* * *
Ещё через три дня — Жучке казалось, что прошло три недели, как минимум, — она поняла, что пора.
Была суббота. И в три часа Серёгина группа давала свой первый концерт в ДК. На местных сайтах давно висели объявы.
Жучка сильно похудела за время болезни — глаза в зеркале стали ещё больше, лицо заострилось, и резко проступили скулы. А волосы как-то быстро отросли, превратившись в шапку коротких кудрей, чего она им раньше не позволяла.
Привет, незнакомка.
Пусть тебя не узнают.
Поразмышляв немного, она раскрыла томик Куприна, где держала заначку на чёрный день. Чёрный он будет или какой — там посмотрим.
Держи удар, будь собой, а план война подскажет.
Жучка наконец включила мобильник, мёртво провалявшийся в сумке все эти дни, спокойно стёрла все входящие сообщения и информацию о непринятых вызовах.
Гори огнём.
Она нашла номер, взятый когда-то у Короля.
— Серёга... Ну, я. Ну и чего ты орёшь? Болела просто. Да всё пучком. Приду, куда ж я денусь, надо ж посмотреть, как девки тебя будут на тряпочки рвать... На сувениры. Да, опять бамбарбия кергуду... А Король придёт? Обещал? Ясно. Тогда пока.
Пока-пока-покачивая перьями на шляпах...
Что ж, мушкетёры короля, шпаги — к бою!
Она раскрыла эйвоновский каталог, который ей всучила какая-то девчонка в универсаме ещё до начала майских праздников. Телефон вашего консультанта... ага, вот.
— ...А если я куплю у вас эту самую большую вашу палитру, палетку... вы мне покажете, как правильно краситься?
...Ёлки-палки, сколько ж всякого барахла было в этих клятых бутиках! И какой нормальный человек захочет болтаться здесь часами и выбирать?!
Жучка решительно подошла к скучающей блондинистой продавщице, немедленно принявшей охотничью стойку:
— Здрасте, девушка. Я хочу сменить имидж. Цены ваши вижу. А вы видите меня. Подскажите что-нибудь. Пожалуйста.
...Бежевые сапоги чуть ниже колена, бежевая юбка в складку — чуть выше, и ветер ещё задирает подол, обнажая полоску чулка, и песочная блузка полурасстёгнута, и алый топ под нею, и белый жакет-болеро сверху.
Болеро, куды с добром! Равель нервно курит под лестницей.
— ...Ну вот, — довольно сказала эйвоновская консультантша Маргарита Викторовна, уверенно коснувшись пальцами её подбородка. — Так вы что, никогда раньше не наносили макияж?
— Синяки только замазывала, — пожала плечами Жучка и прыснула, увидев, как расширяются глаза бедной консультантши.
Выйдя наконец на площадь, она прищурилась и глянула в бесконечную сияющую морскую даль. Глянула и поднялась по ступенькам ко входу в ДК.
* * *
— Я не нарушу клятву темноты,
И не пропью сиянье жёлтых окон.
Пока на свете существуешь ты,
Пока мой путь под властью красоты,
Пока...
Скрываюсь в лабиринтах пыльных блоков.
Я не запачкаю ту тоненькую грань,
Которую одарит вспышкой солнце,
Я не вскочу с постели в эту рань,
И не отдам последним звукам дань,
Что ждут, пока мой мир перевернётся.
Я не нарушу круга пустоты,
И не убью их детские надежды,
На то, что их не стоишь ты.
Пока горят ещё мосты
Зелёных горизонтов,
Как и прежде...
Серёга пел. И ему подпевали.
Зал ДК был едва освещён, но даже в этой полутьме Жучка явственно различала, как блестят глаза тех, кто торчал у сцены — собственно, все там и торчали, у сцены и в проходах, как магнитом притянутые.
Она смотрела на Серёгу, чей хрипловатый голос резал сердце по живому, но...
Но это было уже неважно.
Она чувствовала лишь какую-то странную отчаянную гордость.
Гордость за него. И желание — уберечь, загородить, прикрыть. И насмешливую жалость к девчонкам, застывшим возле сцены, вытаращившим на Серёгу глаза, полные слёз.
«...Ему не нужно ничего и никого, кроме своих песен...» — вспомнила она слова Ольги Васильевны.
Чей-то напряжённый взгляд тронул её — как рукой, и Жучка, вздрогнув, обернулась.
Король стоял, прислонившись плечом к стене, и в упор смотрел на неё, — руки в карманах потёртой кожаной куртки, осунувшееся лицо — почти что чужое, твёрдый рот плотно сжат.
Они смотрели друг на друга, как два незнакомца, узнавая с трудом.
Потом она качнула головой в сторону выхода, и он кивнул.
В спину им бил Серегин голос.
— Я не смогу молчанье разомкнуть,
Но мне бы этого и не хотелось,
Даже в словах, в глазах, тонуть,
И, встретив в сотый раз, не обмануть,
А может, просто не успелось.
Я не нарушу клятву темноты,
И заклинание прилипчивой улыбки,
Пока на свете существуешь ты,
Как оправдание меня, как цель,
Которой нет конца.
Прости молчанье,
Пока оно обоим нам даётся просто...
* * *
— Пошли, — решительно сказала Жучка, едва шагнув на крыльцо ДК. И устремилась вперёд, не оборачиваясь, но по-прежнему чувствуя спиной его взгляд.
Она знала, куда надо идти.
К морю.
Когда они спустились с мостика через впадающую в море речку и направились вниз по её течению, Король впервые заговорил:
— Это... что?
Размеренный грохот, похожий на грохот скорого поезда, доносившийся издалека, с каждым их шагом всё нарастал и нарастал, громом отдаваясь в ушах.
Жучка хмыкнула, искоса глянув на него:
— А ты никогда раньше не слышал, что ли?
Он растерянно покачал головой.
— Эх ты! Это же шторм! Давай, пошли быстрей!
В ней подымалось и подымалось, разгораясь пожаром, яростное ликование. Такое же яростное, как громады волн, обрушивающиеся с размаху на берег и откатывающиеся назад, чтобы вновь обрушиться.
Она вылетела прямо к полосе прибоя, и следующая волна окатила её с головы до пят, но она устояла. Король, задыхаясь, схватил её за плечо и проорал в ухо:
— Куда?! С ума...
Жучка засмеялась, мотая головой и отфыркиваясь. Следующая волна сбила с ног их обоих, закрутила и поволокла по гальке.
Король крепко держал её обеими руками, вздёргивая на ноги. и незамысловато ругался, а она только хохотала.
Ещё волна!
На этот раз они устояли.
Ещё!
Король тоже захохотал, как сумасшедший, исступлённо прижимая её к себе.
Новая волна была самой огромной, и их зашвырнуло дальше всего. Когда они торопливо выкарабкались на берег и отбежали подальше от прибоя, то уже не смеялись.
Жучка посмотрела прямо в мокрое лицо Короля, и тот, прикусив губу, ответил ей таким же прямым взглядом.
Они стояли и смотрели друг на друга, мокрые насквозь, до последней нитки.
— Пошли! — опять решительно сказала она. — Быстрее, а то замёрзнем. Не лето, чай, не май месяц, — повторила она бабкину приговорку, усмехнувшись, хотя был как раз май.
Они шли очень быстро, поднимаясь по едва заметной тропинке на обрыв над морем, потом — вдоль края, а потом ещё глубже — в горы. Ветер трепал им влажные волосы, пах цветущими травами и йодом.
— Мы куда? — запыхавшись, крикнул Король.
— Увидишь, — бросила Жучка на ходу, нетерпеливо оглянувшись на него — поспевает ли. Чёртовы моднючие сапоги заскользили по камням, она, взмахнув руками, пытаясь удержать равновесие, нога подвернулась, в пропасть со зловещим шуршанием посыпались мелкие камушки, неумолимо увлекая Жучку за собой...
Король, ругнувшись, всё-таки успел ухватить её сзади за жакет. Ткань жалобно затрещала, но выдержала.
— Давай руку! — гаркнул он.
Через минуту они снова стояли на тропинке, едва переводя дыхание. Жучка вытерла рукавом лоб, шагнула вперёд и пошатнулась. Он поймал её под локти:
— Что? Нога?
Она только кивнула, тяжело дыша. Наступить на левую ногу было невозможно — боль пронзала до макушки.
Король быстро огляделся и усадил её на валун рядом с тропинкой:
— Дай посмотрю.
Расстегнув «молнию» на сапоге, он бережно ощупал сильными пальцами распухавшую на глазах лодыжку. Жучка сжала зубы.
— Ч-чёрт! — снова ругнулся Король. — Вроде не вывихнута, но связки порваны небось, — он, морщась, поглядел в её побледневшее лицо: — В больницу надо.
Жучка упрямо качнунула головой:
— Замотай чем-нибудь потуже, и всё. Мы почти пришли.
— Да куда пришли-то?! — простонал он, в замешательстве запуская пятерню в свои растрёпанные волосы. — Зачем?
— Затем, — отозвалась она твёрдо. — Порви какое-нибудь шмутьё...
— Без сопливых скользко, — огрызнулся Король, сдирая куртку, сырую рубаху и, наконец, футболку. — Здравствуй, здравствуй, пневмония...
Жучка фыркнула и отвернулась, всё-таки украдкой жадно глянув на него, когда он опять начал одеваться.
Продолжая чертыхаться, он, помогая себе зубами, разодрал футболку на полосы, и останки её сосредоточенно запихал в карман куртки, мрачно бросив:
— Ещё пригодится...
— Да ты запасливый, оказывается... — срывающимся от сдерживаемого смеха голосом откликнулась Жучка. — Хозяин...
Несмотря ни на что, всё то же яростное ликование бурлило в ней, как прибой.
— Иди ты... — буркнул Король, аккуратно пристраивая её пострадавшую ногу себе на колени. — Разговорилась. Того и гляди без ноги останешься, а туда же — разговаривает...
— Одна нога у ней была короче, другая деревянная была, — продекламировала Жучка и, осёкшись, опять стиснула зубы.
— Больно? — Король вскинул тревожные глаза. — Ойкнула бы хоть, что ли, для приличия.
— Не дождёшься... — выдохнула она, потом осторожно пошевелила ступнёй. — Порядок, доктор Хаус. Пошли. Ты что делаешь?
Он расстегнул и отбросил второй её сапог, подхватывая её на руки:
— Танцую, блин.
— Не дотанцуйся смотри, — пробормотала Жучка, на миг прикрыв глаза. Сердце её дрогнуло и бешено заколотилось.
— Помолчи, а? Куда дальше?
— Вон, за скалу...
Заходящее солнце всё ещё ярко освещало полускрытую ветвями разросшихся деревьев хибарку с покосившейся крышей.
И поляну перед ней.
И костёр на этой поляне.
И троих парней, которые вытаращились на них, разинув рты.
* * *
Король замер на месте, тяжело дыша.
— Ты их знаешь?
Жучка помотала головой. Все её инстинкты отчаянно и громко закричали об опасности.
Глупо было рассчитывать на то, что ей одной известно это место — заброшенная хибарка близ берега. Тем более, что иногда, приходя сюда, она находила тут запас спичек и дров в жестяной печурке. Просто сейчас ведь был не сезон для отдыхаек — середина мая...
Всё это бессвязно проносилось в её голове, пока они с Королём молча смотрели друг на друга и на вскочивших с земли и медленно подступавших к ним парней.
Стая.
— Ты нам эту пташку принёс? — хмыкнул самый высокий из них. — Молодец! А теперь положь её и катись отсюда.
Остальные засмеялись. Младший был совсем пацан — лет тринадцати, не больше. Жучка их не знала — небось приезжие, гопота, выбрались к морю на денёк, пока погода хорошая.
— Сапоги зря бросили, — проронил Король себе под нос, осторожно ставя Жучку на землю.
— Накласть, — она подняла голову, вздёрнув подбородок. — Отобьёмся.
— А то! — отозвался он почти беззаботно, сунув руку в карман куртки и прижавшись к её плечу своим.
И тут она поняла, что действительно может всё — если с ним.
Морской ветер опять взметнул ей волосы, и в крови запел чистый адреналин, требуя боя. Она усмехнулась по-волчьи, глядя, как, замявшись, затоптались на месте чужаки:
— Чего встали? Ну?!
Парень пониже дёрнул старшего за рукав куртки и прошептал ему что-то на ухо. Тот исподлобья воззрился на неё и вдруг нерешительно спросил:
— Ты... Жучка? Варвара Жукова, что ли?
Она молча кивнула, встретившись с ним напряжённым взглядом.
— Я на тебя ставил, — объявил вдруг тот так радостно, будто хотел обрадовать и её. — Когда ты дралась.
— Я выиграла? — поинтересовалась Жучка как можно спокойнее.
— Ага. Я десять штук поднял на тебе. Ты классно дерёшься!
— Мало поднял, — пробурчала Жучка, не собираясь расслабляться.
Парень выставил руки ладонями вперёд:
— Мы... другое место себе найдём, если тебе надо, — он покосился на Короля и повторил: — Ты классно дерёшься.
Чужаки скрылись за выступом скалы, но они с Королём стояли ещё долго, пока солнце не опустилось в море. Погас последний луч, и сразу потемнело. И похолодало.
— Не вернутся? — нарушил молчание Король.
— Здесь тебе не Москва, — отозвалась Жучка. Её начало потряхивать после миновавшего напряжения — адреналин сыграл неслабо. — У нас всё честно.
Король держал её за плечи, глядя в лицо — близко-близко:
— Мы спина к спине у мачты, против тысячи — вдвоём?
— Против тысячи бы отбились? — прищурилась она.
— А то! — он закинул голову и засмеялся, и тогда она, притянув его к себе за волосы, цапнула за нижнюю губу, и, не давая опомниться, повалилась вместе с ним на землю, расстёгивая на нём куртку и рубашку, дёргая за «молнию» на джинсах, впиваясь губами и зубами в скулу, в шею, в плечо....
Король всхлипывал, стонал и смеялся.
— у***ь меня хочешь? За этим сюда привела?
— Хочу! — она снова вцепилась ему в волосы и с наслаждением потрясла. — За этим!
Он на мгновение перехватил её руки:
— Если потом простишь — убивай!
— Я только одного не прощаю, запомни, — прошептала она ему прямо в губы. — Предательства.
Она небрежно содрала с себя дорогие тряпки, сегодня купленные. Впрочем, они уже не были дорогими, а были просто тряпками.
Распростёршись на земле, Король смотрел на неё снизу вверх так, будто впитывал её глазами. Потом осторожно протянул руку и провёл пальцами по её щеке, до уха, вниз по шее, очерчивая ключицу, к вершине груди, ко впадинке пупка.
— Я умру за тебя, Королева, — сказал он просто.
— Я умру за тебя, — отозвалась она эхом.
А потом всё было так тихо-тихо, так бережно и нежно, что она, крепко зажмурившись, качалась, будто на волнах в штиль, соскальзывая от одной волны к другой, и опускаясь, и подымаясь, и начиная невольно торопиться, и он, успокаивая, легко касался губами её шеи, и это повторялось и повторялось, пока наконец не нагрянул шторм. И она закричала, вторя его стонам.
Когда всё схлынуло, она так и лежала, обессилев, поперёк его груди, чувствуя, как его пальцы перебирают её волосы.
Повернувшись, он ткнулся носом в её висок.
— Как насчёт пневмонии?
— В халупе в этой есть печка, — сонно отозвалась она. — А здесь — костёр.
— Ты этот... квест... мне устроила нарочно?
— Ну...
— Ты всё это... для меня... нарочно?
— Ну...
Король сел и сгрёб её с земли, устраивая у себя на коленях:
— Драться ж мы ещё будем?
— А если будут драться слон и кит, кто кого переборет? — она положила подбородок ему на плечо, слушая, как бьётся его сердце, греясь в тепле обхвативших её рук.
— Ну... — он открыл рот, и тут где-то в груде их одежды глухо зазвонил мобильник.
— Мама! — заорали они, переглянувшись.
Жучка лежала, уткнувшись лицом в траву, пока Король, чертыхаясь, шарил по карманам, что-то путано втирал Ольге Васильевне, а потом сердито ворчал, снова притягивая Жучку к себе. Море шумело под обрывом, костёр догорел, и пахло дымом, а она глядела в огромное ночное небо, раскинувшееся над ними, и точно знала, что пусть и против всего мира — она не одна.
А может быть, мир не против неё?
Может быть?..
Король подхватил её на руки, и тогда она засмеялась.