Иное

Глава девятая

Улыбнулась и засмеялась… звонко…звонко, переливчато… так словно запела птичка ранней весной вторя теплу жизни и счастью продолжения рода.

Мой спуск… был окончен.

Окончен!

И теперь передо мной лежал новый путь и новые преграды, а мне миновавшей такую тягостную тропу теперь все было по плечу и это иное меня не пугало, не страшило… та уверенность, что поселилась во мне, придавала силы и храбрость.

Я открыла глаза и глубоко вздохнула…

Кругом меня витал все тот же черный пар, да только теперь он не был влажным, сырым как прежде, он был сухим, и казалось мне, что от этого теплого, вроде просушенного воздуха, даже тихо пощелкивают кончики моих волос.

Осторожно поднявшись с земли, я села и снова набрав в руку то, что было рассыпано по ней и формировало почву, поднесла к лицу. На просохшей, раскрытой ладони, где все еще находились белые полосы и желтоватые мозоли, лежали небольшие с пшеничное зернышко комья спрессованного песка. Спрессованного, а быть может просто сырого, потому что стоило мне надавить на такое зернышко пальцем, как оно тут же распалось на более мелкие, микроскопичные крупинки песка.

Я наклонила руку и стряхнула песок с ладони да залюбовалась, как неторопливо оторвавшись от нее, он полетел вниз. Наверно наслаждаясь предоставленным ему, откуда-то сверху, правом на этот медлительный танец в вышине. И громко засмеялась тому, что в отличие от этого песка, я не смогла получить удовольствие от полета, боясь погибнуть.

Я смеялась очень громко…. хохоча отрывисто и звонко так, что послышалось тихое оханье, будто разлетающийся смех, наткнулся, в этом черном мареве, на твердую преграду, оттолкнулся от нее и раскатистым эхом вернулся обратно. От зычно возвращающегося эхом хохота, меня неприятно покоробило, мгновенно пробежала по спине крупная изморозь, на доли секунд одеревянив поверхность кожи. И тогда я решила, что пора прекращать этот похожий на безумный смех, пора подниматься и начинать новый этап пути.

Новый… иной… который быть может, принесет мне, что-то более интересное и менее болезненное, чем все то, что я видела, ощущала, чувствовала и преодолевала до сих пор.

Подзадорив себя словами: «Пора в путь!» Я поднялась на ноги, каковые все еще побаливали в икрах, но уже не дрожали, и огляделась. Кругом меня клубились испарения, которые были, как оказалось более плотными и густыми подле поверхности земли, а чуть повыше уже витали разрозненно и какими-то, похожими на перьевые облака, массами. Постояв так недолго, определяя и выбирая нужное мне направление движения, я напрягая зрение вгляделась в эту черноту… туда… вперед, где, по-моему, мнению, должна была находиться стена дома и труба по коей я спустилась. Впрочем, там ничего не было видно, кроме тьмы и летучего, реденького пара. Я протянула руку, вперед, стараясь нащупать что-либо там, но также ничего не ощутила, удивившись тому, как резво исчезла и стена, и труба, точно никогда их здесь и не было. И тогда, более не выясняя, куда подевалась эта бетонная постройка, с прикрепленным к ней водостоком, я развернулась на сто восемьдесят градусов, оставляя то, что испытала и пережила позади себя, и, надеясь найти все новое впереди, и пошла. Улыбаясь, довольно поглаживая пальцем запястья рук и нетронутую на них гладкую поверхность кожи, ощущая тепло плывущего рядом пара.

Я шла неторопливо, ступая босыми ногами по мягкому выстилающему землю мелкому песочку, наслаждаясь движением своих рук и ног. Наслаждаясь глубоко вдыхаемым воздухом, в котором витал запах соленых, морских брызг, слегка обжигающих мои губы. Я вслушивалась в тишину этого черного марева, вглядывалась в клубящуюся кругом темноту беззвездной ночи, где ничего не было видно и широко улыбалась спустившийся на меня тихой радости, которая уже давно… давно покинула меня, а теперь вновь вернувшаяся и вновь обретенная даровала мне спокойствие и размеренность движения.

Правда порой тишина этого, плывущего, испарения нарушалась, и откуда-то издалека до меня долетал тихий говор. И в тот же миг я останавливалась… Какое-то время стояла очень смирно, свесив вдоль своего тела руки и прислушивалась. Ведь я все еще четко помнила тот звериный свист и рык, что преследовал меня на трубе, и продолжала его страшится… хотя теперь меня не охватывал, как прежде смертельный ужас, и боялась я этого зверя совсем немного, так всего лишь чуть-чуть. Постояв в таком положении пару минут, я вновь продолжала свой путь.

Но вот, тот самый пугающий, говор раздался еще ближе, и на пару секунд я застыла, вслушалась в эту тревожащую меня пустоту и смогла различить голоса двух мужчин, спорящих между собой. Они находились пока еще очень далеко от меня, потому что их разговор я не могла расслышать, однако четко различалась постоянно, то повышающаяся, то понижающаяся тональность голосов, то резко обрывающаяся на полуслове речь, а то и вовсе крикливая брань. Один голос был дрожащим с отдышкой и чуток плаксивый, он чаще, чем другой прерывался, подолгу молчал. Второй голос наоборот был очень зычный, насыщенно грудной, звучал чаще и громогласно стараясь заглушить тот плаксивый, а потому наводил на меня неприятные думы и желание избежать с ним встречи.

Я шла очень долго… впрочем, как всегда здесь, в этом ином мире… Здесь все было долгим, растянутым словно старалось длительностью пребывания дать прочувствовать всю трагичность твоего поступка и вложенные в твое освобождения усилия. И хотя источник звука все время метался, перемещаясь передо мной, то вправо, то влево, а иногда и вовсе оказываясь позади, однако вскоре я приблизилась к нему настолько, что увидела вынырнувших из клубящегося пара двух прозрачных призраков.

Когда они вот так неожиданно нарисовались в черноте, освещаемые откуда-то снизу, я сразу остановилась и уставилась на этих людей, вернее теней… призраков людей.

Я сделала пару робких шагов вперед, чтобы лучше их разглядеть и прислушалась к их разговору. Тот, что говорил плаксивым голосом, был низким полноватым призраком мужчины, с какими-то расплывчатыми чертами лица, так, что невозможно было разобрать ни носа, ни глаз, ни щек, ни рта, а вместо волос на голове у него и вовсе торчала вверх похожая на петушиный гребень темно-серая, густая пакля. На его теле, не было видно ни вещей, ни кожи, оно было однородного, полупрозрачного цвета, чего нельзя было сказать о втором призраке, с тела коего свисали вниз расхлябанными, рваными кусками длинные, теребящиеся, полупрозрачные отрепья похожие на остатки вещей, кофты и брюк. Голос насыщенный и зычный издалека выдавал в нем мужчину впрочем, как и полнота, и высокий, почти под два метра, рост. Его черты лица были также расплывчаты, хотя там, мне все же удалось, разглядеть более темные места, выделявшееся выпуклостью щеки и длинноватый с острым кончиком нос. Он, этот второй призрак, все время ходил по кругу, размахивал руками и постоянно хлопал плаксивого по голове, попадая как раз по серебристому петушиному гребню, судя по всему, намереваясь сбить его на сторону. У него у самого на голове была густая шевелюра из тех же полупрозрачных, волнистых волос. И когда он ударял плаксивого по гребню головы правой рукой, то одновременно с этим засовывал левую руку в свою шевелюру, и легонько дергал себя за волосы. От этого рывка голова его на миг отсоединялась от шеи, подлетала вверх, зависала там, на доли секунд, взмахивала растрепанными, шевелящимися волосами, а потом резко и быстро падала, вниз, пристраиваясь вновь на шею.

- И, что ты Ванюха все время стонешь…ноешь, - говорил этот мужчина. - Все то ты недоволен, все тебе не нравится… Но разве это не чудно оставаться здесь в этой тьме и быть живым мертвецом.

- Живым мертвецом… мертвецом, - плаксиво заголосил невысокий, тот который оказался Ванюхой и стоял на месте. Он приподнял вверх голову, вглядываясь в курящийся черный пар, да прижал к груди сомкнутые ладони, точно желал воздать молитвы. - Я не хочу быть живым мертвецом, бледнеющим прозрачным приведением… Погляди Леша, как долго мы тут торчим, спорим, ломаем дурака, пугая людишек. Мы страшимся идти вперед и стоим тут на месте… мы с каждым мигом… с каждым спором и смешком тончаем, превращаемся в блекнувшее подобие человека и чувствую я… чувствую, что скоро и вовсе мы исчезнем… испаримся… распадемся на частички… крупинки… былинки… Надо… надо Леша идти вперед… не зачем тут зависать… ну, встретились… ну, по-шутковали и будет…будет… И если ты не захочешь идти… я уйду сам… сам. Случайно забрел сюда… случайно остался рядом с тобой … и ничего хорошего ни на жил.

Я затаилась, и, стараясь не издавать не единого звука, стараясь даже не дышать, стояла и прислушивалась к их передрягам, и удивлялась, тихо вопрошая, зачем они здесь?… о чем спорят?… и почему не двигаются дальше?... а они все продолжали.

- Что ты, Ванюха, сама судьба нас свела… Бог как говорится, - выкрикнул зычно Леша. - Нельзя идти вперед, разве ты не видел, что происходит с теми, кто шагнул в нее, - и он испуганно обернулся назад, будто страшась, что на него кто-то сейчас запрыгнет и одним махом проглотит его подпрыгивающую голову. - Она всех поглощает, засасывает и все… все… все… тогда.

- А может не все, - совсем тихо шепнул в ответ Ванюха и тоже пугливо обернулся, а его прозрачная тень тела закачалась из стороны в сторону, словно от дуновения ветерка. - Может это только начало… Столько пройти, преодолеть и из-за тебя, вообще неизвестного какого-то дурня, застрять тут, чтобы пугать тех кто оказался не таким трус как я и ты… тех кто несмотря ни на, что продолжает свой путь.

- Ты, дурак, - огрызнулся Леша, и, остановившись, опять стукнул Ванюху по голове и дернул себя за волосы.

Голова его, без задержу, подлетела вверх, волосы на ней взмахнули своей густотой, а еле видимые прозрачные глазки внезапно четко проявились и резко увеличились в размерах. В них блеснул пронзительный черный цвет, и они уставились в мою сторону, верно разглядев меня в этом черном мареве. И тотчас по губам пробежала змеиная, волнообразная улыбка и они тоже обрели форму и вид, растянувшись и даже наполнившись бледно-красным цветом, а когда голова поспешно вернулась на прежнее место, Лешин рот широко раздался и зычно, громко исторг из себя:

- Глянь, Ванюха, очередная жертва самоубийства… ха...ха...ха…, - злобно засмеялся он и подняв руку направив на меня прозрачный тонкий указательный палец, завертел им по кругу, подзывая таким жестом меня к себе.

А на меня накатил такой страх, что дрогнули мои ноги, закружилась голова и перед глазами запрыгали крошечные, серебристые блошки с тонкими расставленными в стороны ножками… у меня даже перехватило дыхание и пару секунд я не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть.

- Иди, иди сюда… кто ты там: утопленница, отравительница, вскрывательница вен… а может, - добавил все тем же зычным голосом Леша, и треснул своего компаньона по голове, пройдясь ладонью по острому краю гребня. - А может, Ванюха она повесилась или прострелила свою головешку…

Однако на этот раз, почему-то, Ванина голова пришла в движение и принялась наклоняться и покачиваться на шее точь-в-точь, как игрушка неваляшка. И, похоже, Ванюхе не понравилось такое фамильярство и не уважение к его петушиному гребню, потому что он тут же умело перехватил руку своего компаньона, взяв ее подле запястья и гневно потряс вроде как намереваясь оторвать, а после заметил:

- Она не утопленница и башку себе не простреливала… Ты чего не видишь она пава, со вздернутым носиком, наверно голубой крови, а потому без сомнения благородно уходила из жизни, получая от этого ухода удовольствие… Вены… вены она вскрывала, точно как когда-то я вскрывал шеи жирным баранам, получая от этого… своего могущества радость и удовольствие … И вообще Леша я ведь тебя просил и не раз… не трогать мою голову… потому, что эти движения меня бесят и я зверею.

И Ванюха еще сильнее потряс Лешу за руку, дернув ее на себя с такой силой, что она нежданно оторвалась от плеча своего владельца и прыгнула прямо на его товарища. И тогда Ваня сделал несколько шагов вперед, и, размахнувшись, швырнул в меня оторванную и подергивающуюся в конвульсиях руку.

Та, прочертив в воздухе пальцами толстую, сероватую линию, будто ракета сначала взлетала вверх, набрав высоту. Но затем, резко сменив траекторию движения, все же решила не улетать, а приземлиться, и также быстро пошла вниз, широко расставив пальцы вроде намереваясь впиться ими мне в лицо.

В-первый миг, увидев летящую на меня руку, я подалась назад и громко вскрикнула. А когда этот прозрачный кусок плоти, не долетев до меня пару шагов, упал вниз на землю, утонув в черном паре, облегченно вздохнула. И не сводя глаз с того места, в котором приводнилась оторванная рука, внезапно заметила как кружащийся над ним черный пар мгновенно окрасился в алые тона.

«Ох…,» - испуганно выдохнула я, глядя на алый пар, и поспешно помотала головой стараясь прогнать наваждение.

Я даже закрыла глаза, а когда опять их открыла и взглянула на плотные испарения, то увидела, что они все того же черного цвета, ничем ни отличимого от пара витающего возле моих ног. Я перевела взгляд с курящегося пара и поглядела на двух призраков, которые стояли на прежнем месте и громко смеялись, издавая при этом гортанный, гаркающий звук. Они радостно ударяли руками по своим призрачным телам, и, приседая на корточки хватались за животы. И Ванюхина голова вновь покачивалась точь-в-точь, как игрушка неваляшка, а Леша все время теребил себя за волосы.

Словом они веселились… бесновались…

А я посмотрела на их беснования и подумала, что мне как мертвой не зачем бояться тусклых, исчезающих призраков, каковые от страха перед трудностями, лежащей впереди них дороги, предпочли остаться здесь… на этом месте и валять дурака, а не шагать в будущее… новое… преодолевая тяготы и невзгоды.

И тогда я смело шагнула вперед, намереваясь миновать этих двух припадочных безумцев, и пройти мимо них. Однако стоило мне сделать несколько шагов, как вдруг кто-то резко схватил меня за щиколотку правой ноги, приподняв штанину джинс. Схватил так крепко, словно присосавшись ко мне, прилепившись и порывисто дернув на себя. От резкого рывка, я потеряла равновесие и упала навзничь, утонув в клубящемся паре: головой, телом, руками и ногами, короче всем, что было во мне. И тотчас мою ногу выпустили, а через пару долю секунд перед моими глазами появилась та самая оторванная правая рука Леши. Только теперь она приобрела более нормальный, человеческий вид, окрасившись в телесный цвет и даже покрывшись густыми, загнутыми, маленькими, черными волосиками. А в том месте, где рука заканчивалась и должна была плавно перейти в плечо, появилась обрубленная, кровавая рана, из коей торчала белая, точно выдранная кость и тонкие, беловатые и голубые нити. Рука Леши запрыгнула мне на живот, и, передвигая пальцами, побежала по желтой футболке прямо к моему горлу, а приблизившись к нему, на миг оттолкнулась от трикотажной материи, подлетела вверх, растопырила пальцы, и, рванувшись ко мне, обхватив крепко накрепко шею, начала меня душить.

«А…а…а..!» - исторгла я из себя крик более похожий на предсмертный хрип.

Я ухватила руку, душащую меня, за локоть и запястье и принялась ее раскачивать, стараясь ослабить хватку и освободиться от нее. Я чувствовала, как надрывно-прерывисто стало захлебываться мое дыхание, как сквозь сдавленное горло стал плохо поступать воздух, а перед глазами поплыли кровавые капли.

Капли перед глазами… а в голове пролетела болезненно пугающая мысль, что сейчас я умру.

Еще миг и задохнусь…

Погибну…

И потеряю все, что приобрела… все, что с таким трудом добыла.

В голове пронеслась эта жуткая мысль, и я стала с удвоенной силой рвать эту ненавистную душительницу. Вверх… вверх… вправо…влево…

Я приложила все свои силы, всю свою злость… и обиду на себя… на нее… да почувствовала как хватка руки ослабла, будто она выбилась из сил или уступила моей храбрости. Еще чуть-чуть и она упала мне на грудь, тяжело вздрогнула, а по ее длинным, покрытым волосками, пальцам пробежала судорога, и она выпустила мою шею.

А я, все еще крепко сжимая ее, резко поднялась из черного марева на ноги, и тяжело дыша, встряхнула головой, прогоняя светящиеся крапинки, летающие перед глазами, пришедшие на смену красным каплям. И как только крапинки разлетелись в разные стороны, утонув во тьме, я посмотрела на Лешу и Ваню, оные уже перестали гоготать и теперь пристально глядели на меня. И хотя их расплывчатые, прозрачные лица, были укрыты теми самыми испарениями тьмы, но я видела, а может чувствовала их злобу и ненависть ко мне… и к тому, что я продолжаю бой, несмотря ни на что.

Я подняла руку Леши и потрясла ее, показывая им, что я победитель.

- Вам не получится меня удержать… Я все равно пойду вперед…Меня никто не остановит… Никто…, - громко выкрикнула я и вновь потрясла рукой, которая обмякла и стала гибкой, чем-то схожей с резиновым, поливочным шлангом.

- Да, тебя никто и не будет останавливать… очень надо, - крикнул в ответ Ванюха и негромко хрюкнул, тут же повеселев. И потирая ладони друг о дружку, добавил, - давай с тобой поиграем… И коли выиграешь… ни разу ни уронив мяча… ха..ха…, - и Ваня уж очень препротивно и жутко засмеялся, - тогда пройдешь… Как говорится беспрепятственно, а если нет… пеняй на себя… ха…ха…

Он тут же схватил своего товарища за оставшуюся целую руку, около запястья и резко потянул на себя. Но рука на этот раз не поддавалась и крепко держалась в плече, а потому Ванюха безрезультатно дернув ее несколько раз и видя, что она не отрывается, уперся ногой в живот Леши, и, перехватив руку чуть выше, около локтя, сделал несколько круговых движений по часовой стрелке точно откручивая ее, а после опять резко дернул. Раздался тихий треск и на этот раз рука оторвалась. Ванюша подкинул оторванную конечность вверх, и, подпрыгнув, схватил ее за предплечье, да опустившись на землю, покрытую черной мглой, выставил ее вверх и немного в бок так, словно то была не прозрачная рука призрака, а бадминтонная ракетка. Затем он легонько встряхнул ею, и рука не мешкая выпрямилась, ладонь разжалась, пальцы широко растопырились. И сейчас же Ванюха нанес ею сильнейший удар по улыбающейся голове Леши, смирно стоявшего рядом. Немедля голова Леши покинула насиженное место, и, взмахивая длинными волосами, устремилась ко мне.

А на меня напал ступор… И не столько от вида летящей головы, взмахивающих волос, но и оттого, что яркость лица при приближении увеличилась и я смогла разглядеть приподнятую узкую верхнюю губу, выгнувшуюся крышей дома, и черные, блестящие глаза запавшие в серебристых, бездонных глазницах, и красновато-черную кишку, что вылезла из тела и двигаясь вслед за летящей головой крепилась к ней со стороны шеи. На вид - это была, почти в палец, склизкая, покрытая небольшими бородавками кишка, чем-то схожая с глистой, ко всему прочему она несильно шевелилась и пульсировала и казалась живой, и даже слышался звук, такой который бывает, когда на рыбацком спиннинге разматывается катушка, тихо так жужжа. Голова уже приближалась ко мне, и на доли секунды зависнув в воздухе передо мной, широко раззявив рот, сказала: «Ну… чего стоишь точно бревно… Чего не бьешь? Бей… а то навеки останешься с нами… не пропустим…»

- Не пропустите? - взволнованно переспросила я, струхнув, что могу остаться здесь… навсегда… с этими больными на голову и наверно не только на голову.

- Бей… и обыгрывай нас… Видишь это и есть мяч, - закричал Ванюха и взмахнул конечностью своего товарища.

Я отвела оторванную руку Леши немного вбок и почувствовала, как в ней вновь появилась упругость, да, глянув на нее, заметила, что она вроде ожила, беспокойно и радостно задвигала пальцами, наверно предчувствуя веселую игру. Затем я сделала шаг вперед, и ударила ладонью руки, голову Леши, задев его подбородок. Голова тотчас описала кувырок в воздухе и направилась к Ване, который, увидав возвращающуюся часть тела товарища резво, несмотря на свою полноту, подпрыгнул вверх, и ударился левым боком об безрукого, безголового Лешу, беспокойно переступающего с ноги на ногу и покачивающегося. От такого крепкого толчка несчастное тело Леши повалилось, будто подрубленное дерево, прямо в черное марево. А Ванюха изогнулся, приняв стойку истинного атлета и дотянувшись ракеткой-рукой до головы-мяча, ударив по ней, послал ее в обратный путь, прямо ко мне.

Голова снова совершила кувырок, так, что длинная кишка, вылезающая из шеи описала круг, попытавшись зацепиться за выступающий нос своего хозяина. Однако ей это не удалось сделать, и она лишь вскользь пройдясь по кончику носа, повисла позади шеи. А голова тем временем уже подлетела ко мне, очи Лешины уставились на меня и я увидела, как блеснула там черноватая синева, он открыл рот, высунул свой язык, который оказался красно-черным похожим на кишку, только более широким и начал меня дразнить.

Я глядела на этот высунутый язык и теребящуюся позади головы тонкую кишку и вновь подняла ракетку (вернее руку) намереваясь отбить его голову… вернее мяч… Впрочем, летящая прямо на меня голова Леши, внезапно резко отклонилась влево, и я также резво подалась вслед за ней, намереваясь непременно отбить эту подачу и не упустить меча. Но хитрая голова Леши в тот же миг взлетела вверх, а после, когда я подпрыгнула, подняв высоко ракетку, уклонилась вправо. Я понимала, что это все злобная игра безумцев, но уступать я не желала, а потому изловчившись, ринулась следом за головой успев стукнуть ладонью руки прямо в лицо Леши. Я видела, как от мощного удара искривилась его физиономия, наверно все же он ощущал боль, видела, как вздрогнули его губы, а верхняя и вовсе судорожно затряслась, судя по всему, удар пришелся именно по ней.

И описывая криволинейные пируэты, мяч- голова уже подплывали к Ванюхе, который в отличие от Леши получал истинные удовольствия и от игры, и оттого, что мог лупасить своего ненавистного и неприятного компаньона. Ваня тревожно приседал на корточки, наклонял свое полное, невысокое тело, точно намеревался не отбить голову рукой, а как заправский вратарь, стоящий на воротах и оберегающий честь команды, желал поймать круглый бело-серый мяч.

Я видела, как неожиданно Ванюха прыгнул вправо, и, приземлившись на, что-то оказался выше своего роста, а потом я догадалась… он вскочил на тело Леши. Несколько раз на нем подсигнул так, что прозрачные ноги его товарища, синхронно взлетели вверх, выглянув из более густого пара, а затем опять также синхронно упали вниз, утонув в нем.

И снова Ваня, оттолкнувшись ногами, от тела компаньона, взвился стрелой, только какой-то толстой и неповоротливой, вверх, перекинув в полете ракетку, с левой руки в правую и взмахнув ею, пребольно ударил по голове Лешу. От удара рот Лешин издал какой-то нечленораздельный звук, и, отправившаяся в мою сторону закачавшаяся голова злобно и обидчиво выкрикнула:

- Бить по морде бей… кто ж спорит, да по телу зачем так топтаться… Все-таки, это неприятно…

- Слышь Маруся, - обратился ко мне Ванюха. - Ты этого гада, пошибче… похлеще лупи… Ведь это я по его вине тут торчу… все он меня запугивает… страшит… смущает… пошибче… пошибче его.

- Меня зовут Оля, - не менее сердито откликнулась я.

И выполнив просьбу Вани, со всей силы шибанула ракеткой по лохматой макушке его товарища, при этом в одном из пальцев руки запутался длинный локон его волос. Рванувшаяся в обратный путь голова Леши с хрустом вынула из себя этот локон, а рот его негромко ругнулся, грязным и скверным словечком.

- Эй, головешка, - прикрикнул на Лешу Ванюха. - Попридержи свой длинный красно-черный язычок… Ты ж заметь дурень, перед тобой дама.

Леша еще выкрикнул, что-то подлое и мелочное направляя это в сторону товарища и внезапно не долетев шагу до Вани, резко упал вниз. На доли секунд пропав в том черном мареве, а вынырнув оттуда, точь-в-точь, как отскочивший от земли мяч полетел в мою сторону. Заметив спокойным голосом комментатора ведущего мало интересующий его матч:

- Один ноль в пользу вскрывшей вены психованной Оли.

Я опять отбила подачу, хотя голова и старалась не попасть под мою ракетку, вновь зависнув в воздухе и порывисто двигаясь то вправо, то влево. А когда я послала ее в обратный путь, спросила у Вани:

- И долго мы так будем дурачиться… Мне в принципе недосуг… И потом я ведь уже победила…

- Ты еще не победила… А играть или как ты заметила дурачиться мы будем долго, пока мне не надоест, - злобно прошипел Ванюха и усмотрев подлетающую голову товарища вскинул вверх правую ногу, намереваясь отбить ею приближающуюся круглую конечность.

Однако Леша, разгадав злобное намерение своего спутника на мгновение, замедлил полет, крутнулся в воздухе и направился ко мне.

- Ах, ты… гад…, - воскликнул Ванюха, увидев обманный маневр компаньона и уронив ногу на тело Леши продолжающее лежать на земле, принялся его пинать.

- Вообще-то мне пора, - сказала я и ударив голову Леши рукой, швырнула ее вслед за улетающим хозяином, намеренно с таким расчетом, чтобы попасть ею в петушиный гребень Вани, который ежесекундно пинал ни в чем, ни повинное тело своего товарища.

- Пора…ах! ты, - заверещал Ваня, и голос его наполнился плаксивыми нотками, он поднял голову, оторвав взгляд от ненавистного товарищеского тела, и глянул на меня.

И тотчас перестал пинать тело Леши, а когда прибывшая рука, обогнавшая в полете, голову хозяина стукнула его по гребню, проехавшись прямо по острию и огладив ладонью лицо. Ванюха мгновенно схватил ее, крепко сжал, и, сверкнул в мою сторону, на миг увеличившимися зелеными глазами, похожими на огни светофора, оные быстро вспыхнув, также быстро и погасли, утонув в бездонности прозрачных и вроде как пустых глазниц.

Еще миг он стоял, не двигаясь, по-видимому, вглядываясь в меня своими бесцветными, прозрачными глазами, затем он также внезапно пришел в движение и воткнул резко, с силой левую руку Леши в свое левое плечо, а правую руку приставил к правому плечу.

И, о, ужас! Руки тут же вклинились в его плечи, и даже та рука, что была моей ракеткой и имела телесный цвет, немедля сменила его, этот цвет, на прозрачный. И вслед за левой рукой вросла в плечо Вани, зашевелила пальцами, пришла в движение, начав неспешно сгибаться в локте, будто пробуя силу или накачивая ее в предплечьях и плечах… и впрямь через секунду плечи прямо на моих глазах стали увеличиваться и расти в ширину. Голова Вани слегка накренилась на правый бок, а шея, как раз на месте изгиба лопнула, и образовала неширокий, округлый, полупрозрачный перешеек, и из него словно из земли стал выбиваться маленький росточек красного цвета с тончайшими, черными прожилками. Росток очень быстро рос, вылезая из перешейка, и вскоре превратился в длинный красно-черный язычок, который вытянувшись над шеей и головой, затрепетал, как флаг на ветру. И тотчас замершая в воздухе голова Леши, увидев это призывающее его трепыхание рванулась к нему. От столь поспешного рывка та самая кишка, что крепила голову Леши к его телу, оторвалась и громко, смачно чмокнув улетела вниз в черные испарения. А голова Леши уже кружила над новой кишкой, вытянувшейся над шеей Ванюхи, уже размахивала длинными, патлатыми волосами, радостно приветствуя ее. Еще чуток и голова Леши опускается на кишкообразный росток и втягивает в себя его, усаживаясь рядом с головой Вани, немного потеснив ее, так что та совсем выгнулась и улеглась правым ухом на увеличивавшееся в несколько раз плечо. Впрочем увеличилось не только плечо, выросло и увеличилось все тело и руки, и грудь, и даже подрос слегка выпученный вперед живот.

Вид этого несуразного, уродливого, двухголового и четырехрукого существа был ужасен. Ведь укрупнилось оно в ширину и в высоту лишь до талии и теперь его мощный, накачанный стан крепился на коротких, и по сравнению с телом, тонких ножках. Это чудище, ко всему прочему, даже сменило тон, окрасившись в насыщенно белый и немного светящийся цвет… точно напитавшись моим страхом, не уверенностью и желанием повернуть назад.

Да только я знала, что там позади ничего нет… вернее есть… но то, что мною пережито… выстрадано, а все новое и иное лежало там впереди… там…

И когда это чудище, сросшееся вместе, и похожее на уродливых сиамских близнецов двинулось на меня, тяжело покачиваясь из стороны в сторону, неся свое огромное тело на коротких ножках, я приняла решение бежать… бежать туда… вперед… прорываясь сквозь это безумие.

А, потому, не мешкая ни секундочки, я сделала огромный прыжок вперед, покрывая им большущее расстояние, а после переходя на бег понеслась туда на движущихся Ваню-Лешу, намереваясь пробежать мимо них. Однако стоило мне, пробежать несколько метров оставив это чудище слева от себя, как внезапно мои ноги споткнулись об лежащее тело Леши, притаившееся и замершее в черных испарениях, и я полетела вниз. Перескочив через него и врезавшись подбородком в сыпучий, влажный песок, проехав несколько секунд и затормозив своей грудью и ртом, в каковой набился песок.

Я поспешно выплюнула изо рта песок и ощутила содрогающееся от быстрого бега и страха свое тело, сбивчивое дыхание. И тут позади меня послышался громкий и тяжелый топот, казалось, что это бегут не сиамские близнецы Ваня и Леша, а движется целое стадо разъяренных быков. Даже не оборачиваясь, не в силах взглянуть в лицо опасности и немедля ни секундочки, я сначала вскочила на карачки и поползла по песку переставляя руки и следом за ними колени, быстро… быстро… и также быстро вскочила на ноги, поставив босые стопы на песок и опять побежала.

Топот тысяч ног позади меня не смолкал, а наоборот нарастал, становился многократнее, громче, мощнее...

Он подгонял меня…

Заставлял бежать быстрее, не жалея себя… не успевая ничего обдумать… лишь нагнетая во мне всеобъемлющий страх перед тем чудовищем кое, судя по всему, успело еще вырасти и теперь желало поглотить… и уничтожить меня как личность.

Внутри меня от ужаса и скорости все ходило ходуном… а страх оглянуться и увидеть то, что может прекратить мое существование и борьбу, заставлял меня торопиться…бежать…

Бежать…

Бежать…

Однако силы мои на исходе, мышцы на ногах: в икрах и на бедрах, от усталости стала сводить дергающая, выворачивающая судорога, резкая боль штырем пробивала позвоночник, выстреливая в поясницу, а дыхание уже походило на тихий, стонущий хрип.

Там же позади меня гул и топот ног лишь нарастал. Он становился яростнее и кипучее и теперь уже походил не на топот, а на сход селевого потока, который несет в грязно-бурых водах не просто вырванные стволы деревьев, но и огромные, глыбоподобные камни, смешивая все это в одну единую пугающую своей силой массу.

Я уже теряю силы…

Снижаю быстроту бега…

Перехожу на шаг… захлебываюсь скомканным дыханием и горящей болью в ногах, дергающим, рвущимся на части правым боком. И на миг я замираю, перестаю дышать… и даже не замечаю этого топота… а лишь слышу… слышу себя. И тот, кто после Андрейки появился во мне и стал меня поддерживать и помогать бороться… тот кто стал поощрять меня за смелость и уверенность… Сказал мне, чтобы я перестала страшиться, перестала трусить, потакая своим слабостям и взяв себя в руки глянула прямо в глаза той опасности… чудовищу… или безумцу… встретив его в полный рост.

И я услышала его… а вернее саму себя… и… обернулась…