Еврей в России

Глава 7. ЕВРЕЙСКИЙ РЕНЕССАНС

МАЦА ПОЛОСАТАЯ

Обретение собственной еврейской сущности, кроме всего прочего, у Жени было связано с поначалу робким и боязливым прикосновением к ритуалам иудейской религии.                                                                     

Первым в его жизни словом, относившимся к традициям древней веры, было - маца и восходило к последним военным годам. Он слышал его от бабушки, которая, пугливо оглядываясь, шепотом его произносила в коридоре у входной двери, когда дед брал из ее рук пару бумажных двадцаток и, накинув на плечи пальто, уходил к соседке Розе Лазаревне. Минут через десять он возвращался с довольной улыбкой и небольшим прямоугольным пакетом, обернутым в наволочку от подушки. 

Но и позже, даже в самые звериные юдофобские времена перелома 40 – 50-х годов, стараниями той же жениной бабушки это необычное изделие появлялось в Песах на их праздничном столе седера. Большие квадратные плитки той мацы были толстыми, твердыми, трудно кусаемыми, но все же, как полагается, имели все традиционные признаки: они были полосатыми, бугристыми, украшенными ровными рядами коричневатых поджарок и точечных наколок.

Эту мацу подпольно делали кустарным образом на тайных частных квартирах где-то в Измайлове или Филях. Она выпекалась на больших чугунных сковородах в домашних печах и кухонных духовках. Развозили  эту мацу по разным секретным адресам, сведения о которых с большой осторожностью передавались московскими евреями друг другу из уст в уста. Таким адресом в женином доме была и та самая соседка Роза Лазаревна, продававшая из-под полы этот заветный пасхальный продукт.

Только при Хрущеве мацу стали выпекать легально и профессионально в специальной пекарне. Теперь уже не дед, а повзрослевший Женя по заданию бабушки ездил за ней в Хоральную синагогу на улицу Архипова, где за совсем небольшую цену получал упакованную в белую бумагу пачку тоже толстой, но уже намного более вкусной мацы с узаконивающей ее надписью: «Изготовлено под наблюдением главного раввина СССР Иегуды Лейб Левина».

С детства Женя был также приучен бабушкой и мамой говорить молитвы. По утрам он шептал или произносил про себя:

 "«Модэ Ани Лефанэха Мэлех Хай Векаям Шехе-ксезарте Би Нишмати Бехемла Раба Эмунатеха». («Возношу благодарности пред Ликом Твоим, Властелин, над которым не властно время, за то, что милостиво возвратил Ты мне душу мою. Велико доверие Твое»).

Потом уже по-русски просил Бога о чем-то своем, заветном, личном и завершал тем, что говорил: «Дер мамочке а-гитер шу, дер папочке а-гитер шу». То-есть, просил Бога за маму-папу. В субботу добавлял: «А-гит шабес», а по ее окончании «А-гите вох», в смысле, «хорошей недели». Конечно, он ничего не понимал в этих древних ивритских словах, но они звучали так хорошо, так умиротворяюще, что настраивали на некий успокоительно-добрый лад.

Кстати, этот ритуал так с Женей срастился, что уже и совсем в зрелом возрасте он почти никогда не пренебрегал после утреннего умывания, чистки зубов и бритья щек творить эту молитву, добавив к ней: «Шма Исраель, Аденойе-Алейхум. Борух-ато-Адонай,...» - "Слушай Израиль, Бог...".

Он понимал, что чудовищно и безобразно перевирает, коверкает все без исключения молитвенные слова. И даже изредка пытался восстановить заученное когда-то, но каждый раз опять сбивался, снова забывая правильное произношение священного текста.

Имел ли этот чисто формальный контакт с религией прямое отношение к вере в Бога. По-видимому, совсем нет. Может быть, лишь некоторое, довольно отдаленное, по этакой касательной кривой, по какой-то тонкой линии-паутинке.

А вот поразмыслить и поболтать с друзьями-евреями на эту тему Женя очень-таки любил.

*  *  *

Вера и религия. Ему казалось, что вообще эти две стороны духовной жизни человека соотносятся друг с другом примерно так же, как любовь и секс. Можно платонически любить женщину, но не тащить ее в койку - точно также верить в существование Высшего начала, но не соблюдать религиозные правила.

И, наоборот, можно сколько угодно сношаться в свое удовольствие, не испытывая никаких особых чувств - и подобно этому регулярно ходить в синагогу, истово молиться, соблюдать шаббат, кушать только кошерную пищу, но даже не задумываться, есть Бог или нет.

И какое из этих двух поведений предпочтительнее? Риторический вопрос, думал Женя. Наверно, для кого-то первое, а для кого-то второе. Когда говоришь об этом с кем-нибудь из прихожан синагоги, они утверждают, что вера сама собой без религии существовать не может, так же, как вода требует стакана, вино бокала, суп тарелки.

И еще одно поначалу казалось Жене странным: почему Моше передал людям Тору в весьма сложном виде, непонятном без разъяснений простому смертному. Вот ведь по сравнению с Пятикнижьем такие пропагандистские коммунистические "библии", как сталинский "Краткий курс истории партии" или китайский цитатник Мао "Пиньинь", куда проще, куда доступнее для широкого пользования.

 Ответ на это недоумение он получил при чтении того же Фейхтвангера. В одной из его книг говорилось, что Божий закон мудрый еврейский пророк умышленно записал в непростом виде. Замысловатая форма священному Писанию специально придана для того, чтобы люди себе и другим его поясняли, толковали, трактовали и тем самым учились думать, рассуждать.

Поэтому библейские тексты не просто читаются, как некая историческая хроника, а в них вчитываются, их изучают, исследуют. Отсюда понятно и появление в иудаизме многих подробных книг-комментариев, наиболее значительная из которых  - Талмуд ("Устная Тора") с его Мишной и Гемарой.

СПАСИБО ТЕБЕ, ХАБАД

Здесь уместно отвлечься от духовных подвижек становления личности нашего героя и перенестись из 50-60-х годов его ранней молодости в острые 90-е, когда Женя почувствовал намного более тесную связь со своим иудейским племенем.

Этому способствовало то, что в восстановлении национальной еврейской, особенно религиозной иудаистской, жизни в России последнего десятилетия ХХ века большую роль сыграла бурная просветительская и благотворительная деятельность молодых американцев хасидского движения Хабад. Именно этому ответвлению иудаизма евреи жениного поколения, бывшие ими до этого только номинально, по паспорту, обязаны тем, что, они, наконец, начали становиться евреями по-настоящему.                     Рис. 20

       Тогда в начале 90-х энергичные хабадники во главе с лосанджелесским ребе Куниным произвели революцию в мозгах и душах таких, как Женя, евреев, до этого осознававших свое еврейство лишь, когда слышали, что они - жиды. В небольшом двухэтажном московском особняке на Бронной они оборудовали помещение для синагоги, где стали собираться десятки людей на субботу-шабат и сотни на еврейские праздники. Ими была открыта и бесплатная столовая, где  кормили людей обедами, и, кроме того, устраивали интересные встречи, беседы, проводили собрания, читали лекции.

А потом по пятницам в качестве помощи сотням пожилых московских евреев там стали выдавать пакеты продуктов с крупой, яблоками, курами, чаем, сахаром.

*  *  *

Можно по разному относиться к тому, что в России ХХI века главным раввином страны был признан лидер одной из религиозных сект, которой являлось движение Хабад - ответвление Хасидизма. А ведь и то, в свою очередь, являлось лишь ветвью традиционного ортодоксального иудаизма.

Возникшая когда-то в белорусском местечке Любавичи,  небольшая религиозная группа по какому-то волшебству в 80-90-х годах прошлого столетия быстро выросла в мощную международную организацию. Возможно, это произошло благодаря выдающимся вождистским и предпринимательским способностям ее главы ребе Шнеерсона, много лет управлявшего из Нью-Йорка своей империей.

Может сильно смущать (даже возмущать) то, что плохо говоривший по-русски миланский еврей Бен Лазар так бесцеремонно оттолкнул от лидерства действовавшего в то время главного раввина России А.Шаевича. Можно упрекать его за угодничество перед властью, негодовать по поводу получения им от нее всяческих привилегий, наград, включая освященные РПЦ (Русской Православной Церковью) орденов Минина-Пожарского и Александра Невского. Но...

Что не говори, этот прижившийся в России хабадский функционер оказался довольно толковым менеджером и достаточно ловким политиком. Его стараниями, подкрепленными не худым американским кошельком, были возрождены еврейские общины в 450 городах страны, где открылись синагоги, учебные ишивы и кое-где даже отделения работающего в Москве "Еврейского университета".                                    

 Кстати, в это элитное высшее учебное заведение потянулись далеко не только этнически чистокровные евреи. И немудрено - каким более-менее продвинутым родителям не хочется, чтобы их дражайшие чада получили хорошее европейское гуманитарное образование и дипломы, признаваемые на Западе? Многие из этих ребят со временем проходили гийюр и становились полноправными евреями, еще строже соблюдавшими древние традиции, чем их этнические единоверцы.

Вот тому пример.

*  *  *

Уже в пору жениной эмиграции и во время одной из его ежегодных приездов в Москву он встретил на улице бывшую соседку Леру. Кого-кого, а ее никак нельзя было уличить в больших симпатии к вездесущему и навязшему у всех в зубах народу.

       - Привет, привет, - сказала она. – Мою Милку помнишь? – она сладко потянулась и расправила плечи. – И не узнаешь. Такая дылда стала, во-о. В прошлом году в Еврейский университет поступила. Не веришь? Правда. Это я ее туда определила. Во-первых, диплом там хороший, во всех странах признается. Во-вторых, попасть туда можно было без проблем. А в третьих, думала я, может, подхватит себе кого-нибудь из ваших, и отвалим мы с ней в твои Штаты или на худой конец в Израиль. Я ж тогда не знала, что у нее на курсе и глаз-то не на кого будет положить – одни у них оказались Кольки да Тольки. 

       - Да, но... – хотел было Женя выразить свое сомнение, но она тут же перебила:

       - И не удивляйся – сейчас у всех, самых рязанских и тамбовских мужиков и баб хоть какие-нибудь, да еврейские корешки находятся. Думаешь, у моего подонка Сереги их не было? Были. Может, и покороче, чем у Ленина Владимира Ильича, но тоже не такие уж тонкие. Он втихоря по этому вопросу шустрил еще раньше тебя. А как откопал их, так сразу же с этой своей мымрой в Германию и укатил.

       Вот так, открыв Жене секрет сугубо личной причины своего бывшего открытого юдофобства, Лера бросила ему «Пока, пока» и убежала варить суп для дочки.

А Женя, праздношатающийся, пошел себе дальше со своими вновь возникшими бесплодными мыслями о будущем евреев в нынешней России. Ведь удивительное дело, думал он, ничего в еврейском вопросе здесь не меняется вот уже столько лет. Как при перестройке, а потом при рынке и нынешнем госкапитализме, сколько евреев уезжает, столько же появляется вновь.

Неистребим наш народ, несгибаем. Неваляшка. Погромами и холокостами его изничтожали, ассимиляцией изводили – а он все тут, как тут. Выживает наперекор всему.

     Очередное свидетельство этого представилось Жене еще и в истории публичного празднования в Москве праздника Хануки.

ХАНУКИЯ В ЦЕНТРЕ МОСКВЫ

В 1991 году зимние холода наступили только в начале декабря. Темным вечером Женя шел по густо заснеженной Москве, с осторожностью обходя скользкие обледенелости асфальта. На площади Революции рядом со станцией метро вдруг резанул в глаза яркий электрический свет. Что это? У Жени от неожиданности челюсть отвисла – передо ним стояла большая семисвечная ханукальная менора. Как она здесь оказалась, кто ее зажег, кому пришла в голову такая провокационная идея - в сердце православного мира, на самом людном месте поставить этот традиционный символ иудаизма?                                                      Рис. 21

Утром он прочел в одной из многих рожденных тогда в разгуле постсоветской вольности антисемитских газетенок такой вот мерзкий текст:

"1 декабря  еврейские религиозно-националистические организации, возглавляемые раввинами, осуществили страшное преступление перед Русским народом - ритуальное осквернение великой святыни Русского народа - Московского Кремля. Впервые со времени своего основания Кремль стал местом проведения ритуального праздника чужой, враждебной христианству, религии - иудейского праздника Хануки"

На следующий день уличной меноры  уже не было.

Только через несколько лет она снова появилась в центре столицы. Теперь ее зажигал номенклатурный еврей Владимир Иосифович Ресин, главный лужковский строительный генерал. На сей раз совершенно в ином тоне откликнулась другая московская, более официозная, газета - «Вечерка»:

"В самом центре города  установлен огромный светильник, возле которого перед началом праздника молодые и пожилые евреи весело танцевали под звуки популярной еврейской песни «Чири-бири-бом». На церемонию зажигания ханукии в столице России прибыли мэр города Юрий Лужков, главный раввин России Берл Лазар и народный артист СССР Иосиф Кобзон. Собравшиеся на площади окружили их плотным кольцом: каждый хотел сказать слова благодарности этим известным и уважаемым людям".

Прошло более 20 лет с того вечера, когда Женя впервые увидел в Москве уличную ханукию. Теперь в такой же темный вечер он шагал по Бронной улице и глазел по сторонам, отмечая разные происшедшие здесь перемены. И вдруг, как и в тот раз, его глаза пронзил яркий свет. Он посмотрел вверх и удивился: перед ним горели семь ярких свечей. Причем здесь семисвечник? До Хануки ведь еще было ого-го сколько времени.

       Но это и не была ханукия, это была менора, украшавшая светлый фасад большого особняка, высившегося за чугунным решетчатым забором. И тут Женя сообразил, что стоит возле того самого дома, откуда в те первые годы 90-ых началось московское еврейское возрождение. Теперь это, в общем-то, неказистое двухэтажное здание после довольно долгих нелегких споров и судебных разбирательств уже полностью принадлежало еврейской хабадской общине. Оно предстало передо Женей красивым кремовым фасадом с той самой горящей по вечерам менорой.

Он вошел в дверь, охранявшейся рамой металлоискателя и двумя плечистыми крепышами в одинаковых черных костюмах. Пройдя внутрь, он порадовался произошедшим здесь приятным переменам: осовремененным интерьером молельного зала с имитацией иерусалимской стены плача на фронтальной стороне, нарядно украшенным фойе и другими помещениями, которые обзавелись новой мебелью и богатыми люстрами на потолке с алебастровой лепниной.  

В зале было много посетителей в кипах, шляпах и кепках с большими козырьками. Именно последнее побудило Женю взглянуть внимательнее на лица под ними, и он заметил, что очень уж они отличались от тех, которые бытовали здесь в то его далекое теперь время.

«Так это же северокавказские горцы или закавказские грузины», - подумал он, вспомнив, что как раз таких он видел и в Хоральной синагоге на Архипова, а когда-то встречал на улицах Нальчика и Кутаиси. Вскоре его догадка подтвердилась – стоявший неподалеку немолодой чернобородый еврей наклонился к его уху, дыхнул  чесночно-луковым амбре и показал пальцем на потолок.

- Ваши наверху, выше, - сказал он.

И правда, когда Женя поднялся на второй этаж в новый большой зал, то сразу погрузился в близкую ему атмосферу приглушенного гула голосов московских ашкеназов, больше, чем молитвой, занятых легким трепом о ценах на квартиры и самолетные билеты до Вены, о подлянках ОВИР’а и рыночных спекулянтах, о недетских шалостях взрослых детей и прочих разностях.

Развивая свое знакомство с возрожденной иудаистской действительностью, Женя уже на следующий день съездил на Марьину рощу в так называемый Еврейский общинный центр, который тоже был результатом неутомимой неугомонности хабадцев.

Его четырехэтажное здание стояло на месте бывшей небольшой деревянной синагоги, в свое время сильно пострадавшей от пожара - результата «случайно» загоревшейся электропроводки. Здесь, кроме просторного синагогального зала с большим балконом для женщин, он увидел на многочисленных дверях прихотливо гравированные металлические таблички с надписями:

Библиотека,  Книжный магазин, Фитнес-клуб,  Класс иврита,  Класс английского языка,  Детский сад, Класс танца, Театральная студия.        

А на стене в фойе висел большой стенд, на котором в числе благотворителей спонсоров (меценатов, дарителей) светились и такие знаменитые имена, как В.Гусинский, А.Березовский, И.Кобзон и другие.

       Торжественное открытие этого чудо-дома с показом по 1-му каналу ТВ в свое время было освящено присутствием самого президента Путина, которого сопровождала большая свита во главе с раввином Б.Лазаром.        

       Посетил Женя и новый в Москве Еврейский музей, объединенный почему-то с так называемым «Центром толерантности». Немного удивляла его архитектура, походившая на некий заводской цех с разнокалиберными окнами круглой и прямоугольной формы.