Ты скажешь мне «да», Крошка

Глава 13

Рухнув за стол, я пододвигаю к себе бутылку и решительно открываю ее. Но Роман ловко выхватывает ее из моих рук.

— Тебе это не нужно, — серьезно говорит он.

Я прожигаю его ненавистным взглядом, впившись в столешницу побелевшими пальцами.

— Ты теперь все будешь за меня решать? — шиплю, не сводя с него своих глаз.

— Пошли отсюда, — Роман поднимается из-за стола и поправляет воротник рубашки. Смотрит на меня спокойно, терпеливо, будто не замечает, что я злюсь.

— Это все, что ты мне скажешь? — интересуюсь я.

Вместо ответа он кидает на стол несколько купюр, берёт меня за руку и тащит за собой. Раздраженно сжав губы, я плетусь за ним, ненавидя весь мир. По щекам скатываются горячие, злые слезы, перед глазами все плывет.

Мы заходим в лифт с прозрачными стенами и встаем друг напротив друга. Я бездумно смотрю, как мимо плавно проносится изящные лестницы и светлые стены. Наверное, сегодня я окончательно сломалась.

Скоро я стану женой бандита и рожу ему ребенка.

Смешно. Не представляю себя беременной. Да и невестой тоже. Особенно, невестой опасного, взрослого мужчины. Наверное, теперь сестры отдалятся от меня. Ведь теперь между нами есть секреты, а раньше мы никогда ничего друг от друга не скрывали.

Убрав прядь волос, которая прилипла к мокрой щеке, перевожу взгляд на Романа и понимаю, что все это время он смотрел на меня. Внимательно и пристально разглядывал каждую мою эмоцию.

— Что? — нахмурившись, спрашиваю я.

— Ничего, — отвечает Зареченский.

И на этом наш странный диалог обрывается. Мы выходим из лифта, садимся в машину и едем домой. В полной, оглушающей тишине.

Я плачу, отвернувшись к окну. Роман молчит и больше меня не трогает. А ведь сегодня я пообещала, что отдамся ему. Интересно, какого это – лишиться девственности с мужчиной, который сломал мне жизнь? Наверное, больно. Но не физически, а морально.

BMW плавно останавливается у дома. Я первой выхожу из машины и иду в дом. Мне нужно в душ. Нужно как-то успокоиться. Но я даже не представляю, как мне взять себя в руки! Во мне столько эмоций… обида, ненависть, злость, отчаяние. Я не знаю, как с ними совладать.

Открыв дверь, захожу в прихожую и разуваюсь. Затем шагаю по прохладному ламинату в сторону лестницы, но услышав голос Романа, оборачиваюсь.

— Стой.

— Что надо? — остановившись, поднимаю подбородок и заглядываю в его глаза.

Сейчас я ничего не боюсь. Мне будет плевать, даже если он убьет меня.

Зареченский молчит. Стиснув зубы, на секунду отводит взгляд, затем снова смотрит на меня и вздыхает.

— Мне жаль. Что так вышло.

— Правда что ли? — удивлённо усмехаюсь я.

— Не издевайся, — хмуро говорит он. — Мне серьезно жаль.

— Не ври! — сама не замечаю, как мой голос громко разносится по всему дому. — Ты радуешься! Я уверена, что сейчас ты рад! Ведь для тебя этот вечер прошел просто идеально!

— Успокойся, — сквозь зубы велит Роман. И взгляд его становится предупреждающим.

— Катись в зад! — резко взмахнув рукой, я касаюсь белоснежной вазы, что стоит на подставке и она падает на пол, расколовшись на несколько частей. — Я. Тебя… — голос дорожит, будто в доме лютые морозы. Но внутри меня все кипит. По венам бешено проносится огонь. — Ненавижу! Ненавижу, слышишь?

С этими словами я разворачиваюсь и ухожу. Но не к себе, а в просторную гостиную с камином, статуэтками на изящных полках и картинами, которые, наверняка, стоят целое состояние.

Схватив кочергу, я замахиваюсь ей и журнальный столик с зеркальной поверхностью крошится с каждым моим ударом. Стекло взмывает в воздух, разлетается по полу и сыпется на диван.

Но мне этого мало.

Обернувшись, вижу Романа и сдвигаю брови на переносице.

— Ты пожалеешь, что похитил меня!

С самым спокойным видом он скрещивает руки на груди. Если злится, то не показывает этого.

— Уйди оттуда, дура, — вздыхает он. — Весь пол в стекле. Порежешься.

— А тебе-то что? — вскинув брови, усмехаюсь я. — Сводишь меня помимо гинеколога ещё и к хирургу. Делов-то!

С этими словами я снова замахиваюсь и сношу кочергой все статуэтки с полок. С оглушительным грохотом они летят на пол. Но мне и этого мало. Кочергой я разбиваю здоровенную плазму, что висит на стене и, схватив ещё одну вазу, швыряю ее об стену так, что она со звоном разлетается.

— Мамочки! — сквозь шум слышу голос домработницы. — Роман… Дмитриевич…

Обернувшись, замечаю испуганную женщину с округленными глазами. Где-то в глубине души мне неловко, что она увидела меня в таком состоянии, но сейчас мой разум затмевает ярость и отчаяние.

— Иди к себе, Алла, — велит домработнице Зареченкий.

— Но как же… Ваша гостиная… Боже… — причитает она.

— Иди, я разберусь, — повторяет ей он.

И Алла, то и дело оборачиваясь, торопливо уходит. Зато Роман направляется ко мне. И меня пугает его уверенный, горящий взгляд.

— Уйди! — предупреждаю, крепко стиснув кочергу обеими руками. — Уйди, говорю! Оставь меня!

— Достаточно, Крошка, — Зареченский с легкостью выхватывает у меня кочергу и небрежно кидает ее в сторону. — Давай, пошли. Завтра продолжишь на кухне, если хочешь.

— Даже не думай! — взвизгиваю я.

Но он в миг сгребает меня на руки и закидывает на плечо, крепко удерживая под ягодницами. Все, что мне остается – ожесточенно лупить его по спине и… рыдать. Слезы снова застилают глаза. Я задыхаюсь. Кричу и задыхаюсь.

Не понимаю, в какой момент мы оказываемся в ванной. Роман опускает меня на пол и, подтолкнув к душевой кабине, включает теплую воду.

— Сядь, — говорит, встав напротив меня.

— Не сяду! — упрямлюсь я.

— Не беси меня, Крошка, — ухмыляется Зареченкий. — Я и так на пределе. Лучше сядь, иначе раздену.

Одарив его испепеляющим взглядом, я сажусь на пол душевой кабины и крепко обнимаю дрожащие коленки. В тот же момент на голову льется теплая, согревающая вода. Капли быстро скатываются по волосам и плечам, падают на лицо и пропитывают вечернее платье.

Закрыв глаза, я замолкаю. Мысли и эмоции плавно исчезают. В голове образовывается пустота. Но не звенящая, а спокойная. Становится немного легче. Тело мягко окутывает усталость.

— Ну даешь, — слышу тяжелый вздох и открываю глаза. Роман сидит передо мной на корточках. На его рубашку летят капли воды, но его это, кажется, не волнует. — Уж не думал, что ты доставишь мне столько проблем.

— Значит, избавься от меня, — пожимаю плечами я. — Еще не поздно.

— В этом доме никогда не было так шумно, — продолжает Зареченкий. — Ты напугала даже прислугу

— Это ты меня довёл, — отбиваю я. — Ты портишь мне жизнь.

— А ты портишь мне гостиную, — парирует он.

Не сдержавшись, я нервно улыбаюсь. И вижу на губах Романа ответную улыбку. Невеселую и усталую.

— Мы почти квиты, — отмечает он.

— Хватит уже болтать, — откинув мокрые волосы на спину, бурчу я. — Выйди и дай мне принять душ.

— Ты не порезалась? — кинув взгляд на мои ноги, спрашивает Зареченкий.

— Как будто тебя это волнует, — негромко огрызаюсь я, разглядывая свои босые ступни.

Даже если и порезалась – плевать. Сейчас мне на все плевать.

— Волнует, — отвечает Роман.

— Все, что тебя волнует – это твои сумасшедшие, эгоистичные желания, — шиплю я. — Выйди, я приму душ и… мы сделаем то, что ты хочешь. Но знай, что я тебя…

— Ненавидишь, — заканчивает вместо меня Зареченкий. — Это ты уже говорила, я помню.

Коснувшись моей щиколотки, он поднимает сначала одну мою ступню, затем вторую. Нахмурив брови, внимательно осматривает мои ноги, затем поднимается.

— Все чисто. Ран нет.

— Раны – это ничто, по сравнению с тем, что творится с моей жизнью, — глядя на него снизу вверх, фыркаю я. — Надеюсь, ты от меня отстанешь, как можно скорее.

— Я тоже на это надеюсь, — задумчиво отвечает Роман. И, развернувшись, уходит, оставив меня одну.