Удивительные приключения Пашки и Батанушки

История третья. Чародейная ночь седмицы. Часть 1-1

- Ну, чё, тадыличи потопали, - по-деловому произнес Батанушко, выныривая из-за спины мальчишки и еще сильней засияв голубыми искорками. – А то, як гутарится… Без ног и без крильев оно. Быстрехонько летети, не настичь его?

Домовой повернул голову направо и маленечко кивнул, тем обращаясь за ответом к Пашке, но последний и так понимая, что разгадки он не знает, отозвался отрицательным покачиванием головы. И хозяин дома, тягостно выдохнув, да блеснув бликами слезинок в карих глазах, будто его кто разобидел, пояснил:

- У то веремя. Ужоль-ка яснее ясного чё оно ворошит стрелки усяк сиг хаживая впредь.

- Да… ужоль-ка будя толковать, пора хаживать на празник, - и вовсе глухо, словно сидя в бочке, отозвался Запечник, и, не дожидаясь, когда его послушают, резко развернувшись, первым направился вдоль штакетника вперед.

- Кубыть ты не ведаешь, чё я Пашку просвещаю, - сказал вслед уходящего собрата Батанушко, и недовольно качнув головой, сошел с места. Впрочем, вопреки Запечнику, он направил свою поступь с обочины на ездовую полосу, и, подсвечивая себе и идущему вслед него мальцу, двинулся явственно в сторону стоящего плотным рядом леса, расположившегося сразу за деревенькой.

Дружочек домового еще какое-то время вышагивал по возвышающейся над дорогой обочине, но немного погодя спрыгнул с ее покатого бугорка вниз, притулившись подошвами сапожек на землю и зашагав по правую сторону от Батанушки. И так вот молча, они втроем прошли соседские дворы, находившиеся по обе стороны от ездовой полосы, огороженные штакетником, и, выступив из деревенских пределов, оказались на нешироком луговом наделе, где даже в серости ночи наблюдались покачивающиеся травы. Под ногами Павла гулко плюхала грязь, а лужи полностью захватили в плен поверхность дороги. Когда-то грунтовая, присыпанная сверху гравием, она, теперь полностью поглотив в рытвинах, углублениях размельченный камень, превратилась в проселочную, где в глубоких лужах мешалась коричневая грязевая жижа, став с очевидностью не проезжей.

Впрочем, и эта более непригодная для движения дорога вскоре как-то разом сузившись, перешла в тропу, по которой пришлось идти по одному. Хотя и на этой стежке под ногами продолжала хлюпать грязь, брызгая уже из более маленьких и менее глубоких лужиц. А раскинувшийся по обе стороны от тропы луговой надел подступал близко, сбрасывая отдельные капли водицы со своих островерхих побегов. Пахло тут травянистой свежестью, словно кошеной травы и мятной сладостью распустившегося цветка. Разрозненная влажность, подымаясь над пажетью в виде легкого тумана, и такая же серая пелена скрывали небосвод, лишь местами являя его сине-фиолетовую поверхность с отдельными звездочками на нем.

Удивительно, но сегодня на лугу было сравнительно тихо, словно пугаясь прошедшего ранее дождя, смолкли не только весь тот срок заливающиеся песнями соловьи, убаюкивающие своим зовом сплюшки, но даже и сверчки. Только продолжали голосисто квакать лягушки, их какое-то сумбурное пение в унисон поддерживал заунывный писк комаров и долетающее из-за лежащего впереди леса протяжно-низкое «уугу», на что-то негодующее.

А контуры самих деревьев, слегка прикрытых парящим над травами серым куревом, с каждым шагом начали вырисовываться все четче. Их покачивающиеся ветви и шелестящие листочки вновь навеяли на Павлика страх, рисуя в черных неоглядных своих вместилищах каких-то чудовищ, вспыхивающих порой маленькими огоньками белого света. Впрочем, сейчас мальчик находил в этом путешествии, как и в самом лугу, смотрящемуся впереди лесу особое очарование, представляя себя Дракином-Непобедимым (героем любимой мультиплатформенной компьютерной игры «Блакрум») который не зная страха мог пройти любые преграды и победить любого злодея.

- Кхы! – неожиданно издал идущий впереди всех и освещающий путь хозяин дома. И Павел сразу понял, что тот смеялся его фантазиям, потому как умел читать мысли (хотя в том и не признавался), да и всегда считал выдумкой, как саму игру, так и Дуракина (как называл домовой героя игры). Однако домашний дух никогда не обижал мальчугана словами или действиями, стараясь лишь поправить и настроить на более серьезное и ответственное отношение к жизни и своим обязанностям. И в том, это Пашка также знал из доверительных разговором с Батанушкой, последний не только думал о возврате ему власти в доме, но и очень желал перевоспитать самого мальца. И Павел к собственному удивлению не сердился на домового, и, принимая перевоспитание, в свою очередь мечтал спасти от гибели как Батанушку, так и всю его семью.

- Ноньмо, - наконец заговорил домовой, и тонюсенький его голос звучал, словно не было изданного им подсмеивающегося хмыка. – Последня ночь чародейной седмицы. Празник сей ащё величают зеленые святки али вторые русалии. По сию пору проваживают вёсну и привечают лето. А упавые русалки-берегини по брегам озерин важивают хороводы, качаютси на гугалях…

- На чем? – перебивая Батанушку, переспросил Пашка, так как теперь побольшей частью всегда его понимал. Впрочем, иногда переспрашивал, чтобы подстроиться под настоящий русский (как утверждал домовой) язык и тогда мог перебить.

- Гугалях, - не оборачиваясь, отозвался хозяин дома, и, подняв обе руки вверх, принялся их раскачивать из стороны в сторону, - веревочные качули, - дополнил он. – Они, берегини-русалки тутова, близехонько сбираются и тешатся. Во-во тудыка мы и хаживаем. Не оченно нас, домовых духов привечают лешие, поелику мы у гай и не хаживаем. Но ноньмо нам завсегда рады.

Батанушко резко смолк и чуть слышимо захихикал, перекосив личико и заложив на нем множество морщинок, которые избороздили вдоль и поперек не только лоб, но и щеки, местами даже поглотив в себя волоски так, что стало не понятно, так он радуется или все же негодует.

- Рады, понеже забродившей водицы хлебнули, - дополнил речь домового Запечник и поддержал его смех каким-то треском, ровно разгорающегося или наоборот затихающего костерка. И Павлик сразу понял, что духи потешаются над чем-то своим, очевидно, ему не понятным.

- Кадый-то, - продолжил, все еще хихикая, хозяин дома, как-то и вовсе постепенно распрямляя морщинки на своем лице. - Кода у деревеньке жили не токмо старые, но и младые. Деушки спервоначалу хаживали у гай, завивать венки да ленты на ветвинах берез, пели они тады напевали, хороводили у гущах. А русалки часточко потешались, да ухватывая заплуталого вьюношу, щекоча, уволакивали под водицу. И дабы того не содеялось бесперечь с собой носили обереги солнышка ясного.

Домовой хоть и прервался, но лишь затем, чтобы слышимо вздохнуть, а Пашка услышав его рассказ, мгновенно остановился. Он хоть и был пока мальчиком, не больно желал той встречи с русалками, которые щекотали, да еще и утягивали под воду. Поэтому замерев на месте, огляделся.

Они теперь все втроем вступили в лес, и если раньше в деревне и на лугу правила серость в расцветке пространства, то сейчас она сменилась на тьму. Такая густая, плотная, да еще и влажная, эта темнота, кажется, висела на ветках деревьев, хоронилась возле их стволов, едва колебала побеги кустарников и стебельки кустарничков на земле. Небосвод перестал просматриваться даже малыми своими участками, его заслоняли кроны деревьев, которые чуть поскрипывая, кланялись ступающим внутри леса путникам. Здесь совсем стихли голоса лягушек, только насмешливо «ухали» и гудели, перекликаясь в ночи, совы, а тоскливый писк комарья наполнял собой не только уши, глаза, рот, но точно и голову изнутри.

- Не трусь, - стоило только мальцу остановиться, отозвался хозяин дома, и усилил сияние собственных искорок на голове и волосках росших на пальчиках. – Не трусь, Пашка. Ведаю я заведные слова, кые ты молвишь и толды усе берегини к тобе ластиться будуть, а тамка може и одарят чем-нить.

Батанушко до того уверенно шагающий впереди всех, повернулся и его личико поросшее беленькой короткой и курчавой шерсткой озарилось каждой мельчайшей голубой искоркой пристроившейся на кончиках волосков. Он широко улыбнулся мальчугану, несмотря на тьму явив, даже через густые усы, свои тонюсенькие губки и той теплотой сразу придал ему уверенности. Поэтому Павел, не раздумывая, шагнул вслед Запечника, и его поступи словно потрескивая, отозвался тихим смешком последний. Дружочек домового легонечко качнул головой, сместив, таким образом, свою мохнатую шапку-ушанку на бок так, что из-под волос его внезапно выглянуло с острым кончиком правое ухо. Выглянуло и ровно живое вновь скрылось в космах волос.

- Ужоль-ка будяшь вдогон меня толковать, и усё ладненько станет, - успокоил теперь еще и речью мальчика Батанушко.

И ему икотой (как называл «да», сказанное на американский лад, домашний дух) отозвался Пашка, однако моментально поправившись, произнес:

- Хорошо, буду повторять за тобой. Ты только не забудь сказать, что надо. Не хочу, чтобы меня в воду утащили. Она сейчас холодная, - и поддерживая собственную речь, мальчишечка поежился, так как сырость в сочетание с темнотой казалось ему какой-то холодной, вроде сейчас был не последний день весны, а, прямо-таки, осень.

- Дык они ж добрые, не суровые як Дворовой, - вступил в разговор Запечник и сам гулко захмыкал. – Берегиня, то дух, покровитель, кой бережет людей и домашний очаг, бытие… Отваживают от людей они усяку нечисть, и сопутствуют ратникам у сечи. Инолды в берегинь оборачивались, опосля почину, души жён кои при жизти были-бытовали знахарками, да много чад имали.

- А зачем же тогда в воду утягивают? – несогласно спросил Павлик. Но так и не получил ответа, потому что кругом них стало как-то махом мрачно. Деревья мощные в обхвате, кажется, надвинулись со всех сторон, а почву густо заполонили невысокий кустарник, опавшие ветви и поваленные стволы, тем будто сжав само пространство в лесу. Пролегающая по земле узкая тропка, по которой сейчас шли, была сухой, точно ее не коснулась ни одна капля ранее прошедшего дождя, лишь похрустывали под ногами, опавшие на нее и уже высохшие листы, хвоинки да совсем тонкие веточки. Хотя более крупные ветви, как и поваленные стволы, и редко встречающиеся камни, окутанные зелеными мхами, в сияние откидываемым домовым просматривались по обеим сторонам от лесной стежки. Запах копаной почвы здесь перемешивался с кислым привкусом хвои и горечью дымка, будто где-то горящего костра. А сам воздух тут был каким-то тяжелым, переполненным волглостью, а потому порой висящим в виде капель на длинных волосатых нитях лишайников, пристроившихся на ветвях деревьев, и в ночи едва позвякивающих, наподобие колокольчиков. Скрипу шагов и шуршанию листвы да веток, глухому уханью сов немного погодя стала подпевать звучащая единой нотой струна больно какая-то скрипящая. Сама тропа ощутимо шла под уклон, точно духи и мальчик спускались с возвышения. И кругом с каждым шагом становилось все мрачнее, серость полностью исчезнув, заместилась непроглядной тьмой, сомкнувшей не только небосвод, но вскоре и сами деревья, кусты, а погодя и лесную стежку. И тотчас к бренчанию струны добавился какой-то далекий окрик человеческого голоса.

- Люди? – негромко спросил Пашка и обернулся, однако и позади, также как и впереди, лес не просматривался, сокрытый стволами деревьев, больше напоминающих каких-то могучих великанов поставленных тут на охрану.

- Духи, - также тихо отозвался Батанушко, и мальчику показалось, голос его дрогнул, как и наблюдаемо качнулась голова, ссыпав с волосков отдельные голубые крапинки света вниз прямо на материю его цветастого жилета. – На горе шумит, под горой молчит, - вновь заговорил домовой, явно загадывая загадку. Впрочем, не дожидаясь ответа, пояснил сам, - сие гай. Гай он лежма лежит на ополье, поелику и звуки тамоди далеконько разносются.

Очевидно, Батанушко это говорил, чтобы успокоить мальчишечку испуганно озирающегося, мысленно ругающего себя за этот поход, словно позабывшего напрочь, что всегда подражал Дракину-Непобедимому, герою мультиплатформенной компьютерной игры «Блакрум». Однако подражал он или замещал Дракина только в игре, сидя в теплой уютной комнате, на мягком стуле и наблюдая за всем с другой стороны экрана монитора. Лишь тогда он был смелым и геройски исполнял любые поручения. А в жизни…

В жизни все оказалось таким явным, пугающим. И темный, плотный лес, в котором на охрану поставили деревьев великанов, и неведомые духи, где-то перебирающие струны музыкального инструмента и переговаривающиеся. Все было иным, не виртуальным, а настоящим, где могли защекотать, утащить под воду, без возможности вновь вернуться к жизни и новым более успешным приключениям. Поэтому Пашка основательно струхнул, а когда на ближайшем дереве кто-то шумно захлопал крыльями, и из глубины леса послышался раскатистый свист, и вовсе в голос закричал, да срыву прыгнув вперед, прямо-таки, наскочил на Запечника, чуть было, не сбив с него шапку-ушанку.

- Чё гамишь? – недовольно произнес в сторону мальца дружочек домового, в свою очередь, отскочив от него вправо. И тотчас остановившись, обернулся, с укором оглядев Павлика с головы до ног и сдержав взгляд на его кроссовках обильно заляпанных грязью. И тот же миг остановился Батанушко, а Павел моментально свернув крик, также застыл на месте, широко открыв рот и, пожалуй, что перестав моргать. А все потому как шумное хлопанье крыльев внезапно сменилось на плотную тишину, в которой утихли даже лягушки и хруст лесной подстилки под ногами.

Впереди же, по обеим сторонам от тропы, два дерева, тесно сомкнувшие между собой кроны, неожиданно качнули ветвями, раздвигая их, и с тем образовывая более обширное пространство, схожее с небольшой круглой полянкой в середине, которой рос, прямо-таки, огромный дуб. Крона этого дуба подпирала сам серый небосвод, и, шевеля каждой веткой, ровно цепляла на себя волокнистые облака. Которые в свою очередь, тончайшими нитями закручиваясь по спирали, спускались вниз, кружа на своих кончиках бело-зеленые крупные цветы. Подобные розам лепестки тех цветов слегка светились, и, соприкасаясь с воздухом, иссякали крошечные, розовые огоньки. Едва колеблющиеся, огоньки плыли возле нитей и цветов, перемещаясь не только вниз, но и вверх, и в стороны созидая нечто напоминающее гардинное полотно, на белой плотной материи которой поместились зеленые стебли и белые розы. Еще чуть-чуть и сама гардина качнулась вперед-назад теперь уже всем созданным полотнищем, будто отделяя от духов и Павла ствол дерева. Впрочем, опять же продолжая являть крону дуба с отдельными ветвями. Пряно-мускатный запах наполнил пространство полянки, когда нарушая возникшую тишину, обернувшийся Батанушко все с тем же волнением (как понял мальчик) голоса, сказал:

- Сие кудесничают русалки. Вишь як дивно усё увили.

- Ага, - заворожено отозвался Пашка и глубоко вздохнул, так как ему показалось, что из-за гардины долетает аромат печеных ватрушек.

- Ни чё токмо не пужайси, - дополнил хозяин дома и для верности слов кивнул, таким образом, успокаивая мальца. Он еще медлил совсем чуть-чуть, а после торопливо направился к дубу, и, остановившись напротив гардины, выставив правую руку вперед, поклонился. Да так низко, задев не только пальцами выставленной руки землю, но и огладив ее свесившимися вниз волосами, бородой и усами. Батанушко еще толком не выпрямился, как уже заговорил:

- Здравия усей часной братчине, чай, мы пожаловали к вам на посиделки, - и вновь поклонился, да не успел коснуться земли, как гардина легонечко колыхнулась. Ближайший из цветков неожиданно затрепетал лепестками и с тем ссыпал со своей поверхности множество огоньков, которые собственным полетом вроде обрисовали небольшой такой круг, да разом все вспыхнули. Их наблюдаемое пламя и негромкое пощелкивание длилось не долго, степенно набираясь мощи, а потом также резко принялось сходиться в единую точку и с тем впитывать в себя или, все-таки, сжигать само полотнище гардины. Поэтому когда огоньки сместились в одну точку, да словно свернули и ее саму по спирали, рывком потухнув, на гардине оказалась большущая, черная дыра, подобная лазу. Батанушко уже испрямившись, повернул в сторону стоящего позади него Запечника и Павлика голову, и наблюдаемо для последнего кивнул. Только после этого он приподнял ногу, и, переступив через остатки гардинного полотна, все еще плотного и соприкасающегося с землей, пролез сквозь дыру.

- Тока не гамь, больче, - глухо дыхнул Запечник, и, сойдя с места, направился к лазу в полотне, разом нырнув в него, не только головой увенчанной шапкой, но и всем телом. И как до этого и Батанушко, ровно пропав в черной дыре. А мальчик, взволнованно передернув плечами, вроде качнув на них страх, поспешил за духами. Впрочем, чтобы проникнуть в лаз, Павлу пришлось низко склонить голову, выгнуть спину да в таком несколько скрюченном состоянии приподнять сначала одну, потом другую ногу, переступая через полотно. Теребящиеся, как нити, потоки яркого зеленого света, нежданно-негаданно возникнув во тьме дыры, огладили голову мальчика. Коснулись колеблющимися кончиками его кожи, волос, глаз, губ и заскочили в ноздри пряным ароматом. Еще пару шажочков в тех ослепительных световых потоках и Пашка, закрыл ослепшие от света глаза, да невольно выпрямился.

Теплота дневного и уже по-летнему жаркого солнышка махом окутали мальчугана со всех сторон, он сделал еще один шаг вперед…И тотчас услышал нежный девичий смех, перезвон колокольчиков и бренчание струны какого-то музыкального инструмента, шорох, хруст и даже плеск воды. А в лицо Павлика нежно подул ветерок, будто поманивший открыть глаза, да вместе с тем действием явив перед ним небольшую прогалину, поросшую короткой травушкой, которую с двух сторон окружали невысокие деревца, а впереди ограничивало озеро. Его ровная с голубым отливом вода, кажется, удерживала в центре своем за кончик серебристый серп месяца, иным концом подпирающего небо. Огромный с зубренным, точно нарочно наточенным перед покосом, краем месяц своим переливающимся полотном отражался от самой озерной воды, откидывая вперед, в направлении полянки, приглушенный голубоватый свет и казался нарисованным. И хотя темно-синий небосвод с едва проступающей россыпью звезд здесь наблюдался очищенным от дождевых облаков, свет от месяца создавал на самой полянке легкое голубое веяние. Позади мальчика и остановившихся перед ним домашних духов разместился могучий дуб, размашистой кроной и чуть теребящимися листочками поддерживающий небесный свод. Впрочем, на ветвях его с этой стороны, не наблюдалось волоконцев ли, отростков, цветов, не имелось и плотной гардины. Дуб, как могучий страж, подпирая крайние деревья, видимо, и был тем проходом на удивительную полянку, в центре которой поплясывал яркий красно-рыжий огонь, вскидывающийся от самой земли вверх, то длинные, то короткие лепестки пламени, а потом опадающего вниз отдельными мельчайшими каплями.

На самой прогалинке находилось много духов. Некоторые из них прохаживались вдоль деревьев, другие лежали на бережочке озера, третьи сидели возле костра, а иные покачивались на веревочных качелях, прикрепленных к ветвям деревьев. И это были разные духи, то высокие, то низкие, то худые, то наоборот толстые.

Павлик, лишь мельком оглядев полянку, не успев толком сосредоточить взгляд на ком-либо, почему-то сразу воззрился на ближайшее, низенькое дерево с широким в обхвате стволом. А оно, качнув редкими (двумя-тремя) ветвями, да и то пристроенными на самой вершине, неожиданно принялось поворачиваться. С тем демонстрируя на своем прямом стволе, покрытом буровато-серой корой с тонкими трещинками, точно морщинками, большущее человеческое лицо. Слегка выступающее в сравнении с самим стволом это лицо имело удлиненный с выгнутым вбок кончиком нос, широкий рот с едва приметными губами, нависающими над угловатым подбородком. Крупными и какими-то печальными были карие глаза существа, слегка прикрытые бровями и тут в виде седых мохнатых волосков. У этого духа из-под ствола выглядывали изогнутые и перетянутые корни-стопы покрытые мельчайшими корешками и комьями земли, над которыми нависали такие же корни-руки, тут, однако, имеющие и кисти, и по пять пальцев на каждой из них.

- Сие Деревянник, - озираясь и очень тихо проронил Батанушко, - дух, ведающий крепостью стволов. Вельми их ноньмо мало, понеже дерева и хворають часточко. Нетути во них былой сильности, да росту.

И Пашка легонько кивнув Деревяннику, увидел, как тот широко растянул уголки своих деревянных губ, став совсем родным, да добрым.

- А энто Лесовик, рога у негось на главе. Понеже як он правит лесной братией, - продолжил пояснять Батанушко и скосил вбок свои глазки так, что Павлик перевел взгляд с Деревянника вправо, только сейчас заметив, что там находится высокий и опять в виде деревца дух, где сучковатые ветви являли его руки и ноги. У Лесовика туловище было стволом дерева с гладкой серой корой, а голова походила на пенек и восседала на короткой шее. Сама голова, густо оплетенная зелено-бурыми лишайниками, и впрямь завершалась ветвистыми оленьими рогами. Те же лишайники замещали Лесовику бороду и усы, скрывая губы и, видимо, нос, обнаруживая только крупные карие с еле заметной желтизной глаза.

- А толь, подале хаживает Цветич, кый приглядывает за цветами в гае, - опять принялся говорить домовой, и качнул головой в сторону духов и тем, указал на полупрозрачного юношу, чью косоворотку, штаны, кожу и даже волосы усыпали разнообразных оттенков и формы цветы. – Обок него Ягоднич, кый слывет хранителем ягод, - дополнил хозяин дома и Пашка и впрямь увидел возле Цветича и вовсе юного мальчугана, чья розовая кожа и зеленые волосы, будто стебли растений, украшали зеленые ягоды малины, ежевики и земляники. Одетый в белую длинную до пят рубашку опоясанную зеленым побегом, Ягоднич, покачивая плечами, громко смеялся, и, переступая с ноги на ногу, поднимая руки вверх, выкидывал из них зеленые ягоды то ли смородины, то ли ежевики. Оставляя некоторые из них на ветвях таких же не высоких, как и он сам, трех кустах, чьи ровные веточки усеивали мягкие, зеленые листочки, на двух из которых в свою очередь поблескивали черные глазки.

- Кущаники то, духи радеющие о кусточках лесных, - продолжил свои пояснения Батанушко, и, сойдя с места под пристальным взглядом Деревянника с одной стороны и Лесовика с другой, направился к костру. – А обапол брега два дружочка замерли Птичич и Дуплич.

И мальчик, даже не спрашивая, понял, что один из них заботился о птицах, а другой о дуплах в деревьях. Оба духа выглядели старичками, не высокого такого росточка, одетые в такие же, как у Ягоднича, распашные рубашки, увитые седыми волосами и густыми пепельными бородами, с зелеными ясными и выразительными глазами. На голове Птичича находился густой зеленый травяной венок на вроде гнезда, из которого таращилась большущая, дымчато-серая сова с белым воротничком на шее и круглыми желтыми глазами. А на плече Дуплича сидел дятел, блестяще-черный, с красной шапочкой на голове и серовато-долотообразным клювом.

Впрочем, стоило только Батанушке сойти с места и вслед него отправиться Запечнику да Пашке, как на полянке не только перестали ходить и разговаривать духи, замерли качели и на них сидящие девушки, но и прекратили шевелить рыбьими хвостами те существа, которые лежали на берегу озера. И эти духи лишь в верхней своей части были людьми с голубо-прозрачными туловищами, здоровенными животами, с одутловатыми человеческими руками и лицами. Их лица имели стариковские черты, а зеленые и длинные волосы, бороды и усы, переплетали тёмно-бурые водоросли, на которых сидели крученные водные улитки. Вместо кистей и пальцев просматривались лягушачьи перепончатые лапы, а на голове у трех из них поместились большие загнутые рога быка. Наблюдались там и иные духи с более худыми да плоскими телами, и вовсе маленькие с буроватым цветом кожи. С не менее толстыми, отекшими от водицы лицами, длинными волосами, бородой и усами буро-грязного цвета, которые обматывали грудь, и несколько раз талию. Из-под волос у тех духов выглядывали короткие рожки, а на правых плечах сидели большие лягушки. Так, что глянув на них, Павлик сразу понял, что перед ним водяные.

- И не токмо, - едва слышно шепнул домовой, расслышав мысли мальчик, - Водяной, но и егойные пособники Озерный, Озерницы, Омутник и Омутницы. То жинки со мужьями, да токмо их почитай не разберешь, ужоль-ка дык схожи. - Хозяин дома миновав половину расстояния до костра и остановившись, также тихо протянул, - а днесь вторь мене.

И мальчик, на удивление сразу сообразив о чем говорит Батанушко и сам, сдержав шаг, принялся за ним повторять, впрочем, порой заменяя устаревшие слова на современные:

- Здравия вам! Русалки-сестрицы,

Красные девицы,

Велесовы соседушки,

Не загубите моей душки,

Не дайте удавиться,

А дайте домой возвратиться.

На сем вам кланяюсь.

Слово мое твердо,

Огнем не опалимо,

Водою не размовимо,

Никем не преодолимо! Гой!