Жизнь и как мы ее строим 2

1,4

Эрвин поднялся на четвертый этаж и остановился перед обитой желтоватой фанерой дверью.

Если сдерживаемая им из последних сил ярость всё-таки уложит на лопатки доводы рассудка, то он сейчас ногой врежет по этой символической преграде, перешагнет через нее, устроит погром в этом застойном жилище, вытрясет душу из ее гусных обитателей, сломает их и уничтожит. Он заставит их почувствовать себя беспомощными рабами и призраками. Чтобы то, во что они превратили собственную дочь, не скучало в одиночестве.

А нужно ли вообще сдерживаться?!

Еще немного и дверь рассыпалась бы в пепел, вспыхнув от его взгляда. А мысли обстоятельно бы были воплощены в жизнь. Но деревянное изделие оказалось покрепче иных хрупких человеческих душ - выдержало натиск.

Позади раздалось негромкое покашливание. Эрвин вздрогнул и порывисто развернулся, готовый к отпору.

- Сэр, вам помочь? - услужливо поинтересовался охранник, скрытый полумраком лестничного пролета.

Тонкая грань между почтительностью и отменным ехидством в его голосе была соблюдена безукоризненно. Эрвин по достоинству оценил профессионализм. Не придраться. Зато двусмысленная фраза попала в точку, мгновенно охладив парня. Он чертыхнулся и нажал на кнопку звонка.

На улице Эрвин не сводил глаз с Николь, поэтому конкретика в образе высовывающейся из окна женщины осталась расплывчатой. Но по властному громкому голосу и возникшим в голове стереотипам представил себе пожилую неопрятную всклокоченную женщину, отъевшуюся и напыщенную, в непременном засаленном переднике, о который она должна безостановочно вытирать обветренные красные руки. В период своих блужданий по столичным злачным окраинам и знакомств с низами общества он навидался таких матерей семейств, уверенных, что только на их непоколебимости держится вселенная, ограниченная детьми-отбросами и мужем-алкоголиком.

Здесь, конечно, не такой запущенный случай, но кипящий гневом мозг способствовал наиболее извращенной вычурности.

Дверь открылась, и на пороге появилась женщина.

Да, не молодка, и это естественно. Возрастом может быть чуть постарше его опекуна, но сохранившаяся ничуть не хуже. Причем хорошая сохранность была явно подарком природы и результатом бережного ухода, а не вмешательством пластики и хирургии. Гладко зачесанные назад и собранные на затылке волосы открывали изящную шею, плавно направленную в глубокую ложбинку на груди. Слегка вытянутые миндалевидные темно-серые глаза и высокие скулы придавали ее лицу что-то неуловимо притягательно восточное. В сочетании с несомненным умом и образованностью во взгляде - она была определенно не дурна. Тоже понятно: не мог же от крокодила родиться лебедь, хотя тому никак и не дают миновать стадию гадкого утенка. Конечно, есть недостатки, отражающие возраст: немного отечные мешки под глазами, морщинки, сурово опущенные уголки тонких губ, заметная седина в русых волосах, но общего впечатления они не портили. Да, самую чуточку полноватая, но никак уж не толстая, а просто дама имеющая вес, с пышным шармом и солидностью. Одета она была в домашнее платье, перетянутое пояском и выгодно подчеркивающее достоинства фигуры. В таком не стыдно при необходимости дойти и до ближайшего магазина. Да, властная и уверенная. Чересчур властная и принципиальная, но это скорее от избытка добровольно взваленной на себя ответственности и самоуверенности.

- Здравствуйте, молодой человек, - первой поздоровалась женщина, назидающим тоном голоса напоминая о несоблюдении визитером правил вежливости.

- Добрый день, - со своей стороны ответил Эрвин, прервав пробежку по внешности хозяйки. - Я хотел бы видеть Николь.

- Ее нет дома.

- Я могу подождать, - Эрвин взялся за ручку двери.

Женщина слегка потянула дверь на себя, но убедившись, что парень не сопротивляется ее праву исчезнуть, немного успокоилась.

- Лучше придите позже, когда она вернется. Или, может быть, я могу чем-то помочь, что-то передать? - сурово спросила женщина.

- Лучше я поймаю ее на улице, - усмехнулся Эрвин. - До свидания.

Он повторил скрупулезный визуальный осмотр женщины, на этот раз снизу вверх. Быстро, и от этого демонстративно вызывающе. Женщина почувствовала, как молодой обжигающий взгляд раздел ее донага, проинспектировал и, остановившись на лице, высказал свое одобрение. От беспардонной наглости глаза женщины забегали в замешательстве, щеки густо окрасил румянец. Может гнева, может стыда. Надо же, какой "эффект на лицо". Ясно от кого у Николь такие способности. Юноша отпустил дверь и направился к лестнице, ведущей вниз.

Как он и ожидал, больше пары ступенек преодолеть ему не дали.

- Ну-ка, постой, - встревоженно окликнула женщина.

Правильно. Она уже оценила его нагловато-развязные манеры, общий вид, вероятно уловила и иностранный акцент, и страх за дочь заставил ее остановить парня. Фантазия помогла дорисовать обеспокоенной матери красочные ужасы встречи где-то за пределами ее влияния.

Мысленно погладив себя по головке за прозорливость, Эрвин засунул руки в карманы широких брюк и обернулся.

Убивать эту женщину он уже передумал. Тиран оказался не таким уж неискоренимым злодеем, чтобы по-прежнему жаждать его крови и мечтать в кратчайшие сроки осиротить Николь.

- Откуда ты взялся? - поджав губы сердито спросила женщина. - Таких личностей среди приятелей Николь я не встречала.

- Из института, - не стал врать Эрвин. - Так я могу войти, а не подстерегать Николь в темном грязном дворе?

Мать Николь молча распахнула пошире дверь в квартиру.

Первым делом, едва парень переступил порог, женщина многозначительно показала глазами ему под ноги. Эрвин послушно наклонился, чтобы расшнуровать и скинуть с ног грязные ботинки. А заодно снял и набросил на вешалку куртку. От предложенных мягких домашних тапочек отказался. Происходящее начинало его забавлять, как всегда, когда оказывался в необычной для себя обстановке с незнакомыми людьми. На время даже забыл о причинах, приведших сюда. Он с откровенным любопытством оглядывался по сторонам, по обстановке определяя образ жизни обитателей и их характеры.

Не дожидаясь приглашения и самостоятельно выбрав путь, Эрвин прошел в совсем небольшую комнату, по всей видимости должную гордо именоваться гостиной. По пути отметил еще несколько прикрытых дверей. Кроме мест общественного пользования, всего комнат насчиталось три. Если где-то внутри не прятались еще каморочки. Что при здешних просторах являлось сомнительным. Надо же, почти как его аппартаменты в королевском дворце. Ну в несколько усохшем варианте.

В гостиной осмотрелся. Богатством не пахло, но и нищеты не наблюдалось. Стандартная мебель из ближайшего мебельного магазина, искусственное цветастое покрытие на полу, обилие мещанских безделушек и картин. Полки полированной секции, протянувшейся вдоль самой длинной стены из края в край, заставлены книгами, разномастность которых доказывала, что приобретены они были явно не для создания интерьера. Громоздкий диван в полкомнаты. Для воздуха оставалось совсем мало места. Вещи нависали, давили объемом и количеством. Но при этом всё подчинялось установленному порядку: добротное, ухоженное, и каждая вещь на четко отведенном месте. Как на идеально обустроенном вещевом складе или в музейном запаснике. Ящика с картотекой не хватало. Царил тот ненавистный искусственный порядок, которого Эрвин успешно избегал в любом месте своего обитания: от собственного замка до гостиничных номеров, быстро заполоняя пространство личными вещами и изменяя дизайнерские высокохудожественные замыслы мелкими хаотичными преобразованиями.

Впрочем полного идеала хозяевам достичь не удалось. Главная достопримечательность гостиной совершенно не вписывалась в общий стиль, занимая при этом практически весь центр комнаты. Там широко и важно раскинула крылья сушилка для белья. А на ней трепыхались плотно развешенные младенческие наряды - пеленки, крохотные разноцветные штанишки-рубашки, изредка перемежающиеся с внушительными мужскими носками и еще более интимными предметами гардероба хозяев. Всё это богатство для ускорения процесса сушки обдувалось теплым воздухом вентилятора. В комнате отчетливо пахло сыростью и хозяйственным мылом.

Но несмотря на давящее изобилие, совершенно ничто из окружающего не ассоциировалось с Николь. Словно юноша ошибся квартирой или обознался девушкой во дворе. И дело было не в каких-то личных вещах. Хотя и их не наблюдалось. Младенческие пожитки пока не увязывались у Эрвина с бывшей подругой, так же как и иное белье, мотающееся на сушилке. Но в квартире напрочь отсутствовал ее дух, вкус, пристрастия. За те несколько недель, что они пробыли вместе, Эрвин всё-таки смог достаточно узнать ее характер, чтобы понять, что ни одна вещь в этом помещении не возникла по воле Николь, сообразуясь с ее желанием. Так не ощущается присутствие в доме хорошо вышколенного слуги.

Или он успел так основательно ее забыть... Или не понял тогда? Это был бы нонсенс. Или так всё изменилось?

- Может быть, всё же представишься, гость? - саркастически намекнула хозяйка.

Он навязался, вошел без приглашения; она не предложила присесть или чувствовать себя как дома. Суть отношений вырисовывалась с едкой ясностью.

- Эрвин, - отрекомендовался парень. - А вы?

- Валерия Анатольевна, - внушительно ответила женщина. - А теперь ответь подробнее, откуда ты взялся, и что за дела могут связывать тебя с Николь.

- Я пришел не к вам, - спокойно и даже вежливо возразил Эрвин. - И не намерен давать отчетов кому бы то ни было.

- Ну жди, - согласилась Валерия Анатольевна и почему-то не смогла удержаться: - Только учти, если пришел с гадостями - пожалеешь.

- Учту, - кивнул Эрвин.

Насколько он понял подслушанного разговора, ставшего по милости этой Валерии Анатольевны достоянием всей улицы, девушка будет отсутствовать около получаса.

За это время (в изначальной версии развития событий) Эрвин собирался покрушить ее родное гнездо, призвать к ответу ее предков-истязателей, запугать их и перевоспитать. Планы поменялись, и сэкономленные мгновения теперь неприкаянно тормозили течение жизни. Пока с момента побега Николь со двора прошло не более пятнадцати минут.

Ее мать, разумно решив, что обладает достаточным терпением, чтобы отложить выяснение причин появления гостя еще на четверть часика, вышла из комнаты и исчезла в недрах квартиры, предоставив парня самому себе. Причиной ее невежливого поведения были, конечно, не оказанное чужому человеку безграничное доверие и не неотложные дела, хотя она и принялась где-то показушно шуметь. Даже себе она не стала признаваться, что щеки у нее всё еще горят, и невольно пережитая на лестничной площадке мимолетная роль стрипризерши никак не способствует непринужденному общению. Разумеется, у мальчишки получилось это не специально - юношеская легковозбудимость, гуляющие гормоны - и, как следствие, он не подозревает о получившемся эффекте. Бывает. Ей уже не раз приходилось сталкиваться с подобным, когда проводила уроки у старшеклассников и, случалось, ловила на себе подернутые отнюдь не интересом к учебе юношеские взгляды. Но стоило вызвать такого умника к доске, и неподобающие мысли у того исчезали бесследно. А вот сегодня опытная учительница как-то стушевалась... Перебьется, нахал, вежливость не стоит таких усилий.

Эрвин прислонился к стене и закрыл глаза, отключаясь от внешнего мира под обволакивающе монотонные шумы вентилятора и деловитой хозяйки. В подобное состояние он научился впадать на особо скучных совещаниях: мозг отмечает все происходящее вокруг, но не позволяет никаким пустякам проникнуть глубже примитивных органов чувств. Минуты бегут быстрее и незаметнее, даруя кратковременный отдых.

Надо было подготовиться к следующему нелегкому этапу. Никаких планов по его прохождению Эрвин не строил. Всё решит импровизация.

Почему же, как ни старается, полностью отключиться не удается? Голову настойчиво штурмуют попытки представить приближающуюся встречу, руки подрагивают от нетерпения. Да, состояние далекое от отдыха, но это и неважно. Ожидание было возбуждающе приятным. Эрвин позволил воображению возобладать над безуспешными попытками сохранять хладнокровие.

В такой напряженной обстановке, среди летающих по квартире эмоциональных флюидов прошло еще не менее получаса.

Наконец, в замке входной двери лязгнул ключ. Эрвин встрепенулся, но не покинул комнаты, прислушиваясь.

- Привет, мам, - донесся тихий, слегка дрожащий голос. - Извини, мы немного опоздали.

Голос. Волшебный, свежий, прозрачный. С ароматом весны, солнца и воспоминаний. Ее голос неповторим. Так вот какие звуки пытались воспроизвести его пальцы, когда, импровизируя, пробегали по клавишам! Старались, да не смогли даже приблизиться. Его слабым талантам оказалось не под силу отразить мечту. А он, выходит, остро скучал по этому голосу!

- Ничего, отец еще не пришел, - отозвалась дочери Валерия Анатольевна.

- У нас гости? - девушка по всей видимости заметила чужую обувь и куртку.

- Да, Николь, тебя ждет гость, - многозначительно ответила Валерия Анатольевна.

Эрвин провел языком по губам, вздохнул, успокаивая дыхание перед прыжком в неизведанную пропасть, и ступил в коридор.

Как иллюзионист в цирке, готовясь принять реакцию шокированного зрителя. Разве что руки не развел в стороны, напрашиваясь на аплодисменты.

Николь как раз поставила на пол сумку с продуктами. Второй рукой она прижимала к своему боку маленькое существо в нежно-розовом комбинезончике. Скользнув взглядом по нежданному гостю, девушка опустила глаза и присела на скамеечку, чтобы разуться.

- Папиных сигарет в ближайших ларьках не было, - буднично оправдывалась Николь, обращаясь к матери. - А далеко сходить не получилось. Полинка проснулась, начала капризничать. Поэтому я купила одну пачку Бонда. И то пришлось постоять в очереди. Вечером схожу на площадь, там должны быть.

Даже Валерия Анатольевна переводила взгляд с дочери на Эрвина с откровенным недоумением. Юноша же и вовсе застыл, растерянно округлив глаза. Озадачить его было не так просто - сам специалист в этом деле, но и Николь, как оказалось, мастерства своего не растеряла. Из иллюзиониста Эрвин превратился в хлопающего ресницами облапошенного зрителя. Он ожидал куда как меньшего эффекта от своего выхода. Естественным посчитался бы бросок на шею с изъявлениями радости и любви. Еще более ожидаемым был бы ушат обвинений, ненависти и запускания в него тяжелыми предметами из ближайшего окружения. Ну в самом крайнем случае оставалась воистину непостижимая возможность - не признала. Но тогда хоть посмотри заинтересованно! Неужели настолько атрофировались чувства, и не любопытно, что за незнакомец почтил визитом?!

Николь же глянула на него, как на пустое место, и больше взгляда не поднимала. Честное слово, хотелось себя ощупать: вдруг сам не заметил, как превратился в бесплотного духа пока медитировал, ожидая Николь в гостиной. Можно еще в зеркало посмотреться: может всего лишь позабыл перед выходом на сцену снять плащ-невидимку с плеч или аналогичную по функциям шапку с головы.

- Мама, подержи, пожалуйста, Полину, пока я разденусь, - попросила Николь.

Валерия Анатольевна сделала было шаг к дочери, но коротко и тихо брошенная фраза: "Я сам", пригвоздила к месту.

Юноша подошел к Николь и осторожно вынул из ее рук ребенка. Девушка, наконец, подняла к нему лицо. Милое, веснушчатое, домашнее. И он, дурак, рассчитывал найти подобное в своем повседневном окружении?! Да это то же самое, что пытаться отыскать нежный подснежник среди благоухающих роз: поиски не в том месте и не в тот сезон! Найдешь, если только сам туда его занес по глупости. И то скоро зачахнет и погибнет.

Вот оно и погибло...Такое бесцветное и безучастное лицо... Нахмуренная складка меж почти бесцветных бровей выдавала ее настойчивые, но безуспешные попытки понять происходящее...

Николь, действительно, приняла его за очередную игру воображения, за обман истощенного разума. Подобное иллюзорное воплощение ее самой заветной мечты было уже не внове. Она настолько привыкла повсюду искать этот образ и находить его везде: в любом хоть отдаленно напомнившем мимолетном прохожем на улице, в любом госте, в актерах по телевизору, в тени, скрывшейся за углом, просто в мыслях. Привыкла ежеминутно представлять себе, как он сейчас появится из соседней комнаты, из-за дерева, из-за угла, из автобуса, встретится в магазине, на улице, в домоуправлении, в парикмахерской... Выйдет, скажет "привет" и улыбнется...

Вот и сейчас - это конечно же опять всего лишь наваждение. Мгновение - она моргнет, и это окажется Вадик, зашедший вернуть книгу, одолженную пару дней назад. Очень уж быстро он их читает. Конечно - лето, у него масса свободного времени, не то что у нее... А у нее уже окончательно размылась граница фантазии и реальности. Вчера она, например, была твердо убеждена, что принесла с улицы высохшее белье. Даже помнила, как снимала и складывала в пластмассовый тазик. И то, что это ей причудилось, обнаружили только поутру, когда стало катастрофически не хватать сухих пеленок... Девушка помрачнела. А она уверена, что и сигареты она отцу купила, а не передумала, увидев огромную очередь? Надо проверить сумки, пока мама не начала их распаковывать... Ах, да! Гость... Она так долго невежливо молчит, надо что-то сказать...

Николь с горьким сожалением сказала приятному наваждению "прощай", зажмурилась и снова посмотрела... Похоже, теперь она окончательно сошла с ума. В спокойном ожидании, когда видение наконец трансформируется во что-то более обыденное, Николь решила больше не моргать и наслаждаться, пока может.

Вот только до этого момента воображение неизменно рисовало Эрвина таким, каким он отложился в памяти. Может быть немного идеализированным и совершенным - это Николь готова была признать. Запечатлеть же его мерзавцем и страшилищем, обманувшим ее и бросившим, как это ей вбивали со всех сторон; запечатлеть и забыть - это у нее всё еще не получалось, хотя искренне старалась уже целый год.

Целый год.

Вот и память, похоже, начинает ее подводить и вносить свои коррективы.

Перед ней стояла немного другая его версия, обновленная: чуть повзрослевший, чуть вытянувшийся, с чуть более резкими чертами такого родного лица, и с чуточку другим взглядом всё тех же черных, как космическая бездна, глаз. Да, ведь прошел уже год.

- Эрвин, - выдохнула Николь.

Юноша с облегчением перевел дыхание. Слава тебе, господи, сомнения в том, что он все еще жив и осязаем, благополучно отпали. Можно продолжать земное бытие и теперь проверить, как обстоит дело с восприятием его на слух.

- Ты так старательно пыталась скрыться от меня, Николь, - негромко произнес он, - но я всё-таки тебя нашел. Не сердишься? - и улыбнулся.

От звуков его голоса Николь явственно ощутила, как ее плечи освободились от груза весом с хороший мешок, доверху набитый картошкой. В один момент картофелины торжественной барабанной дробью застучали по полу, а плечи поднялись, расправляясь. Насколько легче стало дышать! У жизни снова появились цвет и запах. Теперь всё изменится. Обязательно! Хуже уже быть не может! Она со стоном неземного облегчения расслабилась и уткнулась лицом в Эрвина.

А поскольку она всё еще продолжала при этом сидеть на скамеечке, то место для отдыха своей истомленной головке она нашла весьма примечательное. От ее резкого движения парень не отдернулся только от неожиданности.

Он слегка растерянно опустил руку на ее голову. Ладонь, не сумев погрузиться в рыжие локоны, гладко притиснутые друг к дружке дешевой резинкой, принялась поглаживать. Словно лохматую шерсть огромного Пса, который точно так же и туда же прижимал свою морду, требуя от хозяина свою долю ласки и трепания за уши. Нет, совсем не так!.. Электрический разряд пробежал от волос девушки по руке Эрвина, как по проводам, включив в голове маленький проектор, прощелкивающий засмотренные до дыр, но от этого не переставшие быть самыми любимыми слайды. Это золото волос, рассыпающееся под его рукой; оно же, обрамляющее лицо на белоснежной подушке; ее лицо с исполненными наслаждения, благодарности и затянутыми сладостной негой светло-карими глазами; приоткрытые, зовущие губы; поблескивающая влагой кожа в слабом свете луны... Осязаемое воплощение любви и счастья.

Эрвин судорожно сглотнул. Несолидно будет, если ее голове вдруг станет отдыхать не так комфортно. И он наконец перевел взгляд на то, что держал в левой руке.

Прямо скажем, довольно неуклюже держал. Его опыт общения с младенцами ограничивался двумя разами, окончившимися быстро и одинаково. Первый, когда ему оказали небывалую честь, водрузив на руки наследника отнийского престола принца Алана, когда тому было два дня от роду. Малыш был в одной просторной рубашке, и мало того, что раскорячившийся и неудобный, да еще и беспрерывно шевелящий многочисленными конечностями, как осьминог. Второй раз сына передал ему сам государь ХанесемШ, не зная, куда еще девать это чересчур хрупкое по его мнению существо. Надо отдать должное многочисленным нянюшкам: они избавили Эрвина от этой обузы и в том и в другом случае за считанные секунды.

Младенец, которого он сейчас прижимал к себе, был уже с виду покрепче. Хотя бы не приходилось беспокоиться, что несоразмерно большая голова на тоненькой шейке от неаккуратного движения куда-нибудь завалится. Да и обилие закутывающей ребенка одежды внушало некоторую уверенность в его прочности.

Девочка оценивающе посмотрела на возникшее в опасной близости совершенно чужое незнакомое лицо, скривила носик, выплюнула перекрывающую речь соску так решительно, что Эрвин едва успел увернуться от выстрела, и оглушительно заорала. Как пожарная сирена. И прямой наводкой в ухо! Так и слух потерять недолго, хорошо если только музыкальный. Парень покачал головой с уважительным восторгом.

- И тебе здравствуй. Я тоже очень рад, - на степенном английском языке и с важной интонацией английского лорда выдал он малышке в ответ и звонко раскатисто рассмеялся.

Николь оторвала лицо от его ног: да, это был Эрвин!

От его неожиданного смеха девочка замолчала. Блестящие глазки пристально посмотрели на источник странных звуков. Она определенно была готова в любой момент возобновить соревнования по громкости, но для начала решила зрительно оценить того, кто с таким неслыханным беспардонством перебил ее.

А Эрвин вдруг прервал свой смех и пораженно замер. Улыбка так и осталась неприкаянно блуждать по его губам. Сам он не шевелился, боясь спугнуть величайшее чудо: естественно простое и непостижимо волшебное чудо мироздания. На него с маленькой круглой рожицы с крохотным носиком-кнопкой изучающе глядели его собственные глаза. Словно ожившая фотография из того неоконченного и заброшенного детского альбома, в котором родители заботливо отразили первые три года его жизни. Глаза, доставшиеся и ему по наследству. Глаза, встречающие его первыми, когда он появлялся дома. Глаза его матери. Немного более светлые, но тот же разрез, прищур, то же выражение, тот же разлет бровей. В священном трепете, осторожно тронул он самым кончиком пальца теплую детскую щечку. Мягкая - мягче, чем самый нежный бархат. Недоступная уму игра природы из ничего создала самое большое своё чудо.

Никогда, сколько себя помнит, у него не было родных. У всех вокруг были, а у него - никого в целом мире. И вот, наконец, это хрупкое создание, что он держит на руках, - единственный на всем белом свете по-настоящему родной человек, связанный с ним одной кровью, едиными корнями. Ближе не бывает. Теперь на земле есть душа, в отношении которой слово "мы" никогда не потеряет своей актуальности, природной силы и законного права. И отобрать этого не сможет никто. Пока они живы. Руки свело судорогой от желания спрятать, украсть от безумия мира, прижать к себе так крепко, чтобы никто не смог даже дотянуться, нащупать связавшую их нить, не то что порвать ее или встать между ними.

Наверно, это был всё-таки не взыгравший инстинкт отцовства, а скорее отчаянный эгоизм одиночества. Вонзившийся в мозг раскленной иглой, сжавший сердце остро-щемящим счастьем.

Ёлки-палки, как оказывается легко заиметь кровного родственника...

Эрвин коснулся ручки ребенка, и крошечная ладошка обхватила его палец, едва сумев сомкнуть на нем свои.

- Тааак, - решительно прозвучало сбоку от него.

Николь вздрогнула. Эрвин неспешно повернул голову, с трудом возвращаясь с небес на грешную землю.

Грехи же его земные, похоже, сейчас будут распяты со всей основательностью.

Валерия Анатольевна стояла в позе школьного завуча, застигшего за курением двух учеников начальной школы.

- Значит, я догадалась правильно, - удовлетворенно кивнула она головой. - Твой иностранный акцент меня сразу насторожил. Но так хотелось ошибиться. Стало быть, ты и есть (боже мой, гляжу на тебя, и язык не поворачивается произнести) отец Полины?

- Полагаю, - сказал Эрвин, посмотрел вниз и на всякий случай уточнил: - Николь?

- Да, - чуть слышно прошептала девушка.

- Значит, я, - четко повторил юноша.

- Признаешь, значит, - снова кивнула Валерия Анатольевна и поехала: - Ах, ты, мерзавец! Я, конечно, не оправдываю свою дочь, она поступила легкомысленно и глупо. Но в таком деле виновны всегда двое. Господи, Николь, я-то в душе тебя еще оправдывала, думала, что тебя, наивную глупую девчонку, обольстил зрелый мужчина, воспользовался неопытностью. Что романтическая девичья натура повелась на красивые обещания любви. Что я не сумела тебя достаточно подготовить к циничным совратительным выходкам мужчин. Но это! Николь, как ты могла польститься на такое чудовище?! Где была твоя голова?! Где я упустила момент, когда твои вкусы упали настолько низко, чтобы тебя смогло привлечь такое дешевое позерство? Ты как курица клюнула на первого яркого петуха. Это всё началось с ваших с Танькой модничаний, журнальчиков и импортных киношек. Раньше мне надо было запретить вам с ней встречаться!.. А мальчишки в таком возрасте готовы выделиться любым, самым глупым способом, чтобы только завлечь, переспать и бросить. И уж куда тут думать о методах защиты и задумываться о последствиях. Конечно, мужику-то что грозит?! Получил удовольствие и слинял! Ты понимаешь, мерзавец безмозглый, что ты всю жизнь Николь сломал?! Ты понимаешь, какая обуза и ответственность свалилась на нее из-за вашей беспечности? Она вынуждена была оставить учебу, и неизвестно в силах ли будет вернуться к ней через год. Это ведь так трудно вернуться к оставленному. Ты представляешь себе хоть чуть-чуть, каково это - учиться и одновременно растить ребенка? А ведь еще и работать при этом придется? Да, мы с отцом ее поддерживаем, я сократила часы, работаю только по утрам, чтобы помогать Николь. Отец хватается за любую халтуру, чтобы принести в дом дополнительную копейку. А всё это в нашем возрасте, вкупе с бессонными ночами, совсем не сахар. Ты, негодяй, превратил нашу жизнь в кошмар. А какая карьера светит Николь потом? Как строить ей свою жизнь дальше, имея такую паршивую репутацию и жизненный старт?! Чем ты думал?! Впрочем, ясно чем. Голова у тебя явно не для этого.

- Мама... - умоляюще простонала Николь.

Слезы ручьем текли по щекам, но она их не замечала. Она была уверена, что Эрвин сейчас развернется и уйдет. Навсегда. И она даже не сможет осудить его за это. А еще она была убеждена, что если он уйдет, то завтрашнего дня для нее существовать не будет. И это уже не было страшно. Лишь на краткий миг обрести мечту и тут же снова ее потерять - вот это ужаснее всего, даже смерти.

- Что "мама"? Когда делали глупости, маму не призывали! Я что-то неправильно сказала, Николь? Или ты считаешь, что его появление что-то существенно поменяло? Только то, что я вижу вторую сторону вашего беспутного дуэта. Да какой из него глава семьи? Ему самому еще нянька и кормилица нужна.

Валерия Анатольевна выдохлась. Отчасти потому что собеседник, или вернее слушатель, взирал на нее со смирением кающегося ангела и не произносил ни слова. Но когда она замолкла, Эрвин ободряюще пожал руку Николь, мертвой хваткой вцепившуюся в его одежду, и спокойно поинтересовался:

- Всё?