Жизнь и как мы ее строим 2

1,4.1

Женщина аж захлебнулась:

- Что?! - в ответное трехбуквенное слово она вложила всю силу своего возмущения.

- Я спросил, всё ли вы сказали, что хотели? - расширил юноша свой вопрос.

Поскольку у Валерии Анатольевны от беспрецедентной наглости приоткрылся рот, но слов больше не вылилось, то Эрвин озвучил вывод:

- Значит, всё. Замечательно. Насколько я знаю, вы владеете английским языком в достаточной мере? - сухо спросил юноша.

На его надменный вопрос Валерия Анатольевна лишь раздраженно кивнула.

- В таком случае прошу разрешения произнести ответную речь на английском. Так я буду более точен в высказываниях, - попросил Эрвин и переключился. - Я вас выслушал - и вы меня не перебивайте. Я, действительно, очень виноват и, поверьте, прекрасно осознаю насколько. Оправдательными словами сделанного не вернешь. Я признаю ваш вполне обоснованный гнев и закономерно предъявленные претензии. Прошу поверить моему искреннему раскаянию, и принять извинения за все те невзгоды, что я обрушил на вашу семью. Однако, считаю необходимым предостеречь. Я прослушал вашу речь и внял ей. По-моему, недостаточно совершенное знание языка, не помешало мне целиком и полностью понять ее смысл. Полагаю, что и вы верно уловите суть моего ответа. Я позволил высказать всё, что вам хотелось, и так, как вам хотелось, потому что заслужил это. И даже благодарен, что слова вы выбрали достаточно мягкие. Но ваше видение ситуации и эмоции они донести смогли. Этого достаточно. Память у меня хорошая, повторений не нужно. Поэтому, если вы еще хоть раз попытаетесь подобным образом разговаривать со мной, вам придется об этом пожалеть. Я человек не мстительный, но оскорблений в свой адрес не потерплю. Надеюсь, понятно?

Создавалось впечатление, что молодой человек бесстрастно, но с выражением зачитал кем-то заранее подготовленный для него доклад.

- Угрожаешь?! - Валерия Анатольевна уперла руки в бока, не подобрав более уместной реакции.

- Да. Возмущайтесь сколько угодно, но про себя или потихоньку. Проверять мои слова не советую. Предупреждения я выдаю нечасто, и никогда их не повторяю.

Сжавшаяся от отчаяния Николь из словесной дуэли вынесла только одно: такого обращения мама не простит дочери до конца ее дней. Именно ей не простит. А как только они останутся наедине, конец этот приблизится с ужасающей быстротой.

------------------------------

В этот момент их примечательную беседу прервал очередной скрежет ключа в замке входной двери.

- Ну и что тут за совещание устроено в коридоре? - раздраженно спросил вошедший жилистый мужчина.

Он не мог быть никем иным, кроме как отцом Николь. Такой же рыжеволосый, светлокожий и курносый, даже взгляд был такой же устало бесцветный.

Валерия Анатольевна не дала мужу ни минуты, чтобы освоиться, и вывалила всё эффектно и сразу (видимо решив перещеголять Эрвина своим учительски возвышенным слогом):

- Паша, нам предоставлена необыкновенная честь и радость лицезреть ту таинственную особу, которая помогла Николь превратить нас с тобой в бабушку с дедушкой. Можем любить и жаловать. Полюбуйся на это недоразумение.

Женщина с облегчением перевела дух и как эстафетную палочку передала гостя на растерзание мужу. После самонадеянной с налетом презрительного высокомерия речи этого странного паренька Валерия Анатольевна пока не могла решить, как разумно было бы себя с ним держать. И, главное, как получше поставить на место зарвавшегося юнца. Ей нужно было взять небольшую передышку, чтобы собраться с мыслями для ответного удара.

- Ну то, что объявился, это уже говорит немало в его пользу, - сухо одобрил отец Николь, прислонясь к двери и неспешно разуваясь. - Так что не пугай его, Лера, а то опять сбежит.

- И скатертью дорожка! - напутствовала Валерия Анатольевна. - Еще этого ужаса нам не хватало.

Эрвин в очередной раз подвергся критическому визуальному досмотру. Похоже, что и этого досмотрщика результат не вдохновил. Появись парень здесь в качестве обычного приятеля дочери - фейсконтроль у ее отца он определенно бы не прошел и был бы незамедлительно выставлен за дверь. Сейчас же гнать его было уже поздно, поэтому мужчина лишь хмыкнул и покачал головой. Он наконец разулся, потом так же обстоятельно, не спеша, снял с себя куртку, тщательно ее расправил и аккуратно повесил на вешалку. Заодно и поправил небрежно наброшенную на соседний крючок куртку гостя. Все молча ждали, какое направление придаст хозяин дальнейшим событиям. Одна только маленькая Полина не обратила внимания на появление деда. Она была полностью увлечена выдергиванием многочисленных веревочек, из которых был составлен шарф, намотанный на шею Эрвина. Это занятие требовало полной сосредоточенности, и у нее не было возможности размениваться по мелочам.

- Ну ужас, не ужас, а какого родственничка нам преподнесла единственная дочка, с тем и придется пока смириться, - заметил хозяин. - Куда ж теперь деваться?

Отец исподлобья взглянул на непутевую дочь, которая тут же спешно разомкнула свои пальцы, все еще судорожно цепляющиеся за одежду Эрвина. Плечи девушки снова поникли, она сжалась в комочек.

Направленное дочери весьма едкое осуждение на лице мужчины быстро сменилось ласковой улыбкой, когда он обратился к внучке и постарался привлечь ее внимание смешной умильной рожицей - довольно вымученной и усталой. Малышка на секунду подняла озабоченно-сосредоточенный взгляд и вернулась к увлекательной работе.

- А Полинка у него не орет, - немного ревностно задетый подобным вероломством нахмурился мужчина. - Женщины, вы бы хоть раздели ребенка-то. Запарится ведь.

Дед попробовал было развязать крохотный узелок на детской шапочке, но быстро оставил безуспешные попытки приспособить грубые пальцы для такой тонкой работы, и протянул руку Эрвину.

- Павел Николаевич, - представился он.

Эрвин в ответ тоже назвался и пожал крепкую мозолистую ладонь.

- Обедать будешь? - спросил Павел Николаевич.

- Никогда не упускал возможности перекусить, - ответил Эрвин.

За накрытым столом дела решаются спокойнее.

- Ну да, - снова одобрил отец Николь. - Я успел забыть о постоянном полуголодном состоянии молодого растущего организма. Через час после обеда кажется, что не ел уже сутки. Пошли тогда мыть руки и на кухню, - пригласил он. - Николь, раздень в конце концов малышку. Лера, накрывай на стол, умираю - есть хочу.

Деловито наведя порядок в доме и распределив обязанности, хозяин за плечо развернул Эрвина и повел в крохотную ванную комнату, где и один-то человек, желая вымыть руки, должен был вытянуться в струночку и прижать локти к бокам. Валерия Анатольевна резко-пренебрежительно кинула гостю чистое полотенце.

Кухня - помещение, где в этом доме полагалось принимать пищу, оказалась ненамного больше мест общественного пользования. Передвигаться можно было только гуськом и в строгой очередности. Лишь многолетний накопленный опыт мог научить хозяев тем непостижимым правилам, которые помогали без жертв и аварий передвигаться по квартире в условиях острой нехватки свободного пространства.

Эрвину выделили место во главе небольшого кухонного стола. В самом труднодоступном углу. Видимо для того, чтобы всем было удобно его рассматривать, а ему трудновато было бы сбежать. Валерия Анатольевна налила каждому по полной тарелке супа и поставила перед носом. Сама она, вырвав у Николь из рук нервно егозящую и начинающую похныкивать внучку, буркнула: "Давай, ешь поскорее и иди кормить", и, сюсюкая с младенцем, осталась стоять у стеночки, возвышаясь подобно надзирателю, следящему за порядком. Острые коготки раздражения царапнули Эрвина - настолько уничижительно бесцеремонным было обращение Валерии Анатольевны со своей дочерью, и с такой собственнической самоуверенностью она выхватила его дочь из рук матери, что он ревностно дернулся, но сдержался и пока промолчал.

Николь, послушно не тратя времени попусту, приступила к еде. Рука ее деловито задвигалась по маршруту тарелка-рот, не останавливаясь ни на миг и не ошибаясь с направлением, тогда как глаза безотрывно следили за Эрвином. С такой жадностью мог смотреть маленький ребенок на зашедшего в гости Деда Мороза, пообещавшего подарить самый крутой подарок в обмен на съеденную овсянку.

Павел Николаевич степенно уселся на свое место и пожелал гостю "приятного аппетита". Ел он молча. Во-первых, просто был смертельно голодный и уставший. Во-вторых, он был уверен, что серьезные разговоры стоит начинать только после того, как максимально возможно будут удовлетворены физические потребности организма. В-третьих, с истинно мужской солидарностью он оценил мужественность поступка молодого человека, и великодушно дал тому дополнительное время, чтобы освоиться и успокоиться. Он был уверен, что парнишка сейчас умирает от страха, предвидя предстоящие объяснения с родителями своей девушки. Не всякий современный оболтус способен решиться на столь нелегкий поступок. Надо отдать ему должное и уважить, каковы бы ни были дальнейшие его намерения.

Юношу же занимали страхи несколько иного рода. Он с опаской глядел на колыхающуюся перед ним в глубокой тарелке красно-бурую жидкость с плавающими кусками непонятно чего, но имеющего тот же насыщенный яркий цвет и острый запах. Оставалось надеяться на то, что, как бы противен он им ни был, его все-таки не собираются отравить при первом же знакомстве. Быть может, это какой-то местный ритуал, судя по цвету, предназначенный либо для кровавой мести, либо для превращения в кровного родственника. Увы, и в том и в другом случае сейчас придется смириться, а противоядие искать позже. Эрвин давно был обучен переступать через собственую брезгливость и, во имя достижения положительных результатов переговоров, уважительно относиться к традициям и вкусам собеседников. Многострадальный организм привык, что время от времени его пытают весьма экзотичными вещами и относился к этому терпимо, категорически сопротивляясь лишь излишкам алкоголя и некоторым совсем уж странным блюдам, которые по его твердому убеждению могли оказаться прямо противоположными своей первостепенной задаче - поддерживать жизнеспособность хозяина. Обреченно вздохнув, Эрвин утопил ложку в месиве. Острый кисло-сладкий наваристый вкус оказался неожиданно приятнее первоначального впечатления от цвета.

- Знаете, Валерия Анатольевна, - сказал он хозяйке, первым прерывая всесторонние звуки жевания, хлюпания, стука ложек и щебетания бабушки над младенцем осмысленной человеческой речью. - Я думаю, мне разумнее будет жениться сразу на вас. Вы обладаете рядом преимуществ: великолепная хозяйка, недурно готовите, замечательно умеете обращаться с моим ребенком и вообще...

Произнося хвалебную песнь, парень прищуренно взглянул на Валерию Анатольевну и почесал кончик носа, пряча за этим жестом хитрую ухмылку. Женщина почувствовала, как ее щеки и даже шея снова покрываются румянцем. Однако на этот раз сомнений у нее не возникло: судя по всему, парень прекрасно управлял выражением своей наглой физиономии и знал то, что недвусмысленно высказал его взгляд. Настолько красноречивым он был, что Валерия Анатольевна начинала понимать, от чего именно так снесло голову ее дочери.

Назвать парня обворожительным красавцем, чьи идеальные черты заставляли бы девчонок таять от одного взгляда на него, а потом сутками покрывать поцелуями и слезами его фотографию, было бы значительным преувеличением. Хотя и ничем безобразным матушка-природа его тоже не одарила - так, обычная заурядность. А уж если принять во внимание петушиную раскраску, то счесть его привлекательным мог только большой любитель экзотики или обожающий дерзкий вызов обществу недалекий подросток. Ее дочь могла по-неопытности соблазниться такой смелостью, но уж никак не влюбиться до потери себя. Но вот устоять перед магнетизмом его взгляда - это оказалось не так просто. Ведь даже прекрасно сознавая разумом всю преднамеренность чувственного вызова, и понимая, что она - ответственный мудрый педагог с многолетним стажем - не может испытывать никакого влечения к этому юнцу, взрослой женщине нелегко было остепенить свои мысли перед ним. В животе у нее приятно заныло, веки отяжелели. И вдруг отчаянно захотелось, одним махом отбросив все предрассудки, проверить то, что вдруг представилось сейчас самым важным на свете: узнать - на самом ли деле его губы такие мягкие и горячие, какими их рисует воображение, и правда ли, что в его черных глазах даже приблизившись вплотную не удастся разглядеть дна!...

...Но эти манящие губы уже изогнулись в язвительной усмешке, и Валерия Анатольевна, вздрогнув, пришла в себя. Вот ведь паршивец малолетний!

- А ты не допускаешь, парень, что я уже успел привыкнуть к своей супруге. Не в моем возрасте менять привычки, - раздраженно сказал Павел, не отрываясь от тарелки. - Меня она устраивает, и делиться я не хочу.

Непохоже было, чтобы молодой человек испытывал полагающиеся ему по роли робость и растерянность. И Павла Николаевича это самообладание покоробило посильнее, чем общий развязный видок гостя.

- Что ж, мой вариант пока чуть менее совершенен, но это дело наживное, - ответил Эрвин хозяину.

Когда-то немного раздражавшая Николь манера Эрвина сводить серьезные разговоры к ироничным шуткам и саркастичным нападкам, сейчас была как нельзя более кстати. По крайней мере для него самого. Больше всего Николь боялась, что дружно набросившиеся на Эрвина оба родителя заклюют, унизят, оскорбят его так, что самолюбивый парень психанет и окончательно исчезнет из ее жизни - как несбывшаяся сказка, как подтверждение слов родителей о ее никчемности, о его подлости и об их собственной отеческо-материнской дальновидности. Старательность же родителей в плане моральной проработки Николь знала. После выступления Эрвина в коридоре мама теперь не даст ему спуску до тех пор, пока не отыграется по полной.

Николь бросила быстрый взгляд на мать: та хотя и казалась полностью занятой развлечением внучки, но лицо ее алело живительным румянцем негодования и, по всей видимости, закипало для новой атаки. Девушка украдкой взглянула на склонившегося над тарелкой молчаливо сердитого отца. И снова взор ее, компасной стрелкой попрыгав по сторонам, обратился к Эрвину.

Нагловатое спокойствие юноши могло обмануть родителей, но не влюбленную девушку. С обостренно болезненным вниманием она следила за каждым движением, впитывала каждый его вздох.

Страха в нем не было, трепета тоже, и всё же он заметно нервничал. Даже во время еды Эрвин неторопливо, но безостановочно покручивал небольшое золотое кольцо-печатку, унизывающее указательный палец его левой руки, - единственное приличное и явно безумно дорогое украшение из всего того многообразия, что было им в изобилии нацеплено на себя. С полутора десятка металлических, кожаных и еще непонятно какого происхождения браслетов, брелоков и цепочек украшали его шею и запястья. Сия сомнительная роскошь стала видна, когда Эрвин, перед тем как занять свое место за столом, наконец снял шарф, а длинные широкие рукава кофты во время трапезы иногда скатывались, частично обнажая его руки.

На тут же презрительно скривившуюся маму это открытие подействовало как удар кнута на разгоряченную лошадь, подстегнув ее и без того ярую неприязнь. Вызывающее, неподобающее приличному мужчине нелепие дешевых побрякушек, вместе с умопомрачительной прической, и всё это сдобренное нахальным поведением, - с каждой новой подробностью парень опускался в глазах Валерии Анатольевны все ниже.

Своими разительными модификациями Эрвин в свое время научил Николь не придавать первостепенного значения внешнему виду человека. Но ее родители куда как более консервативны и, появись он сегодня в подобающем с их точки зрения виде и окажи должное почтение, вероятно прием был бы душевнее. Жаль, что этого он не учел...

На какое-то время Николь, казалось, впала в приятный транс, завороженная размеренными плавными движениями пальцев Эрвина, блеском кольца на его пальце и сосредоточенно-напряженным выражением лица. Наконец, девушка украдкой вздохнула: дружественным получившийся семейный обед никак не назовешь.

Однако далекой от домашнего уюта обстановке до взрывоподобного накала тоже было еще неблизко, поэтому вмешиваться в течение вещей Николь не осмеливалась. Чем она могла помочь, не навредив? Дипломат из нее никакой, скорее наоборот: чаще ее неуклюжие попытки разрядить обстановку приводят к совершенно противоположному результату. Пока же вынужденная терпимость и взаимный интерес родителей и Эрвина ритмично раскачивались от симпатии к вражде - ей лучше помалкивать.

Единственное, на что Николь осмелилась - это, тщательно следя, чтобы родители ничего не заметили, она старалась взглядом высказать Эрвину свою поддержку, наставить на путь истинный, взывала к снисхождению и пониманию. Но, похоже, ее мимико-артистические способности при таком наплыве противоречивых эмоций и секретности проводимой операции оставляли желать лучшего - ответной реакции от Эрвина не поступало. И девушка окончательно смирилась со своей участью: сидеть, вжавшись в угол, молчать, глядеть на него во все глаза и страдать сразу за всех.

- Ладно, - наконец сыто расправил плечи Павел Николаевич. - Расскажи-ка немного о себе... Ты ведь бросил Николь. Что заставило тебя вернуться?

Тарелка хозяина была пуста, усталость немного отпустила, и он был готов к разговору. Тем более что его забота о нежной душевной организации мальчишки явно оказалась без надобности.

- Я бросил? - округлил глаза парень. - Это она от меня сбежала. Я предупредил, что могу исчезнуть на пару дней. Как только вырвался - пришел, а она бесследно исчезла.

- Лайра говорила, что ты мог быть причастен к тому, что нас выгнали из страны, - вдруг робко сказала Николь, впервые за все это время произнеся фразу состоящую более чем из одного слова. - Никто из нас ведь так и не понял, что тогда произошло...

Она не собиралась выяснять отношения здесь и сейчас, под инквизиторским надзором родителей, но наболевшее, как с ней обычно и случалось, сорвалось с языка нечаяно, вопреки здравым намерениям. Она прикусила язык, в глазах снова стали скапливаться слезинки, но того, что вылетело, обратно этим не вернешь.

- Николь, неужели тебе могло прийти в голову, что это я таким странным способом захотел избавиться от тебя? - поразился Эрвин. - Не слишком ли круто заворачивать так крупномасштабно?! Да я год убил, чтобы потом тебя найти и суметь вырваться!

Ожидаемая оправдательная речь Эрвина оказалась обвинительной. Между прочим, уверений, что он этого не делал, или сие в принципе невозможно, так и не прозвучало. Но Николь сокрушенно задвинула свое мнение подальше и не стала повторять глупой ошибки - вмешиваться в разговор без острой на то необходимости.

- Ты закончил школу? Учишься? Работаешь? - составлял список основных анкетных вопросов Павел Николаевич. - Прости, я не знаю сколько лет у вас учатся в школе, да и по твоему виду сложно определить даже возраст.

- Университет я почти закончил, - отчитался Эрвин. - В промежутках подрабатываю.

Он отодвинул тарелку и теперь, подперев подбородок кулаком, полностью сосредоточился на увлекательной игре в вопросы-ответы. Отец и мать Николь наперебой старались выведать побольше - он с послушной готовностью выдавал ответы, при этом возможно пространные и отбивающие желание углубляться. Проехались по обычным анкетным данным, выяснили некоторые подробности знакомства с их дочерью - от Николь они так и не смогли добиться связного рассказа. Не получалось у нее стройно описать чувства и события тех дней: повествование ежеминутно прерывалось потоком слез - бурным, но не несущим никакой познавательной информации.

- То есть что-то ты уже зарабатываешь?

- Да, источник доходов имеется.

- Но скромный?

- На жизнь мне вполне хватает.

- Кем, если не секрет?

- Да так, подай-принеси-помоги. Секретарь на подхвате. На что еще может сгодиться недоделанный студент?

- Твой внешний вид... Ты принадлежишь к каким-то группировкам? Там... панки, или как еще называется...

- Нет. Это просто мой стиль, не более того. Никакой общественной нагрузки.

- И родители позволяют тебе такое?

- Их уже давно не волнуют подобные житейские мелочи.

Николь очередной раз внимательно глянула в лицо Эрвину, проверяя не нужна ли ее помощь, но он оставался внешне спокойным и даже, похоже, наслаждался беседой. Вопросы при всем разнообразии шли по проторенной дорожке, Николь и сама когда-то следовала тем же нехитрым путем. Предугадывала следующие, наверно, до тошноты ему уже приевшиеся.

Успешно преодолели десяток ничего незначащих, и опять:

- Родители знают от твоих отношениях с Николь и их последствиях?

- Я сам узнал о последствиях только сегодня.

- Но собираешься поставить в известность своих близких? Ты ведь понимаешь, что если этого не сделаешь ты, то это будет наша обязанность.

- Обязательно сообщу. Сегодня-завтра, - заверил Эрвин.

- Чем занимаются твои родители?

- Родители? - Эрвин на мгновение замялся, предвидя дальнейшее. - Отдыхают.

- То есть вы вместе приехали в Россию на отдых? - уточнил Павел Николаевич. - Думаю, нам полезно было бы встретиться, если я правильно понял, что они здесь. Но вообще-то я спрашивал об их занятиях в более общем плане.

- Я отвечаю тоже. Куда уж более в общем, - сказал Эрвин.

- Отдыхают... В смысле они уже на пенсии?

- В смысле они давно умерли.

Наступила предсказуемая тишина, позволившая Эрвину перевести дыхание.

- И с кем же ты живешь? - уже менее напористо спросил Павел Николаевич.

- Я уже достаточно большой мальчик, чтобы не бояться жить одному. Юридически я самостоятелен. Так что, если вас волнуют возможные компенсации всех тех проблем, что я доставил, то дело вам придется иметь лишь непосредственно со мной. К вашему прискорбию, полагаю.

- Большой свободный мальчик, поэтому делающий большие глупости, переворачивающие чужие судьбы, - цветасто высказалась Валерия Анатольевна - сказывалась начитанность.

- Есть такое дело, - беззлобно согласился Эрвин.

В этот момент терпение у маленькой Полины иссякло. Сколько можно благосклонно относиться к тому факту, что не она является центром всеобщего внимания. К извиваниям на руках бабушки девочка добавила решительный требовательный рёв.

- Николь, ты поела? - перекрикивая младенца, спросила Валерия Анатольевна. - Тогда не мучай ребенка, иди покорми. Давно пора. Могла бы и сама догадаться, а не ждать моего напоминания.

Николь виновато посмотрела на Эрвина и бросила его в одиночестве.

Убедившись, что она закрылась в комнате, Павел Николаевич наконец поинтересовался у юноши главным:

- Ну и что ты теперь намерен делать, большой мальчик?

Валерия Анатольевна зачем-то вытерла освободившиеся руки кухонным полотенцем, смяла его и отбросила к раковине. Самый лакомый кусок еды сейчас встал бы ей поперек горла. Да и греметь не хотелось - за кухонным шумом можно было пропустить важное слово или упустить шанс вставить своё. Поэтому женщина тихо села рядом с мужем, машинально придвинула к себе пустую тарелку, и теперь они оба, подняв столовые приборы наизготовку наподобие грозного оружия, нетерпеливо ждали. Одинаково пронзая жертву пылающими взглядами из-под нахмуренных бровей. И упаси бог мальчишку выбрать неправильный ответ на решающий вопрос этой судьбоносной викторины! Они ложками припрут его к стене и вырвут нужные им слова.

Эрвин, не обращая внимания на грозное ожидание собеседников, задумчиво выбивал кончиками пальцев на поверности стола замысловатый музыкальный ритм.

Тихий перестук пальцев по деревянной поверхности, звонкие удары капель, размеренно срывающихся из плохо завинченного крана и разбивающихся о металл раковины, неумолимо отстукивающие время большие часы на стене напротив - каждый резкий звук отмечал дерганные шаги подступающих к жертве хищников.

А вот аромат свежезажаренного мяса удручающе щекотал ноздри пролетевшим мимо удовольствием. С этим, увы, придется смириться.

Наконец, после продолжительного взвешивания вариантов, Эрвин поднял взгляд:

- Наверно, рискую вас сильно обидеть, - озабоченно нахмурившись, осторожно произнес он, - но вынужден отказаться от второго блюда. Я уже сыт. Но чаю выпью с удовольствием. Только вот никак не могу решить какой предпочтительнее попросить. Придется переложить выбор на вас, - Эрвин озабоченно посмотрел на Валерию Анатольевну.

- А ты, я смотрю, шутник, - устрашающе процедил сквозь зубы Павел Николаевич.

- Да, я тоже обратила на это внимание, - сложила руки на груди Валерия Анатольевна, откидываясь на стуле и в негодовании поджимая губы. - Правда, шутки у него никуда не годные.

- Дело вкуса, - добродушно улыбнулся Эрвин.

- С Николь ты уже дошутился. С нами такие шутки не пройдут.

- Ни в коей мере и не собирался устраивать подобное с вами, - испуганно парировал Эрвин. - Во всяком случае, один из вас точно для такой цели не подходит.

Павел Николаевич скрипнул зубами.

Оба родителся Николь чуть склонились вперед. Сейчас они и вправду были похожи на голодных волков. И теперь уже не угрожающе скалящих зубы. Загнанная в угол добыча сделала неверное движение, и они напряглись, чтобы наброситься и дружно растерзать. Еще мгновение - и жертва захлебнется собственной кровью.

Юноша посерьезнел.

- Как я понял, из нас четверых последствие моей шутки пришлось по душе мне одному? - вдруг спросил он с ответной угрозой в голосе. - Ну что ж, буду смеяться в одиночестве... Главное, мне результат понравился настолько, что я чувствую себя готовым избавить вас от него, - и, заметив непонимающие переглядывания родителей девушки, Эрвин пояснил: - Я заберу дочь к себе. Избавлю вас от этой обузы, и вы сможете продолжить свою жизнь так, как вели ее раньше. Словно ее и не было. Николь сможет спокойно закончить учебу, взяться за карьеру. Я благодарен за то, что вы, Валерия Анатольевна и Павел Николаевич, сделали для моего ребенка. И постараюсь отблагодарить вас за это по мере сил. Но теперь наступит моя очередь заботиться о ней.

- Значит, ты хочешь лишить ребенка матери? - вскричала Валерия Анатольевна. - Это кощунственно, она маленькая. Я не дам! Я не допущу!

- Ты действительно хочешь это сделать? - изумленно спросил Павел Николаевич, очень уж, мягко говоря, странным показался ему подобный самоотверженный порыв юного отца.

Их возгласы прозвучали одновременно. Но несмотря на проявленную горячность, оба были уверены, что предложение несерьезно... Наверно, несерьезно...

- Я рассматриваю это как один из возможных вариантов, - сказал Эрвин и усмехнулся: - Не дергайтесь, это пока моя очередная никуда не годная шутка.

Родители Николь замолчали, переваривая. Волки, только что готовые растерзать его грешное тело на кусочки, задумчиво почесываясь, замерли в отдалении. Казнь откладывалась.

- А жениться тебе, значит, и в голову не приходит? - уточнил Павел Николаевич.

- Хотеть, собираться и сделать - это несколько разные понятия. Я правильно понимаю ваш язык, не так ли? - взгляд, которым жертва смерила нападающих стал холодным и темным, как ледяная глыба полярной ночью, и хищники испуганно отпрянули еще дальше.

Эрвин подвел итог:

- Хорошо поговорили, - сказал он. - Но сейчас вы спокойно доедаете свой обед и идёте погулять на пару часиков. Погода на улице неплохая. А мы тем временем должны с Николь выяснить всё между собой. Это прежде всего наша жизнь и наш ребенок, и мы имеем право сначала поговорить друг с другом, а потом уже устраивать общие советы.

- Ты так беспардонно выгоняешь нас из собственного дома? - спросил Павел Николаевич.

- А вы бы хотели, Павел Николаевич, чтобы это мы с Николь выясняли отношения на улице?

- Мы вам так мешаем?

- Да, без вас будет комфортнее. Вдруг нам покричать и покрушить захочется?.. Благодарю за обед и понимание.

Эрвин, не принимая больше никаких возражений, поднялся из-за стола и царственным наклоном головы поблагодарил хозяев. Валерия Анатольевна встала у него на пути.

- Послушай меня, мальчишка, и послушай внимательно. Уж не знаю, где ты научился сыпать умными словами и наглыми речами - я так не умею и не буду. Оскорблять я тебя тоже больше не стану, не бойся. Но Николь - моя дочь. Я люблю ее, отвечаю за нее и буду защищать всеми способами. Ты уже натворил достаточно, и, поверь, мне не доставляет ни малейшего удовольствия твое здесь появление. Я бы с радостью выставила тебя из дома, но вынуждена смириться. Ради Николь. Потерплю. Однако, если ты попробуешь ее еще обидеть, я изничтожу тебя как таракана. Я - мать, и в случае чего достану тебя из-под земли и задушу. Понял?!

Эрвин сдержанно кивнул на ее угрозы.

И этот домашний тиран еще смеет говорить о своей материнской любви?! Впрочем, ему ли удивляться странностям, в которые порой выливаются столь светлые чувства... Эта женщина искренне была уверена, что своей заботой, советами и болезненно навязчивой опекой, она помогает Николь устроиться в суровой жизни, встать на ноги, избежать ошибок. Оберегает и поучает. По сути она была доброй женщиной, и полагала, что все ее действия, продиктованные любовью, являются единственно правильными и непогрешимыми. Даже, если после этой любви остается лишь выпотрошенная человеческая оболочка.

- Я не очень хорошо знаком с физиологией тараканов, но что-то мне подсказывает, что душить их бесполезно. Вы выбрали не тот метод борьбы со мной, - сказал Эрвин. - Однако не беспокойтесь - хуже, чем вы сами уже сделали, даже у меня не получится.

Валерия Анатольевна непонимающе нахмурилась, но посторонилась, вжимаясь в стенку и пропуская юношу.

Будучи не в курсе словесной перебранки, предшествующей его появлению дома, и которую, к слову сказать, Валерия Анатольевна так никогда и не поведала мужу, Павел Николаевич так до конца и не понял причин ослепляющей ярости, прозвучавшей в словах жены. Парнишка ему показался хотя и странным, наглым, чересчур самоуверенным и непростительно юным, но отнюдь не законченным негодяем.