейчас вам. Не считайте то, что я сделал и делаю, попытками загладить свою вину. Я делаю это в первую очередь для себя, и лишь косвенно - для вас. И вот еще что. Здесь, в папке, я оставил немного денег - на первое время должно хватить. А сейчас я вынужден попрощаться: дела. У вас есть ко мне какие-либо вопросы?

   - Когда я смогу выйти отсюда?

   - А когда бы вы хотели это сделать?

   - Чем раньше, тем лучше.

   - Хорошо, я поговорю с доктором. Думаю, вас выпишут уже завтра.

   Станислав неторопливо поднялся, кивнул на прощанье и направился к дверям, ставя ступни по-прежнему аккуратно и осторожно. У самого порога обернулся, угадав какое-то движение.

   - Скажите, - пациент все-таки не выдержал, - почему именно Алексей?

   - Все просто: так звали моего отца.

   - Я похож на него?

   - Нет, не думаю. По крайней мере, он никогда не смотрел на меня с такой смесью удивления и презрения, как это делаете вы. До свидания! Хотя, если честно, с большей радостью я бы сказал "прощайте".

   Оставшись один, Алексей взял в руки папку. По паспорту его фамилия была Лазарев, а отчество Анатольевич. Фамилия порадовала - красиво и без излишеств, а вот отчество подкачало, хотя происхождение его было вполне объяснимо. 27 лет. Самое интересное, что была даже фотография - строгая и черно-белая, как положено. Происхождение ее было непонятно: в сознательном состоянии его не фотографировали, а в коме глаза закрыты. Приглядевшись, Алексей понял, что фото не его - нашли, видимо, очень похожего молодого человека. С весьма пустым и бессмысленным взором, кстати сказать. Неужели это оказалось проще, чем привести в больницу фотографа и сделать настоящий снимок?..

   Он отбросил паспорт, не рассчитав силы движения, и тот шлепнулся на пол.

   Чужое всё - имя, фамилия... даже лицо. Символично. Дийк означает "чужой". Кто он и зачем он здесь? Существует ли он вообще?..

   - Ты готов к небольшой прогулке? - Леля умудрялась открывать дверь бесшумно, и легкие шаги ее были неслышны, поэтому ее приход оказался приятным сюрпризом. - Я взяла на себя смелость заняться твои гардеробом, даже ботинки купила! Размер, каюсь, взяла с твоей ступни, пока ты сладко спал. А еще я отпросила тебя у Анатолия Семеновича, но только на два часа. Правда, я молодец?

   - Конечно! Ты умничка.

   - Но далеко мы не пойдем: только до скамеечки в садике. Хоть ты и занимался гимнастикой все утро и хорошо поел, но силы вернутся не скоро. Целый год в коме! Немыслимо…

   Как же она ему нравилась... Аж дух захватывало. Причем, от всего: от наклона головы к плечу, от детского пластмассового браслета на загорелом запястье, от смеха. Особенно от смеха: искреннего и неожиданного, как капель за шиворот или снежок, метко пущенный, не бьющий, но заставляющий гореть щеки.

   Ему  показалось, что они вылетели из больницы пулей, вприпрыжку, словно дети, улизнувшие со скучных уроков в школе - в свободу, в радость, в лето. Хотя на самом деле он еле переставлял ноги, опираясь на руку девушки. Сто метров до скамеечки преодолевались долго, но весело, несмотря на слабость почти атрофировавшихся за время лежания мышц и дрожь в коленках. Воздух мегаполиса с его смогом и выхлопными газами показался Алексею нереально свежим и необыкновенным. Как, впрочем, и всё вокруг: люди, автомобили, дома. То ли это был контраст после долгого заключения в унылой больнице, то ли окружающий мир достигал его сквозь призму ощущений идущей рядом Лели.

   - А это правда, что ты слышал всё, что я говорила, когда был в коме?

   - Не всё и не всегда, - он приобнял ее за плечи, загораживая от вечерней прохлады. - Но я знаю о тебе многое. Например, в детстве ты всегда искала двери, за которыми скрывается иной, дивный мир, как в книгах о Нарнии. И даже залезала в старые шкафы.

   - Это было так давно! Я была глупой и маленькой. Теперь я знаю, что таких дверей не существует. А жаль!..

   - Откуда ты знаешь? Может быть, ты просто не успела добраться до нужной? Или не заметила, прошла мимо.

   - Нет! - засмеялась она. - Я их все проверила. Все-все! Но это ничего: в итоге я смирилась и решила, что и наш мир в целом не так уж плох. И в нем тоже порой случаются маленькие чудеса, - Леля бросила лукавый взгляд в его сторону. - К тому же никогда нельзя быть уверенным, что по другую сторону двери окажется светлое и доброе место. А вдруг там будет что-то смахивающее на ад?..

   - Да, мы никогда не знаем, куда нас выведет та или иная дорога.

   - Ты так говоришь, словно тебе ведомо об этом больше других. А ну, колись сейчас же: неужели ты все-таки нашел ту волшебную дверь?

   - Конечно нет, милая.

   Пораженный ее вопросом, Алексей решил, что обязательно расскажет ей всё. Но не сейчас, позже. Еще не время. Он ведь не собирался уходить отсюда в ближайшем будущем, да и в отдаленном, скорее всего, тоже. Пусть это тупик, как сказал бы Привратник, но пока он его устраивал: он согревался улыбкой и нежным смехом Лели. Дорога же изрядно измучила. Хотелось покоя и тишины - внешней и внутренней.

    И еще он страстно желал забыть Наки и Гоха, как забывал всех, встреченных на пути. Но они почему-то не уходили из памяти и сознания. Их последние образы на фоне мрачного лабиринта с вонючей водой и сводящим с ума жужжанием преследовали, истязая совесть, доводя до отчаянья, бесслезного и немого...

   - Обидно, что сегодня облачно и не видно звезд! - Леля уютно вжалась в его плечо, простым этим движением отогнав угрюмые мысли. - А то бы я показала тебе Венеру. Я очень люблю эту планету, она необычная, странная: бывает утренняя и бывает вечерняя, и у каждой свое значение. В мифологии майя утренняя считалась воительницей и убийцей, а вечерняя - шлюхой.

   - Не очень-то они ее жаловали!

   - Да нет, просто их культура не отличалась повышенным миролюбием и добродушием. Венера была центральной фигурой в их верованиях, даже священный календарь у них основывался на ее цикле.

   - Увлекаешься мифологией?

   - Немножко. Я многим увлекаюсь по чуть-чуть. В итоге - куча поверхностных знаний, а глубины нет.

   - Может, это и хорошо: с любым человеком сумеешь поговорить о том, что ему интересно.

   - Это разговоры на один раз. А в следующий раз опозорюсь, потому что начну повторять одно и то же. Скажи, ты и правда совсем ничего не помнишь из своего прошлого? Мне почему-то кажется, что помнишь, но не хочешь говорить. Это так?

   - Нет. Ничего не помню.

   - Совсем-совсем? Так это же здорово! Ой, извини, не хотела тебя обидеть. Тебе, наверное, это вовсе не в радость.

   - Еще бы. Память - это душа. С памятью человек целый. А кто я? Безногий-безрукий инвалид, обрубок на колесиках. О чем можно разговаривать с таким?

   - Не говори так! - горячо возразила девушка. - Во-первых, рано или поздно ты всё вспомнишь. Всё-всё! И не будешь инвалидом на колесиках. А потом, это смотря с какой стороны посмотреть. Вот мне, к примеру, нередко хотелось взять - и всё-всё забыть. И начать заново, без привязок и ниточек, связывающих тебя с людьми, без прошлых обид и прошлых разочарований, без детских ран. Может, тогда все получилось бы иначе и намного лучше? Знаешь, как хотелось бы мне забыть разрыв с человеком, с которым мы прожили вместе три года? Было очень больно и очень обидно. Несправедливо больно, потому что...

   - Не надо! - Алексей сжал ее руку. - Я знаю. Ты делилась со мной этой обидой, когда я был в коме.

   - Вот видишь! Ну, какой же ты славный - умел утешать меня, даже когда не двигался и не говорил!..

   Слова Лели вновь перебросили его в прошлое, к Наки и рышу Привязки и разочарования, обиды и стыд - как много, оказывается, накопилось. И не избавиться, не порвать. А сколько их - нанесенных ему и нанесенных им - обид, которые он не помнит? Тех, что накопились за двадцать шесть лет жизни и были стерты из памяти милосердной амнезией? Что, если он убил кого-то? Предал, вверг в отчаянье?..

   Алексей поежился. Пожалуй, стоит попросить Станислава, чтобы он прекратил поиски его родных: лучше пустота и незнание.

   Заметив это движение, девушка поняла его по-своему. Она затеребила Алексея за рукав, поднимая со скамьи и поворачивая в сторону больницы.

   - Бедненький, ты совсем замерз! Да и про время мы напрочь забыли. Анатолий Семенович с меня голову снимет за такую безответственность! Давай-ка припустим с тобой. Ничего, не расстраивайся: я краем уха слышала, что тебя собираются выписывать уже завтра. Так что мы еще с тобой успеем и нагуляться, и наговориться!

   У ворот больницы Леля притормозила. Повернув его лицом к себе и очень серьезно всматриваясь в зрачки, проговорила:

   - Только учти, Алеша. Тебе придется завоевывать меня очень долго - чтобы я стала окончательно твоей и полностью доверяла тебе. Ты уверен, что готов к этому?

   - Мы не ищем легких путей. Более того, могу сказать, что трудности меня даже радуют. То, что легко дается, так же легко и безболезненно - а главное, быстро, и исчезает.

   Улыбнувшись, он привлек ее к себе и поцеловал в макушку с теплым щекотным вихром. Как всегда от нее пахло лавандовым мылом, смолой и загаром...

   ...Ему приснилась Наки. Она смотрела исподлобья - тревожно и вопросительно. А потом рассыпалась на тысячу крохотных синекрылых бабочек-драконов. Он звал ее, покуда они не облепили его всего и не забились в горло.

   Проснулся он весь в поту, со стойким ощущением, что не хватает воздуха. Вставая, Алексей осторожно вытянул левую руку из-под шеи Лели. Она не открыла глаз, лишь сладко промурчала. Она всегда спала крепко и засыпала мгновенно - не погружаясь, но падая в сон, и почти никогда не помнила, что за сновидения ее посещали.

   Иногда Алексей завидовал этой ее особенности, но чаще сочувствовал.

   Как ни парадоксально, но в последнее время он начал испытывать к своему "благодетелю" нечто вроде признательности. Хоть и не признавался себе в этом чувстве. Квартира, которую для него сняли, оказалась славной. Небольшая - одна комната и просторная кухня, - она являла собой образец вкуса и уюта. Выдержанная в золотисто-зеленых тонах, с мягким диваном и плетеным креслом-качалкой, без излишеств типа телевизора, но с компьютером. Последним, правда, Алексей почти не пользовался (он явно не был ни программистом, ни дизайнером - в той, неведомой ему жизни до катастрофы). Зато Леля с детским восторгом просиживала за монитором часами, рисуя, играя или слушая музыку. Она легко и гармонично вписалась в интерьер. Когда ее не было дома, в квартире не хватало существенной детали, не хватало законченности.

   Алексей прошел на кухню и сварил себе кофе. Присел на подоконник. За стеклом правила бал осень - поздняя, грязная. Снег еще не выпал, а листья уже облетели, и оттого все вокруг казалось сумрачным и безжизненным. Редкие ранние прохожие под разноцветными зонтами (единственные яркие пятна в пейзаже), завеса дождя, раскрашивающая все вокруг одной краской - серости и стылости...

   Прошло уже два с лишним месяца с тех пор, как он пришел в себя. Он стал Алексеем полностью, от Дийка ничего не осталось. Бреясь по утрам, уже не удивлялся своему отражению в зеркале. Уже не проводил ладонью по затылку в попытке запутаться в длинных прядях - как делал прежде, когда задумывался или озадачивался. Вместо этого потирал теперь гладкий или щетинистый подбородок.

   Поначалу он работал в гостинице Станислава, но быстро уволился, не желая зависеть хотя бы в этом. Нашел другую работу, неподалеку от дома  - в охране одного из офисов. Она не выматывала силы и оставляла много свободного времени.

   Кофе был очень горячим, и когда на плечо ему легла легкая ладошка, от неожиданности он обжег губы.

   - Как спалось, солнышко?

   Обернувшись, Алексей зарылся лицом в ее уютную макушку.

   Ему было хорошо с ней, спокойно и хорошо. Может, это и есть то, к чему он всегда стремился? А выдуманный рай с синекрылыми драконами был просто предлогом придти в этот мир, к ней? Впрочем, это ведь и его мир. Родной, изначальный.

   - А тебе?

   - Честно говоря, не замечательно: ты ворочался и брыкался во сне. И стонал - да так, что умудрился меня разбудить, а ведь сплю я, как бревнышко. Потом, правда, снова заснула... Кто такая Наки?

   - Неужели я повторял это имя?

   - Ну да. Как раз, когда я проснулась. Это из твоего прошлого? Ты что-то вспомнил?

   - Наки  девочка. Маленькая, сильная и смелая. Ей всего двенадцать, и я никогда не забывал ее, к сожалению.

   - Почему к сожалению? Непонятно... Кто она? Расскажи!

   Леля отстранилась от него и уселась на стул, приготовившись внимательно слушать. Сейчас, в его рубашке и с босыми ногами, не накрашенная и взлохмаченная, с припухшими губами и слипшимися ресницами, она напоминала зверька, вылезшего из глубокой уютной норки в прохладный неприветливый день.

   - Наки не отсюда. Не из нашего мира. Все ее близкие и родные погибли. У нее была мечта попасть в прекрасное место, похожее на рай, под названием Алуно. Туда когда-то ушла ее старшая сестра. А я был промиром - проходящим миры. Еще у меня был зверь, похожий и на кота, и на пса - его звали Гох. Жутко свирепой наружности, но верный и мягкосердечный, как никто. Мы встретились с Наки в ее мире, на редкость унылом, холодном  и злобном. Представляешь, там наказывали за любовь. Детей к родителям, мужа к жене, сестры в брату... Она заразила меня своей мечтой найти Алуно, где драконы похожи на синекрылых бабочек. И нет ни войн, ни болезней, ни людских толп. Мы стали искать этот дивный мир вместе, объединив ее целеустремленность и пыл с моими возможностями. Потом мы оказались в очень дурном месте, и она умерла. И Гох тоже. А я вот здесь, с тобой, как видишь.

   Он замолчал. Леля ждала продолжения. Не дождавшись, заметила жалобно:

   - Прости, я ничего не поняла.

   - Ладно, - он усмехнулся, но ухмылка вышла кривой и болезненной. - Я был очень краток. Попробую начать сначала, уже подробнее.

   Он снова принялся рассказывать, припоминая детали и нюансы. Говорить было тяжело - приходилось заново переживать прошлое, и Алексей часто сбивался, перескакивал с одного на другое, мучился, подбирая нужное слово или понятие.

   - Красивая сказка, - тихо откликнулась Леля, когда он замолчал, на этот раз окончательно. - Не знала, что у тебя такая богатая фантазия. Тебе бы книги писать, а не в охране торчать - стал бы знаменитым и успешным.

   - Ты мне не веришь?

   - Нет, а должна? - Леля весело рассмеялась, но, увидев выражение его лица, оборвала смех. - Ты что, не шутишь? Я думала, ты просто хочешь меня развлечь. Неужели ты думаешь, что можно воспринять как правду всё, что ты мне тут рассказал?

   - Я думал, ты поймешь. Именно ты. Ведь в свое время ты тоже искала двери в иные миры. А я эти двери нашел, только и всего.

   - Господи, я же была ребенком! Мне было восемь или девять лет, но никак не двадцать семь!

   - Я рассказал это только тебе. И не сказал ни слова неправды. Это не фантазия, не сказка. Я мог бы доказать истинность своих слов, нарисовав на полу мелом круг и уйдя, на твоих глазах. Но я не хочу этого делать. Ведь вернуться я не сумею, если только случайно, после многих попыток.  А уходить насовсем... Как ты можешь догадаться, мне было бы тяжело и больно.

   Леля встала и, подойдя к нему, крепко прижала его голову к своей груди.

   - Бедненький, я всё поняла! Это всё твоя травма. Это действительно правда - для тебя. Но рассказанное тобой не является объективной реальностью. Все твои миры только в твоем мозгу. У меня есть знакомый психиатр, очень хорошая душевная женщина. Мы пойдем к ней вместе, ладно?

   В этот момент она была ему чуть ли не отвратительна. И в то же время притягивала с небывалой силой, и он ощущал себя мухой, запутавшейся в липкой жаркой паутине. Ее милое звонкое "ладно" колоколом отдавалось в голове, разбивая мысли на тысячу осколков.

   Алексей сделал два глубоких вдоха и произнес:

   - Хорошо, мы сходим к твоему психиатру.

   Он отчетливо услышал щелчок - то ли внутри себя, то ли снаружи. Синхронно с ним кто-то взял и убрал из окружающего пространства все краски, все до единой.