Отец подруги. Запретные чувства

Глава 3

Я захожу домой, в прокуренную квартиру. Прохожу в зал и вижу картину, которая повторяется практически каждый день с самого моего детства: ободранный диван, синий свет от телека, бутылки на полу и окурки в банке из под кофе. Мама спит, лежа на животе и свесив руку к полу. А мне остается лишь выключить телек и уйти к себе.

Владимир Андреевич ошибается в том, что моя мама меня плохо воспитала. Точнее будет сказать, что она вообще меня никак не воспитывала. Я росла, как сорняк. Никому не нужная и одинокая. У мамы всегда была своя жизнь, которая, как оказалось, ей важнее меня.

Когда мне было лет пятнадцать, я еще пыталась с ней бороться. Потому что мне всегда хотелось иметь семью, как у других детей. Где мама готовит ужин, заботится, помогает с уроками. Но сколько бы я не упрашивала, сколько бы не уговаривала – мама снова и снова возвращалась к бутылке. Похоже, это неизлечимо. Потому что ей нравится пить.

Со временем я приняла это. И просто стала жить дальше. Поняла, что в этой жизни мне никто не поможет, кроме меня самой. Поэтому, пока мои сверстники гуляли и веселились, я усиленно училась, чтобы поступить в универ на бесплатное. Потому что другого выхода нет – либо бесплатно, либо никак. И все–таки у меня получилось.

Я открываю дверь своей комнаты. У меня никудышный ремонт, выцветшие обои, старая мебель и кресло–кровать, от которого порой побаливает спина. Брожу задумчивым взглядом по обстановке и хмыкаю.

Неудивительно, что отец Ленки считает, будто я дружу с ней из–за денег. Мы с ней и правда из разных миров. Мир подруги – яркий, богатый, насыщенный. А мой – серый и холодный. Как мы подружились? Да очень просто. Я однажды увидела, как она ревет в туалете и не смогла пройти мимо. Оказалось, Ленку бросил парень, но я быстро ей вправила мозги. То же мне – причина. Если бы я ныла из–за такой ерунды, то вряд ли бы выжила в своем мире. Есть проблемы куда серьезнее. Это я и сказала ей прямо в лоб.

Вместо того, чтобы разозлиться, Лена успокоилась. И на следующий день угостила меня кофе. Вообще–то, я не планировала с кем–то дружить. Привыкла быть одиночкой. Но Ленка не сдавалась и прилипла ко мне, как жвачка.

– Ты слишком прямолинейная и какая–то странная, – смеялась когда–то подруга, – но знаешь: этим ты мне и нравишься. Ты – настоящая.

Со временем я привыкла к этой веселой болтушке, а она привыкла к моему занудству. И, несмотря на то, что мы такие разные, мы все–таки подружились. Я понимала ее, а она – меня.

Со временем Ленка узнала, где я живу и как. Но ее это не смущало. Порой она подсовывала мне в сумку булочки, шоколадки или соки из столовой, потому что знала, что я не разрешу ей себя угостить, порой отдавала мне свои вещи, ссылаясь на то, что она якобы растолстела. И я брала. Прекрасно все понимала и была ей очень благодарна.

И как же так вышло, что теперь мне нельзя общаться с подругой? Она ведь за все это время стала мне практически родной! Это единственный человек, который понимает меня. И которому я не безразлична.

Потрескавшийся экран моего телефона озаряется светом и я вижу несколько сообщений от Ленки. Она спрашивает, дома ли я и извиняется за отца. А я снова вспоминаю глаза, прожигающие меня насквозь, пальцы, стискивающие шею и мятное дыхание… по коже ползут мурашки. Сколько же гадостей он мне наговорил!

Конечно, я не расскажу об этом подруге. Владимир – чудовище лишь для меня. А для нее – любящий, строгий отец. Наверняка со своей принцессой он общается иначе. Совсем не так, как с «подстилкой.»

Я кусаю губу от обиды и устало опускаюсь на свое разобранное кресло. Мне неприятно от слов мужчины. Обидно до слез. Не понимаю, почему меня так задело все, что он мне наговорил. Обычно мне все равно на чужое мнение. Но Владимир каким–то образом вывел меня на эмоции.

Да пошел бы он к черту со своими запретами! Особенно после того, как позволил себе унизить меня. Больше не думая ни секунды, я открываю чат с подругой и отвечаю ей на сообщения. Я буду общаться с Леной, никто не сможет мне этого запретить. Даже ее чокнутый отец.

Приняв душ, я ложусь спать. Потому что завтра мне выходить на смену в один из пафосных ресторанов города, в который я совсем недавно устроилась работать официанткой. Знаю, будет сложно – меня ждёт куча правил, которые нужно соблюдать. Но я справлюсь. Потому что мне нужны деньги.

Хорошо, что Ленка когда–то отдавала мне свои блузки и строгие юбки, они сыграли немаловажную роль на собеседовании. Ведь встречают по одежке. Если бы я пришла в чем–то своем, думаю меня бы развернули в самом начале. Я бы точно не вписалась в роскошную обстановку ресторана в своих застиранных вещах.

На утро я торопливо собираюсь. Аккуратно подкрашиваю глаза и губы – как меня учила Ленка. Не ярко, но эффектно. Расчесываю волнистые, светло–золотистые волосы и собираю их в гладкий, конский хвост. И, переодевшись в молочно–бежевую блузку и юбку–карандаш, смотрю на себя в зеркало, что висит на стене.

Да, в Ленкиных вещах я совсем другая. Выгляжу, как нормальная девушка. Вполне обычная и даже симпатичная. И никто даже не догадается, что все это фальш. Лишь образ, за которым скрывается девочка, что росла среди пьяных тусовок и неосознанно стремилась к другой жизни.

Ничего. Когда–нибудь у меня будет новая жизнь. Не фальшивая, а настоящая. Я склоняюсь к зеркалу, смотрю в свои серьезные, голубые глаза и шепчу:

– Когда–нибудь я обязательно выберусь из этой ямы.

Это обещание я даю самой себе достаточно часто. Но я верю, что справлюсь.

Выхожу из комнаты и сталкиваюсь с мамой лицом к лицу. Я чем–то похожа на нее. Видела ее фотографии в молодости, где она – жизнерадостная блондинка, ничем не обремененная, беззаботная. Порой мне кажется, что ее бременем была я. Потому что после моего рождения все в ее жизни круто изменилось.

– Дай мелочь, на сигареты не хватает, – кутаясь в свой серый халат, просит она.

– У меня нет мелочи, – отвечаю ей. Давно пользуюсь банковской картой.

– Жалко для матери, – хмыкает мама. – Куда так разоделась? К хахалю идешь?

– Ну какой хахаль? – закатываю глаза я. – Мне некогда по хахалям шляться.

Я прохожу мимо нее и иду в прихожую.

– Ну и хорошо. Залетишь по молодости, как я и всю жизнь в унитаз смоешь. – Слышу ее прокуренный голос сзади, но не оборачиваюсь. Эти слова давно меня не трогают. – Так куда намылилась–то?

– На работу, – бурчу, обувая туфли.

– Давно пора, холодильник пустой, – вздыхает мама. – Уже баба здоровая, пора деньги уметь зарабатывать.

Я не отвечаю ей. Уже давно не вижу в этом смысла. Мы живем, как две соседки, которые говорят на разных языках. Она не хочет любить меня. А в больше не прошу ее любви.

Взяв ключи, я ухожу из квартиры и торопливо бегу на остановку. Настраиваю себя на хороший день, внушаю себе, что у меня все получится.

Только если бы знала, чем обернется моя смена, сто раз подумала бы, прежде чем устраиваться в этот ресторан.