1
1309 Слова
Утро ворвалось в мою комнату с голодом.
Не просто лёгким урчанием в животе — настоящей, звериной голодью, пробуждающей сильнее любого будильника. Солнечный свет уже давно заливал стены, а летний зной, будто обидевшийся, что я так долго спала, настойчиво шептал о себе в каждую щёлочку.
С усилием открыв глаза, я нехотя поднялась. Мир казался ленивым и пустым. Тишина дома подсказывала: все уже ушли. Отец, семья — все растворились в будничной суете. Даже мой любимчик сбежал, не оставив мне ни одного тёплого утреннего объятия.
Я пошла на кухню, как сомнамбула, ведомая только внутренним зверем — голодом.
Открыла холодильник. Взгляд упал на мясо. Вытянула кусок, понюхала... Ах, этот аромат сырой силы и будущего удовольствия. Без церемоний — на сковородку. Режу полосками. Шипит. Добавляю специи — и кухня мгновенно превращается в храм вкуса.
Ммм... аромат — божественный.
На секунду мне даже стало не так одиноко.
Плотно покушав, я отправилась пешком к нашему кафе.
Тому самому — единственной прибыльной точке, оставшейся от дедушки с бабушкой. После смерти мамы отец почти бросил его… Кафе стало не просто бизнесом, а единственным местом, где ещё теплилась жизнь семьи.
Отец раньше был военным — сильным, суровым мужчиной с прямой спиной и взглядом, от которого мурашки. Но после потери мамы он будто сломался. Стал… овощем. Без огня, без воли. Мстительный и молчаливый. Всё разрушилось — и мы переехали к бабушке с дедушкой, словно возвращаясь к истокам, в надежде спастись.
Я даже не стала умываться. Волосы были не расчёсаны, остались со вчерашними косичками, которые мне заплетал мой любимый. И снимать их не хотелось — пусть будут.
На улице была жара. Захотелось пить. Я шла медленно, лениво, когда вдруг… учуяла его.
Запах.
Божественный аромат — что-то мясное, пряное, густое. Он ворвался в меня так резко, что сердце пропустило удар.
Я вошла в ближайший магазин. Глаза тут же начали искать источник этого волшебства. В магазине было человек пять — обычные покупатели… но кто из них пах так? Я не могла понять. Запах то усиливался, то исчезал, будто играл со мной в прятки. Глаза мои заблестели, губы расползлись в непроизвольной улыбке. Но люди начали один за другим выходить, и с каждым ушедшим запах становился слабее… пока совсем не исчез.
Я купила воду, расплатилась на кассе, и вышла наружу. Уже без того чарующего запаха. Я нахмурилась. Было ощущение, будто лишили чего-то важного.
И тут — звонок.
Отец.
Спросил, где я и что делаю. Сказала, что иду в кафе. Он помолчал, и в его голосе прозвучало знакомое напряжение:
— Лучше бы ты была дома.
Но я уже прошла полпути. Хихикнув, сказала:
— Я уже здесь. — И оборвала звонок.
Мой нюх был острым с детства. Не просто чувствительным — одарённым. Это был дар.
И я знала — этим даром меня не обманешь. Ни людьми, ни их запахами, ни ложью. Я всегда знала, когда что-то не так.
Когда я зашла в кафе, там уже было многолюдно.
С самого утра — толпа клиентов. Я невольно улыбнулась и направилась на кухню. Там была вся моя семья — не по крови, но по духу. И, конечно, мой любимчик — с растрёпанными волосами и улыбкой, от которой внутри становилось тепло.
Мы не нанимали работников.
Отец усыновлял сирот. Тех, кто оказался на краю — кого бросили, кто потерял родителей или чьё детство было изуродовано болью.
Я была единственной его родной дочерью. Но между нами не было различий — мы были одной семьёй.
Да, в школе нас не понимали. Нас называли «странной семейкой», смеялись, обзывали, пытались унизить. Но отец с самого начала учил:
> «Не давай себя в обиду. Защищайся. Если нужно — бей».
Из-за постоянных драк и жалоб нас в итоге исключили из школы.
С тех пор нас по очереди обучали отец, бабушка и дедушка. Отец учил нас не только читать и считать, но и драться, защищаться, обращаться с оружием — он ведь был военным, и считал, что в этом мире только сила может сохранить добро.
Мои мысли прервал грубый голос:
— Доченька… о чём ты задумалась? Я надеюсь, ты не собираешься устраивать проблемы?
Я кивнула, натянуто улыбаясь:
— Что ты, отец… Я сытая, спокойная. Дай-ка, помогу тебе.
Я подошла к холодильнику, открыла его… и нахмурилась.
— Господи… говядина, баранина… Да разве этим можно заменить вкусное мясо?
Отец резко повернулся, его взгляд стал колючим, голос — грубым:
— Мы кормим обычных людей, — прорычал он. — И я запрещаю тебе поднимать эту тему. Готовь лучше.
Я фыркнула, раздражённо бросив:
— Да если бы я знала, я бы из дома принесла мясо — вкуснее, чем это…
Он злобно фыркнул!!
— Дома — это другое дело. А еще ты весь холодильник забил этим… пока одно не закончится, уже другое суёшь!
Он посмотрел на меня тяжело, но промолчал. А я, нахмурившись, начала готовить.
И спокойно балуясь сказала:
— Ты просто не понимаешь… Ведь у мяса другой аромат, другой запах… он живой… И я чувствую разных ароматов и вкус был изумительным..
В нашей семье готовить умел каждый.
Кулинарии нас учили бабушка и дедушка. Мы росли у них на кухне — кто чистил овощи, кто месил тесто, кто просто сидел рядышком и наблюдал, вдыхая ароматы и впитывая секреты.
Со временем мы стали не просто помогать — взяли всё в свои руки. Теперь мы сами работаем в кафе, которое они нам оставили — как память, как смысл, как дом.
Нас восемь.
Я. Отец. Четверо братьев. Две сестры.
Мы не связаны кровью, но связаны тем, что сильнее крови — болью, спасением и принятием. Нас объединила любовь отца и тёплое сердце бабушки.
И, может быть, именно поэтому я позволяю себе то, что было бы «нельзя» в обычной семье…
Я люблю своего любимчика.
Не как сестра — иначе.
Я могу это себе позволить. Ведь он мне не брат по крови. Мы просто выросли вместе.
Но даже если бы кто-то осуждал — мне всё равно.
Моё сердце выбрало — и оно не просит разрешения.
Я стояла у плиты, злая и раздражённая.
Мясо — говядина.
Тупая, безвкусная говядина, которая даже запаха настоящего не даёт. Я бросала специи без души, механически переворачивала куски на сковороде, фыркала и морщила нос.
Готовить из такого — всё равно что рисовать грязью по холсту.
Отец, не глядя, спросил:
— Аделин, как там? Не пересолила?
Я даже не обернулась. Сдерживаясь, процедила сквозь зубы:
— Не знаю. Лучше пойду, заказы приму…
Я уже делала шаг, чтобы уйти, когда почувствовала, как за спиной сгущается его хмурое раздражение. Он уже собирался что-то отрубить, как обычно — колко, с упрёком.
Но в этот момент он встал между нами.
Мой любимый.
— Я проверю соль, — сказал он спокойно, но уверенно. — Можешь идти.
Он даже не смотрел на отца — просто взял ложку и наклонился к сковороде, словно всё происходящее его не касалось. Но я знала — это был жест защиты.
Я задержала дыхание. Отцу пришлось сдержаться. Он лишь тихо фыркнул себе под нос и отвернулся.
Я, не сказав ни слова, вышла в зал, пытаясь унять раздражение.
Мясо.
Оно всегда казалось мне чем-то живым. Настоящее мясо.
А это... просто мясо для обычных людей.
Сегодня посетителей было особенно много.
С утра — как поток. Люди приходили, уходили, смеялись, шумели, заказывали, переспрашивали…
Я бегала от столика к столику, как заведённая.
Я была официанткой — и это был мой день без передышки.
К вечеру усталость навалилась тяжёлым грузом. Ноги ныли, спина горела, руки пахли специями и жареным. Хотелось просто сесть, закрыть глаза…
Но я держалась.
Пока не произошло это.
Дверь звякнула.
Прохладный воздух ворвался внутрь.
Я подняла взгляд — и застыла.
Он.
Тот самый человек.
Тот самый запах с утра.
Тот, кого я искала взглядом. Тот, чей аромат не давал мне покоя весь день.
Наши глаза встретились.
Что-то внутри меня вспыхнуло, будто кто-то зажёг лампу прямо под рёбрами. Сердце дернулось, дыхание сбилось.
Я почти вскочила с места, будто кто-то позвал меня по имени.
Без колебаний, не глядя на других клиентов, я направилась к нему — обслуживать именно его.
Пусть кто угодно скажет, что это не по правилам.
Но я знала: он не обычный. Он особенный.
Сегодня я работала весь день —
а сейчас я проснулась.
- Писатель
