Негодяй

7

   В конце концов я нашел тайник, когда опустился на четвереньки и посветил фонариком вдоль плинтусов под кроватью. Его и спрятали-то не очень хорошо. Плинтус не вполне закрывал выбоину в штукатурке, сделанную острым молотком.

   В нем хранилась пачка конвертов, охваченная широкой резинкой. Она была не меньше четырех дюймов толщиной, посредине из нее выглядывали краешки акций. Славная такая аккуратненькая пачечка.

   Я не стал тратить время на ее разборку, а просто сунул всю пачку под пиджак и застегнул поверх дождевик. Уже пристроив на место один конец плинтуса, я подумал, какую отличную шутку можно сыграть с толстым обормотом, оставив визитную карточку. Я вывернул его совсем и, положив на пол на самом видном месте, вышел в кухню. Пускай мой жирный приятель поломает голову. И сделает он втык своим болванам, которых поставил у дверей.

   Спуск оказался намного легче. Нужно было только крепко держаться за веревку и притормаживать. Между первым этажом и подвалом я натянул веревку потуже, замедляя спуск. Приземлился я удачно, лишь слегка встряхнуло. Выбраться было проще, чем войти. Я высунул голову в глухое подвальное окошко с той стороны, где дорожка огибала дом, коротко свистнул и позвал:

   - Эй!

   Этого было достаточно. Он примчался из-за угла, тяжело топая ногами, а я рванул по коридору, выскочил в дверь и юркнул в кусты. Озадаченный мент вернулся на свой пост, в изумлении почесывая голову. Забор, дорожка, еще миг - и я понесся по улице в машине позади какого-то автофургона.

   Сверток жег мне карман. Я свернул в боковую улицу, завидя неоновый знак кафе, позволяющий поставить машину, припарковался, вошел в кафе и занял угловой бокс. Когда тощий официант в слишком большом для него фартуке принял заказ, я извлек пачку бумаг из кармана. Игнорируя квитанции, я перелистал ее и нашел то, за чем охотился.

   Это было завещание Ерканяна, составленное два года назад, по которому все его денежки до последней копеечки отходили к Аджоевой. Если она была еще жива, это припечатывало ее наверняка. Я имел на руках мотив, наичистейший, прямой мотив. Эти несколько миллионов долларов выдавали ее с головой. Ей надо было быть уж очень везучей, чтобы иметь возможность ими попользоваться.

   Неряха-официант вернулся со шницелем и кофе. Я отложил бумаги и занялся невкусной едой, с трудом проталкивая ее в горло и пользуясь кофе для смазки. Уже заканчивая, я обратил внимание на свои руки. Они были все в пыли. Я заметил и кое-что еще. Резинка, скреплявшая пачку, лежала рядом с кофейной чашкой, жесткая и пересохшая, распавшаяся на две части.

   Значит, я все-таки нашел не то, что искал Ерканян. Этот сверток не трогали х**н знает с каких пор, а ведь спрятанные в тайнике за камином вещи определенно оставались там до вчерашнего вечера. Завещание же пролежало среди прочих бумаг не один год.

   Ух..., сука. Да, Инар, на этот раз ты сам себя перехитрил. Йес!

  Глава 6

   Я поставил свои часы по часам на перекрестке, пока ждал перед светофором. Четверть десятого, а дела шли далеко не блестяще. Черт возьми, из-за чего же Ерканян так взбеленился? Теперь мне стало ясно, что пропавшую вещь, чем бы она ни была, Аджоева либо забрала с собой, либо вообще никогда не держала в руках.

   Я вернулся к исходной точке. Оставалось только два пути: найти Степана или узнать, кто спускался по лестнице в ночь убийства и почему умолчал об этом в своих показаниях. Ладно, начнем со Степана. Может быть, Ляля сумеет ответить на кое-какие вопросы. Я вытащил завещание из пачки бумаг и спрятал во внутренний карман, а остальное кинул в глубину ящика для перчаток.

   Гена отворил ворота, как только я свернул с дороги. Когда он закрывал за мной, я подозвал его.

   - Кто-нибудь появлялся, пока меня не было?

   - Да, начальник. Приезжал гробовщик, а больше никто.

   Я поблагодарил его и поехал к дому. Нарик открыл дверь и торжественно кивнул, приняв у меня кепку.

   - Есть какие-нибудь новости, начальник?

   - Никаких. Где Нэля Шабановна?

   - Наверху наверное. Она недавно отвела Карена в его комнату. Вам позвать ее?

   - Не надо, я сам поднимусь.

   Я легонько постучал и сразу вошел. Ляля ахнула и, схватив с постели халатик, прикрылась. Лишь долю секунды зрелище ее классической наготы стояло перед моими глазами, но от этого кровь гулко застучала у меня в ушах. Я зажмурился.

   - Спокойно, Ляля, - сказал я. - Я ничего не вижу, так что не кричи и ничем не бросайся. Я не нарочно.

   В ответ раздался беспечный смех.

   - Ох, да открой ты, ради Бога, глаза. Ты уже видал меня такой.

   Я открыл глаза, но она как раз завязывала пояс халата. Ошалеть было можно.

   - Не искушай меня. Я думал, ты перековалась.

   - Инар... не надо таким тоном. Если я и заделалась скромницей, то мне так больше нравится. По-своему, грубо, но ты тоже с этим считался, и не могу же я швырять в тебя чем попало из-за того, что ты опять увидел то, что много раз видел раньше.

   - Парень спит?

   - По-моему, да.

   За приоткрытой дверью в другую комнату было темно. Я тихо закрыл ее, потом вернулся и сел на край постели. Ляля подтащила кресло из-за туалетного столика и поставила его передо мной.

   - А меня будут сначала приводить к присяге? - спросила она, притворно надувшись.

   - Дело нешуточное.

   - Валяй.

   - Я назову одно имя. Не отвечай сразу. Дай ему впитаться поглубже, подумай, вспомни, не слышала ли его хоть раз с тех пор, как ты здесь, неважно, когда. Покатай его на языке, пусть оно станет привычным, а потом, если оно тебе знакомо, скажешь, где и когда его слышала и от кого... если сможешь.

   - Понимаю. Что за имя?

   Я протянул ей сигарету и взял себе одну.

   - Степан, - сказал я, поднося ей огонь. Обхватив руками колено, я ждал. Ляля пускала дым в потолок. Пару раз она взглянула на меня с отсутствующим выражением в глазах, беззвучно повторяя про себя это имя. Я смотрел, как она покусывает губу, глубоко затягиваясь дымом.

   Наконец она потерла лоб и сделала гримасу.

   - Не припоминаю, чтобы когда-нибудь его слышала, - сказала она. - Это очень важно?

   - Может статься. Не знаю.

   - Извини, Инар, - она наклонилась ко мне и потрепала меня по колену.

   - Блин, не принимай это близко к сердцу. Для меня это только имя. Как ты думаешь, может, кто-то из родственников что-то знает?

   - Не могу сказать. Знаешь, Ерканян был неразговорчив.

   - Я не знал. Не было похоже, что он отличает кого-либо из них?

   Она встала и потянулась на носках. Ее тело играло под полупрозрачной тканью.

   - Насколько я заметила, он явно недолюбливал их всех. Когда я поступала к нему, ему как будто нравилась племянница Рима. Он делал ей подарки по малейшим поводам. Притом дорогие. Я знаю, я сама их покупала.

   Я погасил окурок.

   - Хм. Но потом он переключился на кого-то другого?

   - Ну да, - она посмотрела на меня с некоторым удивлением. - На другую племянницу, Каринэ Туманян.

   - А я с нее и начал бы.

   - Да, уж ты-то наверняка, - усмехнулась она. - Продолжать?

   - Давай.

   - Довольно долго ей доставалось все внимание, а Тенцеры бесились. Сдается мне, они уже видели Риму наследницей, и перемена пришлась им не по вкусу. Влечение Рубена Ерканяна продолжалось несколько месяцев, потом пошло на убыль. Он уже не обращал на Каринэ особого внимания, но никогда не забывал о ней по праздникам или в день ее рождения. Подарки оставались такими же великолепными. И это, - заключила она, - единственная необычная ситуация, когда-либо здесь возникшая.

   - Каринэ и Ерканян? И как далеко у них зашло?

   - Не так далеко, как ты вообразил. Мне кажется, он относился к ней по-отцовски.

  - Ты уверена?

   - Вполне уверена. Рубен Ерканян давным-давно отжил свои лучшие годы. Если секс для него и означал что-нибудь, то не больше, чем биологическое различие между полами.

   - Для Каринэ секс мог означать больше.

   - Не сомневаюсь. Она любит мускулистых мужчин, но профессор Ерканян устраивал ее и без этого. Она прекрасно обходилась иначе. Я заметила, что она и тебе закидывала удочку.

   - Она посадила на крючок не ту наживку, - коротко сообщил я. - Заявилась ко мне в комнату, в чем мать родила, и прямиком к делу. Я люблю, когда меня немного подразнят. Кроме того, я с ног валился. Ерканян знал, что она так себя ведет?

   Ляля пультом включила музыкальный центр и стала нажимать кнопки настройки.

   - Если и знал, то не придавал этому значения.

   - Слушай, котенок, Ерканян когда-нибудь упоминал про завещание?

   Зазвучала старая, мелодия Ференца Листа. Она отрегулировала звук и повернулась, пританцовывая.

   - Да, он составил завещание. Он чуть не доводил всю семейку до нервного расстройства каждый раз, когда о нем заговаривал, но ни разу не сказал прямо, кому пойдут деньги.

   Она закружилась под музыку.

   - Да подожди ты минутку спокойно. Неужели он и намеков никаких не делал.

   Край ее халатика, взлетевший выше, чем допустимо, слегка задел меня по лицу.

   - Никаких, помимо того, что они достанутся самому достойному.

   Ее ноги так и мелькали. У меня опять учащенно забилось сердце. Это были чудесные ноги, длинные, крепкие.

   - Аджоева знала об этом?

   Она остановилась в выразительной позе и бросила мне свой пояс.

   - Да, - она вновь начала танцевать. Теперь звучала румба, и ее тело раскачивалось и ритмично подергивалось в такт музыке. - Однажды они сильно поспорили, и Ерканян при всех объявил, что Мира Аджоева единственная, кому он может доверять, и что она будет распоряжаться его состоянием.

   Вот и разберись. Как она может быть одновременно и наследницей и душеприказчицей? Но поразмыслить над этим мне так и не дали. Скинув халатик, Ляля воспользовалась им, как веером танцовщицы, открывая почти все и не показывая ничего. Ее тело было грациозно, светлая кожа напоминала цветом сливки. Она кружила передо мной, распустив волосы по плечам. В самом разгаре этого неистового танца я встал.

   Ляля бросилась мне на грудь.

   - Поцелуй... ты, негодяй!

   Я не заставил себя упрашивать.

   Ее рот слился с моим, тая, как масло. Она впилась мне в руки ногтями. Грубым толчком я отстранил ее от себя, держа за плечи.

   - Это еще зачем?

   Она ответила озорной и восхитительной усмешкой испорченной девчонки.

   - Затем, что я могла бы полюбить тебя, если бы захотела. И знаешь, когда-то любила.

   - Знаю. Чего же перестала?

   - Ты - Лиговка, Инар. Ты - яркие огни и большие деньги... иногда. И пули, когда ждешь поцелуев. Вот потому и перестала. Захотелось человека с нормальными шансами на долгую жизнь.

   - Тогда к чему все это?

   - Мне недоставало тебя. Как ни смешно, где-то внутри у меня есть местечко, которое всегда сохранялось за тобой. Я хотела никогда не говорить тебе этого, но так уж получилось.

   Я вновь поцеловал ее, крепче и настойчивей, чем раньше. Ее тело говорило со мной, кричало, взывало ко мне. Этим не кончилось бы, если бы Карен не позвал из соседней комнаты.

   Ляля проворно надела халатик, издавший холодный треск синтетики.

   - Пусти меня к нему, - сказал я.

   Она кивнула.

   Я открыл дверь и щелкнул выключателем.

   - Привет, профессор Доуэль.

   Он плакал во сне, но при виде меня улыбнулся.

   - Привет, Инар. Когда ты приехал?

   - Недавно. Хочешь чего-нибудь?

   - Можно воды? Горло страшно пересохло.

   На столе стоял кувшин, наполовину наполненный льдом. Я налил воды в стакан, и он выпил залпом.

   - Хватит?

   Он вернул стакан.

   - Да, спасибо.

   Я легонько тронул его за подбородок.

   - Тогда ложись и выспись хорошенько.

   Он поерзал, устраиваясь под одеялом.

   - Постараюсь. Спокойной ночи, Инар!

   - И тебе того же, приятель.

   Я закрыл за собой дверь. Ляля переоделась в коричневый стеганый домашний халат и теперь сидела в кресле, куря сигарету. Момент был упущен. Я видел, что и она об этом жалеет. Она протянула забытую мной пачку. Я сунул сигареты в карман и махнул на прощание. Никому из нас не хотелось говорить.

   Нарик, очевидно, пошел спать. Лестницу освещали только оставленные на ночь маленькие лампочки в виде свечек, а холл внизу тонул в непроглядном сумраке. Пробираясь больше на ощупь, я нашел комнату Олега, ничего не опрокинув по дороге. Он лежал в постели, но не спал.

   - Олег, это я, Инар.

   Он включил ночник возле кровати.

   - Заходь.

   Я закрыл дверь и сел радом с ним в кресло.

   - Опять я к тебе с вопросами. Поздно, знаю, но надеюсь, что ты не против.

   - Конечно, нет, Инар. Какие новости?

   - А, ничего особенного. Миру Аджоеву до сих пор не нашли, и все валят на нее. Артур Анонян понаставил своих людей вокруг ее квартиры.

   - Да ты что? Зачем? Ведь она вроде утонула?

   - Я думаю, что кому-то хочется, чтобы мы так считали. Слушай, Олег, ты говорил, будто слышал кого-то на лестнице сразу после отъезда Ерканяна. Раньше речь шла только о том, чтобы на всякий случай установить твое алиби, но теперь это может повлиять на все дело. Припомни еще раз, ладно? Как можно подробней.

   - Так, сейчас посмотрим... Вообще-то я не слышал, как Ерканян уходил, помню только хруст его машины по гравию. От него я и проснулся. У меня болела голова и во рту был противный вкус от лекарства, которое он мне дал. Какие-то таблетки.

   - Непонятно, почему ты проснулся. Ведь он дал тебе снотворное.

   - Не знаю, только меня вывернуло прямо в постели, оттого мне и не было с них никакого проку. Так вот, лежу я и вдруг слышу - кто-то сходит по лестнице. Нижние две ступеньки здорово скрипят. Комната, понимаешь, как-то чудно расположена. Всякий звук снаружи прямиком проникает сюда. Есть какое-то слово...

   - Акустика.

   - Вот, оно самое. Поэтому никто, кроме меня, и не спит никогда в этой комнате. Не выдерживают постоянного шума. Громкий ли, тихий ли звук - здесь все слышно. Похоже, тот человек старался не шуметь, да что толку, я все равно услышал. Только я думал - это кто-нибудь из домашних не хочет будить других, вот и крадется, и не обратил никакого внимания. Минуты примерно через две или три слышу такой звук, будто кто-то прикрыл лицо чем-то и кашляет, все тише, тише, потом совсем замолчал. Я как раз засыпал, когда вторая машина газанула по дороге. Твоя, наверное.

   - Все?

   - Все, Инар. Потом я опять заснул.

   Туз лежал передо мной. Лежал лицом книзу, так что я не мог сказать, красный он или черный, но это был туз. В голове у меня опять раззвонились звоночки, которые скоро загудят оглушительными колоколами. Телега стояла впереди лошади, но если я пойму, какую упряжку нужно расстегнуть, то смогу поставить их, как полагается.

   - Олешка, об этом никому ни слова, понял? Если местные менты будут тебя допрашивать, ничего не говори. А понадобится что-нибудь майору Брошину - посылай ко мне. Если тебе дорога жизнь, держи язык за зубами, а дверь на замке.

   Он вытаращил глаза.

   - Ни хрена себе, Инар, неужели это так важно?

   Я кивнул.

   - Кажись, Инар, что ты слышал убийцу.

   - Бл...! - у него перехватило горло. - Ты... ты думаешь, убийца... - он сглотнул. - Может, он и меня попробует кокнуть?

   - Нет, Олег, речь не о том. Не так уж ты для него опасен. Но остерегаться нужно не только его. Мы имеем дело не с обычным убийством. Взять хотя бы похищение. Оно как-то связано со всем остальным. В общем, сиди здесь, пока я не дам о себе знать, - на пороге, уже взявшись за дверную ручку, я обернулся и вновь взглянул в его испуганные глаза. - Олег, кто такой Степан?

   - Какой Степан?

   - Просто Степан.

   - Правда, не знаю.

   - Ладно, малыш, спасибо.

   Степан. С таким же успехом он мог бы назваться Сашей или Петей. Слово, и больше ничего. Пробираясь в темноте обратно, я думал о нем. Степан, фигурирующий в похищении, Степан, одно имя которого заставило Ерканяна побледнеть и добавило новое звено в цепи преступлений. Степан сидит себе где-то и радуется тому, какую поганую кашу он заварил. Ерканян знал, кто он, но его нет в живых.

   Не здесь ли причина убийства? Вполне вероятно. Странные действия Ерканяна косвенно указывали на то, что Мире Аджоевой тоже известен Степан. Но она пропала. А если это дело рук Степана? Вполне вероятно. Ух...сука, у меня не было ничего определенного, все держалось на одних допущениях. Что-то должно произойти, кто-нибудь захочет половить рыбку в мутной воде и сделает первый ход.

   Я собрал вместе все факты, но не мог найти в них смысла. Имя, произнесенное неизвестно кем, человек - тоже неизвестный - спускавшийся ночью по лестнице и отрицающий это, поиски какой-то вещи, по-видимому украденной пропавшей женщиной.

   Бормоча под нос ругательства, я пнул ногой воображаемого противника. С чего начать? Артур, а также Брошин, разыскивают Аджоеву. Располагая такой уймой людей, они могут работать гораздо быстрее меня. Кроме того, какое-то чувство подсказывало мне, что с ней связана лишь часть происшедшего. Она не ключевая фигура, которая поможет разъяснить загадку, а скорее свидетель, чьи показания сберегли бы массу времени и труда. Мне все-таки не верилось, что она раскроила Ерканяну голову, а потом покончила с собой. Если Ерканян сделал ее своей соучастницей, значит она умница, а умные люди либо не идут на у******о, либо действуют по хорошо обдуманному плану. у******о Ерканяна было внезапным и грубым. Такие совершаются в трущобах ради нескольких жалких долларов, или в номере отеля, когда муж застает жену с любовником. Таковы убийства из ревности, убийства из мести, дурацкие убийства ради мелочи, но подходит ли сюда хоть один из этих мотивов? Кого ревновал Ерканян, и кто ревновал к нему?

   Ляля верно сказала, он был слишком стар. Деньги? По всей видимости, из его бумажника ничего не пропало. Да и вообще, преступления этого рода происходят на улице, в безлюдном переулке, на пустынном шоссе. Месть... месть.

   Аджоева сказала, что у него нет врагов. Это теперь. А в прошлом? Если основываться на опыте, такой вариант тоже можно исключить почти наверняка. Убийства из мести обычно следуют вскоре за событием, вызвавшим желание отомстить. Когда у человека есть время подумать, мысль о наказании его останавливает. Если, конечно, сознавая грозящую опасность, жертва не пускается в бега. Тогда значение происшедшего возрастает в сознании убийцы и подстегивает его. Тоже отпадает. Ерканян долгие годы был у всех на виду. Он почти двадцать лет прожил в одном доме. Лучший мотив - большие деньги. Не в них ли дело? И причем тут Аджоева? Как завещание оказалось у нее? Такие вещи держат в банке или у адвоката. Редко случается наследнику видеть завещание своими глазами, не говоря уже о том, чтобы столько времени прятать его в своих личных вещах. Ой бл..., а Аджоева еще хвасталась своими крупными личными доходами помимо тех денег, которые ей платил Ерканян. Ей, мол, безразлично, как он распорядится своими деньгами. Очень благородно, особенно когда знаешь, кому они достанутся. Она могла себе позволить говорить со мной свысока. Я вспомнил, с каким лицом она это говорила, как равнодушно, небрежно. Зачем прикидываться, если не ради какой-то важной причины? Чего она добивалась?

   Мира Аджоева. Помимо моей воли, каждый раз все замыкалось на ней. Отсутствовала в ночь похищения. Ее видели на шоссе, но она это отрицает. Почему?

   Я усмехнулся. По какой причине незамужняя женщина поедет куда-то среди ночи? Дело ясное - свидание. Аджоева ездила на свидание, а таких, как у нее, партнеров надо прятать от посторонних глаз. Вот почему ее редко видели на людях. Ерканян тоже не хотел огласки, опасаясь критики, отсюда его деликатное отношение. У Аджоевой было множество причин все отрицать. Это повредило бы ей в профессиональном отношении, хуже того, она могла потерять хорошую подружку. Это были предположения, но я готов был держать пари, что они близки к истине.

   Ночной воздух дохнул в лицо холодом. Я не сознавал того, что стою за порогом, пока зябкий туман не обволок меня. Я сунул руки в карманы и зашагал по аллее.

   Дом смотрел мне в спину пристальными глазами окон. Если бы он умел говорить. Посыпанная гравием дорожка охватывала мрачное старое здание своими серыми руками, и я шел по ней, стараясь привести в порядок свои мысли. Дойдя до развилки, я постоял секунду, а затем, следуя за поворотом дорожки, двинулся направо.

   Шагов через пятьдесят из темноты выросла смутная громада лаборатории, похожая на склеп. Это было здание из тускло-серых шлакоблоков, единственная постройка в имении, выпадавшая из общего тона. Ни одно окно не прерывало контуров двух видимых мне стен, нигде ни щелочки, через которую любопытные глаза могли бы наблюдать за происходящим внутри. В дальнем конце дома в небо торчала тощим пальцем длинная труба, вытягиваясь выше деревьев. При ближайшем рассмотрении обнаружилась вентиляционная система под самым карнизом крыши с зарешеченными отверстиями выше уровня глаз.

   Я обошел здание вокруг. Постройка насчитывала сто метров в длину и пятьдесят в ширину, но единственным входом в нее служила стальная дверь, способная выдержать ураган или осаду. Однако она оказалась бессильной против любопытства. Первая же отмычка повернулась в замке. Меркзое дело, даже смешно. Двойные ригели, толщиной в большой палец, а механизм проще, чем стакан молока.

   Выключатели светились в темноте зеленоватым фосфорическим светом. Я дернул шнурок одного из них, и под потолком вспыхнула стоваттная лампа, осветившая все как днем. Я осмотрел дверь и захлопнул ее, потом огляделся. В смысле архитектуры здание было образцом простоты. Во всю его длину тянулся длинный коридор. По обе стороны располагались комнаты, всего около шестнадцати. Ни пылинки на сверкающем мраморном полу, ни одного пятнышка на стенах, покрытых белой эмалевой краской. Все двери были закрыты, медь ручек блестела, деревянные части улыбались в своем лакированном аскетизме. При всей неказистости наружного вида внутри лаборатория была безупречна.

   В первой комнате, оказавшейся кабинетом, стояли стол, большое кресло, несколько картотечных шкафов и охладитель для воды. Комната напротив ничем не отличалась от первой. Подставка для трубок подсказала мне, которая из них принадлежит Ерканяну. Пока ничего примечательного.

   Кругом чертежи, колбы с разноцветной жидкостью, стеллажи и кульманы с графиками.

   Дальше было что-то вроде кладовой. На стеллажах вдоль стен стояли сотни бутылочек с наклейками, содержавшими неизвестные мне химикалии. Я открыл нижнее отделение. Электрическая арматура, трубочки, непонятные медные змеевики, аккуратно расположенные на полках рядом с необычного вида деталями, коробки герметичные. На сей раз противоположная комната была совсем не такой. В одном углу припал к земле генератор, притулившись к трансформатору. В дверь вползали кабели, толщиной в запястье, проходили через оба агрегата и исчезали в стене. Похожие штучки я видел в некоторых из наших захолустных городах. Их назначение поставило меня в тупик. Если Ерканян занимался только воспитанием Карена, к чему вся эта техника? Или это было только ширмой для чего-то более важного?

   Следующее помещение запутало все окончательно. Здесь царила роскошь. Мягкие кресла, диван, еще одно кресло необычной извилистой формы, которое повторяло изгибы спины, выгибалось под коленями и оканчивалось мягкой подставкой для ног. Повсюду удобно расположенные подставки, полные журналов, как популярных, так и менее известных. Книги на иностранных языках покоились на дорогих нефритовых подпорках. В углу стояла радиола, а по обе стороны от нее - шкафчики с пластинками симфонической и поп-музыки. Напротив, в другом конце комнаты расположился рояль с оперными партитурами, наложенными на табурет. Остроумно сконструированная мебель могла превращаться в рисовальные мольберты и столики для чтения. В миниатюрном холодильнике помещалась бутылка ледяной воды и несколько запотевших стаканов. На лабораторном столе у стены стояло несколько чашек, подернутых желтыми пятнами какой-то бактериальной культуры. Рядом - микроскоп лучшей фирмы с двумя объективами. Кругом компьютеры, процессоры, диски и дискеты.

   Ничего себе, комната для развлечений. Здесь всякий мог бы с комфортом отдохнуть, предаваясь излюбленному хобби. Не здесь ли Карен проводил свои свободные часы? Неподходящее место для обычного парнишки, но для него в самый раз.

   Время уходило. Я закрыл дверь и двинулся дальше, быстро заглядывая в комнаты. Полностью оборудованная лаборатория: пробирки, реторты, комната, полная книг, одних книг, и снова электроаппаратура, техника. Я пересек коридор и просунул голову в дверь. И не сразу поверил своим глазам. На столе была раскрытая папка с надписью: ''Исследованиями боевых свойств ядерного оружия в реальных среднеевропейских условиях''.

   Я стал листать папку, и натыкался на такие обрывки: ''...экспериментальные данные для корректировки и уточнения ранее разработанных руководящих документов по действиям войск и населения страны в условиях войны с применением ядерного оружия...''

   Листаю дальше и опять: ''...перспективным материалом для создания атомной бомбы является уран-235, обладающий свойствами эффективного расщепления и являющийся одним из изотопов природного урана...''

   Еще дальше: ''...количество вещества меньше критического значения устойчиво и безопасно, в то время как в случае массы вещества больше критической возникает прогрессирующая реакция расщепления ядер, вызывающая колоссальной силы взрыв...''