Ночные свидания

Пролог (продолжение)

Дни летели с неумолимой скоростью, и к тому моменту, как наступил мой восемнадцатый день рождения, я уже не мыслила своей жизни без этих ночных свиданий с Ларигоном, а он уверял, что не может жить без меня. До сих пор никто так и не узнал о том, что со мной происходит ночами. Я понимала, что говорить об этом нельзя. Мама всполошится и начнёт меня обследовать, и отец, даже если будет против этого, не станет спорить с ней, чтобы не расстраивать. В общем, я таскала в душе свою тайну и берегла её ото всех, а между тем окончила гимназию и уже готовилась к обучению в Сорбонне. Это право я отвоевала, несмотря на сопротивление матери. Мы с отцом отвоевали, так как он был на моей стороне, впрочем, как и брат, и мама осталась в одиночестве. Подозреваю, что серьёзную роль сыграл её разговор с Пьером, который всегда неплохо действовал на свою дочь в плане примирения сторон, если случались в нашем семействе какие-то разногласия.

Итак, подошёл мой восемнадцатый день рождения, и в этот раз отмечали мы его только в кругу своей семьи. Так получилось из-за какой-то тотальной занятости у всех наших друзей и родных, но я ничуть не жалела об этом. С самого утра меня не покидало тревожное чувство, предощущение чего-то необыкновенного, что должно было произойти. День пролетел быстро, и, наконец, наступила ночь. Я вошла к себе в спальню и заперла дверь изнутри на щеколду. Подошла к постели и присела на неё. Спать не хотелось. Я сидела и ждала, зажмурив веки, уверенная в том, что сегодня непременно встречусь со своим ночным гостем. Показалось, что ветер пролетел, растрепав волосы, подхватил меня и куда-то понёс. А потом я услышала явственный шум прибоя и ощутила на своих щеках горячее прикосновение солнечных лучей. Распахнула глаза и увидела перед собой раскинувшийся морской простор с ярко-синей водой и белыми барашками на её поверхности. Вскрикнув от восторга, я сделала шаг по песку к воде, но сильные руки обхватили меня сзади за талию, и голос, который я узнала бы из тысячи, шепнул на ухо:

- Тебе восемнадцать. Я ждал слишком долго. Скажи, что не боишься… прошу…

- Я не боюсь… - ответила, не зная, чего мне, собственно, нужно бояться во сне.

- Скажи, что хочешь быть моей… Моей навсегда… Умоляю тебя…

- Конечно, я хочу быть твоей навсегда… - не совсем уверенно произнесла я, надеясь, что во сне можно не особенно задумываться о последствиях своих слов.

В ответ раздался глухой стон. Ларигон бережно подхватил меня на руки и отнёс к большому шатру, который я только теперь заметила. Внёс внутрь и, положив на покрывало, долго смотрел в мои глаза, а потом приподнял и начал осторожно расстёгивать молнию на моём платье. В какой-то момент я вдруг испугалась, но остановила панику, снова вспомнив, что всё это мне только снится, и отдалась его рукам. А они творили со мной такое, чего я не могла даже предположить в самом волшебном сне. И уже не осталось места для тревожных мыслей, они полностью выветрились из моей головы. Тело стало чужим, принадлежащим не мне, а этим гибким, чутким пальцам, этим губам, которые начали пляску на моей обнажённой коже. У меня не осталось сил даже для того, чтобы шевелиться. Словно все мышцы расплавились, и сила утекала… утекала куда-то… а я всё слабела и слабела…

А потом я почувствовала его всего рядом со мной, и внезапно вернулись силы. И теперь уже мои руки начали исследовать мускулы на груди Ларигона, открывая для себя новую вселенную, о которой прежде я не имела представления. Я чувствовала, как вздрагивает он от моих касаний и, кажется, слабеет так же, как и я. Мои пальцы скользили по гладкой коже, и у меня от этого темнело в глазах и начинало шуметь в голове. Оказывается, свести с ума могут не только прикосновения мужчины, но и прикосновение к любимому мужчине тоже… Словно сквозь туман, донёсся до меня глухой стон и с трудом произнесённые слова: «О… великие Боги… что ты… делаешь со мной…» А потом Ларигон внезапно отчаянно вскрикнул и обнял меня, с силой прижав к себе, и я почувствовала… в общем, ощутила, что он уже во мне, а короткая вспышка острой боли показалась странной - ведь это всего лишь сон! Но боль тут же прошла, а на смену ей пришли такие ощущения, которые подняли меня куда-то к небесам, заставив почти кричать от восторга, покачали на сумасшедших волнах и швырнули в бездну, обессиленную и вздрагивающую в сладких судорогах…

- Милая… моя… Теперь навсегда моя… - жаркий шёпот заставил меня вернуться из сладкого полузабытья.

- Твоя… - ответила я Ларигону, улыбаясь сквозь слёзы, набежавшие на глаза.

Мы провели вместе немало времени в ту ночь, хотя там, на берегу моря, был яркий день. И только когда он начал клониться к вечеру, Ларигон произнёс с грустью:

- Тебе пора… В твоём мире скоро наступит утро… Мне так не хочется расставаться с тобой, мой огненный ангел, - он провёл рукой по моим рыжим волосам и пропустил их пряди сквозь пальцы. - Твои волосы - словно языки пламени. Когда я впервые увидел тебя на балу, этот огонь мгновенно опалил моё сердце, зажёг пламя в крови, и с тех пор все женщины для меня перестали существовать.

Лари - я давно уже мысленно называла его так, только боялась произнести это имя вслух - тяжело вздохнул, продолжая ласкать пальцами мои волосы.

- Как жестоко время… - тихо произнёс он. - Оно тает слишком быстро, и скоро мне придётся отпустить тебя, вернуть твоему миру…

- Мы увидимся снова?

- Как ты можешь задавать такой вопрос, если в тебе вся моя жизнь? Я узнаю… - он тяжело вздохнул. - Я обязательно узнаю, что должен сделать, какой обет дать, какой подвиг совершить, но я смогу добиться того, чтобы обрести право на жизнь с тобой в этом мире.

- А почему не в моём? - спросила я не столько желая возразить, сколько из любопытства.

- Я правитель страны, мне нельзя оставлять моих подданных.

- Ну да, а я - никто…

- Глупая. Ты - моя жизнь. Вот в этих нежных ручках бьётся моё сердце. И если ты разлюбишь меня, оно остановится.

- Не нужно так говорить… - мне стало не по себе от его слов.

- Но ты ведь не разлюбишь меня?

- Конечно, нет, но всё равно нельзя так говорить.

- Прости, если напугал тебя…

Он подвёл меня к самой воде, и неожиданно опустился передо мной на одно колено, сняв с пояса кинжал.

- Анна, ты согласна стать моей супругой, заключив в будущем союз между нами, и прожить одну жизнь на двоих?

- Конечно, я согласна, но ведь мы всего лишь снимся друг другу…

- Тсс… Молчи, любимая, и слушай. Здесь, перед лицом всемогущего Морского Бога, одного из самых сильных Богов, я клянусь всегда хранить верность этой женщине и назвать её своей супругой, заключив союз по нашим законам, в тот же день, когда смогу прорвать завесу между мирами так, чтобы она могла навсегда переселиться в мой мир! Я уже давал клятву на крови перед Богом Грома и молнии, но теперь повторяю её здесь и сейчас, и прошу тебя, великий Морской Бог, принять эту клятву так же, как принял её твой брат!

Кинжал в его руках взлетел, и конец лезвия рассёк ладонь. Я вскрикнула, с ужасом глядя, как из длинного пореза хлынула кровь:

- Ларигон, не надо!

А он поднял на меня взгляд и спросил:

- Ты готова смешать свою кровь с моей кровью?

- Да… готова… - мне было страшно, но ведь это сон, и я протянула ему свою дрожащую ладонь.

Мгновенная боль от небольшого пореза заставила меня вздрогнуть. Капли моей крови смешались с кровью Ларигона, льющейся из раны на его ладони. И в то же мгновенье на наших глазах случилось чудо: капли крови слились и взлетели в воздух, нарисовав два сердца, которые объединились в одно, забившись в общем ритме. А потом сердце растаяло в прозрачном мареве наступающего вечера.

- Морской Бог принял наши клятвы, - улыбнулся Ларигон, обнимая меня за плечи.

А я взглянула на свою ладонь и не заметила даже крохотного пореза, и такой же чистой показалась мне ладонь моего любимого…

После этой сказочной ночи, когда мы смешали нашу кровь, я всегда точно определяла день, когда вновь смогу увидеть Ларигона - увидеть не просто рядом с кроватью в моей комнате, а встретиться на берегу моря или на балу во время очередного праздника в королевстве. За три месяца такие балы случались дважды, и каждый раз после бала Ларигон подхватывал меня на руки и уносил в свои покои, где мы проводили безумную ночь. И повторялось то, что случилось в первый день нашей встречи - никто, кроме правителя, не видел ни меня, ни его. После второго бала, когда мы лежали рядом, отдыхая от любви, я задала вопрос:

- Скажи, почему никто не видит нас, когда мы танцуем? Я понимаю, что это просто сон, но мы же видим других людей, а они нас не видят.

- Я не обязан показываться на балу, - ответил он, помедлив. - Выходя в зал, я набрасываю на нас полог невидимости.

- Ты волшебник? - улыбнулась я, приняв его слова за шутку.

- Ну, милая, это самое простое волшебство, а точнее - магия, которой обладает каждый второй человек в королевстве.

- Но я не обладаю.

- Ты из другого мира, и в нём слишком мало магии, хотя мне кажется, что после того, как мы смешали нашу кровь, ты тоже должна кое-что уметь. Разве ты не чувствуешь момент нашей встречи так, словно точно знаешь, когда она должна произойти?

- Ты прав, чувствую, но это же совсем другое…

- Это тоже магия, детка - магия общей крови. Со временем ты многому научишься. Просто время ещё не пришло. Нас разделяют границы миров, но я добьюсь того, к чему стремлюсь, и разрушу их ради того, чтобы мы всегда были вместе. Ты мне веришь? Скажи - ты веришь мне всем сердцем и всей душой?

- Конечно, верю, ведь ты мой самый прекрасный сон, и я люблю тебя так, как не люблю никого в реальной жизни.

- А ты - мой прекрасный сон… моя жизнь… - ответил он со вздохом и, прекращая разговор, закрыл мне рот поцелуем…

К середине июля пришёл ответ из Сорбонны о том, что я принята на первый курс факультета философии. Меня тревожила мысль, сможет ли Ларигон пробраться в мои сны, если я буду жить в Париже, но когда я спросила его об этом во время нашей июньской встречи на берегу моря, он рассмеялся и ответил, что место не имеет значения, и он найдёт меня в моём мире, где бы я ни находилась. Занятия в Сорбонне начинались в сентябре, и мы договорились с Ангелиной и Пьером, что я прилечу 25 августа, чтобы без лишней спешки войти в новую студенческую жизнь. К этому времени они уже вернутся с юга Франции и встретят меня.

Это был период какого-то незамутнённого счастья. И пусть я понимала, что моё счастье заключено в мужчине из сна, это ничего не меняло. Сны заменяли мне реальность, вернее, превращали её в сказку. Родители, посматривая на меня с некоторым удивлением, заметили однажды утром, как сильно я изменилась, и это стало для них поводом для шуток. Мама, окинув меня взглядом, когда я вылетела к завтраку после удивительной ночи, проведённой в спальне Ларигона, сказала, посмеиваясь:

- Такое впечатление, Анютик, что ты явилась из спа-салона, а не из собственной комнаты, да ещё после сна.

- Просто мне снились прекрасные сны, - весело ответила я, торопливо поглощая крепкий чай с круассанами - мой любимый завтрак.

- Или же мысль о скором отъезде из дома так тебя радует, что ты расцветаешь на глазах, - чуть-чуть нахмурилась мама, которая так и не смирилась с моим решением.

- Да, конечно, - не стала я спорить. - Но радуюсь я не потому, что уезжаю из дома, а потому, что буду учиться там, где мне хочется.

- И жить тоже… - с горечью добавила мама, вставая из-за стола и отвернувшись к плите, словно забыла что-то там доделать, хотя плита была выключена.

- Дорогая, не нужно, - отец поднялся и обнял её за плечи.

Он всегда выступал в роли миротворца, когда между нами возникали разногласия.

- Знал бы ты, как не хочется мне отпускать дочь… - вздохнула мама, поворачиваясь и уткнувшись носом в его плечо.

- Ладно, родители, вы тут разбирайтесь, а я уже позавтракала, - я вскочила, допивая чай. - Спасибо, всё было очень вкусно.

И сбежала из кухни, точно зная, что сейчас они начнут целоваться, и я окажусь лишней в их замкнутом мире. Хотя, если честно, не всегда этот мир казался таким замкнутым. Круг слегка размыкался, когда приезжала Ангелина. Даже я иногда не могла не заметить, каким взглядом отец смотрит на неё, хотя изо всех сил старается, чтобы этого не видела мама. Как-то, ещё в детстве, я подслушала разговор между мамой и Машей, моей двоюродной сестрой, из которого поняла, что когда-то отец, который был намного старше мамы, очень сильно любил Ангелину, и, хотя женился на маме, так и продолжал любить двух женщин одновременно. В общем, ситуация у родителей была сложная, и в какой-то мере я понимала, почему мама не хочет отпускать меня в Париж. Но что же делать, если я с двенадцати лет мечтала учиться и жить именно в Париже, и Ангелина, которая выглядела не намного старше своей дочери, стала для меня очень хорошим другом? Меня тянуло к ней так, как ни к кому другому из родственников. Казалось, она сможет понять буквально всё, никогда не осудит и попытается разобраться, если у меня возникнет какая-то непростая проблема, или я попаду в сложную ситуацию. И вот теперь, когда я отвоевала своё право на жизнь рядом с ней, мама не могла не огорчаться, хотя я была уверена, что папа сумеет утешить её.

В общем, всё шло прекрасно, и в середине августа я уже почти собрала свою дорожную сумку, с нетерпением дожидаясь дня, когда, наконец, смогу отправиться в путь. Но недаром существует поговорка «человек предполагает, а Бог располагает». Рано утром за четыре дня до отъезда у меня разболелся низ живота, да так сильно, что я еле сдерживалась, чтобы не заорать от боли. Мама срочно позвонила кому-то, и меня доставили в лучшую клинику в Москве. Войдя в кабинет и увидев, что врач - молодой мужчина, я чуть не сбежала оттуда, но Валентин Сергеевич Зверев остановил меня насмешливыми словами:

- Вы полагаете, девушка, что можете удивить меня чем-то таким, чего я ещё не видел?

- Ничего я не полагаю… - буркнула я в ответ, понимая, что выгляжу идиоткой. - Просто думала, что врач женщина.

- Раздевайтесь, и перестаньте валять дурака, - усмехнулся Зверев, мазнув по мне равнодушным взглядом. - Поверьте, меня не интересует ничего, кроме вашей болезни или, напротив, здоровья. Именно с этим нам и предстоит разобраться.

В общем, деваться было некуда. За дверью меня ждали родители и не дали бы мне сбежать. Конечно же, я разделась, стараясь не обращать внимания на ехидную улыбочку врача. Мне второй раз в своей жизни пришлось проходить этот осмотр, и я чувствовала себя так, словно конкретно меня за что-то наказали, обязав забраться в кошмарное кресло и показывать незнакомому мужчине то, что, вообще-то, можно показать лишь самому любимому и близкому человеку. Стараясь не обращать внимания на то, что делает Зверев, я стала думать о Ларигоне и немного успокоилась. Даже удивилась, как быстро всё закончилось, когда врач выпрямился и произнёс:

- Можете одеваться. Ничего у вас нет страшного, просто небольшое воспаление. Выпишу лекарство, и через пару дней всё пройдёт.

Он вымыл руки, после чего перешёл в кабинет и сел за стол, заполняя мою карту и выписывая рецепт, пока я одевалась. Когда я подошла к нему, протянул мне бланк рецепта и добавил будничным тоном:

- Только пока лечитесь, избегайте половых контактов.

- Что, простите?.. - оторопела я. - Каких контактов?..

- Девушка, что тут непонятного? - искренне удивился врач. - Я посоветовал вам избегать близости с вашим парнем.

- Да нет у меня никакого парня, и никогда не было.

- Послушайте, - раздражённо ответил он, - я не ваша мама, нет нужды врать мне. Я ведь вас осматривал.

- И хотите сказать, что у меня были близкие отношения с мужчиной?

Видимо, что-то в моём голосе заставило его взглянуть на меня более внимательно.

- А ну-ка, присядьте, пожалуйста, - он указал мне на стул.

Я села, растерянно глядя на него. Ведь я точно знала, что у меня не было мужчины в реальной жизни. Только Ларигон, но ведь с ним я встречалась во сне. Как сон может превратить девушку в женщину? Это же невозможно… Пока я лихорадочно пыталась разобраться в том, что происходило в моей голове, Зверев спросил:

- Анна, вы хотите сказать, что до визита ко мне считали себя девственницей?

- Ну… в общем… да… - промямлила я. - У меня, в самом деле, нет парня.

- Тем не менее, вы были близки с мужчиной, и полагаю, что не один раз, даже могу с уверенностью утверждать это. А так как в отношения со Святым Духом я не верю, то это наверняка был вполне реальный мужчина. Подумайте о том, как могло случиться, что вы ничего не почувствовали. Вы принимаете наркотики?

- Конечно же, нет! Никогда не принимала и не собираюсь этого делать! - я начинала злиться.

- Может быть, случалось напиваться в шумной компании так, что потом не помнили, что происходило? - продолжал допытываться Зверев.

- Я, вообще, избегаю компаний, у меня и друзей-то нет, - призналась я со вздохом. - Поверьте, я вам не лгу.

- Ну, тогда придётся признать, что вы лунатик, и кто-то этим воспользовался. Позовите ваших родителей.

- Нет! - вскрикнула я. - Доктор, я вас умоляю, пожалуйста, не нужно ничего говорить родителям! Я через четыре дня улетаю к бабушке в Париж, и там обследуюсь. Правда, я сделаю это! Сама хочу понять, что происходит. Но если вы скажете родителям, мама меня никуда не отпустит, а я всегда хотела учиться в Сорбонне, мои документы уже приняли…

- Ну, хорошо, - сдался Зверев. - Родителям скажете про воспаление, а насчёт всего остального мой вам совет: обратитесь к хорошему психологу. Полагаю, для вашей семьи не проблема найти такого.

- Да, конечно. Спасибо вам! - сжимая рецепт в руке, я торопливо покинула кабинет, простившись с врачом.

Узнав про воспаление, мама облегчённо вздохнула, и дома сразу взялась за мои вещи, намереваясь проконтролировать процесс сбора блудной дочери в дорогу. А я была так шокирована тем, что узнала от врача, что позволила ей натолкать в мою сумку кучу ненужной одежды, пустив всё на самотёк.

В эту ночь я легла пораньше, надеясь, что увижу Ларигона, хотя никаких предчувствий на этот счёт у меня не было. Но я его так и не дождалась. Не пришёл он и на следующую ночь, и я совсем приуныла. Одно дело - грезить о любви, считая наши встречи прекрасным сном, и совсем другое - вступить в реальную связь с каким-то незнакомым мне мужчиной. В то, что Ларигон, правитель неведомой мне страны, действительно, существует, я не могла поверить. Значит, был какой-то заговор, обман, в котором я принимала участие или, вернее, жертвой которого я оказалась. Может быть, ночью кто-то проникал в мою спальню, что-то колол мне или заставлял выпить, и потом делал со мной всё, что хотел, посмеиваясь над дурочкой с её романтическими бреднями? Представить такое было сложно, но ведь от факта не убежишь, а в том, что я уже не девушка, сомнений после разговора со Зверевым у меня не осталось. Спала я отвратительно, можно сказать, урывками, и утром встала с головной болью. То же самое повторилось и на следующую ночь. Снова, заснув беспокойным сном на полтора часа, я не увидела Ларигона. Его отсутствие тревожило не на шутку. Он не приходил в мои сны уже почти две недели, и мне начинало казаться, что я больше никогда не встречусь с ним ни наяву, ни во сне. И пугало то, что мой прекрасный возлюбленный мог оказаться преступником, воспользовавшимся гипнозом, или применившим какой-то наркотик, чтобы реально встречаться со мной. Хотя эта мысль казалась совершенно дикой. Кто я такая, чтобы ради меня идти на преступление? Ну да, я нравилась многим парням в колледже из-за яркого цвета волос и контраста со светлыми глазами. Кстати, необычный цвет моих волос всегда являлся предметом недоумения всех родных, так как в нашей семье не было рыжеволосых. Я, действительно, отличалась от других девушек в колледже своей внешностью, но парни, которые пытались за мной ухаживать, вели себя достаточно сдержанно, никто не сходил по мне с ума, никто не говорил, что не может жить без меня. Никто и никогда, кроме мифического короля Литарии. И, ворочаясь без сна в постели, перебирая мысленно всех реально знакомых парней и мужчин постарше, я не могла представить, чтобы кто-то из них ради меня решился на такое… Нет, это было совершенно немыслимо! Наркотик? Но разве могла я под действием наркотика так чётко увидеть мир, в котором жил Ларигон? Значит, оставался гипноз? Но для гипноза нужен контакт. Или всё-таки сначала наркотик, а потом ещё и гипноз? Я совсем запуталась в своих мыслях и чувствовала себя настолько выбитой из колеи, что это заметила мама. Увидев меня за завтраком, она нахмурилась:

- Аня, что происходит? Послезавтра тебе лететь в Париж, а ты выглядишь так, словно заболела!

- Мамочка, ничего со мной не случилось, просто не выспалась.

- И почему ты не выспалась? Опять живот болит?

- Ничего у меня не болит! - с досадой отмахнулась я. - Наверное, волнуюсь перед поездкой. Всё-таки новая жизнь начинается…

- Как же мне всё это не нравится… - покачала головой мама, но всё-таки отстала от меня и больше не поднимала вопрос о том, как я плохо выгляжу.

Видимо, измучившись за две почти бессонные ночи, когда я просыпалась каждый час, с горечью сознавая, что так и не встретилась с Ларигоном, ночь перед отлётом я спала, как убитая, и проснулась, отдохнувшая и не такая несчастная, как в предыдущие дни. Может быть, меня радовала предстоящая смена обстановки, может быть, надежда, что там, в Париже, поговорив с Ангелиной, я сумею во всём разобраться, а, может быть, вера в то, что Лари найдёт меня. Эта мысль была совершенно иррациональной - ведь именно с моей ночной встречи с Ларигоном всё и началось, именно с ним я стала женщиной, и, как оказалось, не во сне, а наяву. Но, несмотря на все здравые и тревожные раздумья, я верила Лари, верила, что он, действительно, любит меня, и, если уж он реален, то когда-нибудь мы непременно будем вместе. Понимаю, что это бред, но что поделаешь, если сердце спорит с разумом и побеждает в этом споре?..

Рано утром, за несколько часов до вылета, ко мне в спальню зашёл отец, присел на край постели и, глядя в глаза, спросил:

- Анютик, может быть, расскажешь о том, что тебя мучает?

- Так заметно? - ответила я вопросом на вопрос.

- Для меня - да, для мамы - к счастью, нет.

- Ну и слава Богу…

- Поделиться не хочешь? Может быть, я смогу тебе чем-то помочь?

Я только головой помотала, а потом обняла отца за шею и расцеловала в обе щёки. Хороший у меня папка, лучший в мире! Вот только рассказать ему о том, что меня мучает, я никак не могу. Ведь он мужчина, и мне стыдно говорить о таких вещах. Есть только один человек, которому я, пожалуй, доверю свою тайну, рассказав обо всём, что случилось, и этот человек - Ангелина Леруа, моя замечательная и знаменитая бабушка. И, словно услышав мои мысли, отец произнёс очень тихим шёпотом, видимо, чтобы мать не услышала:

- Что бы ни случилось, малышка, ты всегда можешь довериться Ангелине. Она такая… - он замялся, пытаясь подобрать слова. - Ну, в общем, Ангелина такой человек, на которого можно опереться, который никогда не предаст, не бросит в беде, всегда поддержит и поможет всем, что от неё зависит.

- Да, папка, я знаю, - улыбнулась я, радуясь, что отец подтвердил то, на что я надеялась, и, веря, что именно у Ангелины я найду понимание и ответы на многие свои вопросы.

 Вот я и написала обо всём, что со мной случилось за год и три месяца, и сейчас затолкаю дневник в уже собранную в дорогу сумку, поставив в этой истории последнюю точку. Впрочем, о последней точке смешно говорить. Ведь я поклялась ждать Ларигона, где бы ни была, и не собираюсь нарушать свою клятву, даже если он - всего лишь мой сон. Думать о том, что он - ловкий манипулятор, каким-то загадочным образом проникший в мою реальную жизнь, чтобы соблазнить и подчинить себе, было невыносимо. И я не могла позволить себе подобные мысли, я слишком сильно любила этого мужчину и верила, что он тоже любит меня, несмотря на все странности и белые пятна, которыми изобиловала наша с ним история.

Спустя три часа я поднимусь на борт самолёта, который унесёт меня в новую жизнь. А она, эта жизнь, уже раскрывает свои объятья, чтобы принять в них никому доселе неизвестную в Париже Анну Лаврентьеву, мечтающую о загадочном короле и попавшую в странное и весьма двусмысленное положение, благодаря этим своим бесполезным, с точки зрения нормальных людей, мечтам… 

Может быть, там, в Париже, я и найду ответы на все свои вопросы? Как знать…»