Последний архиепископ

Глава 7

Студенты выстроились по десять человек в ряд - лица сосредоточенные, серьезные. Профессор - седовласый господин с важным строгим лицом сделал знак и множество голосов разной тональности пропели гимн на латинском языке: "Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus! Post jucundam juventutem, post molestam senestutem nos habebit humus!.." Слова птицей взметнулись ввысь к высокому куполообразному потолку, эхом прокатились по широкому залу, а дальше - по длинным извилистым коридорам первого этажа.

- На сей раз молодцы, видно, что старались, - похвалил студентов профессор и отпустил их на лекции.

Овсеп сидел в первом ряду между Яном и Анджеем. С упорством жаждущего к приобретению ключа от секретных хранилищ подмастерья он еле поспевал за преподавателем записывать конспекты. После небольшого перерыва профессор объявил новую тему - римское право.

- Римское право является образцом и прообразом всех правовых систем цивилизованных государств, а также исторической основой романо-германской правовой семьи, - преподаватель остановился, взглянул на аудиторию - все студенты записывали за ним, не обращая внимания на жару и струящийся яркий свет из окна, в котором кружились миллионы пылинок.

Профессор отложил очки в сторону и как бы о самом разумеющимся принялся рассказывать о Своде законов двенадцати таблиц и Законов Солона. В это время юнцы - еще вчерашние школьники, а ныне учащиеся одного из крупнейших университетов стали уставать: то тут, то там раздавались шепоты голосов и тихий смех. Понимая их и прощая этих по сути дела детей, лектор делал им замечания, хотя плохие оценки не ставил... пока.

Поздно вечером в комнату Овсепа постучали: на пороге стоял взволнованный, но радостный Велислав. Он приложил палец к губам и велел следовать за ним.

- Куда ты меня зовешь? - спросил шепотом Овсеп, хотя догадки уже зародились в его голове.

- Тише, глупец, все уже собрались, нет только тебя.

- Но я планировал повторить лекции, а затем лечь спать.

- Иди за мной, только тихо, иначе нас поймают, а если поймают, будут большие неприятности.

Спорить Овсеп не стал. Вдвоем они на цыпочках прошли коридор, свернули направо и вошли в комнату Яна, там уже сидели полукругом все остальные.

- Присоединяйся к нам, Овсеп. У нас пир! - сказал Зигмунд, но тут же прикрыл рот ладонями и виновато взглянул на приятелей.

Одиннадцать юношей сели на корточки вокруг низкого столика, на котором стояло что-то покрытое скатертью.

- Друг моего отца держит трактир неподалеку от центра города. Сегодня я попросил дать пиво взаймы - нужно же отметить первую неделю в общежитии, - скороговоркой проговорил Ян и с ловкостью фокусника скинул скатерть, а под ней стояли бутылки холодного пива.

Овсеп еще ни разу не пробовал пива - только вино, и от сладковато-кислого вкуса ему стало дурно. Сморщившись, он отставил пиво и объяснил друзьям:

- Простите, но я не могу это пить. Оно... у него такой вкус... необычный. Я не привык.

- Ты никогда не пробовал алкоголь? - удивленно воскликнул Урлик.

- Я пил на балу вино лишь однажды и, к сожалению, оно не произвело на меня впечатление.

- Ты какой-то неправильный человек, Овсеп. Если не пьешь на балу - ладно, но с друзьями грех не выпить. Мы же ведь ради тебя старались, а ты нас оскорбляешь своим отказом, - серьезно проговорил Ян без единой усмешки и протянул ему пиво, - пей и не думай ни о чем.

Под свист и хлопанье ладош Овсеп осушил свою порцию, чувствуя, как внутри подкатывает тошнота. Но более всего ему было гадко за свое слабоволие и то, что он позволил втянуть себя в ненавистные ему игры. Позже он раскладывал с друзьями карты, закуривал сигары, смеялся через силу, но внутри тоска разрывала сердце и он осознал, какую совершил ошибку, что не остался в доме тети Михалины.

Томимый недобрым предчувствием и посему стараясь как можно реже проводить вечера в праздном безделье, Овсеп был несказанно счастлив новой недели контрольных работ и коллоквиумов, когда не оставалось ни единой лишней минуты. С утра до обеда лекции, позже - до вечера проверочные занятия, а поздними часами при зажженной лампе студенты - хотели- не хотели, а повторяли, учили пройденные материалы, зазубривали наизусть теорию законов и историю римского права. Голодные, уставшие, она позабыли о праздном гулянии, ведь главное - успеть выспаться до утра.

Отвечая на отлично, получая за письменные работы высшие баллы, Овсеп несколько минут в день тратил на письма матери: в них он ярко-красочно описывал студенческую жизнь, свои успехи на новом поприще, а в душе просто желал хоть на миг исчезнуть, раствориться в пространстве, отдохнуть от накопившейся в нем усталости и как прежде лечь в высокую траву, глядеть на плывущие по небу облака. Но то мечты - детские, наивные грезы, ибо он предпочел учиться, проводить время средь учебников и научных книг, нежели в компании веселых хмельных друзей.

"Ты знаешь, матушка, как сильно я скучаю по дому, по всем вам. Окунаясь в новый мир, впитывая все его краски и запахи, отличные от прежних, я еще больше начинаю ценить отчий дом и осознавать, что никогда не променяю старое на новое. И все же я счастлив учиться в университете, здесь так красиво, а в стенах его узнаешь много нового, доселе непонятного. Но ты не волнуйся за меня, родная, у меня все получается, а профессор хвалит мои начинания и, быть может, в скором времени имя мое выставят на доску почета: ты знаешь, учеба всегда давалась мне легко, особенно гуманитарные науки, ибо во мне живет стремление к прекрасному, к познанию мира и основе бытия, хотя на практике я не философ и вряд ли им когда-нибудь стану. Завтра у нас последняя контрольная, мне необходимо повторить пройденный материал, а будет время - обязательно напишу тебе. Будь спокойна, матушка. Молись за меня, и поцелуй от меня Катажину, Михала и Давида. Я вас всех очень сильно люблю..." Овсеп отложил стальное перо и задумался, глядя на полную серебристую луну на черном небе: он чувствовал, что письмо не окончено, что нужно еще долго писать, оставляя на бумаге завитки теплых слов, но в конце тоска и усталость побороли его сознание - уж слишком многое взвалил он на себя. Рука сама повисла, письмо так и продолжало лежать на столе, а юношу сморил сон - глубокий, длинный.

В выходные дни - после тяжелой недели студенты собрались группой и направили стопы в "нехороший" дом. На первом этаже располагался трактир для отдыхающих и игровая комната, где посетители не раз проматывали целые состояния. Но главной особенностью сего заведения был б*****ь, наводненный прелестницами разных возрастов. С утра до ночи и с ночи до утра здесь раздавались смех, пьяные возгласы, музыка, здесь лилось вино, в пьяном куражу бились стаканы, а кокетливые красавицы завлекали в свои сети неопытных гостей.

Тадеуш, Венчислав, Феликс, Урлик, Александр, Зигмунд, Анджей, Велислав, Мирослав, Ян и Овсеп сидели за отдельным круглым столом в зале для почетных посетителей. Они закуривали сигары, наливали в бокалы красное сухое вино, радостно проматывая посланные родными деньги. Веселые, еще такие молодые юнцы с задорным взором живых глаз то и дело лукаво посматривали на красавиц в слишком вольготных платьях и с ярко накрашенными лицами. К столику приблизилась одна из них - по виду старше и куда опытнее. В оранжевом платье, с оголенными плечами и глубоким вырезом на груди, женщина без всякого стеснения облокотилась на стол и, обведя студентов большими карими очами, поинтересовалась:

- Что-то вас давно не было видно, господа студенты?

- Учеба, - отозвался Ян, давно знакомый с ней.

- Я гляжу, среди вас новенький, - она скосила взор на Овсепа и широко улыбнулась.

- Это наш друг Овсеп, - высказал Венчислав в знак нового знакомства, - надеюсь, ты не будешь против?

- А когда ваша Розалинда была против? - она взяла Овсепа за руку и уже спокойным голосом проговорила. - Пойдем.

Юноша вспыхнул маковым цветом, сердце бешено заколотилось в груди и он силился совладать с собой, но растерялся. Затравленным взором окинул друзей, но те под свист и хохот кричали: "Ступай, ступай! Прекрасная Розалинда никого не обижает". И вновь ему пришлось переступить через себя, пойти на поводу слабости перед товарищами, и как завороженный, не думая ни о чем, направился за ней на второй этаж.

Там, в просторной комнате с бордовыми шторами и широкой кроватью под красным альковом, Овсеп и Розалинда остались одни. Он видел, как женщина зажгла свечи, как разгладила складки на простыне, а после подошла к нему, от нее веяло жаром и приторными вульгарными духами. Она была женщиной, бесспорно, красивой и привлекательной, манящей и обольстительной, но в тоже время пугала своей слишком яркой, слишком дерзкой прелестью. Овсеп оторопел, он лишь наблюдал. Розалинда расстегнула шнурки на лифе и, приблизившись к нему, прошептала:

- Не бойся ничего, мальчик. Вижу, ты не такой как все остальные, ты чист душой и помыслами - этого у тебя не отнять. Но я не стану навязываться тебе, если желаешь, можешь идти.

Овсеп не шелохнулся, не смог сделать ни шага. Казалось, что он попал в какой-то иной мир, где был не в силах контролировать самого себя. Стало ли то следствием алкоголя, насмешек друзей или манящего голоса красавицы, но понятно одно - он не ушел восвояси. Довольная исходом дела, Розалинда обвила его шею руками и опалила его лицо горячим дыханием.

- Ничего теперь не бойся, мальчик. я все сделаю за нас двоих, - она провела рукой по его плечам и тут же быстро начала расстегивать пуговицы на его сюртуке и рубахе, а Овсепа опалил жар, кровь быстрым потоком побежала по жилам, а внизу живота что-то дернулось, встрепенулось.

Вместе они упали на кровать, до недавнего времени такие далекие, а теперь близкие, родные. Розалинда покрывала его поцелуями, восторгаясь его стройным, длинным телом.

- Ты такой красивый! - шептала она в любовном порыве, овладевая им всем.

Овсеп замирал от каждого прикосновения, от каждого слова и тогда становилось ему сказочно-приятно, и мягкая теплота заполняла его сердце: никто никогда не называл его красивым, да и сам он себя красавцем не считал, скрывая явные недостатки силою недюжинного ума. Сейчас он витал между небом и землей, он лицезрел прекрасное женское тело, он чувствовал ею всю и понимал, что прежним ему никогда не стать. В какой-то миг скромное притворство отступило, что-то другое родилось в нем и Овсеп, не долго думая, повалил Розалинду на спину, крепко, с неистовым рвением вошел в нее. Она вскрикнула от неожиданности, но ей понравилось: еще несколько минут назад перед ней был робкий юноша, теперь же она видела в нем мужчину - рослого, гордого, в эти мгновения преобразившегося в знойного красавца с густыми каштановыми волосами, что солнцем вспыхивали при ярком свечении.

Их утехи длились больше часа. Вспотевшие, уставшие, но радостно-счастливые, они упали на подушки, держа друг друга в жарких объятиях. Им было хорошо, спокойно вдвоем, а Розалинда все не хотела его отпускать, не желала - до утра оставаться одной или, того хуже, с каким-нибудь пьяным престарелым паном, который если что не так, станет кричать, а то и не заплатит. И чтобы такого не было после волшебства, она проговорила, лаская щеку Овсепа мягкой ладонью:

- Побудь со мной, прекрасный, не бросай меня одну.

- А как же... но оплата... Простите, сколько это стоит? - Овсеп только теперь начал осознавать творившееся вокруг него.

- Не думай о том, мальчик мой. Считай, что добрая Розалинда сделала тебе подарок.

Женщина уснула на его плече, расслабленная, довольная, а он, подождав некоторое время, без всякой пользы для себя наблюдая за длинным лунным светом, выскользнул из-под одеяла, быстро оделся и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.