Предатель. Не отрекаются, любя...

Глава 7

Ася

Сборы в командировку увлекают и отвлекают. Матвей напрочь сбивает своей энергетикой — иногда к вечеру голова кругом от задач. Непыльная работа, так он говорил в начале? Не сильно загруженный график? Да я поселилась за компьютером! Дни летят, ничего не успеваю. От обилия информации мозг пухнет. Фирма экспортирует микро-чипы из Китая, причём, едва ли не в промышленных масштабах. Два госсаказа на поставку маячат впереди, обещая солидную премию. Мы за этим и летим в Пекин — подписать договор.

— Ася, сделаете нам два кофе? Там у Сони запара, не успевает.

Матвей проходит через приёмную с незнакомым мужчиной. Тот в мою сторону даже не смотрит. Да, я не секретарь, но порой приходится и кофе сварить, и в химчистку позвонить, чтобы костюм забрали: у Сони правда много работы. Теперь понимаю, почему зарплата у меня повыше обычной для такой должности. За три копейки никто работать не станет. Врач наконец позволил снять бандаж, с наслаждением чувствую прикосновение ткани к обнажённой коже. Мелочь, но такая важная! За окном лето разгулялось вовсю, хочется на пляж, нежиться на берегу. Непривычно каждый день вставать на работу, но постепенно втягиваюсь.

— Блядь! — доносится приглушённо из-за дверей. Начальство опять гневаться изволит. Кто-то в правительстве тянет госсаказы на своих друзей, буквально вытаскивая из-под носа фирмы Матвея. Успела узнать, что он не последняя рыба в этом бизнесе, но и до акулы пока не дотягивает. Если получит договор, поднимется выше. Захожу с кофе, стараясь максимально не отсвечивать. Мужчины оба на взводе. Матвей тянет галстук нервным жестом, но, взглянув на меня, слабо улыбается. Что-что, а буря не над моей головой бушует.

— Спасибо, — буркает он, придвигая к себе кофе. — Сюда бы коньяка, шестьдесят на сорок.

— Рано для коньяка, — смеётся его собеседник. Надо бы начать их запоминать, а то пока все на одно лицо, только костюмы разные. У этого светло-голубой, в цвет глаз. Твёрдый подборок, приятная улыбка. Поставив ему кофе, тихо ухожу, слышу, закрывая дверь:

— Я с этими ублюдками нажрусь до потери пульса, когда всё подпишем.

Ни разу пока Матвея пьяным или просто выпившим не видела. Не задумываюсь, как и чем он живёт вне работы. Иногда кажется, что как раз ею он и живёт. Круглосуточно. Потому что может написать в девять, и в десять, чтобы напомнить о важном документе, который надо было набрать ещё вчера и отправить партнёрам. Приучила себя держать под рукой блокнот и ручку, чтобы постоянно записывать и не забывать, что там ему пришло в голову посреди ночи. Хорошо, что Андрей в лагере, а Вика, свободная от учёбы до сентября, или сутки напролёт слушает музыку и рисует, или уходить гулять с подругами.

Предоставленная самой себе, я постигаю дзен. Учусь любить своё новое тело, подолгу рассматривая его в зеркале. Талия стала совсем тоненькой, грудь, и до этого бывшая маленькой, теперь полностью в ладонях умещается. Зато попа, благодаря упражнениям, подтянулась. Тонкие белые полосы растяжек, оставленных беременностями на бёдрах, стали почти незаметными. Непривычно, что этим летом у меня не будет отдыха на море — постоянно ездили семьёй. Зато у меня теперь есть работа и уверенность в завтрашнем дне. Если Тёме вдруг приспичит платить меньше, не умрём от голода.

Мама моей работой недовольна. Говорит, что в моём возрасте нечего девочкой на побегушках носиться. И к командировке отнеслась негативно.

— В другую страну полетишь, одна! Думаешь вообще, что творишь? А если там что-то случится? Если тебе плохо станет?

— Твоими молитвами не станет, — ответила сухо. В последнее время мамина опека начала раздражать. Понимаю, она перепугалась, но день-через день приходить и проверять, как дела, хватит. О чём ей и сказала. В ответ получила причитания о том, какая я неблагодарная дочь.

— Спасибо бы сказала, что я помогаю.

— Ты не помогаешь, а напрягаешь. Прости, но это перебор.

Она хозяйничала на кухне, пока я была на работе, и по возвращении меня ждали кнели из говядины, овощное пюре и компот. Сил уже никаких нет есть это диетическое! Читала недавние исследования израильских врачей, там прямо говорится, что есть можно всё, но очень осторожно вводить и понемногу. Советская школа с разделением столов хороша только поначалу, потом количество белков, жиров и углеводов необходимо повышать, иначе ничего хорошего не будет. Попыталась донести это до мамы, но она не понимает.

— И вообще, как ты там питаться будешь? В Китае этом кузнечиков едят. Хочешь опять в больницу загреметь?

— Да может хватит меня уже хоронить?! — не выдержала, сорвалась. — Я — взрослый человек, могу сама решать, что и как делать! Что ты пристала к этой командировке? Когда мы с Тёмой на Занзибар собирались, ты так не голосила! А если бы меня там прихватило?

— Там бы ты с мужем была. — Мама поджала губы, всем видом выражая недовольство.

— Видели мы, как муж поступил, — ответила я едко. — Бросил бы меня в Африке и укатил к любовнице.

— Перестань. Все ошибаются, Тёма — не исключение. Остынешь и одумаешься, ещё будешь просить, чтобы вернулся. Такого мужика потеряла…

— Я потеряла?! — я задохнулась от возмущения. То, что мама отказывается видеть очевидные вещи, всегда поражало, но сейчас — особенно. — Сколько можно уже его выгораживать? Ты меня должна защищать, не его!

— В наше время разбитую чашку склеивали, — надменно изрекла мама. Ничего нового.

— А сейчас выбрасывают, потому что битые вещи в доме — плохая примета, — отрезала и закрыла тему.

С этого разговора три дня прошло, а я до сих пор как вспомню, так колотить начинает. Обидно. По словам мамы выходит, что это я во всём виновата, а святой Тёма сбежал, потому что, бедненький, напугался. А плохая я отказываюсь простить и обратно принять. Тошнит от её двуличия. Хорошо, что уже завтра у нас самолёт, и две недели буду слышать её только по телефону. Не думала, что буду так радоваться, что уезжаю. Вика поддержала, Андюша веселится на море, у Дани всё в порядке, скоро сессию закроет и домой приедет. Так соскучилась!

Мы летим в Пекин бизнес-классом. Если честно, не думала, что Матвей и меня туда возьмёт, уже приготовилась почти восемь часов лететь в общем. Подушку для шеи купила, тканевую повязку на глаза, поспать надеялась. Вместо этого сижу в роскошном кресле и с улыбкой отказываюсь от предложенного шампанского.

— А я выпью, — говорит Матвей и принимает бокал. Он сидит рядом, вальяжно раскинулся. Мы уже в воздухе, за окнами облака и ясное солнце вверху. — За успех поездки. А вы, что, совсем не пьёте?

— Нельзя, — отвечаю коротко. Рассказывать о диагнозе не хочу: не хватало ещё, чтобы стал смотреть с жалостью. От Тёмы нахлебалась.

— Знаете, как говорят? Не пьют те, кто уже свою норму выпил, или те, кому нельзя. На запойную алкоголичку вы не похожи. Это связано со здоровьем?

— А где вариант, что я просто не пью? — бросаю раздражённо. Осекаюсь, вспомнив, с кем говорю. — Простите, но это не ваше дело.

— Не моё, — покладисто соглашается Матвей и делает глоток. Блаженно жмурится. Нет, я не ханжа, было бы можно — тоже бокал выпила. Но, увы. — Вы вообще женщина-загадка, Ася. Так и хочется попробовать отгадать.

— Не советую пытаться. — Его синие глаза прожигают насквозь, как рентгеновский луч. Отворачиваюсь к иллюминатору и вздрагиваю, когда он склоняется ко мне. Так близко, что чувствую дыхание на шее.

— Я бы не добился того, чего достиг, если бы боялся трудностей.

Кожа покрывается мурашками. Он слишком близко, но эта близость неожиданно приятная. Медленно поворачиваю голову, почти касаюсь носа носом, смотрю прямо на него.

— Не боитесь, что я подам в суд с обвинением в харрасменте?

— Не боюсь. — Матвей самодовольно улыбается. Мажет откровенным взглядом по лицу, останавливается на губах, и их начинает печь. — Вы не из таких.

— Из каких? — во рту вдруг становится сухо. Где там стюардесса? Надо было хотя бы воды попросить. Или это он слишком горячий, напрочь всё вокруг сжигает.

— Из тех, что стыдливо закатывают глаза при слове «член».

— А я не думала, что вы из тех, кто пытается залезть под юбку при первом удобном случае, — тяну, добавив нотку разочарования. Спать с ним? Даже звучит смешно. И дело не только в том, что он — мой начальник. Плевала бы на это, но просто не могу представить себя с другим. Особенно теперь. Выдержав паузу, Матвей откидывается в кресле. Широко улыбается.

— Справедливости ради, сейчас я не пытаюсь залезть вам под юбку. Может, — он подмигивает, — случай не слишком удобный.

Да уж, чувствую, поездка станет тем ещё испытанием для моих нервов…

Вскоре Матвей надевает повязку на глаза и, кажется, всю дорогу спит. Мне тоже удаётся подремать. В Пекине приземляемся глубокой ночью. Странное ощущение — лететь в будущее, ведь в Москве ещё обед. Трансфер до гостиницы уже ждёт, Матвей широко зевает. Я сама бронировала нам номера, по наивности — рядом. Думала, так будет удобнее, оказалось, сама себе создала проблему. После заселения мы проходим в хромированный лифт, который бесшумно поднимает наверх. Немного не по себе от того, что Матвей стоит слишком близко. Однако он не делает никаких попыток возобновить начатый в самолёте флирт, коротко желает доброй ночи у дверей.

Номер шикарный, с видом на ночной Пекин. Он похож и одновременно не похож на Москву, надеюсь, будет время его посмотреть. Уснуть из-за разницы во времени получается с трудом. Кажется, только сомкнула глаза, а уже вставать. Смотрю на телефон и глухо мычу — Матвей уже встал и ждёт внизу на завтрак. Спускаюсь, пряча зевок в кулаке, выхожу в холл, вспоминая расположение ресторана, и шиплю — сзади кто-то врезался.

— Простите, — говорят по-русски. Не веря ушам, поворачиваюсь — Тёма. За спиной та девушка с фотографий.

— Ася?! — поражённо восклицает он. Не могу ничего сказать. Постыдно сбегаю с бешено колотящимся сердцем. Да уж, нервы мне точно понадобятся.