Глава четвёртая
На следующий день на Жюли было больно смотреть. С самого утра она ждала Алексиса, надеясь, что он сдержит своё обещание и придёт к нам поболтать, но когда наступил полдень, на лице моей подруги появилось выражение безнадёжности. Никакие разговоры не могли отвлечь её от грустных мыслей. Я жалела, что Алекс встретился на нашем пути и испортил поездку, но когда около двух часов дня он постучал в дверь нашего купе, простила его, увидев, как просияла Жюли, как заблестел её взгляд, и каким румянцем покрылись щёки.
Он со смехом рассказал, что проспал полдня под мерный стук колёс, а, проснувшись, с радостью вспомнил, что может провести оставшееся до Арля время в замечательной компании.
Надо признаться, Алексис оказался очень приятным собеседником, он много путешествовал, знал невероятное количество увлекательных историй, любил литературу, неплохо разбирался в современном искусстве. И общаться с ним было легко, очень быстро исчезали привычные барьеры, и появлялось ощущение, что перед тобой сидит твой давнишний приятель, с которым тебя на время развела жизнь. Я начала понимать, почему он смог так сильно затронуть сердце Жюли. Два с половиной часа в его компании пролетели незаметно. Через сорок минут поезд прибывал в Арль, где должны были сходить и мы, и Алекс. Он пошёл к себе за вещами, сказав, что вернётся к нам, и мы тоже занялись упаковкой багажа. Впрочем, это было делом десяти минут. Больше времени заняло переодевание. Я немного нервничала перед встречей с графом, потому что заранее была настроена против него и боялась, что не смогу скрыть свою антипатию.
Вернулся Алекс, и мы вместе стали ждать прибытия в Арль. Жюли притихла, и я видела, что чем ближе конечная цель нашего путешествия, тем сильнее становится нервное напряжение. Алекс тоже заметил это. Мне показалось, что он отлично осведомлён об отношениях графа с дочерью, потому что его попытки развеселить Жюли и отвлечь её от тревожных мыслей были совершенно очевидны.
- Гай встретит вас? – спросил Алексис. – Если нет, я могу предложить вам свой экипаж.
- Спасибо, Алекс, но нас обязательно встретят, - ответила Жюли. – Не знаю, кто, но кто-то непременно встретит. Может оказаться, что отец занят, и тогда он пришлёт Жерома.
Я уже знала, что Жером – управляющий на вилле графа, и что он хороший друг Жюли.
И вот наконец мы увидели Арль, красивый город, где много достопримечательностей осталось от Римской империи. Мы собирались с Жюли непременно посетить его за время каникул.
Поезд подъехал к вокзалу и медленно покатил по платформе, со скрежетом останавливая свой ход.
Алексис помог вынести наши чемоданы, нам оставалось лишь нести мольберты, которые не вошли в багаж.
Выйдя из вагона, мы оглянулись по сторонам. И Жюли воскликнула:
- А вот и Жером! – и показала на направляющегося к нам высокого худощавого мужчину лет пятидесяти.
Итак, господин граф не счёл нужным встретить дочь после долгой разлуки. Раздумывать над этим было некогда. Жером с улыбкой подошёл к нам, и Жюли представила нас друг другу. Он поклонился и произнёс:
- Добро пожаловать, мадмуазель Грейс.
С Алексом он поздоровался, как со старым знакомым. Все вместе мы прошли на вокзальную площадь, где нас ждал крытый экипаж с кучером. Там Алекса встретил его слуга и забрал чемодан. Мы попрощались, взяв обещание навещать нас как можно чаще. Я заметила, что Жюли проводила Алекса грустным взглядом.
Вместе с Жеромом мы уселись в экипаж, и только там подруга спросила:
- Как дела на вилле? Как отец?
- Он сейчас в Италии, вернётся на днях, - сказал Жером, виновато отводя глаза в сторону. – Он хотел бы встретить вас, мадмуазель Жюльетта, но дела, знаете ли…
- Да-да, конечно, я понимаю, - ответила Жюли и пояснила мне. – У нас в Италии тоже есть вилла, и она требует внимания графа не меньше, чем «Магнолия». А почему Пьер не встретил меня?
Жером вздохнул:
- Господин граф запретил ему прерывать уроки, потому что не доволен его успехами, а как раз в это время у вашего брата урок математики. Но когда мы приедем, он уже будет свободен. Он очень ждёт вас, мадмуазель…
- Ради Бога, Жером, оставьте эти церемонии, - взмолилась Жюли. – Мы с вами были хорошими друзьями, и вы называли меня просто по имени. Что же изменилось теперь?
- Вы стали совсем взрослой, дорогая мад… дорогая Жюли, - с улыбкой ответил Жером.
- Вот так-то лучше, - засмеялась Жюли. – А то я уже начала чувствовать себя не просто взрослой, а ужасно старой.
Дорога, по которой мы ехали, была очень живописной. Сначала наш путь лежал вдоль берега Роны, полноводной реки, казавшейся сегодня необыкновенно яркой, переливающейся и играющей под солнечными лучами. Затем мы свернули в сторону Средиземного моря, вернее, Лионского залива, отклонившись от русла реки. Вилла была расположена на берегу залива. С одной стороны она выходила на небольшое озеро, окна другой стороны смотрели на залив. Я знала об этом по рассказам Жюли, но когда мы приблизились к вилле, у меня буквально перехватило дыхание от открывшейся мне красоты. Солнце уже клонилось к западу, освещая золотым светом всё вокруг, и вилла, больше похожая на маленький замок, отражала этот свет. Она располагалась на невысоком холме, и издали казалась драгоценным камнем в оправе из голубых вод озера и залива. Когда мы подъехали ближе, здание скрылось из глаз, загороженное небольшой дубовой рощицей, и вскоре мы увидели ворота, которые тоже навеяли мысли о воротах старинных замков. Видимо, кто-то наблюдал за нами, потому что не успели мы подъехать, как ворота гостеприимно распахнулись, и нам открылась широкая подъездная аллея, утопающая в зелени и цветах. И в конце аллеи красовались белые стены виллы с башенками и балкончиками, с ажурными украшениями на окнах. Я даже представить себе не могла, что моя подруга выросла в такой роскоши.
Жюли с улыбкой наблюдала за мной.
- Нравится? – спросила она. – Видишь, я же тебе говорила, что здесь ты найдёшь всё, что нужно для отдыха и работы.
- Для работы? – удивился Жером. – Неужели мадмуазель Грейс будет работать во время каникул?
- Жером, - засмеялась Жюли, - для Виктории рисовать значит жить, это не совсем работа, это удовольствие. Мне даже трудно представить себе её без кистей, если не в руке, то хотя бы где-то под рукой. А ещё она обожает верховую езду. Надеюсь, для неё найдётся подходящая лошадка.
- Конечно, найдётся, - ответил управляющий. – Завтра дам указания конюхам, и мадмуазель сможет в любой момент воспользоваться лошадью, которую пожелает выбрать.
Экипаж подкатил к дверям виллы, и нам навстречу вышла женщина, а вслед за ней выбежал мальчик и, обогнав её, бросился к Жюли.
- Пьер! – радостно воскликнула девушка, обнимая брата. – Я так соскучилась по тебе!
- Я тоже скучал, Жюли, - ответил он. – Без тебя и поболтать не с кем, а ты так долго не приезжала…
- Познакомься с моей подругой, Пьер. Можешь обращаться к ней без церемоний, как и ко мне. Виктория, это мой братик Пьер Гай Филипп, но одного имени будет вполне достаточно для общения с ним.
Пьер с любопытством рассматривал меня, а я заметила, что он не похож на Жюли. Волосы у него были темные, почти чёрные, глаза карие. Для своих двенадцати лет он был высоким, но очень тоненьким, ему не мешало бы заняться спортом, как подумалось мне.
- Вы тоже художница? – спросил он меня.
- Ещё не совсем, но собираюсь ей стать, - улыбнулась я. – Во всяком случае, твой портрет я обязательно нарисую, если ты согласишься мне позировать.
- Договорились, - ответил он серьёзно.
Женщина, которая вышла вместе с мальчиком, подошла к нам и, поздоровавшись с Жюли, пригласила нас в дом. Мне она была представлена как экономка мадам Соланж.
- Ваша комната, мадмуазель, расположена рядом с комнатой Жюльетты, надеюсь, вам там понравится. Я позову слуг, чтобы проводили вас туда.
- Не надо никого звать, мадам Соланж, - попросила Жюли. – Я отлично знаю дорогу. Распорядитесь только, чтобы багаж отнесли в наши комнаты. Пойдём, Вики, со мной.
Пьер хотел подняться вместе с нами, но мадам Соланж остановила его, сказав, что нам нужно привести себя в порядок.
Поднимаясь по лестнице, я спросила Жюли:
- Мне показалось, или ты, в самом деле, побаиваешься мадам Соланж?
- Не то чтобы побаиваюсь, но не очень люблю и совсем не доверяю. Мне кажется, что она доносит отцу о каждом моём шаге.
- Ну, Жюли, ты противоречишь сама себе. То граф совершенно равнодушен к тебе, то оказывается, что экономка шпионит за тобой по его наказу.
- Да нет в этом никакого противоречия. Я ему безразлична, но, находясь дома, должна вести себя как подобает дочери графа. Всё, что выходит за рамки приличий, может быть подвергнуто критике. Хотя, пожалуй, ты права. Если вдуматься, то я не знаю, почему мне кажется, что Соланж следит за мной. По правде говоря, я не припомню случая, чтобы граф отчитал меня за что-то. Просто иногда его ледяной взгляд красноречивей слов, и я кожей чувствую его неодобрение. Мне кажется, что бы я ни делала, никогда не смогу добиться, чтобы это понравилось графу.
В её голосе звучала тоска, а я в очередной раз удивилась, что она редко называет его отцом. И вновь ощутила сильную неприязнь к этому человеку. Каким чёрствым существом нужно быть, чтобы так относиться к родной дочери… Что ж, по крайней мере, этим летом Жюли не будет чувствовать себя одинокой.
Между тем мы поднялись по лестнице и прошли небольшую галерею, стены которой украшали портреты и пейзажи. Мне захотелось задержаться возле них, но Жюли поторопила меня, заверив, что рассмотреть картины я смогу в любое время.
- Вот и твои комнаты, а мои рядом, - сказала она, распахивая дверь.
Я вошла в чудесную гостиную и вскрикнула от восторга. Окно было открыто, и за ним я увидела море. Казалось, что оно находится совсем близко. Я подошла к окну и выглянула в него. Под ним располагалась терраса с красивой балюстрадой, очевидно, она была расположена вокруг виллы, немного ниже наших комнат. Внизу от виллы в сторону моря тянулась через сад прямая аллея, вокруг которой росли кусты роз. За ней просматривалась роща, а дальше виднелась полоса пляжа, но всё это занимало небольшую территорию по площади, и до моря было рукой подать.
- Как красиво! Можно рисовать, сидя у окна, - сказала я подруге, которая с удовольствием наблюдала за моей реакцией. – А где выход на террасу?
- Мы проходили мимо него, когда шли по галерее. Выход как раз оттуда, это ниже на один лестничный пролёт.
В этот момент две хорошенькие горничные принесли наши чемоданы. Жюли представила мне одну из девушек как Люси, и сказала, что она в моём распоряжении, если что-то понадобится. Я поблагодарила Люси, и на её предложение разобрать вещи ответила, что сделаю это сама.
Жюли пошла к себе, а я осталась одна, и была рада этому, потому что хотела отдохнуть и, как говорил мой отец, разложить по полочкам свои впечатления. Подойдя к окну, я вновь залюбовалась пейзажем. Солнце почти село, и море окрасилось в перламутровые оттенки красного, розового и золотого цветов. Это было завораживающим зрелищем. Будь моя воля, я бы уже сейчас достала мольберт и краски и сделала наброски, но сначала нужно было разобрать вещи и привести себя в порядок. Дверь из гостиной вела в спальню, а рядом находилось ещё одно небольшое помещение, и там я обнаружила ванну с нагретой водой и шкаф в стене, служивший гардеробной. Я быстро разложила свои вещи, вымылась с дороги и переоделась.
Когда я приводила в порядок причёску, в дверь постучала Жюли и сказала, что нас ждут к ужину. Мы спустились вниз в обеденный зал, где нас нетерпеливо ждал Пьер.
Ужин был вкусный и прошёл в сопровождении весёлой болтовни брата с сестрой, но мы очень устали с дороги, поэтому сразу после того, как покончили с едой, поднялись к себе и разошлись по своим комнатам. Жюли пообещала мне на следующий день верховую прогулку по окрестностям, и я радовалась, предвкушая, какое это будет удовольствие – скакать верхом по таким красивым местам. За окном совсем стемнело, хотя было всего лишь начало десятого.
Я легла в постель и долго ещё слушала шум моря за распахнутым настежь окном. Наверное, этот шум напомнил мне путешествие с родителями на корабле, потому что ночью мне приснился мужчина, которого я видела во время шторма и портрет которого так быстро написала по памяти. Во сне он выглядел таким же суровым и печальным, каким запомнился мне тогда. Проснувшись утром, я с удивлением подумала о том, что никогда прежде не видела его во сне, да и вспоминала о нём очень редко, а за период жизни в Париже – раза два, не больше. Я пожала плечами и выбросила свой сон и незнакомца из головы. Меня ждал новый день, солнце светило в окно, и море сверкало под ним, словно миллион бриллиантов, рассыпанных безумным богачом.