Королева

Король. Глава 3.

* * *

Ольга Васильевна никого медленно и печально убивать не стала. Быстро и весело, впрочем, тоже. Она только вздохнула и укоризненно поглядела — почему-то сперва на Жучку, потом на Короля, потом на Серёгу и, наконец, на Песца, которому это имя пришлось впору. Как влитое.

Она присела на корточки и почесала розовое пузо, которое Песец с готовностью выставил, брякнувшись на спину. А присмотревшись к найдёнышу, покачала головой

— Серёжа, его надо хорошенько вымыть и вывести блох. Но сперва нам всем пора поужинать. Мойте руки и к столу.

Жучка уже знала, что отнекиваться бесполезно.

Ольга Васильевна со светской непринуждённостью разливала чай. Щенок весело чавкал, уткнувшись мордахой в миску с супом — хвостик его ходил ходуном из стороны в сторону. Король и Серёга строили предположения, какие породы участвовали в создании Песца, и тоже веселились вовсю. Только Жучке кусок не лез в горло. Она просто не могла глядеть на братьев и смотрела то на щенка, то в свою тарелку. Ещё немного, ещё десять минут, и можно будет слинять отсюда к чёрту. А от Короля она как-нибудь отделается...

Наконец Жучка облегчённо отодвинула стул и встала:

— Спасибо. Я пойду. А то поздно уже.

Ольга Васильевна одним взглядом остановила рванувшегося было с места Короля:

— Мальчики, вы сейчас займётесь своей собакой. Андрюша, помоги брату, а то в ванной будет всемирный потоп. И проследи, чтобы он не завернул это сокровище в папин любимый банный халат. Папа и так будет весьма... удивлён, когда вернётся из Москвы.

Серёга обиженно надулся, а Король неохотно кивнул.

Жучка потихоньку двинулась к двери.

Но сегодня ей катастрофически не везло!

— Варя, мне бы хотелось, чтобы вы проконсультировали меня по одному вопросу. Вы не задержитесь ещё на минутку?

«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться», — припомнила Жучка. У неё противно ёкнуло под ложечкой, и враз пересохли губы. Чёрт, ну почему, почему она так робела перед этой высокой тонкой женщиной со строгим взглядом задумчивых, серых, совсем Серёгиных, глаз?

Не оборачиваясь, Ольга Васильевна стала подниматься по лестнице, ведущей в комнаты. Направляясь следом за ней, Жучка поймала тревожный взгляд Короля и вскинула голову.

Она никогда не уклонялась от боя, не побежит и сейчас.

Ей внезапно вспомнился тёмный грязный проулок, в котором она когда-то застыла, намертво зажав в кулаке осколок бутылки с острыми краями — одна против троих пьяных уродов. Ей тогда было тринадцать. И она выстояла.

А вот выстояла бы там маменька Короля?

Глядя на её прямую узкую спину, Жучка понимала — да, выстояла бы.

— Это мой кабинет, — пояснила Ольга Васильевна, пропуская её в комнату, небольшую, но с огромным, во всю стену, окном, за которым сверкали огни порта. Ещё здесь было много цветов, компьютер и кресло-качалка. — Я здесь работаю и отдыхаю.

— Вы ведь не в одиночку занимаетесь этим домом? — бросила вдруг Жучка, засунув большие пальцы в карманы джинсов.

Ольга Васильевна чуть приподняла тонкие брови:

— Нет, конечно. К нам несколько раз в неделю приходит очень хорошая женщина, Наталья Алексеевна, и помогает мне убирать и готовить. Собственно, она присматривала и за Серёжей, когда мы были в Европе. Его же нельзя оставлять одного.

О, это Жучка очень хорошо понимала!

— А почему вы не взяли его с собой? — вызывающе спросила она.

Женщина чуть помедлила с ответом:

— Присядьте, Варя... Он не захотел, знаете ли.

— А почему он не захотел? — Жучка глубоко вздохнула. Присаживаться она не собиралась. — Почему вы заставили его проверяться на наркотики? Разве вы не видите, какой он?!

— Вижу. — Голос женщины был совершенно спокойным, но Жучка успела заметить, как та чуть подалась назад, словно от удара. — Это не мне было нужно. Это предложил директор его школы, там, в Москве. У администрации с Серёжей... не сложились отношения. Мне была невыносима мысль, что моего сына беспричинно заподозрили в наркомании, и я предложила ему, — а не заставила, как вы думаете... пройти тест в специальном медучреждении. Он согласился, только чтобы меня успокоить. А я своему сыну верю. Что же касается того, почему он захотел остаться здесь... — Она прошлась по комнате, задумчиво трогая тонкими пальцами многочисленные цветы в разнообразных горшочках. — Он, видите ли, интроверт, и ему больше хочется быть наедине с собою и своим творчеством, чем на светских тусовках или на альпийской лыжне, вот и всё. Он, кстати, просто боится кататься на лыжах.

— Я знаю, что такое интроверт, — задиристо буркнула Жучка. — Но он был тут очень одинок, пока...

— Пока вы не ввели его в очень интересную компанию, — Ольга Васильевна усмехнулась краешком сжатого рта.

— Так вас это волнует? Его компания? — Жучка прикусила нижнюю губу. — Я за ним присматриваю, если что. И они... они его уважают и не станут...

Взмахом руки женщина прервала её.

— Извините, Варя, в данном случае меня волнует не то, что он связался с неподходящими людьми. Он и правда сейчас так счастлив, насколько это для него вообще возможно. — Она снова прошлась по комнате и вдруг в замешательстве провела ладонь по волосам совершенно Серёгиным жестом. — Меня в данном случае волнуете вы, точнее, ваше отношение к нему. И к Андрею.

Жучка задохнулась — как будто на ринге пропустила удар в грудь, — и пошевелила губами, не зная, что сказать.

— Не беспокойтесь, больше никто этого не замечает, — торопливо продолжала Ольга Васильевна. — Даже они. Я вижу... потому, что это мои сыновья, и я не хочу, чтобы им было больно. А вы можете сделать им очень больно, Варя... не одному, так другому. Или обоим.

В голове у Жучки было пусто — до звона. Нужно было наконец что-то ответить этой высокой строгой женщине, глядящей на неё по-учительски, но что? Что?!

— Вы... хороший выбор, Варя. Вы стойкая, сильная, целеустремлённая... вы очень красивая, наконец, — Ольга Васильевна коротко вздохнула. — Вы могли бы много раз пойти на дно, но вы выбрались. Мы собрали данные о вас и о вашей семье, простите.

— Какие ещё... данные?! — выдохнула Жучка. Гнев помог ей справиться со смятением. — Да какое право вы...

— Это мои сыновья, — с нажимом повторила Ольга Васильевна, глядя ей прямо в глаза немигающим твёрдым взглядом. — Я повторяю — вы хороший выбор. Но ведь вы сами ещё... не выбрали. Простите, но я обязана спросить: вы предохраняетесь?

Борясь с желанием вылететь вон или разнести вдребезги всё в этой красивой комнате, превратившейся в ловушку, Жучка встала у окна, невидяще глядя вниз, на огни порта, на светлеющее вдали море. Потом резко обернулась:

— Я не сплю ни с одним из них. А если буду спать, буду предохраняться.

— Если? — переспросила Ольга Васильевна и, не дождавшись ответа, продолжала: — У Андрея было много девушек, а у Серёжи — только одна.

— А у меня — ни одной! — Жучка вызывающе усмехнулась, чувствуя, как горят щёки. — Я не хочу больше это обсуждать. Я могу идти?

— Конечно, — Ольга Васильевна отступила в сторону, пропуская её к двери. — Спасибо вам, Варя. За честность.

Жучка вновь криво усмехнулась и молча вышла. В висках стучала кровь, дыхание сбивалось, словно она бегом поднималась в гору.

Королёвы, два брата-акробата, нервно мялись в холле у окна.

— Мама! — выпалил Серёга, едва дверь открылась, и ринулся навстречу. — Варя не виновата!

Это ещё что?!

— Я сам нашёл щенка! Это не она, это я! Зачем ты её ругала?

— Убей меня Бог из рогатки... — простонала Жучка, едва удержавшись, чтобы не схватиться за голову.

— Твой Песец здесь совсем ни при чём, — устало вздохнула Ольга Васильевна. — Кстати, посмотри-ка лучше вот сюда.

На бежевом ковровом покрытии красовалась лужа, а Песец радостно вилял хвостиком, доверчиво глядя хозяйке в глаза.

— Я уберу! — подхватив щенка под мышку, Серёга загрохотал вниз по лестнице. — Щас!

— Я пойду. До свидания, — ровно проговорила Жучка.

И Король, конечно же, направился следом за нею. Отношения выяснять.

Жучка стиснула зубы. Начинался следующий раунд.

* * *

— Что тебе мама сказала?

— Что у тебя было много девушек.

— А ты?

— Что у меня не было ни одной... Не смей угорать, а то двину по яйцам.

— А ещё что она сказала?

— Ещё она не хочет стать бабкой раньше времени и посоветовала мне предохраняться. Ну? Чего ж ты не угораешь больше? Веселуха же!

— А ты ей сообщила, что у нас c тобой есть самое лучшее средство от беременности и СПИДа — «спи-один» называется?

— А тебе что, приспичило? Не терпится?

— Приспичило. А тебе что — нет?

— Нет.

— Гонишь!

— Коне-ечно... ты ж у нас великий и могучий, тебе все девки сразу дают, а тут какая-то колхозница выделывается! «Ты в навозе стоишь, гоп-стоп-дубай, юбка с разрезом, ты корову доишь, гоп-стоп-дубай, за хвост облезлый...»

— Слушай, ты что, всё никак Цыгана своего забыть не можешь, что ли?

— Он-то тут при чём?

— Тогда кто при чём? Махно, что ли?

— Слушай, валил бы ты уже домой, а? За#бал.

— Кто? Я? Я за#бал?! Да я и не начинал!

— Мне твоя мама запретила с тобой трахаться. От этого дети бывают. Отвали, Король.

— Да что ты?

Он неожиданно толкнул её на скамейку под облетевшим платаном, крепко прижав плечом к холодным доскам, запустив руки ей под куртку и жадно целуя. Она дёрнулась было, но потом откинула голову на спинку скамьи, бездумно глядя в просторное небо меж корявых ветвей, позволяя его ладоням торопливо блуждать по своей груди, пока не затрещали, отскакивая, пуговицы на её рубашке.

— Эй! — негодующе выдохнула она, вырываясь из поцелуя.

— Подожди-и... — со стоном бормотнул Король, снова ненасытно зажимая губами её рот. Теперь его пальцы нетерпеливо теребили «молнию» на её джинсах.

А, не всё ли равно... пускай... пускай...

Пускай хоть ненадолго затихнет чёртов зверёк, грызущий сердце.

Но если так... она же никогда уже не сможет... ничего... с Серёгой...

Мысли отчаянно рвались, путались... а тело само собой блаженно льнуло к горячим ладоням, ласкавшим так грубо, так нежно...

Она зажмурилась.

Выехавшая из проулка машина вдруг осветила их фарами и остановилась. Хлопнула дверца и раздался строгий окрик:

— Молодые люди! Ваши документы?

Через секунду Жучка уже волокла обалдевшего Короля через весь двор к железной лестнице, соединявшей эту и соседнюю улицы — в городе, расположенном среди гор, такие лесенки были делом обычным. Им ещё что-то кричали вслед, но слов было не разобрать — грохот каблуков по ступенькам заглушил всё.

— Это что, менты? — выпалил Король, когда они, задыхаясь, наконец остановились. — Чего они?..

— Закон... пятнадцать тридцать девять... — Жучка, согнувшись, упёрлась руками в колени, чтобы побыстрее выровнять дыхание.

— Чего?

— Чего-чего... Несовершеннолетним запрещено находиться на улице после двадцати двух ноль-ноль без сопровождения родителей или лиц, их заменяющих, чего... Не знал, что ли?

— Фигасе...

Жучка фыркнула:

— Вот тебе и фигасе. Ходи дворами, в центре не обжимайся, и будет тебе счастье.

Она шагнула было вперёд, но Король решительно придержал её за плечо:

— Ещё хочу... счастья.

Глаза его шало блестели, он провёл языком по припухшим губам.

— Мы уже пришли, — усмехнулась Жучка. Сладкий, густой и тёмный, как вино, морок, бездумно кинувший её в руки Короля, слава Богу, схлынул. — Это мой двор и мой подъезд. Не узнал? — Она прыснула, увидев, как разочарованно вытянулась его выразительная физиономия. — Так что спи спокойно, дорогой товарищ.

— Динамишь меня, Королева? — процедил он, обжигая её взглядом.

— Что, не нравится? Терпи, казак, силу воли вырабатывай. Пригодится!

Он дёрнулся было за ней, но Жучка, ловко увернувшись, влетела в подъезд и торопливо захлопнула за собою дверь с кодовым замком, привалившись к ней спиной.

Она ещё беззвучно смеялась, слыша его свирепое неразборчивое бормотанье и удаляющиеся шаги, но внезапно смех перешёл во всхлип.

Ещё чего не хватало!

Она оттолкнулась от двери и стала медленно подыматься по лестнице.

* * *

Теперь Жучка каждый раз спешила в спортшколу, как угорелая.

Разминка и тренировочный бой, и ещё один, и в душ, и тело воет от усталости и напряга, а из головы наконец вылетает всё лишнее.

Короля бы сюда.

Жучка сумрачно ухмыльнулась, ероша влажные волосы, и небрежно швырнула сырое полотенце на скамейку в душевой. Она снова уже неделю отнекивалась от встреч с Королём после школы, ссылаясь то на одно, то на другое, пользуясь тем, что и у него день был занят под завязку.

И на репетиции «Чеширских Котов» в ДК она больше не ходила

Хватит.

Пора завязывать.

«...Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своём: довольно для каждого дня своей заботы...»

Она как-то заглянула в бабкино Евангелие, аккуратно обёрнутое в старую обложку от её учебника, и прочла всё в один присест. Оно было совсем короткое, Слово это Божие в пересказе евангелистов. Марк. Иоанн, Лука, Матфей.

Матфей был реально крут.

Ну, после самого Иисуса, ясное дело.

Остальные Евангелия были довольно-таки слюнявы, но это, от Матфея...

Когда-то в Сети она нашла очередной дурацкий тест, в котором её зацепил один вопрос: «С кем из реально живущих или уже умерших людей вы хотели бы поговорить?»

Если уж ей не суждено было поговорить с отцом и матерью, она бы хотела поговорить с Левием Матфеем.

Чтобы большая ладонь на макушке, чтобы тёплое плечо под мокрой щекой, чтобы успокаивающие слова, которых толком не разобрать сквозь собственные всхлипы и сопли — только б знать, что тебя понимают и жалеют...

Жалеют?!

Дожилась ты, чува.

Снова мрачно усмехнувшись, Жучка подхватила с вешалки сумку и куртку. И замерла, выйдя на крыльцо.

Там опять мялся Серёга Королёв — на сей раз без гитары, зато с Песцом у ног, у стоптанных потёртых кроссовок. При виде неё Песец завилял хвостом, а Серёга... тоже практически завилял.

Серые глазищи его засияли.

Жучка глубоко вдохнула свежий вечерний воздух. Ветер дул с гор.

— Ты перестала к нам приходить! И домой, и песни слушать, — не утруждаясь приветствием, торопливо выпалил Серёга, глядя теперь с укоризной. — Я так не могу, понятно?

— Чего ты там ещё не можешь? — сипло проронила Жучка, едва шевеля пересохшими губами.

— Мне плохо без тебя, — просто сказал он, и у неё подкосились ноги. — Песни плохо приходят. И Песец скучает.

Она только беспомощно качнула головой и наконец выдавила:

— Мне некогда. Извини.

— Ты с Дюней, что ли, поругалась? Или на маму обиделась? Мама сказала, что вы просто разговаривали, и что она тебя уважает!

— Отстань, а? — тоскливо буркнула Жучка, пытаясь хотя бы не глядеть на него, не глядеть в эти глазищи, тоже полные тоски и недоумения. — Говорю же — некогда мне, ясно?

— Если ты не будешь приходить, — вспыхнул вдруг Серёга — неожиданно, как всегда, — я... я... я тогда буду с пацанами бухать! Для вдохновения!

Его острый подбородок строптиво вздёрнулся.

— Попробуй только! — грозно начала Жучка и осеклась, увидев, как он расплывается в торжествующей нахальной улыбке.

Вот же... провокатор!

Схватить за шиворот, сгрести в охапку, тряхануть, как щенка, чтоб язык свой длинный прикусил, и вжать в перила изо всех сил, и... и...

Вместо этого она подхватила радостно взвизгнувшего Песца, который ликующе лизнул её прямо в губы.

— Тьфу ты! — сморщилась она, поспешно утираясь тыльной стороной ладони. — Королевская собака, сразу видно!

— Молодец, понимает, где самое вкусное...

Ленивый голос сзади заставляет её вздрогнуть и выпрямиться.

Ну, конечно... Его Величество Король собственной сиятельной персоной!

— Да отстаньте вы уже все от меня! — бросила она через плечо, стремглав слетев с крыльца и оставив обоих братцев Королёвых и королевскую собаку обескураженно таращиться вслед.

«...Довольно для каждого дня своей заботы...»

Жучка намеревалась позаботиться о себе сама. Как всегда.

* * *

С весенних спортивных сборов в Перми Жучка вернулась, чувствуя, что заболевает. х**н знает, что это была за фигня, может, какой-то скоротечный вирус, но из вагона она вывалилась уже с температурой, её даже подтрясывало слегка. Тренер Палыч только головой покачал, потрогав её лоб, и велел вызвать врача и отлежаться.

До дому она еле доплелась.

Бабки дома не оказалось. На майские праздники она традиционно с ночёвкой завеивалась к лучшей подруге Зиночке, жившей в пригородном посёлке — чтобы без помех, всласть насмотреться дурацких «Танцев со звёздами» и «Аншлагов», пообсуждать сериалы и внуков, поделиться народными рецептами от всех болезней, аккуратно вырезанными из газеты «Секреты здоровья»... в общем, по-старушечьи потусить и оттопыриться.

С Зиночкой бабка дружила добрых пятьдесят лет, уму непостижимо просто.

Бабка всегда сокрушалась, что у внучки нет подружек, а лишь друзья-пацаны. Как же так, ведь только подруга может понять, подсказать и помочь. Но Жучка всегда считала девчонок глупыми клушами и рёвами. Толку от них...

Она порылась в бабкиной аптечке, пропахшей корвалолом. Нашла залежалый аспирин и выпила пару таблеток. Есть ей не хотелось. Голова болела и кружилась, её качало. Помыться с дороги, и спать, спать...

Упав на тахту, не расстилая постели, прямо в старом любимом халатике, она начала проваливаться в тяжёлый вязкий сон. И, даже услышав звонок в дверь, решила сперва, что это тоже — во сне.

Король ещё раз нетерпеливо нажал на кнопку звонка. Королева была дома, точно, пацаны из спортшколы доложили. Он не стал звонить ей на мобильник, предчувствуя, что его опять отошьют. Примчался сам, завернув только по дороге на цветочный рынок.

Ну же!

Прозвучали быстрые шаги, дверь распахнулась, и Король обомлел.

Он впервые увидел её — не в джинсах.

И мешковатая спортивная форма тоже была не в счёт.

Желтый, изрядно полинявший, совсем детский халатик был ей тесен и короток, туго обтягивая высокую грудь, а голые ноги под ним были... бесконечными.

Он забыл, как надо дышать.

— Чего припёрся на ночь глядя? — буркнула она хрипловато, отвернувшись в сторону. — Устала я. Болею, блин, не до тебя.

Ну да. Не до него. Как всегда.

Первая связная мысль больно уколола его, но он, всё равно улыбнувшись, вытащил из-за спины два букета.

Розы, — белые, жёлтые, алые, — весело вспыхнули в полумраке прихожей.

— Это ещё к чему? — подозрительно прищурилась она.

— С наилучшими пожеланиями! — лихо отрапортовал он. — Любви тебе, Королева! Моей.

— Трепло, — нисколько не смягчившись, а, кажется, ещё больше разозлившись, бросила она. — Ненавижу цветуёчки всякие.

Ну и вот, ну и что теперь?

— А Ангелина Семёновна где?

— В гостях. У подружки. Так что сегодня тебе ручек не целовать, Арамис несчастный...

Она небрежно сгребла у него оба букета, не обращая внимания на шипы.

— Ты как эти розы, — неожиданно для себя пробормотал Король. — Красивая... и колешься. До крови.

— Ага, гони, гони... — проворчала она. — У нас и вазы-то нет. А, вот сюда можно.

Букеты перекочевали в две трёхлитровые банки из-под бабушкиных солений, хранившиеся под кухонным столом.

— В комнату к себе поставь хоть, — машинально укорил Король, не отрывая от неё взгляда и понимая, что пропал.

Совсем пропал.

Хоть бы раз попробовать её...

Хоть бы один раз...

Только один...

Чтоб она поняла наконец...

А она поймёт!

Кровь грохотала у него в висках, неистово пульсировала в паху.

Король сцепил руки за спиной и сжал зубы — до хруста.

— Вот ещё, вонять будут у меня под носом, — она строптиво дёрнула круглым плечом, но, тем не менее, взяла один букет и направилась с ним в свою комнатку. Король неотступно шёл следом, задыхаясь от аромата цветов и её тела. Все чувства его обострились, как у зверя. — Ну вот, и куда их? Припёр, постарался... Старатель... Ну ладно, сюда вот, что ли...

Она пристроила букет на подоконнике, шагнула назад, натолкнувшись на Короля спиной, и он автоматически обхватил её за плечи.

— Чего ещё...

Она не успела ни закончить фразы, ни повернуться.

Почувствовав её жаркое крепкое тело у себя в руках, Король враз растерял все остатки самообладания, мгновенно одурев.

Будто залпом выпил стакан водки.

— Тихо, тихо, тихо... — бессвязно зашептал он ей в затылок, стискивая её руки мёртвой хваткой. — Ты же моя... моя... Королева...

— Спятил?! — бешено выкрикнула она, пытаясь вырваться.

Спятил, да.

Совсем спятил.

Толкнув её на тахту, он навалился сзади, придавив всем весом, вминая её голову в подушку, выкрутив и стиснув запястья, коленями прижав её раздвинутые ноги к дивану. Халатик задрался до лопаток, обнажив гладкую гибкую спину. Она билась и рычала, но ни дотянуться до него зубами, ни вырвать руки не могла.

Какая же она горячая...

Королева, Королева...

Её сердце отчаянно заколотилось прямо в его ладони, когда он торопливо смял в горсти её голую грудь.

Боже, да за это и сдохнуть не жалко...

— Я ж убью тебя! — выдохнула она, будто услышав. — Я ж тебя... не прощу...

— Плевать... плевать... — бессвязно отозвался он, запуская пальцы под её простенькие трусики и сдёргивая их одним рывком. — Тебе хорошо будет... не пожалеешь... ещё захочешь... сама... честное слово... подожди... сейчас...

Звякнула пряжка ремня.

Она вдруг обмякла в его руках, тяжело обвиснув, и он замер тоже.

Она вся горела, просто обжигая его.

...«Болею, блин, не до тебя»...

Дрогнув, Король на секунду ослабил хватку, и этого ей хватило, чтобы очнуться.

Ещё секунда — и он грохнулся на пол, зажмурившись крепко и обречённо.

Убьёт или только кастрирует? Или сначала кастрирует, а потом убьёт?..

Тишина, только её частое неровное дыхание.

Король осторожно приоткрыл глаза. Она стояла у окна, судорожно вцепившись в халатик, порванный на груди. Глаза — в пол-лица — лихорадочно блестели.

— Проваливай, — прошептала она запекшимися губами. — Ну?!

— Может, хоть шестьдесят девять тогда? — нагло и отчаянно оскалился он — помирать, так с музыкой, терять уже было нечего, всё разом ухнуло в пропасть. — А, Ко-ро-ле-ва?

Бешено полыхнув глазами, она схватила с подоконника банку с букетом, и он еле успел увернуться, но всё-таки увернулся.

Банка ударилась об косяк, вода, стекло и розы брызнули в разные стороны.

Уже на лестнице Король начал смеяться, потом смех этот сменился кашлем, а, остановившись в пустом тёмном дворе под платаном, он понял, что плачет.

С силой потёр ладонями лицо и уткнулся лбом в шершавый твёрдый ствол.

Всё.

 * * *

Бабка, вернувшаяся наутро, конечно, раскудахталась, предлагая вызвать «скорую», а когда Жучка наотрез отказалась, подступила к ней с мёдом, лимоном, содой и набитыми горчицей носками.

Жучка мрачно вытерпела разнообразные пытки.

Она не знала, как объяснить бабке проступившие кровоподтёки на руках и ногах, но та, привыкшая уже к травмам, которые внучка приносит с ринга, ничего не спросила.

Этот удар уложил Жучку так, как на ринге не укладывал ни один.

Нокаут.

Она провалялась весь день, бездумно уставившись в потолок, покорно глотая бабкины снадобья и время от времен проваливаясь в глубокий сон без сновидений.

На следующее утро она решила, что хватит тупых страданий, и побрела в душ, попросив бабку перестелить ей постель и проветрить комнату.

Чёртов халатик отправился в мусорное ведро, а она, натянув футболку и шорты, опять без сил свалилась на свою тахту, вяло подумывая, не поискать ли какую-нибудь старую книжку на полке.

Она любила перечитывать те книги, которые проглотила ещё в первом классе. Соловьёвскую «Повесть о Ходже Насреддине», например. Или «Дорога уходит в даль». Или «Тома Сойера»...

О! Точно! Как тётя Полли лечила Тома Сойера, вот самое то.

Когда раздался звонок в дверь, она только отчаянно крикнула: «Ба, никого не пускай!» и заскрипела зубами, услышав невнятные голоса в прихожей.

Потом кто-то осторожно постучал в дверь её комнаты.

Если это Король с корзиной роз, то живым он уже не уйдёт.

А розы она запихает ему в задницу.

Но это был не Король.

— Если вы не хотите меня видеть, Варя, я уйду, — тихо сказала Ольга Васильевна.

Жучка не хотела. Но...

— Войдите, — кашлянув, сипло отозвалась она.

Та вошла, и, остановившись возле постели, нерешительно огляделась в поисках стула. Жучка следила за нею из-под полуприкрытых век, не собираясь ей помогать.

Откинув простыню, женщина наконец примостилась на краю тахты и тихо спросила:

— Как вы?

Вести светскую беседу Жучка тоже не собиралась.

— Отлично! Завтра пойду в школу. Вас интересует, не подам ли я заяву в ментовку? Не подам, не волнуйтесь.

— Откуда вы догадались, что я всё знаю? — спросила Ольга Васильевна, глядя на свои изящно наманикюренные пальцы, украшенные парой тонких колец.

— Вы бы иначе не пришли! — зло выкрикнула Жучка. — Забеспокоились за сыночка, вот и явились! Просить за него хотели или подкупать?

— Если вы намереваетесь обратиться в милицию, то это правильное решение. Я вас отговаривать не собираюсь.

— Что? — Жучка растерянно моргнула, не веря своим ушам.

— Я пришла извиниться перед вами, Варя, — тихо произнесла Ольга Васильевна и прямо посмотрела ей в глаза. — Я плохо воспитала своего сына. Простите меня. Простите нас, если можете.

Жучка судорожно сглотнула.

Не дождавшись ответа, женщина продолжала:

— Он говорил, что... ничего не успел с вами сделать. Это правда?

— Правда, — прохрипела она, невесело усмехнувшись. — Пожалел. Завис. А у меня хорошая реакция.

— Пожалел, значит... — повторила Ольга Васильевна, снова переводя взгляд на свои руки.

— Как вы узнали, что... — Жучка закашлялась, и женщина, оглядевшись, протянула ей стакан с остывшим чаем, стоявший на столе.

— Мне позвонил директор школы и сообщил, что Андрей приходил забрать документы. Вчера. Ему их, конечно, не отдали. Его не было дома целый день... но вечером он всё-таки пришёл. Мы поговорили, и он рассказал... как обошёлся с вами.

— Я дура, — выпалила вдруг Жучка. — Нельзя было ему открывать, да ещё и в этом халате... — и пояснила под её недоумённым взглядом: — Выбросила халат. Старый, короткий, всё наружу. Я температурила, не соображала толком. А мужики — они ведь не всегда за себя отвечают.

— Мужчина всегда отвечает за себя и за тех, кого он защищает, на то он и мужчина, — спокойно возразила Ольга Васильевна. — И я надеялась, что Андрей когда-нибудь станет именно таким мужчиной. А Серёжа — никогда. Он чуткий, ранимый и талантливый мальчик... но он навсегда останется мальчиком. Его всегда надо будет опекать. Нянчить. И он не любит ничего и никого, кроме своих песен.

Жучка открыла рот, чтобы возразить, но Ольга Васильевна только покачала головой:

— Вы же знаете, что я права.

— Может быть... — прохрипела она, закрывая глаза и откидываясь на подушку. Прохладные тонкие пальцы коснулись её руки.

— А вот Андрей любит вас. Поверьте, я это знаю. Вы для него не просто красивая игрушка, интересная и яркая... не просто достойный противник. Хотя и это тоже есть, конечно. Но вы ему очень дороги, Варя. Может быть, дороже всего на свете.

Жучка молчала, по-прежнему не открывая глаз, боясь, что слёзы, от которых саднило в горле, прорвутся наружу, и она уже не сможет их остановить.

— Он получил свой урок... не знаю, выучил ли, но надеюсь на это, — проговорила Ольга Васильевна почти шёпотом. — Если вы сможете, то... пожалуйста, простите его.

— Как?! — выкрикнула Жучка, рывком садясь на постели. Голова закружилась, и Ольга Васильевна быстро придержала её за плечо. — Я его... придушу, когда увижу!

— Душить — это лишнее, — сказала женщина серьёзно. — Набейте ему морду, вы же умеете.

Жучка только захлопала глазами, потеряв дар речи.

— Он, впрочем, уже получил по морде — от меня, но я это умею плохо, — невозмутимо продолжала Ольга Васильевна. — Я не профессионал.

Жучка уткнулась лбом в свои колени и засмеялась, уже не обращая внимания на слёзы, заструившиеся по щекам, наконец-то чувствуя, как медленно тает замёрзшая внутри ледяная твёрдая глыба.

Тает, вытекая вместе со слезами.

Лёгкая рука легла ей на макушку, приглаживая растрёпанные вихры:

— Вы не заметили, Варя, но у вас под дверью валяются осколки стекла. Я уберу, пока вы на них случайно не наступили. И ещё я там принесла клюкву, а Ангелина Семёновна обещала сварить клюквенный морс. Это очень полезно. И вкусно.

Жучка только обессиленно мотнула головой.

— Отдыхайте. И не торопитесь в школу. Никуда она не убежит.... Мы с Ангелиной Семёновной попьём чаю на кухне. До свидания, Варя.

Дверь тихо закрылась.

— До свидания... — пробормотала Жучка, сворачиваясь калачиком под одеялом.

Она подумает обо всём этом потом.

Потом, потом....

«...Вы ему очень дороги, Варя...

...Дороже всего на свете...»