Дьявольский багаж

3

   - Что за черт? - уставился на старика, встревоженный Яковенко, вскакивая со своего ложа.

- На границе, видимо, душманы опять чудят, - ответил Михеич, тоже направляясь к выходу.

Действительно, по плацу, во весь опор, с полной боевой выкладкой, бежал взвод солдат, представлявший группу оперативной поддержки. Возглавлял ее молоденький лейтенантик, красный от усердия и сознания значимости момента. Тут же, четко и кратко, отдавал распоряжения дежурный по части майор Калинин. Группа, укладываясь в положенный норматив, расположилась внутри трех БТРов и те, выпустив из себя густые клубы сизо-черного дыма, помчались по направлению к КПП.

- Что там стряслось, Васильич? - по-свойски поинтересовался у майора Михеич.

- На третьей заставе вооруженная банда на прорыв пошла через Пяндж, - ответил тот и быстрым шагом занятого по горло человека, направился в расположение штаба погранотряда.

В принципе, подобное явление было здесь довольно частым и привычным. Однако, по большей части, тревогу обычно объявляли по ночам. Поскольку наркокурьеры, рвущиеся, словно мухи на мед на просторы былого Союза со своим смертоносным грузом, предпочитали брать себе в помощники темноту и специально выбирали самые безлунные ночи. Поэтому то сегодняшнее ЧП выглядело действительно неординарным.

- Они что, эти бабаи, совсем с ума стронулись? Надо же, днем через реку поперли. Идиоты! - в сердцах бросил Яковенко.

- Э, не скажи, паря, - тут же отреагировал Михеич. - Они тоже не дураки. Как-никак, а учли, верно, что сегодня выходной и люди расслабились. А то, что днем и со стрельбой, так это, разумею, больше для шумихи. Отвлекают, сволочи, а в это время кто-нибудь один, совсем в другом месте на бурдюках переправляется. Как пить дать!

Что и говорить - многое видел старик за эти, никем не считанные годы пребывания на границе, многое знал и предвидел. И каждая подобная ситуация, будь то днем или ночью, рождала в нем вполне понятную тревогу. Его взгляд становился суровым, а движения замедленными и настороженными. Данным переменам, конечно же, было и свое объяснение. Сколько Михеич собственноручно перепаял цинковых гробов за все время, не знал даже он сам. Специалистом же в этом скорбном деле, на весь погранотряд, старик был единственным и непревзойденным.

- Однако давненько так крупно не баловали, - пробурчал себе под нос Михеич и вмиг, какой-то состарившейся походкой вновь побрел в мастерскую, рассеянно повторяя на ходу. - Только бы пронесло на этот раз, только бы пронесло. А то у нас этих жестянок в запасе - раз, два и обчелся. Слава Богу, потребности до сих пор не было - вот и не завозили.

- Что ты там зудишь, Михеич? - поинтересовался Яковенко.

От этих, в общем-то, безобидных слов, старик вдруг, неожиданно, буквально взвился и, не выбирая особо выражения, выдал оторопевшему старшему сержанту потрясающую отповедь.

- Что ты вообще понимаешь в жизни, салага, - выдохнул в негодовании он.- Думаешь лычки нацепил, пупом Земли стал? х**н тебе в сумку! Тоже мне, слово удумал - зудишь! Вот и зужу - ребятки то не на прогулку поехали, а мне опять, не дай то Бог, паять эти железяки потом! Думаешь, это пряники с медом трескать? Да у меня душа на части рвется, если хочешь знать, как только паяльник в руки беру. А он все туда же - зудишь!

Яковенко не обиделся. Он, конечно же, понял состояние старика поседевшего на границе и, хотел, было уже повиниться перед ним, как в мастерскую, словно ветер - "афганец", ворвался старший прапорщик Полозков. Правда слово "ворвался" слишком уж приукрашивало появление заведующего АРМ. Поскольку тот, в силу своей невероятной длинноты и худобы, двигался второпях весьма странно. Его руки, ноги, тело и голова, казались какими-то самостоятельными механизмами, которые были соединены друг с другом с помощью несовершенных шарниров, а потому, телодвижения получались несуразными и до комичности, не координированными.

- Слыхали, группа на третью выехала?! - с ходу выпалил он. - А я как услыхал, так сразу к тебе, Михеич, но тебя то уже, тю-тю.

- На кой ляд я тебе сдался? - бросил тот, еще не остыв от эмоционального недавнего всплеска.

- Как на кой?! Гробов то у нас на складе, х**н да маленько, а тебе, судя по всему, работенку опять подкинут.

- Да типун тебе на язык! - вновь взвился Михеич. - Что ты заладил как ворона - гробы, гробы! Обойдется все, в первый раз, что ли?!

- Обойдется, не обойдется - наше дело, быть готовыми! - отрезал Полозков. - Поэтому, я в штаб, надо предупредить, чтобы заявку подали. А вы здесь посмотрите, что б все на мази было.

Сказав это, он словно на ходулях, помчался в сторону военного городка, неуклюже поддерживая рукой, то и дело норовившую слететь с его головы, зеленую фуражку.

- Ворона чертова, не дай Бог, накаркает, - зло буркнул ему вслед Михеич и принялся готовить себе, второй раз уже за сегодня, чего раньше не бывало, новую порцию зеленого чая.

На этот раз творил он действо особо старательно, вероятно тем самым, возвращая свою душу, по возможности, конечно, в состояние былого покоя. Сергей же решил воспользоваться этой паузой перед началом молчаливого чаепития, чтобы повиниться перед стариком. Но Михеич был отходчивым. Он с усмешкой выслушал смущенное бормотание старшего сержанта, потрепал его по плечу и, как бы походя, проронил:

- Ничего, Серега, всякое в жизни бывает - на то она и жизнь-жестянка! Это ты меня извини, старого. Но сам посуди: тебе сейчас что - собрал манатки и на гражданку, а мне здесь жить, да глядеть дальше на все это. Ты вон, мне разков то несколько всего помогал, да и то, небось, сердечко ёкало. Еще бы - восемнадцатилетние души паковать для "вечного хранения"!

Старик шмыгнул носом, вновь вспомнив свой, безусловно, богатый скорбный опыт и, хлебнув первый глоток чая, погрузился в собственные думы и молчаливую нирвану. Яковенко ничего не оставалось, как тоже задуматься над этими, в общем то обычными, для данного опасного участка границы, проблемами. До сих пор, наверное, в силу молодости, Сергей с некоторой легкостью относился ко всему, что происходило вокруг него, в том числе и к погибшим, которых, за два года его службы, правда, было не так уж много. Но он прекрасно знал, что память старожилов погранотряда, хранила в себе и иные времена, когда в этих краях шла самая настоящая война, со всеми вытекающими из нее печальными последствиями, в виде огромного количества раненых и убитых. И тогда то, изделие, которое в официальных документах именовалось не иначе как "Г-3", являлось вполне привычной составной частью службы здешних погранцов.

И все равно, здоровый, молодой организм, диктовал собственному сознанию свои установки, густо замешанные на цинизме и нигилизме. Потому он не мог постичь всего того глубинного смысла произошедшего, как это удавалось умудренному житейским опытом, старику. А Михеич, между тем, попивал свой чаек, глядя просветленным взглядом в какие-то заоблачные, ведомые только ему одному, дали. Как раз в этот момент, в мастерской вновь объявился старший прапорщик Полозков. На этот раз, его длинные члены двигались более-менее согласованно, а узкое, вытянутое лицо, украшенное хрящеватым носом, излучало августейшее спокойствие. Он уже открыл рот, чтобы выдать нечто, но, вовремя завидев занятие Михеича, опомнился. И зная нрав старика, в ожидании лучшего момента, опустил свой тощий зад на одно из свободных автомобильных сидений. Наконец чайничек опустел и зав АРМ, с видимым нетерпением ожидавший этой минуты, заговорил, прежде всего, обращаясь к ценителю восточного напитка и совершенно сознательно при этом игнорируя Яковенко.

- Все, Михеич, пронесло, можно сказать, - выпалил он. - Даже раненых нет. Всыпали бородатым по первое число как следует. Вроде, четверых положили, одного взяли, а остальные назад убрались.

- Ну, вот, а ты с дуру нагнал - семь верст до небес и все лесом. Цинки ему непременно подавай! - удовлетворенно произнес тот, расправляя свои усы, которые от этого известия, казалось бы, даже приобрели более оптимистический вид.

- Так, дело ж известное, - оправдался старший прапорщик и добавил. - Да еще опять наркоты этой, будь она неладна, взяли, немного, правда - килограмм десять. В общем, Гизатулин - только что его видел - опять "радуется".

Ралиф Гизатулин тоже служил в погранотряде прапорщиком, был старше Яковенко всего то года на два и, завершив срочную, так и остался здесь, в этих горах. Сейчас он заведовал складом, где хранились средства химической защиты и куда, за неимением другого, более подходящего места, складировали конфискованный при задержаниях на границе г****н. Потом его, как правило, при скоплении начальства, приезжих представителей различных международных организаций и непременно, толпы репортеров, торжественно сжигали. Однако в связи с некоторым затишьем на границе в последнее время, это мероприятие уже давно не проводилось. А наркотик, между тем, потихоньку копился, создавая прапорщику Гизатулину лишь головную боль, занимая место, предназначенное совсем для других целей и путаясь под ногами. Но самое главное, все это налагало на заведующего складом дополнительную и никем не оплачиваемую ответственность. Хотя, что греха таить - к данной проблеме, как впрочем, и ко многому в этих диких горах, в отличие от цивилизованного мира, относились совсем иначе. У склада химических средств, который в силу специфики и порой, вонючести хранимых в нем средств, стоял чуть на отшибе, не было даже постоянного поста. Его охрана, просто была вменена в обязанность часового, охранявшего автомобильный парк и тот, время от времени, вынужден был проверять целостность замков и печати на его дверях.

Потому то Полозков и заявил сейчас об особой "радости" Гизатулина - среди прапоров все знали о заботах молодого татарина и не упускали возможности поерничать по данному поводу. Это было проявление своего рода дедовщины, однако она носила весьма незлобивый характер и, как правило, заканчивалась тем, что Ралиф, спокойный и размеренный в обычной жизни, посылал особо назойливых куда подальше и те, под взрывы хохота, без сопротивления ретировались. И так до следующего раза.