И в печали, и в радости (I v pechali, i v radosti)

Chapter 6

«С меня на сегодня хватит работы!» — решила я и возвращалась домой в два часа дня, кутаясь в большой шарф. Улицы занесло снегом, было холодно и ветрено, но я вышла из метро на одну остановку раньше. Зашла за билетами в театр для себя и одного старого друга. Собралась заново перестроить планы на день и увидела своих новых знакомых. Здесь мы еще не встречались.

Юра раскачивал Мишу на качелях. Они меня не видели, детская площадка была далеко от тротуара. А на мне сегодня — удобная обувь! Правда, замша, но я все равно потопала по сугробам. Мне захотелось пообщаться с Мишей. Конечно, он мне обрадовался. Мне так нравится эта уверенность в его улыбке! Меня всегда пугало в детях то, что они быстро забывают меня. Тут играли, а тут — слезы и обиды. Я не понимаю. Наверное, нельзя думать, что Миша — другой. Но мы так редко видимся. Последний раз — на прошлой неделе. Или две недели назад? Давно. А он — рад. Лезет обниматься, в глазах — счастье. Какой же он классный!

Я научилась не замечать его отца. Юра по-прежнему привлекательный и загадочный. Но мне стало лень разбираться в его загадках. И, я стала подозревать, что он вообще ничего обо мне не думает. Просто наблюдает за нами, когда играем, но не заговаривает со мной. Мне эта ситуация напоминает выгул собак. Когда я вижу, что Хорошо встретил друга, например старую таксу из соседнего дома, то я терпеливо жду, когда они набегаются вдвоем. Очень редко я разрешаю Хорошо играть с дворовыми собаками, у которых нет хозяина. Вот так и Юра — отдает Мишу мне, и молча отходит в сторону. Как будто он — хозяин милого, дорогого йоркширского терьера, а я так, приблудилась. Но йорк любит со мной играть, и понимающий хозяин закрывает глаза на этот мезальянс. Интересно, если развивать эту мысль, то я же не совсем беспородная? Какой бы я была породы, если бы была собакой?

Мы пошли с Мишей на горку, потом — посмотреть на то, что осталось от снеговика. Вообще-то я бы не сказала, что снеговик там был. Но Миша его видел. И вот камушки! Это были глазки… И куча снега, наверное, неспроста.

— Игорь Борисович, извините, это опять я. Напомните: во сколько вы возвращаетесь? В шесть… Ладно, извините. Нет, Александр не может. У него дочь еще болеет. Да только прооперировали. Ладно, я буду что-то думать. Извините. До свидания.

Я обернулась. Юра озабоченно смотрел на Мишу.

Звонок.

— Олег! Наконец-то! Я тебе уже минут сорок звоню. Ты где? Где? Понятно…Увы… Не надо.. Ну все, пока… Нет, они на семинаре. Давай, удачи.

Опять звонок. Он посмотрел на экран и нехотя поднес телефон к уху.

— Да, Валя.

Не Валик, не Валентин. Неужто женщина? Неужто первое женское имя?

— Да. И что? Ангиография? Какой результат?.. Везите в пятую операционную! Быстро. Скажи Сергееву, чтоб готовился. Я здесь, в парке возле больницы. Вводите наркоз.

Все, что было сказано после вопросов, было сказано очень резко и понятно. Не знаю, как тем, кто был по ту сторону телефонной трубки, а мне здесь стало ясно, что чья-то жизнь сейчас, в данную секунду — под угрозой. Он отчаянно посмотрел на меня.

— Вам нужно идти? — спросила я.

— Бежать. Кровоизлияние у пациента с ишемическим инсультом. Моего пациента. У него уже был микро… Микроинсульт, — поправился он. — Нужно срочно делать трепанацию черепа. Мне нужно…

— Вам не с кем Мишу оставить?

— Вообще не с кем! Операция будет длиться несколько часов. А потом еще одна. Но к тому времени Игорь Борисович вернется с дачи…

— Я могу погулять с ним…

— Мы живем на Набережной, дом пять, квартира восемь. Вот ключи. Вот номер моего телефона. Дома есть еда и игрушки. Миша вам покажет. Спасибо!

И все. Он посмотрел мне в глаза ровно секунду, чтобы понять, что до меня дошло все, что он сказал. Он сейчас рисковал. Оставлял самое дорогое непонятно с кем. Наконец решился. Умчался. Так я впервые осталась с Мишей.

Для начала мы зашли ко мне. Я переоделась в джинсы и куртку, захватила свои книги. Может, ребенок будет спать, тогда я поработаю. Взяли Хорошо, пошли к ним домой. И тут я удивилась. Я не была уверена, что Миша правильно меня ведет. (Кстати, как выяснилось, ему даже трех нет. Будет скоро, но вообще-то ему два!) Мы пришли именно к тем домикам, где живут политики, дипломаты, артисты… я не знаю, кто еще. Но доктор?

Ладно, он, допустим, хирург. Инсульт — значит, нейрохирург. Откуда деньги? Не может же он столько взяток брать! Он не похож на такого человека. Вообще-то я не знаю, на какого человека он похож. На сына разве что. Что сын — его, я уверена, а больше ни в чем. Меня вел по роскошному району, заводил в дом человечек, который очень похож на папу и глазами, и даже, кажется, походкой. Мальчик явно идет домой.

Ладно, может, у Юры любовница — владелица какой-то компании? Откуда-то же взялся Миша! Да, наверное, они любовники, но она — замужем. Как-то обманула мужа, родила ребенка, и он теперь живет с отцом. Такое возможно? Или у него обеспеченные родители. Но почему тогда он не смог оставить Мишу с ними? Так, но Мишу же все должны знать в этом доме. Сейчас нас увидят и решат, что я украла ребенка! Не надо было думать об отделении милиции, мысли материализуются самым неожиданным образом… Несколько человек прошли мимо и никак не отреагировали на меня. Может, они все-таки не здесь живут?

Адрес правильный. Квартира восемь. Внутри спокойнее. Нет этих завитушек, подсветок и лепнины, которыми украшен фасад дома. Все спокойно, сдержанно, функционально. Вот теперь я верю, что здесь живут мои новые знакомые. Спокойные, молчаливые, без позолоченных зеркал, без фотографий на стенах, по крайней мере в излишествах обвинить их сложно. Высокопрофессиональные, эргономичные и качественные мальчики в нейтральных тонах! Я улыбнулась и успокоилась.

«Там еда и игрушки», — сказал он. Значит, надо кормить и играть.

Чем кормить? Я открыла холодильник. Ну, такое… Не то чтобы пусто, но едой это назвать сложно. Магазинные йогурты, джемы, фрукты есть — и то хорошо. Что это? Еда из ресторана. Готовая. Но сколько она тут стоит? Мне нужна помощь.

— Миша, а что ты хочешь кушать?

— Хочу печенье и чаек.

— Угу. А что в обед ты кушаешь?

— Мяско ем.

Вот этого я и боялась. Мясное тут в таком судочке, как в самолетах подают. А вдруг я отравлю ребенка? Надо рискнуть. Я разогрела в микроволновке этот термосок. Там еще была картошка и помидоры. Все вроде удобоваримое. Ребенок покормлен. Печеньки я оставила на потом, когда рыдать начнет. Я этого ждала и боялась. Главное, не допускать в нем мысль, что папа далеко, а он с малознакомой тетей.

Я помню чувство брошенности с детства. Самое интересное, что я не помню, ни куда уходили родители, ни как надолго. Точно знаю, что меня нечасто оставляли с чужими людьми. Но этих редких случаев хватило, чтобы навсегда запомнить чувство боли: внутри все кололо, и отчаяние казалось моим вечным и совершенно непреодолимым состоянием. Тесно становилось всем… Печеньки бы меня тогда не спасли, но я их буду иметь в виду как оружие от тоски. Правда, Миша тосковать, к моему счастью, не собирался. Побежал в детскую. Я пошла за ним, и там мы оба пропали. Как раз на несколько часов. Видимо, он не спит после обеда или только сегодня не спал из-за новых впечатлений, но пока Юра не вернулся — мы играли.

Я услышала, как он вошел в квартиру, остановился. Видимо, прислушивался, где мы. А мы тихарились. Не специально, просто складывать конструктор надо сосредоточенно. Мы сосредотачивались.

Вообще мне понравился день. Конечно, складывать дома из «Лего» не входило в мои планы, но это весело. Я Юре так и сказала, поблагодарила за экскурс в детство, поинтересовалась пациентами. Нет, не страшно, что вы не звонили и не стали присылать Игоря Борисовича… операции, жизни, я все понимаю… где моя куртка? Книжки зря приносила… Нет, провожать не надо… Как — провожать?

— А Миша с кем будет?

— Сам. Он нормально на полчаса остается один.

В два года? Ну, почти в три, но все равно. Я вспомнила сюжеты о детях, которые вываливались из окон или поджигали дома. Я таких историй много сделала, и родители в них однозначно были не правы. Маленьких нельзя оставлять одних!

— Ничего, это проверено. Он не волнуется. Знает, что мне можно позвонить, у него телефон, и там в списке только один номер — мой. Ну, без этого нельзя. Я бы тогда ни в ванную не вышел, ни мусор выбросить. Все нормально. Пожалуйста, разрешите вас провести.

Он уже надевал куртку и прощался с Мишей. Вообще-то я была готова его отговорить. И не из-за ребенка, просто мне не очень хотелось с ним общаться. Я не хотела знать, с кем и когда он развелся, за кем замужем Мишина мама, почему при таких доходах он не может позволить себе штат нянек, которые всегда под рукой. Не хотела знать. Мне не нужны были их проблемы. Мне нравился Миша, он — светлый и радостный. Но я не хотела ничего лишнего.

Юра меня больше не спрашивал и бесцеремонно навязал свое общество. Мы вышли. Опять эти башенки…

Соседка пробежала вниз по лестнице. Они поздоровались. Красивая. За ней тянулся шлейф дорогого аромата.

Боже, о чем с ним говорить? Молчит. И я буду молчать. Мне это ничего не стоит. У меня нет потребности заполнять тишину. Можно даже представить, что и нет его рядом. Писать уже сегодня не буду. Буду вышивать. Первый выпуск новостей я уже пропустила, но впереди еще целый вечер об одних и тех же событиях. Вышью сегодня глаза! Может, зайти в супермаркет за сыром к вину, которое мне привезли из Франции? М-м-м-м… Тогда надо звать Иру. Нет, не хочу. Я ей, конечно, должна встречу, но не сегодня. Сама выпью. Я, икона, новости и бокал вина. Даже без сыра мне нравится это сочетание!

— Извините, что нарушил ваши планы на день.

Да ты нарушил молчание, чувак! За два шага до моего подъезда!

— Откуда вам знать, может, у меня их и не было?

— Вы всегда куда-то бежите и выглядите очень занятой. Если бы у меня была возможность подумать, то занимать ваше время мне пришло бы в голову в последнюю очередь. Хотя о вас я и вправду подумал уже после того, как всех обзвонил.

— Все, мы пришли. Я живу здесь. Спасибо, что провели.

— Вам спасибо. Большое спасибо. Вы очень помогли мне сегодня…

— Я не о вас думала, — перебила я. — А о том пациенте, с инсультом.

— Правильно. И еще об одном, после него.

— Две спасенные жизни — я прожила день не зря! Возвращайтесь к Мише. Я понимаю, что он привык и вы тоже… Но мне не по себе. А вдруг я переставила какой-то стул, который у вас годами закрывал оголенные провода?

Он улыбнулся.

— Вряд ли. Мария, а у вас бывает свободное время?

— Нет. Сегодня — очень редкий случай. Впервые в истории моей работы на этом канале. И мне завтра рано вставать.

— Тогда спокойной ночи.

— Взаимно.

Конечно, это не первый случай в истории и мне завтра не нужно было вставать настолько уж рано, но я не хотела никаких предложений совместного времяпрепровождения. Одно дело — наслаждаться его видом со стороны, другое — оказаться в его жизни. Я решила поберечь свою жизнь от ненужного, сулящего хлопоты сближения.

Утром мне не было стыдно. Потому что утром мне не бывает стыдно.

Я люблю утра. Впереди у меня многообещающий день, а все, что было, — уже было. На душе легко, и совесть не мучает. А вот вечером меня нельзя доводить до душевных разговоров. Вечерами я склонна драматизировать, усугублять, подозревать. Поэтому, когда я пришла вечером с работы, мне стало стыдно.

Нельзя было его так резко отшивать! С чего я решила, что он уже на свидание меня готов звать? У него наверняка кто-то есть, та же любовница, которая Мишина мама, ну, которую я сама себе придумала… Точно сама? Может у меня был повод ее придумать? Я покопалась в памяти… Нет, нет мне оправдания. Не было повода! Ни одной женщины в воспоминаниях: в квартире, в ванной, на стенах, в холодильнике. Не было приглушенного голоса, когда ему кто-то звонил, он не отходил в сторону, чтобы тайком улыбнуться той, с кем говорил по телефону. Чувствовалось, что все звонки — деловые. «А почему я об этом думаю?» — остановила я поток непрошеных мыслей вопросом. Налила себе еще вина. Ира, прости, но не пробовать тебе французского розового с непроизносимым названием… Значит ответ будет таким: я об этом думаю, потому что люди вообще — мне не безразличны. Это моя профессиональная обязанность — думать о людях. Я провожу расследования, провоцирую скандалы, подвергаю свою жизнь опасности, потому что стараюсь им помочь и борюсь за права героев своих материалов. И хотя я раздаю всем номер своего телефона, но я не хожу ни с кем в курилку, меня сложно поймать в кафе, чтобы обсудить дела, потому что я пресекаю любое сближение. Потому что иначе я об этих людях непростительно много думаю. Вот так и с этой историей…