Парочку встретил погрустневший папа омеги на крыльце их дома. Старший омега возвращался домой после тяжелого разговора с вожаком и, заметив Нам Джуна с сыном на руках, был сильно встревожен и попытался уговорить альфу отдать ему ношу, но тот был непоколебим. В итоге на втором этаже коттеджа, в пропахшей течной спальне омеги он уложил Мин Гю на постель. Старший омега не отходил ни на шаг от альфы, следил за каждым движением, он явственно чувствовал в запахе Нам Джуна возбужденные феромоны и пытался при первой же возможности выпроводить временного гостя.
Альфа на миг застыл, смотря затравленными глазами на сворачивающегося калачиком в ворохе одеял Мин Гю . Как только кисть папы Мин Гю легла на его мощное плечо, тот отвернулся от постели и уверенно вышел из комнаты. После чего понесся по лестнице вниз, и успел лишь бросить пару слов старшему омеге, сопровождающего его до выхода, о том, что он будет сторожить их. В памяти остались лишь улица и дикое превращение в волка. Он даже не снял одежду, которая после клочьями сползала по серой шерсти, и только талисман на шее болтался на груди зверя.
Ощущая внимательный взгляд омеги у двери коттеджа, могучий серый волк кинулся прочь. И только тогда, когда омега тяжелыми шагами поднимался наверх, услышал вой, насыщенный отчаянием. Папа Мин Гю остановился на миг, его кожа покрылась неприятными мурашками, в голове загудело, и он закрыл глаза, перевел дыхание, после продолжил путь. Боль сородича была неописуемо велика, но его ждал сын, мучающийся течкой.
А течка была действительно мучительной. Мин Гю, вспотевший, кувыркался в постели, сжимал простынь в руках, выгибался неестественным образом в минутах острой боли и плакал, плакал, плакал. Редко, в приступе дичайшей боли он тихо, неуверенно звал Нам Джуна по имени. И альфа, не отходящий далеко, слышал его зов. Слышал, но не мог ничем помочь.
Так шли пять дней боли, слез и бесконечного воя альфы, пока не потек Сок Джин. Нам Джуну, как его паре, пришлось отступить от поста и провести течку с ним.
В этот момент Мин Гю взвыл, задыхаясь в рыданиях, а в его голове голоса, сливаясь в единый, твердили о скором пополнении в семье вожака.
К седьмому дню течка прошла окончательно. Омегу перестало лихорадить, он больше не метался беспомощно в постели. Его папа вздохнул спокойно и впервые за прошедшую неделю лёг выспаться. А Мин Гю, опустошённый, собирался к выходу. Он в человеческом облике шёл к лесу под полной луной. Не размышлял, не гадал, кем может являться незнакомый волк, что три месяца делил с ним одинокие ночи, бесцельного блуждания. Один раз прогадал, рисковать ещё раз не было сил.
Омега, достигнув кромки леса, стал ждать появления волка. Тот не заставил долго ждать, совсем скоро омега почувствовал чужое присутствие.
— Покажись, я должен узнать, кто ты, — сказал Мин Гю, засунув руки в карман куртки. — Выходи, либо больше никогда не увидишь меня, а я никогда не узнаю того, кто был со мной. — Намерения Мин Гю были серьезными, об этом не сложно было догадаться. Осанка его была прямой, голос не дрожал, слова уверенно выскакивали из уст, а взгляд, направленный в пустоту, устрашал резкостью.
В гуще леса, в полной темноте первыми засеяли янтарные глаза. По спине омеги пробежался холодок, руки в карманах сжались в кулаки. Он даже отошёл на один неуверенный шаг. Страх медленно подкрадывался со спины, парализуя, превращая живого в мертвого, отнимая волю. Мин Гю, незаметно шевеля губами, шептал неустанно: «Это не он». Хотя нужно признать от его слов ничего не поменялось, паника возрастала, чужак приближался. Первым лунный свет осветил его мокрый нос, вслед за ним морду с горящими глазами, а дальше Мин Гю не стал разглядывать. Не задумывая, он кинулся бежать. Испугавшись, он несся по сырой земле, пару раз падая на неё, спасался бегством от поедающих живьём янтарных глаз, что до сих пор мучают его ночным кошмаром.
Как только ему удалось шагнуть на территорию Серых, его перехватила сильная рука, что болезненно сжимала плечо.
Задыхаясь от долгого бега, Мин Гю поднял взгляд на Нам Джуна, который продолжал сжимать плечо. Мин Гю откинул руку, отошёл на несколько шагов, вцепился взглядом в альфу. Нам Джун на это лишь сильнее нахмурился.
— Не смей, — сказал омега, заметив намерения собеседника шагнуть в его сторону. Его воротило от исходящего запаха течного Сок Джина. По одежде кое – как натянутой на мускулистое тело, по взлахмоченным волосам можно было смело судить, что альфа только из койки Сок Джина. От этой истины Мин Гю делалось тошно.
— Что ты делал за нашей границей, Мин Гю? — от строгого голоса альфы все волоски вставали дыбом. Не дождавшись ответа, Нам Джун полез в воспоминания Мин Гю . Голова сразу загудела, в человеческом обличии копание в мозгу было делом неприятным. Отыскав все, что нужно глаза альфы сделались злыми, он мало – помалу приходил в бешенство. — Это можно посчитать за предательство, Мин Гю! — повысил он голос до крика. Мин Гю вздрогнул. — С чего ты стал бегать к чужакам среди ночи? — альфа ещё глубже копался в воспоминаниях, пока не наткнулся на то, в котором отец Мин Гю прямым текстом запрещал выпускать волчицу из… в этот момент Нам Джун устало вздохнул. — Черт, — выругался он. Почему с этим омегой все так чертовски сложно? — Иди домой, и чтобы ни ногой за черту резервации, — выдавил он из себя. — Ещё раз узнаю о твоих похождениях, убью собственноручно, понял?
Мин Гю лишь кивнул. Нам Джун проводил его до дома, оказавшись в котором Мин Гю обессилено сел на пол. В мыслях была лишь звенящая пустота.
Джун грозился расправой в случае, если омега посмеет сунуть морду за грань резервации, для Мин Гю , выросшего кротким и исполнительным до безумия, этот приказ был равносилен приговору. Тот не покидал пределы дома, стал выпускать сущность и разгуливать по этажам коттеджа. Из – за скованности в передвижениях довольно редкие превращения стали невыносимо болезненными. Папа, видящий все его страдания, получал лишь тускнеющюю с каждым месяцем улыбку. В состоянии очень близком к смерти омега хотел успокоить своего родителя. Хотя от гримас, которые Мин Гю считал за улыбку, становилось еще хуже неспокойной душе родителя. Пока папа – омега омывал горькими слезами наволочку, отец – альфа впервые узрел какого это, когда чадо под его контролем и надежной защитой, а сердце не разваливается на куски от беспокойства.
Первые месяцы Мин Гю выходил на ежемесячные собрания стаи перед отправкой охотников за добычей в степи или заработков в Город, пока на одном из них его сородич на глазах у членов стаи не попытался покрыть его прямо на арене. Мин Гю с содроганием вспоминает свой жалкий скулеж, тяжесть огромного волка, зубы, что замертво вцепились за холку, землю, попавшую в пасть, и озверевшего сына вожака. Нам Джун чуть было не устроил бой с потерявшим контроль волком. С большим трудом удалось его утихомирить. Инцидент этот быстренько замяли, чтобы не допустить слухов о не самой благочестивой выходке одного из выдающихся воинов стаи. Да и все, что было связано с Мин Гюом, как правило, быстренько стиралось, ускользало сквозь пальцы, будто бы мираж.
После инцидента осталось только разрешение вожака не ходить омеге на собрания. С разрешения главы, Мин Гю со спокойствием на душе медленно замуровал себя в склепе, который обычные люди называют домом.
Сезоны сменялись другими, в семье вожака появились щенки, Сок Джин подарил Джуну четырех здоровых волчат и одну нежную омежку, которую лелеяли всей стаей. Не прошло и сезона после этого, как сам вожак, довольно ослабший к концу собственных дней, покинул стаю и ушел в степи, чтобы встретить смерть в полном одиночестве. Законный наследник заменил ушедшего вожака, а папа – омежка Нам Джуна ушел в храм, оплакивать смерть пары до конца дней. Все эти события пролетели мимо Мин Гю , известия доходили до него с опозданиями через скудненькую ментальную связь, ослабшую из – за долгого времени без контакта с особью, и рассказы папы – омеги. Мин Гю отстал от своих сородичей по всем параметрам и превратился в отшельника по умолчанию.
Обычные течки происходили регулярно, наградив омегу статусом совершеннолетнего. Все альфы десятой дорогой обходили их дом, за версту почуяв потекшего омегу, помеченного чужаком.
Все, без исключения, боялись сорваться.
Одним зимним днем Мин Гю узнал из обрывистого разговора волков, что те планировали провести несколько дней в лесу, в дали от него, течного. В этот момент Мин Гю в первый раз задумался о трагичном прекращении своего никчемного существования.
Эта мысль быстро переросла в навязчивую идею, осуществить которую Мин Гю собирался при первой возможности.