Хрупкий

Сегодняшний вечер должен был стать лучшим, самым лучшим и самым запоминающимся в жизни Элана, как он себе представлял ранее. Юноша целую неделю предвкушал его, прокручивал в голове, позабыв про учебу, ради которой готов был душу продать, да обо всем остальном тоже позабыл. А как иначе, когда тебе предстоит первая ночь с любимым человеком, от чьих поцелуев земля уходит из-под ног? Пареньку однозначно повезло, ведь Гилиан настоящий красавчик, пусть и ехидный, пусть бедный и непонятно на что живет. Но его идеальное тело, будто выточенное искусным богом-скульптором, с любыми обносками хорошо и гармонично смотрится, но лучше, конечно же, оно смотрится совсем без одежды. И выбрал этот сердцеед вполне обычного худого непримечательного студента Элана из десятков возможных вариантов, хотя, скорее всего, предпочел в качестве довеска к более полезным и симпатичным покровителям, однако думать об этом не хотелось. Определенно, вечер с обаятельной и красивой бестией должен был пройти шикарно, как обещало собственное опьяненное сердечко и десятки дешевых любовных книг, но… От боли, терзавшей Элана изнутри, хотелось рыдать во весь голос, но он сдерживал всхлипы, вцепившись зубами в одеяло. О том, что будет так… мерзко, он даже не мог помыслить. В его представлении любимый человек просто не способен безжалостно и равнодушно насиловать, невзирая на хриплые стоны и дрожь партнера. Гилиан, не обращая внимания на состояние паренька, с упоением драл его, словно дешевую уличную шлюху, вцепившись пальцами до синяков. Если бы несчастный попробовал вырваться — то он без труда пресек бы абсолютно любые попытки благодаря преимуществу в силе и весе, но тот и не пробовал… потому что любил своего палача безумно. Впрочем, мучитель соизволил перед началом экзекуции позаботиться о девственном теле Элана, не упуская возможности в который раз шутливо назвать того девочкой. Может, за счет хрупкости, длинных рыжих волос, разметавшихся по измятой подушке, и миловидного личика, юнец и заслуживал подобные сравнения. Но из уст любимого они почему-то всегда звучали как насмешка или издевательство. Они унижали. Они вонзались в сердце, подобно осколкам стекла. Гилиан жестко работал бедрами, вгоняя член на всю длину, не церемонясь и не жалея. В эротических рассказах, перепавших Элану случайно, данный процесс для принимающей стороны сулил одно блаженство, а на деле… На деле с каждым заходом жертву пронзала новая порция боли, словно раскаленный нож. Когда юноша решил предпринять попытку освободиться и отчаянно затрепыхался, как обезумевший воробушек, — Гилиан, не говоря ни слова, намотал его янтарные волосы на кулак и с силой вжал лицом в постель, продолжая жестокую игру. *** Элан молча смотрел в пустоту, поджав колени и прижимая к груди измятое одеяло, пока на его растрепанные спутанные пряди катились безмолвные слезинки. — Не думал, что ты окажешься неповоротливым бревном, малыш. И хватит реветь… а то и правда похож на бабу, — бросил Гилиан, усмехнувшись и застегивая на взмокшей груди залатанную рубашку. Она прилипала к точеному торсу, слегка подчеркивая безупречный рельеф мышц, что, конечно же, его совершенно не портило, скорее наоборот. Парень даже не оглянулся на жертву, будто произошедший кошмар для него абсолютно естественен и обычен, продолжая воевать с одеждой. — Я не думал, что это… так… ужасно, — очень тихо произнес Элан, быстро утирая слезы, от которых почему-то сразу стало стыдно. — А как, по-твоему, должно проходить? С фейерверками? Да и грех те жаловаться. Ты же петушок, а петушкам нравится, когда их ебут, разве нет? Сквозь обиду, сквозь жалкие попытки оправдать обожаемого палача в данный момент пробилось огромное, яркое осознание одного простого факта — для Гилиана он всегда был жалким и никогда не был любимым. Любимым зверьком и то не смог стать. За каждой подколкой, ужимкой, уничижительными словечками, небрежно кинутыми в конце фраз, скрывалось эгоистичное и самовлюбленное чудовище, способное первую ночь своего партнера превратить в самый худший кошмар и не пожалеть об этом. — Раньше ты никогда меня так… не называл, — голос Элана дрогнул, но вновь подступившие слезы он мужественно сдерживал, пусть каждое слово, каждая фраза возлюбленного отдавалась внутри нестерпимой обжигающей болью. — Так раньше я тя раком и не ставил, — Гилиан развел руками. — Да не парься, херово только первый раз, а потом… — он повернулся к пареньку, намереваясь небрежно поцеловать того в щеку, но встретившись с ледяным взглядом, в котором мерцали искорки ненависти, замер. — А «потом» не будет, Гилиан. — Начина-а-ется, — протянул мучитель в ответ, театрально закатив глаза и вскинув ладони к обшарпанному потолку. — Я честно старался сделать те хорошо, а тут, блядь, претензии, будто я тя изнасиловал. Ну если все херово шло, че молчал, как селедка? Вякнул бы! Я что, по твоему мычанию угадывать должен, приятненько там твоей заднице, или нет? Раз не возмущался, знач, те заебись было. — Элан скинул с себя угол одеяла, демонстрируя огромные уродливые синяки вместе с высохшими потеками семени на дрожащих бедрах, и сразу же завернулся в него снова. На что его избранник сначала помолчал с полминуты, свирепея, затем продолжил, усмехнувшись: — Ну, дык, чем жестче ебешь петушка, тем ему слаще, разве нет? — Знаешь, Гилиан, я бы разбил о тебя светильник, но не хочу вместо экзаменов ходить в городской суд… Поэтому просто убирайся. — Ты не разобьешь об меня светильник, ведь ты не мужик, а трусливая бабенка с членом. Видать, по твоей смазливой мордашке раньше никто не прохаживался, — парировал бывший возлюбленный, набрасывая старый плащ. — Сам же на пузе и приползешь через пару деньков. Потому что никому, кроме меня, твоя задница не сдалась, если только какому-нибудь уродцу. А на дорогого ебаря те деньжат не хватит. — Не приползу, Гилиан. И… раз ты вспомнил о деньгах, то верни долг. В комнате повисла неловкая пауза, нарушаемая лишь шуршанием ткани и рассерженным сопением Гилиана, не рассчитывавшим столь скоро отдать две золотые монеты, которых у него, увы, нет. Да и обычного медяка за душой сейчас нет, и не предвидится. — Считай, Малыш, эти деньжата — плата за моральный ущерб, — сердцеед презрительно хмыкнул в ответ, — ты же никакой в постели, да и смотреть, если честно, в тебе не на что. Ты, как баба, но без сисек и совсем тощая. Я вообще с тобой мутил исключительно из жалости. Не дожидаясь ответа, парень открыл входную дверь и с силой захлопнул ее за спиной так, что на пол осыпалось немного штукатурки. Когда он уходил, то даже не оглянулся на бывшего уничтоженного возлюбленного, словно тот всего лишь сломанная игрушка, забытая в пыльном углу. Элан остался в тихом болоте отчаяния сжимать в кулаке измятое одеяло и сглатывать слезы, предательски бежавшие по щекам. Он винил исключительно себя и себя же ненавидел за беспечность, доверчивость, за собственное несуразное худое тело, которое можно желать за деньги, или из сострадания. Он винил себя за неопытность. Винил за то, что не прошло и минуты с момента расставания, а он уже готов униженно проситься обратно к палачу с дьявольскими зелеными глазами, как тот и предрекал. *** Академию искусств Элан не посещал целую неделю, пытаясь прийти в норму и забыть произошедшее, ну и восстановить здоровье. Была еще одна причина, из-за которой он не спешил к родным пенатам — Гилиан подрабатывал натурщиком в той самой академии. Если увидеть его сейчас, то можно не выдержать и броситься молить о прощении… ползать перед самовлюбленной бестией на коленях… Слишком глубока рана в ноющем сердце юноши и слишком уж сильно оно желает окаянного мерзавца. Даже алкоголь не избавлял от данного проклятья. Элану хватало одной кружки заурядного недорогого пойла, дабы забыться на пару часов и любоваться размытым, затуманенным маревом, во что сразу превращалось пространство вокруг. Разумеется, это неправильно, но остаться наедине с горем он не мог — ведь легион мрачных мыслей, пронзаемый болезненными воспоминаниями, неминуемо начинал роиться в голове. Вот и сегодня паренек отправился за новым глотком спасительного забвения, но на этот раз решил найти таверну подальше, где точно не встретит никого из знакомых сокурсников… и Гилиана. Главное, не встретить Гилиана, не видеть его высокого атлетичного тела и не утонуть в его чарующем ехидном взгляде, полном презрения. Поэтому Элан решил свернуть в совершенно незнакомую часть города. В самую ужасную часть… Здесь, в кварталах отчуждения* обитают представители иных рас, и они так же служат родине, как и люди, платят налоги и искренне любят королевство, их породившее. Просто живут они отдельно и скрытно, чтобы пореже тревожить безжалостных создателей, то есть людей, своим уродливым видом. В темных закоулках, кишащих неведомыми существами, которых сотни лет унижали и дискриминировали, безоружных человечков точно ждут неприятности. Но об этом юноша думал в последнюю очередь, топая к неказистой таверне с неразборчивой вывеской. Красть у него все равно нечего, если не считать парочки медяков на выпивку. Да и кому нужен тощий студент с обычной внешностью и в потрепанном плаще? Девушка, к примеру, может выносить и родить потомство, вот она представляет огромнейший интерес для каждого местного обитателя. А Элан и для любовных утех не очень-то годится, как сам он теперь считает. К тому же… порочные удовольствия в королевстве Орен можно получить на любой вкус, не напрягаясь и не тратясь. В доказательство этого в таверне практически на одном из самых первых столов лежал абсолютно нагой паренек-лерментис и с огромным энтузиазмом подмахивал полупьяному мужику, позарившемуся на его молодое и ладное тело, еще не истрепавшееся от уличной жизни, голода и побоев. Лерментисы* Элана не удивляли, их везде было достаточно, да и от людей они отличались разве что кукольной внешностью и парой бесполезных куцых крыльев за спиной. А вот творившийся неприкрытый жестокий разврат, который всеми присутствующими воспринимался словно заурядная шалость, удивлял намного больше. Юноша занял свободный, обшарпанный стол в самом углу и натянул капюшон пониже, пряча под ним смущение и негодование. На самом деле из этой помойки следовало уйти сразу, а не терпеть неловкость и пьяный гогот толпы, окружившей пташку, но что-то крепко держало Элана. Он даже сам не мог объяснить, что же именно. Его взгляд то и дело возвращался к крылатому голому пареньку, с которым обращались, как… как со шлюхой, вбивая в столешницу резкими и, должно быть, болезненными движениями, от коих содрогалось все его тельце, включая мятые крылышки. Тем не менее несчастный задорно улыбался в процессе, стараясь удовлетворить нового клиента по максимуму, и сам двигался навстречу здоровому члену, таранившему его с особой яростью. Зрелище разыгралось мерзкое до тошноты — серые растрепанные крылья со слипшимися перышками, худые расставленные ноги, топтавшиеся в лужице семени на столе, покрытые синяками и белыми потеками бедра, задорно подмахивавшие очередному клиенту, спутанные грязные волосы… Смачные всхлипы. Элан, подхваченный вихрем воспоминаний, обнял голову руками и зажмурился, чтобы не видеть больше столь уродливую картину. Но от смешков толпы и громких наигранных стонов самого юнца он избавиться, разумеется, не мог. Как и от язвительных обрывков разговора, доносившихся со стороны оргии. — Хорошая подстилка и недорогая… — Там после тебя в дырке не заблудишься? — А ты проверь! Тревожные мысли одолевали Элана целыми полчищами, а спасительное вино пока не принесли. Поэтому, вслушиваясь в пьяную беседу и смех, юноша непроизвольно сравнивал себя с крылатым созданием, которое неоднократно называли петушком, и это было одно из самых ласковых прозвищ от толпившихся зевак. Принимающая сторона всегда унижена и постоянно вынуждена терпеть, стиснув зубы или напялив радостную улыбочку, как тот парнишка, готовый абсолютно на все ради пары монет, даже совокупляться на столе в низкосортной таверне. Элан размышлял о творившемся зверстве, которое не в силах остановить, и о своем безрадостном будущем тоже. Он представлял, как найдет нового Гилиана и вновь будет сжимать одеяло до хруста пальцев, позволяя себя насиловать. Еще и фальшиво улыбнется новому Гилиану после мерзкой шуточки, и непременно начнет хвалить его самцовость. Да, определенно, этому придется научиться, чтобы не остаться в одиночестве… чтобы тебя любили, хоть немного… — Да какого хрена вы вообще тут учудили? — раздумья парня внезапно оборвались громким ревом. Из служебного помещения вынырнул крупногабаритный детина в засаленном фартуке поверх рабочей серой рубахи. Его расу Элан так и не смог определить, да и не особо старался, просто обомлел и съежился, стараясь стать менее заметным. А когда неповоротливый монстр протопал мимо — под его кожей разлился горячий трепет. Естественно, в таверне находились самые разные нелюди, но нежданный гость отличался от них всех, — он был здоровым, действительно здоровым, коренастым исполином, с мощными ручищами, и хвостом, тянувшимся за ним по замызганному полу. Обычный человек доставал странному увальню где-то до середины груди. А еще вдоль позвоночника у чудища росли костяные пластины. Они, собственно, неслабо изодрали его одежду, которую пришлось подлатывать ремешками, дабы она окончательно не расползлась. Кожа у существа была бурая, на спине более темная. Лицо, правда, оказалось вполне человеческим, только с грубыми чертами и очень мощными челюстями. Еще у него из-под тяжелых надбровных дуг мерцали желтые глазки-бусины с вертикальными зрачками. — Серыш, я предупреждал — торгуй своей задницей в другом месте, а не в моей таверне! Иначе крылья выдерну на хуй! — Рейг, малыш, ну не сердись. Ты же знаешь, я обожаю твою стряпню и этот милый уголок! Не мог сдержаться, — наигранным манерным голосом отозвался лерментис, похотливо облизнул опухшие губы и оглянулся на верзилу, расправляя мокрые крылья, красуясь. — Бери свою задницу в руки и катись к черту отсюда! — Голос монстра звучал весьма необычно из-за звериных хриплых ноток и странного клокотания. К слову, пока он орал на Серыша, то можно было разглядеть его длинные пугающие клыки. — Рейг, ты та-акой злой… сразу видно, с личной жизнью у тебя беда, — юноша грациозно соскользнул со стола прямо в белую лужицу, даже не думая прятать оскверненную наготу. — Хочешь, исправлю это? Давай обменяемся? Ты мне свое легендарное рагу, а я взамен всего себя отдам? Мальчики меня так хорошо разъебали… И теперь твой гига-антский член точно влезет, — протянул он. Вместо ответа монстр угрожающе зарычал, демонстрируя резцы хищника, на что лерментис сразу же запнулся и инстинктивно отступил, прикусив опухшую губу и закрывшись мокрыми крылышками. Да и прочие посетители, недавно гоготавшие над пташкой, моментально смолкли, расползаясь по своим местам. Сразу видно — спорить с ящероподобным чудищем здесь никто не горит желанием, как и лишний раз пялиться на него. А вот Элан нескромно, позабыв обо всем на свете, рассматривал Рейга, ведь ничего подобного он раньше никогда не встречал, пусть и являлся коренным оренийцем. Необычное тело вызывало трепет и… отвращение. Уж больно неприятным казалось его упитанное брюхо, мощные лапы и толстые мускулистые бедра. Неожиданно исполин оглянулся на студентика в старом плаще. — Господин… — По спине паренька пробежал холодок, и он буквально окаменел, сжав кулачки почти до крови, едва к нему обратились. — Прошу прощения, у нас нет вина, какое вы просили. Может, вам принести крепкий чай и творожники? Сегодня у нас очень вкусные творожники, и людям они нравятся. За спиной Элана раздался сдавленный смешок, кольнувший в самое сердце: — Еще салатика наруби этой бабе. Юноша нахмурился, поджал тонкие губы и скинул с себя капюшон, давая понять своему незримому оппоненту, что он вообще-то молодой человек, пусть и… с миловидным лицом и янтарно-рыжими, слегка вьющимися прядями, которые сразу же разметались по плечам. — Ну точно баба! — Уткнись в тарелку и жри свою маринованную крысу! — рявкнул Рейг, сверкая разъяренными глазками в сторону шутника. — Не хватало еще, чтобы ты портил настроение моим новым клиентам из центрального района! Можно подумать, они часто к нам захаживают! Тирада монстра сработала как надо, и в адрес Элана теперь не прилетало не то что сдавленных смешков, даже шепота он не слышал за спиной, отчего уверенности заметно прибавилось. — Тогда принесите другое вино на ваше усмотрение… не очень дорогое. И омлет, хотя нет, омлет не надо. — Господин, я не хочу вас обидеть, но пить наше вино я вам не советую. — В голосе Рейга, пониженном на пару тонов, можно было различить нотки сожаления. — У вас маленький вес и… — Принесите, пожалуйста, мой заказ, — холодно отрезал парень, удивляясь собственной смелости, ведь не каждый же день доводилось спорить с кем-то, кто больше в три раза, если не в пять. — Как пожелаете, господин… *** Кварталы отчуждения — так в Орене называют ту часть города, где обитают представители искусственных рас, полукровки и нищие. Для обычных жителей здесь довольно опасно и они стараются не соваться в подобные места без острой необходимости. Лерментис — научное название разумной расы, выведенной специально для плотских утех. В народе их называют **пташками** из-за небольших бесполезных крыльев за спиной.