Когда я подошла, мужчина в чёрном костюме фыркнул с нескрываемым раздражением:
— Что так долго?
Рядом с ним мужчина в белом костюме продолжал молча разглядывать меню, словно всё происходящее его совершенно не касалось. Его светлые, почти платиновые волосы были аккуратно зачёсаны назад, стрижка — безупречная, в строгом немецком стиле. Он не удостоил меня взглядом, хотя было очевидно: он знал, что я стою прямо перед ним.
Я нахмурилась и сдержанно кивнула, сохраняя внешнее спокойствие:
— Кто вы такие? Что вам нужно? Чем я могу помочь? Вас нет в списке, господа. Даже в разделе забронированных.
Мужчина в чёрном сдержанно усмехнулся — фыркнул громче:
— Ты в своём уме? — Он наклонился вперёд, в его голосе зазвенела сталь. — Кто ты такая, чтобы с нами так говорить? Ты хоть понимаешь, перед кем стоишь?
От его слов я почувствовала, как во мне вскипает ярость. Никто. Никогда. Не позволял себе так со мной разговаривать.
Я злобно фыркнула, удерживая голос от крика:
— Я — Лия Саванте, хозяйка этого ресторана. Вы находитесь в моём заведении. И мне совершенно плевать, кто вы такие. Поэтому прошу — уходите. По-хорошему. Впервые и — предупреждаю — в последний раз. В моём доме не уважают меня? Я такого не прощаю.
Я только начала выпрямляться, когда мужчина в белом костюме медленно, почти с театральной аккуратностью, закрыл меню и поставил его на стол. Его движения были неторопливыми, отточенными, как будто он делал это уже тысячу раз — и всегда в самый важный момент.
Он поднял взгляд.
— Значит, ты — хозяйка этого заведения…
Я замолчала. Эти слова, сказанные спокойно, но с ледяным нажимом, заставили воздух вокруг будто сжаться. Его глаза были светло-голубыми — холодными, как лёд, и одновременно обжигающе властными. Я почувствовала, как они пронзают меня насквозь.
Я не ответила. Просто смотрела. И слушала.
Мужчина в чёрном костюме едва открыл рот, как рядом стоящий мужчина в белом медленно поднял руку — молча, без лишних жестов. Но этот знак был достаточно весомым: первый тут же замолк, опустив глаза.
В зале воцарилась тишина. Она была почти осязаемой, как тяжёлое одеяло перед бурей.
— Так, так, так... — протянул мужчина в белом, его голос был низким, спокойным, но каждая буква звучала, как предостережение. — Лия Саванте... значит, так тебя зовут?
Он чуть склонил голову, разглядывая меня, как редкий предмет на витрине, и продолжил с леденящей вежливостью:
— Тогда позволь мне кое-что прояснить. Ты открыла ресторан на моей территории... без разрешения. Эта земля — моя. Мне она досталась не по любви и не по закону — по праву силы. И каждый кирпич в этом районе знает моё имя.
Он сделал паузу, позволив словам впитаться в воздух, как яд.
— Раз ты девушка, возможно, ты просто... не знала. Бывает. Поэтому я даю тебе один шанс. Слушай внимательно: ты должна платить мне налог. Еженедельно. Без исключений.
Я усмехнулась, почти машинально, на губах заиграла насмешка — защитная реакция на холод, пронзивший меня изнутри.
— Какой ещё налог? Я никому ничего не должна, — бросила я, не скрывая раздражения.
Он медленно встал. И я пожалела. Очень пожалела.
Он был огромным. Высокий, почти под потолок, с мощными плечами, словно вырезан из камня. Каждый его шаг отдавался гулом внутри моей груди. И когда он приблизился, я ощутила резкий запах дорогих, холодных духов — аромат, в котором смешались лёд, металл и что-то животное. Он ударил меня в лицо так, будто это был не запах, а плеть.
Моё тело вздрогнуло. Страх подкрался не сразу, он полз медленно, но верно. Впервые за долгое время мне действительно стало страшно. Господи, я дрожу. Я правда дрожу...
Он смотрел на меня так, словно видел не человека, а пустое место, которое посмело зашевелиться.
— Пока я был за границей... — начал он медленно, с горечью и угрозой в голосе, — ты посмела строить на моей земле. На моей. Своё маленькое кафе, уютный «уголок счастья»... Думаешь, у тебя есть право?
Он наклонился чуть ближе, его голос стал почти шепотом — но от этого только страшнее.
— Я могу снести всё. Одним словом. Одним взмахом руки. Так что не строй из себя проблему, которую ты не сможешь выдержать.
Он фыркнул — коротко, почти с жалостью.
— Мои люди свяжутся с тобой. Они объяснят, сколько ты должна. Я великодушен. Пока.
Он отвернулся и ушёл, оставив после себя запах холода, тяжёлую тишину и дрожь в коленях.
А я стояла в пустоте. Сбившееся дыхание, сухость во рту. И только одно слово било в висках:
Опасность.
Я глубоко вдохнула, но воздух казался тяжёлым, как свинец. Губы дрожали. Сердце колотилось в груди с безумной скоростью — будто зверь, загнанный в клетку.
Я впервые встречаю человека, который застал меня врасплох. Полностью, без щита, без оружия. Его слова, взгляд, присутствие — всё ударило по мне с такой силой, будто я стояла на краю обрыва.
Я смотрела ему вслед, не двигаясь. Он уже подошёл к двери, протянул руку к ручке. Щелчок. Он открыл её. Вот-вот выйдет…
И вдруг, из какой-то глубины, из протеста, из гнева, из страха — я нашла в себе голос.
— Кто ты?.. — сорвалось с моих губ дрожащим, но отчаянным голосом. — Как тебя зовут?..
Он остановился. Пол-шага до улицы — и он замер.
Медленно повернул голову, не оборачиваясь полностью. Его взгляд скользнул по мне, как лезвие ножа. В нём не было ни ярости, ни смущения. Только странная, тяжёлая уверенность. Он прищурился.
— Спроси у своего отца. Он знает.
И вышел.
Дверь захлопнулась. Звук удара отдался внутри меня, как удар молота по стеклу. Я замерла. Мир будто закружился. Что он только что сказал?.. Мой отец?.. Он знает?
Ноги подкосились. На нервах, почти вслепую, я схватила телефон, разблокировала экран, пальцы дрожали. Набрала номер, который знала наизусть.
Рафаэль.
— Подними трубку… — прошептала я.
Звонки тянулись, как вечность. В груди всё сжималось. Я понятия не имела, в какой омут только что ступила — но чувствовала: за этим мужчиной стоит что-то гораздо большее, чем я могла представить.
Я звонила Рафаэлю несколько раз. Руки дрожали так, что едва могла нажимать кнопки. Первый раз — гудки. Второй — ничего. На третьем он, наконец, ответил.
— Алло?
Едва услышав его голос, я сорвалась.
— Рафаэль… — голос был срывающимся, истеричным. — Приди, пожалуйста… Мне... только что какой-то мужик угрожал... Я... Я не знаю, кто он… Он просто… вошёл и сказал…
Я говорила сбивчиво, почти неосознанно. Меня трясло. Все в ресторане обернулись на мой голос. Чужие взгляды, шёпоты, замершие официанты — и я, как в тумане, метнулась наверх, в свою комнату, захлопнула за собой дверь и села на пол, обхватив себя руками.
Я снова взяла телефон. Набрала отца.
Он долго не отвечал. Но когда трубку всё-таки сняли, я, не давая ему сказать ни слова, всё выложила — с самого начала. От страха, от напряжения, от неясности.
На том конце была тишина. Пять минут. Ни звука. Ни вздоха.
А потом:
— Доченька… Не переживай. Не бойся. Ты — моя дочь. И я тебя не оставлю. Я всё решу. Главное — успокойся. Хорошо?
В его голосе было то, чего мне не хватало: уверенность. Твёрдая, непреломимая, отцовская. Как будто вокруг всё рушилось, но одно — точно стояло на месте.
Я глубоко вдохнула. Что-то внутри сжалось и отпустило. Мне стало… немного легче. Хоть на мгновение.
Но образ того мужчины не отпускал. Его глаза, взгляд — тяжёлый, властный, ледяной. Его голос — чёткий, грубый, полный силы. Казалось, он уже решил всё за меня. Казалось, он может забрать у меня всё — в любой момент.
Прошло полчаса. Я сидела в комнате, не двигаясь, как статуя.
И Рафаэль пришёл.
Он вбежал в комнату, и, увидев меня, сразу бросился ко мне.
— Лия… милая моя… Что случилось? — голос его дрожал. Он обнял меня крепко-крепко, как будто пытался собрать меня заново из осколков. — Ты как? Скажи, ты в порядке?
Я не смогла сдержаться.
Я расплакалась.
Слёзы просто хлынули — всё накопленное вырвалось наружу. Я прижалась к нему, судорожно хватая воздух, и сквозь рыдания рассказала всё. Каждую деталь. От первого взгляда до последнего слова у двери.
Рафаэль слушал молча, не перебивая. Ласково гладил по спине, прижимая меня к себе.
Потом поцеловал в висок и сказал спокойно, но твёрдо:
— Я всё решу. Обещаю. Бояться нечего. Я с тобой.
И в тот момент я поняла: я не одна.