Потомки Бога

........

                      Глава девятая.

Дверца предательски скрипнула и Колбин замер в неудобной балетной позе, боясь пошевелиться. В образовавшуюся щель был виден погруженный во мрак кусок коридора, тускло подсвеченный откуда-то сбоку. В глубине здания работал телевизор. Шла очередная мыльная опера: изнуренная любовью латиноамериканская красотка пятую серию подряд. «Сюжет «кто, кто в теремочке живет?» они растянули бы серий эдак на двадцать семь. Говорят, что всем задействованным в сериале актрисам, похожим друг на друга как кукля «Барби», хирургическим путем так усредняют внешность, чтобы менять их в процессе многосерийного действа, как батарейки в фонарике, и чтобы вечно юная героиня долгие годы могла выжимать слезы умиления из постаревших в процессе просмотра домохозяек. «Господи, о чем это я?». Колбин пошевелил туда-сюда дверцей, «не скрипит», медленно открыл ее и осторожно вылез из встроенного стенного шкафа в больничный коридор.

«Где-то здесь должна быть операционная… Если тот бомж Валера не врал, то именно здесь, на первом этаже. А бомж не врал. Взгляд у него для вранья был чересчур уж тоскливый. Очень любопытный сюжет получается и наверное опасный. Впрочем, не горюй горбатый – ты ведь не убитый».

Колбин включил фонарик и крадучись двинулся вдоль коридора, шаря лучом по табличкам на дверях: ординаторская, перевязочная…

Сериал кончился и, судя по задорному тарахтению телеведущего, началась очередная телеигра «А ну-ка угадай-ка что- нибудь!», где школьная учительница из какого-нибудь Нижнепопинска имитировала энтузиазм, отвечая на каверзные вопросы, чтобы завладеть вожделенным импортным телевизором.

Колбин внезапно почувствовал приближение чего-то тягучего и омерзительного и, в то же время, холодного и расчетливого, как точный удар ножом. Откуда взялось это чувство, он не знал, но жизнь приучила верить интуиции. Воздух загустел и возникло ощущение, будто ты не дышишь, а глотаешь простоквашу. Казалось, что время замедлилось или совсем остановилось.

Колбин мысленно охватил все здание больницы, впитывая каждое движение внутри него, ловя малейший звук, вдыхая общую гнетущую атмосферу, автоматически пытаясь анализировать причины происходящего, спрогнозировать последующий ход событий. В низу живота неприятно защекотало…

По телевизору заиграла мелодия. «Кажется Гленн Миллер. Я джаз познал, таская трупы… Откуда это чувство опасности!? Чертовщина какая-то! Ведь вроде все нормально: больница, поздний вечер, переползающий в ночь, «ночь, улица, фонарь, аптека», дежурная сестра балдеет у телевизора, потом придет дежурный врач с мензуркой спирта и опять все будет нормально… Впрочем, это не чертовщина, а реалии. Все до боли знакомо и много раз пройдено. Что-то должно произойти… скорее всего…да». Луч фонаря уперся в табличку с надписью «Операционная».

«А вдруг бомж наврал? Эдакий спившийся неудачник, фантазер. Искал свое место под солнцем, а его заняли менее одаренные, но более пробивные личности, в процессе перестройки вышибли из круга несостоявшийся талант. Теперь он бомжует, пьет горькую, с тоской вспоминая свое великое неудавшееся прошлое, а после двухсот граммов воспаряет над миром… Иглз! Мол, я еще им покажу! А после следующего стакана расте6кается как медуза, начинает циклить фразы, уставясь потухшим взглядом в никуда. Хотя нет, взгляд у него был осмысленный, но какой-то затравленный , наполненный безысходностью. Нет, такие глаза не врут. А потом ведь он сам куда-то пропал…».

Колбин потянул за ручку – дверь была заперта. «Картина Репина… Хотя что тут удивительного – там может быть дорогостоящее оборудование. Ладно, проверим этот замок на вшивость». Колбин вынул из-за голенища нож и начал протискивать его между косяком и дверью. Язычок замка отжался – путь в операционную был открыт. Внутри что-то блеснуло в луче фонаря…

Колбин мышью скользнул внутрь и огляделся. Лунный свет вползал через полузашторенное окно, играя бликами на металлических частях приборов и инструментов. Посередине комнаты, как и должно быть, стоял хирургический стол со всякими рычажками и приспособлениями. Над ним нависала осветительная система. Около левой стены угнездился аппарат "«искусственная почка". Колбин видел его по телевизору. Рядом находились другие системы жизнеобеспечения больного при операциях. Луч фонаря заскользил вокруг: датчики, ящики, приборы с экранами, в ряд выложенные ванночки, кран с раковиной, стайка мензурок и тарелка с яблоками. Потянуло спиртовым духом. «Снимали стресс после операции».

На стене висела картина в деревянной рамке. Колбин чисто из природного любопытства посветил на нее и стал разглядывать: больничная палата, спящий пациент с лысым и безухим черепом блаженно улыбается, уши как домашние тапочки аккуратно стоят на коврике возле кровати, как будто спящий их снял перед сном, чтоб никто не тревожил… «Однако весельчаки работают в этой больничке, хотя сюжет этот больше подходит для психушки – мания преследования, слуховые галлюцинации… Бред какой-то! Впрочем, пора отсюда сматываться, пока меня не застукали. Как говорил Гоша, не береди Бермудский треугольник – чревато в ситуацию попасть. Похоже, ничего интересного здесь нет. Но почему не пропадает чувство опасности!? Этот загнанный и заискивающий взгляд бомжа… Что-то здесь не так, что-то здесь не чисто. Надо рыть. Угораздило ж меня залезть в это дерьмо по самые брови. Жизнь как родео – несколько секунд на коне и надолго по уши в грязи. Отлавливают меня по всей территории бывшего СССР неизвестно кто и неизвестно за что. Но работают по мне серьезно, профессионально – на дурака не проскочишь. А не убили лишь потому, что я проехался дуплетом по рокамболю, блефанул, что какая-то информация спрятана в надежном месте. Вот вычислят, схватят и начнут тянуть ее из меня, судя по их методам, вместе с жилами, а я буду гордо молчать не потому, что такой крутой, а потому, что не шиша не знаю. Хм… Он умер под пытками, так и не выдав врагу важной государственной тайны. Все это из области коммунистических агиток Ох уж эти сказочные персонажи, мальчиши-кибальчиши хреновы! Профессионал не будет производить над тобой действо без необходимости, а просто расскажет или покажет, что он намеревается сделать. Моджахеды «раскалывали» наших в течение десяти минут, а потом сутками просто измывались в свое Удовольствие, наслаждаясь мучениями. Твари! Интеллигенты начинают сразу же сдавать всех подряд, параллельно выторговывая себе сносное существование, сапоги лижут, пытаясь вызвать в своих экзекуторах чувство жалости, доят безрогую корову оптимизма. А ведь на профессиональном уровне жалости нет – идет отработка, в зависимости от целесообразности, а когда она отсутствует, то начинается удовлетворение собственных садистских потребностей, если есть время и желание. Но ведь мне-то и сказать нечего… Нет, лучше им не попадаться. Почему же мне так тревожно и неуютно? Что-то я не улавливаю, не могу увязать в единое целое. Пора отсюда уматывать… А что это за двери?».

Двери были установлены в одной плоскости со стеной и без ручек, поэтому в лунном свете разглядеть их было довольно-таки сложно, пока луч фонаря не обрисовал контур. Колбин толкнул одну из них. Она легко подалась. В этом помещении находился склад, судя по контурам стеллажей, набитых всякой рухлядью. Луч фонаря двигался по периметру: связки кабелей, сломанные мониторы, тюк с бельем, картонные коробки, груда железяк, опять тюки, какие-то непонятные предметы, похожие на кастрюлю-скороварку, коробка с надписью «Разовые шприцы», две громадные бутыли… «Стоп, стоп, стоп! Не громыхай протезом по трамваю, а думай головой. Кастрюля-скороварка… Вот оно!». И в мозгу Колбина внезапно замкнулась блуждающая в потемках ассоциативная связь, события последних дней выстроились в стройную. Логическую цепочку и пришло внезапное понимание, что это за кастрюля-скороварка и чем все это чревато.

«Это же контейнер для так называемых лабораторных препаратов, кресть твою масть! Действительно, пора устраивать перерыв на смерть. Моя жизнь, пока меня не изловили, стоит очень дорого, а как поймают – ничего не будет стоить. Ноль! Минус!».

В памяти Колбина промелькнула вереница недавних событий: Шереметьево, авария, разбитый контейнер… «Самая опасная профессия – это свидетель, коим я и являюсь. Ладно, не горюй горбатый – ты ведь не убитый. Живем дальше».

Колбин потряс головой, сбрасывая с себя наваждение воспоминаний. Он что-то слышал и читал про трансплантацию и торговлю человеческими органами, но в это особенно не верил, считая подобную информацию одной из страшилок для экзальтированной части населения. Что-то вроде крыс-мутантов в Московском метро – высосанный из пальца сюжет для бульварной прессы. А теперь хочешь верь, хочешь не верь, но факты диктуют истину и не нужно быть великим аналитиком, чтобы понять ее. Операционная, контейнер, иностранный клиент, человеческая почка, «не виварий же здесь!», и охота по всем правилам за ним, Колбиным, как за опасным свидетелем. Полный джентльменский набор для детективного романа. Только трупы настоящие.

«Ладно, надо все осмыслить и выработать план действий. Истина как женщина – овладеешь и становится скучно. Так то оно так… Сто лет бы я ей не овладевал, но наверное придется, если не устроят перерыв на смерть. Кстати, а кто конкретно травит меня как волка? Здесь явно замазан концерн «Панацея»… Только в каком качестве? Охотятся за мной явно не их люди, а кто-то другой, кто-то покруче. И где Гоша Синельников? Похоже, что бомж не врал. Так где же Гоша и жив ли он!?». Колбин стоял в растерянности, не зная, что делать дальше, но внезапно вспомнил о второй двери.

Она оказалась запертой, но надежность замка оставляла желать лучшего – делай раз, делай два… «Кто, кто в теремочке живет? Пойдем-ка глянем».

В темноту спускалось несколько ступенек. Колбин на долю секунды замешкался и шагнул в неизвестность. На него дохнуло холодом и сыростью с примесью неуловимого сладковатого запаха. Этот запах был ему хорошо знаком по прошлой жизни – так воняли пролежавшие некоторое время трупы. Колбин провел лучом вокруг себя: бетонный пол, бетонные стены, «полуподвал какой-то», в левом углу стояли большие пластмассовые баки, далее… стеллажи, сваренные из уголка тянулись вдоль стены, рядом с ними торчала труба с вентилем и валялся шланг, свернутый в бухту… «Ага, вот выключатель!».

Комната осветилась выморочным желтым светом, исходящим из плафонов, подвешенных к потолку. Было зябко и неуютно, чувствовалось приближение чего-то неминуемого и отвратительного… Колбин еще раз обвел взглядом помещение. «Вот оно!».

Посередине подвала, на металлическом столе, прикрытый наполовину со стороны головы желтой грязной клеенкой, лежал мертвец. Его ноги были разбросаны широко по столу, виднелись сморщенные гениталии… Создавалось ощущение какой-то восковатой осклизлости, как обмылок в бане, и была во всей этой картине явная неправильность, нелепость… Ведь морг находился в самом дальнем углу больничной территории: каменный неказистый барак, не ремонтированный наверное еще со времен гражданской войны. Колбин об этом знал, потому что побывал там еще днем.

«Это что, филиал морга!? Что-то здесь не так, но эжто нужно понять, обязательно понять. От этого может зависеть многое… Ну что ж, познакомимся поближе с трупом».

Колбин медленно и настороженно приблизился к зловещему столу и резким движением отдернул омерзительную клеенку. Зрелище было не для слабонервных, но больше всего Пашу поразили две вещи: грудь трупа была разворочена и выпотрошена до позвоночника, а потом… это был Гоша Синельников.

Колбин на некоторое время вошел в состояние ступора, настолько все было неожиданным, но быстро пришел в себя.

«Эз, Гоша, Гоша… Вечный город Сочи, гостиница, казино, гонки с преследованиями и… вот ты здесь, вернее не ты, а твоя раскуроченная каким-то монстром-мясником оболочка. Кто-то должен за это ответить по полной программе. И сколько можно бегать затравленным волком – все равно достанут когда-нибудь. Четыре сбоку – нету проку… Нужно отбиваться, иначе не выживешь. Волки собираются в стаю… Нужно собрать стаю и отбиваться. Или нападать!? Начать войну на выживание? Это нам близко и знакомо, это мы проходили многажды».

Колбин пошевелил плечами. Тонкий, бритвенно острый нож типа стилет, прикрепленный лейкопластырем между лопаток, был на месте. Этому его научили еще в спецназе: если «шмонают» неглубоко, то ничего, как правило, не находят.

«Ну так что, война? Сначала нужно вычислить противника, а в первую очередь выпотрошить этот концерн. Фармацевты хреновы! Кто же за ними стоит? А может быть сами банкуют? Не похоже, по признакам…».

Колбин внезапно почувствовал спиной угрозу: в помещении он был не одинок, кто-то находился позади. Не успев обернуться он услышал скрипучий резкий голос.

- Вы что здесь делаете!? Как Вы сюда попали?

На ступеньках стоял худой как водоросль тип в белом халате, шапочке, в очках и с клювоподобным носом. «Мешок костей с варикозными венами», - усмехнулся Паша. Он выжидал.

- Кто Вы? – Человек напоминал старую нахохлившуюся птицу из породы стервятников.

«Грифон», - про себя обозвал его Паша и понял, что отсюда пора «делать ноги» и как можно быстрее. «Этот птицеобразный организм конечно не помеха, но…».

Это «но» появилось в следующее мгновение: из-за спины Грифона выскочили двое квадратных парней в темно зеленых комбинезонах и гипнотизирующим скользящим шагом начали с двух сторон продвигаться по направлению к Колбину. Так приближается движущийся на большой скорости тепловоз, когда стоишь на рельсах и смотришь на него в лоб, а он нарастает незаметно и неумолимо, не давая отвести взгляд.

Движения их были легки и по кошачьи целесообразны. Это завораживало и наводило страх одновременно. «Ничего себе санитары у этого докторишки! Положат рядом с Гошей на этот стол и сделают харакирии. Но они не знают моей подготовки и поэтому будут действовать примитивно. Не понимают они, с кем связались, бедолаги. Это вам не карате в подвале. Ух вы, мои хорошие! А понтуются-то как!». Паша приготовился к схватке. В его глазах замелькали волны далеких южных морей, шестиугольная арена, гладиаторские бои, где не существует никаких правил…

- Ну иди сюда, чего боишься, малышок! – вкрадчивым голосом выдохнул левый санитар, нагнетая атмосферу и ломая волю будущей жертвы.

Паша понял, как он их будет делать, и в качестве прелюдии начал корчить из себя до смерти напуганного обывателя.

- Ребята, да вы чего! Товарищ врач, да я сейчас уйду. Я здесь заплутал… Ну виноват я, виноват. Ребята, давайте договоримся. Я вам денег дам на ресторан.

Первый санитар приблизился на критическую дистанцию. Колбин якобы случайно оперся левой рукой на ту самую клеенку, сбитую в комок, зафиксировал опорную ногу правого противника, а далее заработали рефлекторные навыки.

Паша внезапно выстрелил ногой в коленную чашечку правого санитара, бросил клеенку в лицо левого и, начав разворот через плечо, добавил согнувшемуся правому бедолаге резко ладонью в лоб, так называемый «шомпол», тем самым увеличив себе крутящий момент. Потом сделал задний кувырок через стол с мертвым Гошей Синельниковым и сходу, локтем правой руки утопил кадык в горло второму оппоненту. Спектакль был окончен, но остался один зритель. И этот зритель вместо бурных аплодисментов уставил в Колбина дуло пистолета. «Фиксирует плохо», - мельком подумал Паша. - «Сейчас разберемся».

Он резко упал на левое колено. Кольнуло в плече. «Чуть-чуть зацепило», - походя зафиксировал Колбин. – «Сейчас я ему сделаю дуплетом по рокамболю». И винтообразно метнулся в сторону доктора и… Внезапно реальность сдвинулась, потом стала иррациональной, мир свернулся в смерчевую воронку, направленную в небытие, в которой закрутились стены подвала, стол с покойником, искаженное злобой лицо Грифона… И последнее, что проскочило в затухающем сознании Колбина, было: «А ведь это не огнестрельное оружие. Это какая-то пакость!».

Потом был вечный город Сочи, море, казино, Гоша Синельников в парадном лапсердаке, «сиреневый туман над нами проплывает», линия, точка, темнота.