Плоть. Любовь, которую ты не переживёшь.

11

Я очнулась медленно, словно из тяжёлого кошмара. Первое, что почувствовала — тепло чужого тела. Чьи-то сильные руки обнимали меня, не отпуская, будто боялись потерять. Я вздрогнула, распахнула глаза. Надо мной тихо дышал Грей. Его лицо было рядом, слишком близко, на подушке. Он не спал. Веки покрасневшие, взгляд усталый, как у человека, который всю ночь боролся с собой.

— Грей?.. — голос сорвался. Я осторожно вырвалась из его объятий и села на кровати. — Что… где мы? Где отец?

Он поднял голову, медленно выпрямился. Его движения были вялыми, как у сломанного человека. Несколько секунд молчал, будто слова застряли в горле. Наконец выдохнул:

— Готовься… сегодня его храним.

Мир рухнул. Я сползла с кровати прямо на пол, колени ударились, но я не почувствовала боли. Горло сдавило, и слёзы хлынули сами. Я закрыла лицо руками, и рыдания вырвались из груди. Грей поднялся, подошёл медленно, как будто каждое движение давалось ему тяжело, и обнял меня сзади. Его руки были крепкими, но в них не было силы — только желание удержать моё отчаяние.

Я рыдала, не могла остановиться. Слёзы жгли кожу, в голове звучала одна мысль: это я виновата. Я ненавидела себя, ненавидела дыхание, сердце, каждый звук в этой комнате.

Вдруг дверь распахнулась с грохотом. Без стука.

На пороге — Лира и Кора.

— Вот смотри! — Лира фыркнула, голос был ядовитым. — Эта дрянь сидит как ни в чём не бывало.

— Спасибо скажи, — добавила Кора, перекосив рот, — что отца в могилу свела.

Их слова били, как камни. Я подняла взгляд на них сквозь слёзы, а они лишь ухмылялись и продолжали сыпать ядом.

— Брат, — Кора сплюнула слово, как грязь, — как ты мог? С ней спать! Тебе не стыдно?

— Он нас растил, кормил, спасал, — добавила Лира, голос её взвился. — А вы вдвоём предали его память!

Грей резко вскинул голову. В его глазах вспыхнул огонь.

— ЗАКРОЙТЕ рот! — его голос сотряс комнату. — Это не ваше дело! Следите за языком!

Но они только усмехнулись.

— Правда глаза колет? — процедила Лира. — Это же правда. Вы двое — позор. Грязь.

Я медленно поднялась на ноги. Слёзы больше не текли. Вместо них внутри меня поднялся жар, как пламя. Я смотрела прямо на них. Глаза мои горели, и в комнате воцарилась тишина. Лира и Кора замерли, будто слова застряли у них в горле.

На шум вбежали братья. Они заговорили разом:

— Что здесь происходит?

— Что за крики?

Я сделала шаг вперёд. Голос мой был низким, глухим, почти звериным.

— Замолчите. Вы все.

Тишина. Только моё дыхание.

— Вы, — я ткнула пальцем в Лиру и Кору, — две языкастые змеи. Слушайте внимательно. Грей мне не родной. Как и вы. Мы не из одной крови. Никто из вас не вправе решать, что мне делать.

Я шагнула ближе. Лира отступила, Кора нахмурилась, но я видела их страх.

— И если ещё раз посмеете шипеть в мою сторону… я вырву вам языки. И съем.

Слова мои висели в воздухе, тяжёлые, как удар. Никто не ответил. Даже Грей молчал.

Я стояла посреди комнаты, с растрёпанными волосами, в мятой одежде, с глазами, полными ненависти и боли. И в тот миг я сама себе казалась чужой.

Через полчаса мы уже стояли над свежей могилой.

Земля ещё влажная, черная, пахнущая сыростью. Гроб отца опускали медленно, и сердце сжималось так, будто опускали не дерево, а часть меня самой. Вокруг стояли люди в трауре, всё в чёрном, мрачном. Венки из алых и белых цветов, один особенно большой — прямо над головой отца.

Святой отец читал свою молитву. Его голос был ровным, строгим, каждое слово звучало в пустоте, но я их не слышала. Они проходили мимо, как шелест ветра. Я лишь рыдала, тяжело, громко, не стесняясь слёз. Казалось, весь мир должен слышать моё отчаяние.

Грей стоял рядом, держал меня за плечо, его рука была крепкой, согревающей. Он чуть наклонился и прошептал:

— Тише… любимая. Всё будет хорошо. Не плачь, умоляю…

Я не ответила. Мне казалось, что от этих слов сердце рвётся сильнее.

Час тянулся вечностью. Когда всё закончилось, люди начали расходиться. Кто-то кланялся, кто-то кидал последний взгляд — и уходил. Я не двигалась. Я села прямо у могилы, пальцами прикасаясь к холодной земле.

— Прости меня, отец… — прошептала я. — Прости, что я полюбила и согрешила с братом. Но… он ведь не кровный мне. Услышь это. Прими мою любовь, не гневайся больше. Успокой душу свою…

Я склонила голову, плакала тихо, почти беззвучно. В руках у меня была последняя роза. Я посмотрела на неё, на её алый цвет, и, дрожащей рукой, положила цветок прямо на свежую землю. Это был мой последний поклон, моё прощание.

Назад пути не было. И времени тоже. Отец ушёл, и я не могла ничего исправить.

Я сидела ещё несколько мгновений, шептала ему свои извинения, словно надеялась, что там, за чертой, он услышит.

И вдруг за спиной раздался тихий, но твёрдый голос:

— Аделин… пора домой.

Я вздрогнула, оглянулась. Это был Грей. Он смотрел на меня устало, но решительно.

— На последних минутах, — сказал он медленно, — отец… да, он был зол. Но он всё равно переживал за тебя. И просил меня… защищать тебя. Не оставлять.

Я широко раскрыла глаза. В слезах прошептала:

— Что?.. Отец… он был зол, но… просил?..

Грей отвёл взгляд, шагнул к выходу, и его голос прозвучал тише:

— Наверное, он простил тебя, Аделин. Просто по-своему.

Я осталась стоять у могилы, всё ещё дрожа, сжимающая ладони. Слёзы текли, и вина не отпускала. Но слова Грея — словно маленький луч в темноте.

Я медленно поднялась и пошла за ним.

Шаги давались тяжело. Каждое движение — будто сквозь камень. И всё равно я шла… всё ещё чувствуя вину перед отцом.

Когда мы вышли с кладбища, мои мысли всё ещё тонули в слезах. Я шла медленно, почти не видя дороги перед собой. И вдруг слегка задела чьё-то плечо. Даже не заметила, кто это был, лишь услышала недовольное фырканье:

— Смотри, куда идёшь!

Я не остановилась. Просто проигнорировала, будто это был пустой звук. Но за спиной донёсся другой голос — спокойный, бархатный, с какой-то странной вкрадчивой мягкостью:

— Оставь её. Не ругайся с дамами.

Эти слова почему-то отозвались холодком по коже. Я даже на миг обернулась, но людей уже почти не различала — всё сливалось.

На улице уже горело солцем, воздух был тяжёлым, свежий ветер пробегал сквозь волосы. Мы с Греем подошли к машине, сели внутрь. На стоянке уже никого не было — все давно разошлись. Только мы двое.

Грей завёл мотор, но не сразу тронулся. Его взгляд был усталым, но в голосе звучала мягкость:

— Аделин… только прошу тебя, не нервничай больше. Мне очень жаль всё, что произошло.

Я повернула голову к нему, хотела что-то ответить… и вдруг уловила резкий, свежий запах. Мята, холодный, пронзительный аромат. Я нахмурилась, втянула воздух снова и фыркнула:

— Грей… откуда у тебя такие духи? Ты ведь никогда не пользуешься такими запахами…

Он удивлённо посмотрел на меня, даже нахмурился:

— Я? Я вообще сегодня ничем не брызгался. Ты о чём? Это ведь от твоей одежды идёт запах.

Я опустила глаза на плечо и, коснувшись ткани, вдруг вспомнила. Да… ведь я недавно столкнулась с каким-то человеком, даже не посмотрела на него. Наверное, он был весь облит духами. И теперь его запах прилип ко мне, будто след.

— Чёрт… — выдохнула я, пытаясь отмахнуться. — Наверное, переборщил с ароматом.

Но Грей не улыбнулся. Он сказал это слишком ровно, почти холодно:

— Главное, что ты не заметила его лица. Иначе это могло бы обернуться трагедией.

Я нахмурилась, резко повернулась к нему:

— Перестань… Мне сейчас не до твоих шуточек.

Грей только сжал губы и завёл мотор. Машина мягко рванулась вперёд, унося нас прочь с пустой стоянки. А запах всё ещё держался на моём плече, словно чужая метка.

_______________________________________

Как думаете что будет дальше?

Новый герой? или враг? Что будет дальше с Аделин и Греем. Сохраняйте книгу и пишите свое мнение))) Дальше будет еше интереснее.. И мрачнее...