Свет неоновых ламп резал глаза, как лезвие. Я лежала, прикованная к капельницам, слушая, как аппарат ИВЛ за стеной выдыхает чьи-то последние секунды. Живот сжимало волнами, будто внутри кто-то рыл тоннель к свободе, разрывая плоть когтями. Артём сидел на подоконнике, куря в приоткрытое окно, хотя медсёстры уже дважды грозили выставить его. Пепел падал на пол, смешиваясь с каплями моей крови, оставшимися после осмотра.
— Двадцать семь недель, — бросил он, разглядывая УЗИ-снимок, который я прятала под подушкой. — Если родится сейчас — выходим. Не волнуйся.
— Не волнуйся? — я попыталась сесть, но катетер в вене дернул, заставив вскрикнуть. — Ты чуть не убил Леру! Они могут вызвать полицию…
Он швырнул окурок в урну, подошёл так близко, что запах никотина и крови заполнил лёгкие. — Она жива. А значит, всё в порядке. — Его рука легла на живот, пальцы впились в кожу, будто пытаясь прощупать контуры твоего тельца. — Главное, чтобы она осталась.
Медсестра с татуировкой змеи на шее зашла, щёлкая шприцем. — Обезболивающее.
— Не надо, — я отдернула руку, но Артём перехватил её запястье.
— Колоть, — приказал он, прижимая мою ладонь к холодной тумбочке. Игла вошла в вену, жжение раствора смешалось с его шёпотом: — Ты будешь терпеть. Ради неё.
Дверь распахнулась, ворвав ледяной сквозняк. Лера стояла на пороге в больничном халате, с дренажной трубкой, торчащей из-под повязки на животе. Её волосы, наполовину сожжённые, были собраны в беспорядочный пучок, губы потрескались от лихорадки.
— Пап… — её голос звучал как скрип ржавой двери. — Ты… здесь…
Артём не двинулся с места, лишь сжал мою руку так, что кости затрещали. — Ты должна лежать.
— Убийца… — она шагнула к койке, споткнувшись о капельницу. Флакон с физраствором разбился, осколки впились в её босые ноги, но она не остановилась. — Ты убил маму… Теперь её… — она указала на меня дрожащим пальцем.
— Выйди, — Артём поднялся, заслоняя меня. — Не заставляй.
Лера засмеялась, вытирая кровь с губ. — Помнишь, как ты тушил её сигареты о мои ладони? Говорил: «Так я делаю тебя сильнее». — Она сорвала повязку с живота, обнажив шов, стянутый скобами. — Посмотри, как я стала сильной!
Он ударил её. Тихо, почти беззвучно. Лера упала на колени, схватившись за живот. Медсестра закричала, в палату вбежали санитары. Артём стоял над ней, дыша часто, как загнанный зверь.
— Всё… Всё для тебя… — прошептала Лера, прежде чем её унесли на каталке.
Ночью схватки вернулись. Врачи вкололи магнезию, но тело будто разрывали изнутри. Артём держал меня за голову, повторяя: «Родишь сейчас — убью. Держись».
— Не могу… — я впилась ногтями в его предплечье, оставляя кровавые полосы. — Она умрёт…
— Умрёшь ты! — он прижал моё лицо к подушке, перекрывая кислород. — Я не позволю ей исчезнуть!
Темнота заполнила сознание. Я видела тебя — крошечную, с синими венами под прозрачной кожей. Ты плавала в красном океане, хватаясь за пуповину, как за спасательный трос.
Очнулась от крика. Артём бил кулаком в стену, смазывая обои кровью. Врач в зелёном халате стоял у койки, щупая пульс.
— Ещё одна попытка — потеряете обеих, — сказал он, поправляя очки. — Нужен полный покой.
— Слышала? — Артём повернулся ко мне, глаза блестели безумием. — Ни шагу отсюда.
Он принёс наручники. Одну манжету пристегнул к моей руке, другую — к трубе от капельницы. Ключ бросил в урну с битым стеклом.
— Артём… — я дёрнула цепь, металл впился в запястье. — Это безумие!
— Безумие — пытаться сбежать от меня, — он достал из кармана нож, положил на тумбочку. — Если захочешь уйти — вспори живот. Но знай: я вытащу её даже из трупа.
Утром пришла Лера. Она села на стул, игнорируя наручники, и достала из-под халата шприц.
— Морфин, — прошептала, вводя жидкость в капельницу. — Он усыпит боль. И… его.
— Зачем? — я попыталась вырвать иглу, но она прижала мою руку.
— Чтобы ты могла убежать. Пока он спит. — Её глаза блестели лихорадочно. — Убьёшь его — я помогу.
Артём вернулся с кофе, когда морфин уже плыл в моих венах. Он упал на пол, роняя стакан, когда Лера вонзила нож ему в бедро.
— Беги… — прошипела она, вытирая окровавленные руки о простыню. — Через чёрный ход…
Я сорвала наручники, сдирая кожу, и побежала. По коридорам, мимо кричащих медсестер, через запасной выход. Мороз ударил по лицу, но я не чувствовала ног. Ты толкалась, будто направляя.
За углом ждал Макс. Он открыл дверь ржавой «Волги», ухмыльнулся:
— Добро пожаловать в ад, малышка.
Дождь стучал по крыше сарая ритмом похоронного марша. Я сидела на тюке сена, завернувшись в старый брезент, который пах овцами и ржавчиной. Макс бросил меня здесь три дня назад, бросив через плечо: «Отсидись, пока не утихнет». Его «Волга» застряла в грязи у въезда в деревню, и теперь ржавый остов машины торчал из лужи, как надгробие. Живот ныл от голода и страха, ты шевелилась вяло, будто чувствуя, что мир за пределами моего тела стал слишком опасным.
На третий день пришла старуха с куриными лапами вместо пальцев. Она принесла чугунок с картошкой и сказала, не глядя в глаза: «Мужик в чёрном ищет тебя. С собакой». Я спряталась в погребе, где висели шкуры баранов, и плакала, пока крысы не стали обнюхивать мои кроссовки.
Он нашёл меня на рассвете. Артём стоял в дверях сарая, силуэт на фоне кровавой зари. Собака — немецкая овчарка с жёлтыми глазами — рычала, тянула поводок.
— Думала, убежишь? — он бросил на пол связку газет. На первой полосе фото Леры в реанимации: «Дочь бизнесмена Ковалёва в критическом состоянии».
Я прижалась спиной к стене, нащупывая вилы за спиной. — Ты убил её.
— Она жива. — Он расстегнул пальто, достал пистолет с глушителем. — Благодаря тебе.
Собака прыгнула, сбив с ног. Я упала на спину, защищая живот руками, но зубы впились в предплечье. Артём свистнул, и овчарка отпустила, сев у его ног.
— Встань. — Он навел ствол на мой живот. — Поедем домой.
Дорога заняла шесть часов. Он вез меня в багажнике фургона для перевозки скота, где воняло мочой и смертью. Каждый ухаб отзывался болью в пояснице, ты пиналась, будто протестуя. Когда фургон остановился, я услышала голоса. Женский смех. Хруст бокалов.
Артём вытащил меня за волосы. Мы стояли у особняка в стиле модерн, где каждое окно светилось золотым светом. В гостиной, за шторой из бисера, мелькала женская фигура в красном платье.
— Кто это? — прошептала я, но он заткнул мне рот кляпом из платка.
— Смотри и учись, — протащил через чёрный ход в кабинет с дубовыми панелями. Приковал наручниками к трубе отопления. — Шаг в сторону — пристрелю.
Он вышел, оставив дверь приоткрытой. Женский голос звенел, как разбитое стекло: «Артём, дорогой, я думала, ты сбежал в Мексику с этой… как её…».
Я узнала её по портрету в старом доме — Елена, его бывшая жена. Та, что «умерла» при загадочных обстоятельствах. Её волосы цвета воронова крыла, губы, подкрашенные так, будто она только что пила вино из черепа врага.
— Документы подписаны? — Артём наливал коньяк в хрустальные рюмки.
— Конечно. — Она протянула конверт с гербовой печатью. — Нотариус подтвердил: Лера — единственная наследница. Если, конечно, она выживет.
Он швырнул коньяк в камин. Огонь взвыл синим пламенем. — Ты знала. Знала, что она не моя.
Елена засмеялась, обнажив острые клыки. — И что? Ты всё равно прибежал, как пёс, когда я позвала. — Она провела рукой по его груди. — Как тогда, в больнице… Помнишь?
Артём отстранился, но она прижалась к нему, шепча что-то на ухо. Я видела, как его рука обвила её талию, как губы коснулись шрама на её шее — точь-в-точь как мои шрамы от его зубов.
Они ушли на второй этап. Спустя час, когда стоны и скрип кровати стихли, я подобрала скрепку с ковра. Дрожащими пальцами попыталась открыть наручники.
Елена вошла, поправляя разорванное платье. — О, грязнуля! — Она наклонилась, пахнущая сексом и Шанелью №5. — Артём разрешил тебе смотреть?
— Он… — я сглотнула кровь с разбитой губы. — Он предал…
— Предал? — Она села на край стола, закуривая сигарету в мундштуке. — Милая, он женился на мне ради денег. Убил ради свободы. А ты… — она пустила дым мне в лицо. — Ты просто суррогат для его больной фантазии.
Дверь распахнулась. Артём стоял с окровавленным ножом в руке. — Елена. Всё кончено.
Она засмеялась, подняв руки. — Драгоценный, ты же не…
Он ударил. Один раз. Точный удар под рёбра. Елена упала, хватая ртом воздух, как рыба. Артём вытер нож о её платье, повернулся ко мне:
— Теперь ты веришь?
Я закричала, когда он поднял Елену на руки, как невесту, и понёс к камину. Её кровь стекала на паркет, смешиваясь с коньяком.
— Она хотела отобрать тебя у меня, — бросил тело в огонь. Пламя взметнулось к потолку, пожирая её волосы. — Как и все.
Полицейские сирены завыли вдали. Артём разбил окно, схватил меня за руку. — Бежим.
Мы мчались по лесу, собака бежала следом. Пули свистели над головой, сбивая ветки. Я споткнулась, упала в ручей. Лёд резал колени, вода окрашивалась розовым.
— Вставай! — он тащил меня за волосы. — Я не потеряю её!
Схватки начались, когда мы выбежали на поляну. Я скользила в грязи, крича от боли. Артём рыл землю ножом, сооружая подобие укрытия.
— Роди здесь, — приказал, приставляя пистолет к виску. — Или я вырежу её сам.
Собака завыла, улавливая запах крови. Артём выстрелил в воздух, прогнав её. Я лежала на спине, смотря, как снежинки тают на моём животе.
— Прости… — прошептала, не зная, кому — тебе, ему или себе.
Он упал на колени, роняя оружие. — Нет… Нет, нет, нет! — Его руки дрожали, когда он расстегнул мою куртку. — Держись! Я спасу…
Гудок полицейской сирены оглушил. Прожектор ослепил. Артём вскочил, заслонив меня телом.
— Руки вверх!
Он повернулся, медленно поднимая окровавленные ладони. Его глаза встретились с моими в последний раз.
— Лера… — прошептал он, прежде чем грянул выстрел.
ㅤ