Moon never makes error

2 Chapter

После той бойни на поляне нападения Черных увеличились в числе, они свирепствовали от отчаяния. Потери Серых были печально великими. Несмотря на уступки со стороны вожака Серых, враждующая сторона никак не могла насытиться кровью павших.

К третьему лету Мин Гю ситуация накалилась, члены стаи спали и видели начало войны, где проигравшая сторона известна заблаговременно. Отношения Мин Гю с родителями стали хуже, чем между враждующими вожаками. Невзрачный омега с каждым сезоном расцветал, лишая воли всех достигших полового созревания волков стаи. Все бы ничего, если бы они все без исключения не были либо в паре с волчицей, либо под грузом ответственности за родительскую договорённость насчет будущего брака. Несмотря на бесстыдство ситуации, каждый провожал помеченного чужаком Мин Гю долгим взглядом и сокрушительным вздохом то ли огорчения, то ли облегчения.

Отец омеги строго настрого запретил выпускать истинную сущность без веской необходимости. Волчица со ставшей белоснежной шерстью, светящейся под лучами солнца, с маленькими и тонкими линиями мордашки, пушистым загривком завораживала противоположный пол, а волчицы задыхались завистью, что в дальнейшем лишь усиливало травлю. В человеческом обличии Мин Гю был красивым юношей, выделяющимся среди толпы, но заинтересованные в хороших качествах потомков альфы больше обращали внимание на данные волчицы. Так, первым, кого отлучили от общей охоты, стал Мин Гю по желанию отца, за ним остальные омеги тоже лишились этой чести. Вожак дорожил последней горсткой самок, а отца Кима интересовала сохранность собственного ребенка. Вслед за охотой, под запрет попало превращение в целом. Выросший крайне послушным, омега три месяца ходил на своих двоих, пока его не скрутило к концу зимы. Превращение началось без его ведома и было невыносимо болезненным. Тогда Мин Гю закрылся в своей комнате, метался по полу, слыша, как кости дают трещины, тут же регенерируясь, а мышцы рвутся бесконечными щелчками. Папа – омега не выдержал и потащил его к лесу.

— Сынок, во время прогулки для тебя все чужаки, избегай всех, — строго настаивал он. — Вернись до рассвета, не пересекай ничьи границы, твоя территория только нейтральная.

Мин Гю обессиленно кивал, не способный на большее, и с волей, данной папой, выпустил волчицу наружу.

Та прогулка под полной луной, свет которой отражался на поверхности снега бликами холодных оттенков, принесла не только спасение от мук, но и голос безликого друга.

—  Остановись ! — явственно услышал омега при беге с высунутом языком. До рассвета осталось примерно часа два, он прочесал все окрестности, периодами отдыхая, забравшись под согнутые от количества снега, навалившегося сверху, ветви елей. Скорость и разнообразие информации, получаемые от обостренных органов чувств, пьянили. Особенно после лишений длинной в три месяца. Волчица бегала быстро, почти незаметная среди белого снега. Первый раз, Мин Гю посчитал, приказ дошел до него из обрывистых диалогов стаи, постоянно крутящихся, где – то в чертогах разума, но потом шаги Мин Гю замедлились, в конце совсем прекратились. —  Ты на Мертвой реке, в центре течения лед тонкий, ты в двадцати шагах от него, — сердце волчицы затрепетало. Действительно, шум воды усилился, перебивая временами голос безликого. —  Повернись на три часа, иди прямо без резких движений, — Мин Гю сделал первый шаг. —  Вправо, омега, на три часа — это вправо — спокойно уточнил голос. —  Не волнуйся, действуй медленно — успокаивал он. Омега, вопреки совету, ринулся по указанному направлению, возбуждение и страх за собственную жизнь не позволили действовать разумно. Луна исчезла за облаками, тьма поглотила реку, покрытую льдом и несущуюся в бешеной скорости волчицу. Мин Гю, не видя ничего, бежал ради спасения. В темноте был слышен только треск проваливающегося под лапами льда. Он давно сбился с курса. В конечном счете его тушка наполовину опустилась в воду, забирающую душу от холода. Мин Гю пытался выбраться, соскальзывающими лапами пытался выкарабкаться. Задние лапы отказали, пораженные мёрзлой водой. Волчица уже медленно уходила в глубь, подхваченная потоком, отдаленно чувствуя свое тело, на грани сознания, когда волк потянул его вверх, вцепившись за белый загривок.

Волки с великими усилиями выбрались на безопасный участок, луна все также не делилась светом, поглощённая облаками. Мин Гю удивленный собственными возможностями, сделал шаг к темному силуэту спасителя, но упал набок также стремительно, как и потерял сознание. В таком исходе дел не к чему было удивляться.

Первым, что ему удалось почувствовать после пробуждения — чужой внушительным вес, придавивший его. Волчице было трудно выдохнуть в этой непонятной конурке, как выяснилось позже — это было пространство между обвалившимися деревьями, куда потащил его волк, спасший ему жизнь и теперь пытающийся согреть. В каморке стояла темнота, волчица ничего не видела, только ощущала: сухую землю под собой, леденеющую половину тела, собственные тяжелые вздохи, кости, еле терпящие тяжесть чужака, а также жар, исходящий от волка, благодаря которому он остался живым.

Мокрый язык незнакомца прошелся по белой морде, заставив волчицу подавиться возмущением. Зверь поскуливал время от времени, тревожа душу Мин Гю непонятными чувствами. Волк зарылся во влажную шерсть волчицы и, Мин Гю готов был поклясться жизнью, температура этого незнакомца повысилась и не потому, что, чужаку с высохшей шерстью это было необходимо…

Волчицу, переполняющую эмоциями от осознания не малого самоотвержтвения чужака, передернуло под огромной тушкой от удовлетворения.

Послание волка теперь стали ясны: тот неустанно просил его, Мин Гю , выжить любой ценой.

Мин Гю был не наигранно удивлен, чуть ли не окончательно поражен откровением чужака. Чувства полыхнули горячо в груди омеги, заставив белые нежные ушки порозоветь, но обессиленный борьбой за жизнь, он провалился в забытье.

Ближе к утру омега проснулся в одиночестве. Он, вспомнив просьбу папы вернуться к рассвету, выполз из убежища и поплелся до территории резервации в самой темной части ночи, упустив из – за спешки могучего волка, наблюдающего за ним обжигающими янтарными глазами с ближней возвышенности.

                                                                               * * *

Мин Гю начал жить от прогулки под покровительством луны до следующей возможности выпустить сущность. Он считал дни перед большой охотой, когда отец покидал резиденцию на сутки. Считал дни и терпеливо ждал. В этом он преуспел: год за годом стиснув зубы, тренируя выдержку во время наказаний, обладал титановым терпением.

Конец всегда радовал.

Было дурманяще обретать свободу, а чужак, постоянно находящийся рядом, но вне досягаемости, облегчал чувство вины, душащего омегу ночами из – за нарушения правил. Чужак был альфой, выяснить это не представляло сложности: только сильный пол мог беспрепятственно вливаться в связь со всеми себе подобными, пользоваться чужими воспоминаниями и давать приказы на ментальном уровне. Омеги даже не могли остановить вторжение в их сознание, не говоря, о чем – то большем.

Так, Мин Гю терялся догадками о личности чужака. Омега лелеял надежду, что это Нам Джун, сын вожака, который скрывая свою личность, ночами бегал с ним мили за милями. Мин Гю, влюбленный, гнал все доводы разума, что Нам Джун, как и все остальные выдающиеся охотники стаи, уходил за добычей. Разум был слаб перед горячо влюблённым сердцем так же, как Мин Гю с дрожащими коленями при виде Нам Джуна.

Незнакомец, которого омега именовал Нам Джуном, всегда был рядом, но никак не выдавал свое присутствие. Мин Гю постоянно находился под защитой и в компании не особо разговорчивого спутника. Он оберегал омегу, указывал короткий путь в нелегких участках, давал советы, но случались по – особому мирные ночи, когда омега не получал ни единого послания. Эти ночи порой оставляли чувства уединения больше, чем та, проведенная меж обвалившихся деревьев.

Из – за отсутствия обратной связи Мин Гю был лишен шанса поблагодарить волка за свое спасение, и эта неправильность ситуации нервировала правильного омегу. За помощь нужно благодарить — этому он был обучен с детства. Оставшийся без выбора, он даже пытался поймать зайца в виде дарования, но этих ушастых с белым мехом на белом снегу было сложно отследить. Они никак не поддавались омежке, получившему очень мало опыта в охоте из – за раннего отречения от вылазов со стаей. После его нескольких откровенно провальных попыток поймать хоть кого – то, волк подкинул ему брыкающегося зайца, которого принято носить к маленьким щенкам в логово, чтобы они тренировались на них.

Мин Гю был готов отчаянно завыть, когда в голове взорвался голос:

—   Ты за ним так долго носился. Поражён твоим упорством.

Стыд и разочарование в себе поедали его заживо. Хотелось казаться умельцем, но в итоге получилось, как всегда.

Мин Гю опустошённо сел у берега реки, в которой несколько месяцев назад чуть было не лишился души. Теперь ее поверхность не была застелена слоем твёрдого льда, близилась весна, морозы смягчились, позволив луне осветить поток реки прекрасными мягким светом, в паре с журчанием воды. Омега успокаивался, завороженно наблюдая блестящими глазами за полной луной. Белые ушки стояли торчком, хвост время от времени мирно дергался. Волк в темноте леса, надежно скрывающей его от чужих глаз, поймал импульсы волчицы и тихо фыркнул, поцокав зубами в конце. Омеге неистово хотелось задрать голову выше, прижать эти очаровательные уши к макушке, уверенно опереться о землю лапами и выть до скончания ночи. Воем опустошить душу, отделаться от обид, накопленных годами, от страха остаться в стороне до последнего выдоха, от отвращения к себе самому, к чудаковатости, заставляющей всех от него отворачиваться и окутывающую его в полное одиночество среди своих.

Мин Гю медленно опустился, его блестящие глаза лениво следили за течением реки.

— А еще эта метка от незнакомца из враждующей стаи, — пронеслось в мыслях. Мин Гю переместил голову на лапы, холодная земля обморозила челюсть. Теперь хотелось не выть, а тоскливо скулить. Шерсть на загривке встала дыбом, уши зашевелились, услышав уже открытое фырканье волка. Несмотря на осторожность и готовность то ли к бегству, то ли к схватке, Мин Гю лежал мирно.

Присутствие волка беспокоило, но не тревожило.

Пока.

                                                                                          * * *