Сломленная пара воина

У меня нет ни единого воспоминания о матери; она умерла, когда я появилась на свет. Зато каждое воспоминание, что у меня есть, пропитано присутствием моего отца — его кулаков, его пинков и жгучей боли от его ремня. Я ношу его гнев как вторую кожу, каждый синяк — клеймо моей вины. Он — Альфа стаи Хрустальной Реки: грозная фигура с широкими плечами, тень ужаса в каждом помещении. Пятнадцать долгих лет он смотрит на меня с одной и той же неугасающей яростью — будто я палач, укравший его свет. Каждый день он напоминает мне своим ледяным взглядом и хриплым голосом: — Это должна была быть ты. Не она. Не моя Луна, не та, что скрепляла мою душу. Его ангел. Его сердце. А я? Я лишь яд, высосавший из него всю надежду, — порча, проклятие, несчастье, которое он мечтает растоптать. После её смерти он выбрал новую пару. Она не была предназначенной ему, а стала Луной ради власти и статуса. Ходили слухи, что он чуть не отправился к моей матери, пока его Бета не вмешался. Когда-то я верила этому, пока не узнала правду. Теперь, когда приближается мой шестнадцатый день рождения и возможность пробудить своего волка, вся реальность напоминает: только сильные могут обуздать эту силу. Но я не из их числа — не с моим здоровьем, разрушенным тяжёлой рукой отца. — Лайра! Откуда то снизу прогремело моё имя, а его голос подобен грому. Сердце бешено забилось, я бросила тряпку и поспешила вниз по двум пролётам каменных ступеней в доме стаи. Там стоял Альфа Торн. Возвышаясь примерно на два метра, с телом бога войны, и его мышцы напряглись под чёрной рубашкой, когда он уставился на меня взглядом, полным презрения. — Простите, Альфа, — прошептала я, опустив взгляд. — Я говорил, что гости приедут сегодня. Стая Авангард скоро будет здесь. Этот зал должен сиять, — рявкнул он. — Да, Альфа. Я займусь этим немедленно, — быстро ответила я, снова поклонилась и бросилась к кладовой. Я мало что слышала об Авангарде, только то, что они одни из самых свирепых воинов мира ликантропов — уважаемые и неприкосновенные. Их репутация — причина, по которой Торн так на взводе, будто ждёт королевский визит. Может, так оно и есть. Я юркнула в прачечную, схватила металлическое ведро и наполнила его горячей мыльной водой. С жёсткой щёткой и связкой тряпок я направилась обратно в зал. И тут столкнулась с ней. — Смотри под ноги, дрянь! — взвизгнула Серафина, моя мачеха и Луна стаи, а её дизайнерское платье теперь было забрызгано мыльной водой. — Простите, Луна, — пробормотала я, тут же опустив глаза. — Торн! Твой отродыш только что облила меня! — завопила она. Отец появился почти мгновенно. Сначала, в меня впился его ледяной взгляд, а затем он сильно ударил, по лицу. Белые искры поплыли перед глазами. Я отшатнулась, а Серафина самодовольно улыбнулась и взяла его под руку. Они ушли, оставив меня как пустое место. Челюсть пульсировала от боли, но я не могла позволить жалеть себя. Подняв щётку, я опустилась на колени и начала драить огромный пол бального зала. Это займёт весь день, но выбора нет — промедление лишь ухудшит всё. Когда я работала, время текло незаметно, и монотонное мытьё притупило мои чувства, пока я не услышала голоса из соседней комнаты. Я замерла и крадучись подошла к кухонному проему, оставаясь незамеченной. — Какая-то омега бросила ведро, даже не дотерев пол, — раздраженно произнес незнакомый голос. — Пусть Альфа её найдёт. Он покажет ей, что значит быть небрежной, — подхватил другой. Когда их шаги затихли, я застыла за дверью, а сердце бешено стучало. Чужие в этом доме пугали. Правило было ясным: никто не должен меня видеть — только Торн и Серафина могли признавать моё существование. Убедившись, что они ушли, я вернулась в бальный зал, прикрыв за собой двери. Колени горели, а спина ныла от боли с каждым движением, но я не могла остановиться. Я гадала, какую ложь обо мне распустил отец после смерти матери — возможно, он объявил меня мертвой, а может, и не упоминал вовсе. Так или иначе, послание звучало в каждом безмолвном коридоре: я должна исчезнуть, быть стёртой. Когда последняя плитка заблестела, а вода была вытерта, я убрала принадлежности на место и направилась на кухню, чтобы приступить ко второму этапу обязанностей — подготовке к банкету. Проходя мимо дверей бального зала, я услышала скрип стульев и голоса, поэтому заглянула в узкую щель в дереве. Слуги расставляли длинные столы, занимающие весь зал — по двадцать мест с каждого края — с просторным свободным местом в центре. Танцпол. Само собой. Я быстро скрылась, прежде чем меня заметили, и поспешила к столу для подготовки. Не было времени перевести дух. На кухне я собрала ингредиенты для вечернего фуршета. Сначала отправила жаркое в духовку. Затем принялась за бисквиты, потом за приправленные запеченные овощи. Приготовила яблочный и клюквенный соусы, оформила фруктовую тарелку, окружив её свежими овощами для легких закусок. Всё выглядело очень аппетитно. Я взглянула на кусочек манго, размышляя, заметит ли кто-нибудь, если я возьму один. Но быстро подавила желание. Моя семья, вероятно, пересчитает каждый фрукт и даже крошечный кусочек сделает меня воровкой, а больная паранойя отца заставляла подозревать, что невидимые глаза следят за каждым моим шагом. В этом доме нет свободы — только постоянная угроза наказания, подстерегающая за каждым углом. Затем я занялась десертами, которые мне поручили. Испекла насыщенный шоколадный торт с роскошным ганашем, приготовила нежный чизкейк, наполнила десятки маленьких стаканчиков муссом со свежими взбитыми сливками и наконец собрала фруктовый торт. А кухню наполнил тёплый, манящий аромат сахара и специй. — Почему ты ещё не закончила? — раздался резкий голос моей мачехи Серафины, когда она вошла на кухню. На ней было вечернее платье в пол, усыпанное изумрудными пайетками, а каблуки отчётливо стучали по плитке. Драгоценности сверкали на её ушах, шее и запястьях, будто она пыталась затмить саму луну. — Я только что всё закончила, Луна, — ответила я, опустив взгляд и отойдя от стойки. — Всё готово. — Хорошо. А теперь убирайся. Дальше всё сделают официанты, — отрезала она. Я кивнула и выскользнула в черный ход, поднявшись по потайной лестнице за кладовой. Три лестничных пролета я преодолела в тишине, прежде чем добралась до двери на чердак. Быстро отперев ее, я прокралась внутрь и убедилась, что замок щелкнул, закрывшись. Пыль и паутина заполняли загроможденное пространство, но я пробралась к потертой койке у окна. Свернувшись калачиком на тонком матрасе, я уставилась в сумеречное небо — где багрянец и золото символизировали мой единственный побег из этого дома. Я взяла одну из старых книг, спрятанных под одеялом — мои единственные настоящие сокровища. Читая, я услышала за окном рев моторов и выглянула. Подъехали лимузины, и из них, словно королевские особы, вышли элегантно одетые мужчины и женщины. Я едва слышала, как отец и Серафина встречали их у двери с вежливыми словами и фальшивыми улыбками. Сегодня они явно старались вести себя безупречно. Это были не просто гости — они принадлежали к стае Авангардов, известной своими боевыми навыками и непревзойденной дисциплиной. Другие стаи обращались к ним, когда требовалась серьезная помощь или обучение в бою. Со своего укрытия я изучала мужчин внизу — воплощение силы, каждое его движение было осознанным, а каждое слово — демонстрация дисциплины. Также раздавался женский смех, а их красота казалась непринужденной и недосягаемой. В груди закрутился тугой узел зависти. На один хрупкий миг я действительно стала той невидимой, забытой девочкой из сказки — проклятой Золушкой, обреченной тлеть в забвении, без надежды на спасение. Медленно выдохнув, я закрыла окно и опустилась обратно на койку. Приглушенные звуки смеха и музыки снизу стихли, когда я снова погрузилась в страницы книги. Где-то между одним ударом сердца и следующим я погрузилась в тревожный сон, но потом резко проснулась от яростного дребезжания двери чердака. Паника сжала грудь, а руки дрожали, пока я проверяла замок. Облегчение обдало меня ледяной волной — он все еще был заперт. На мгновение ужас сковал меня. — Там кто-то есть? — раздался из-за двери низкий мужской голос. Сердце бешено заколотилось, но я молчала. — Я знаю, ты там. Слышу твое дыхание… твое сердцебиение, — он сделал паузу, прежде чем добавить: — Оно бешено колотится. Паника сменилась ужасом. Если отец узнает, что кто-то заговорил со мной — особенно сегодня — последствия будут серьезными. — Вернитесь на вечеринку! — прошептала я, отчаянно стараясь сохранить голос ровным. — Кто ты? — спокойно спросил незнакомец. — Я никто, — прошептала я. — Просто уйдите, пожалуйста. — Я никуда не уйду, пока ты не откроешь эту дверь, — твердо заявил он. Прежде чем я успела ответить, другой голос — резкий и холодный — прозвучал в коридоре. — Что здесь происходит? Это был мой отец.