Удивительные приключения Пашки и Батанушки

История третья. Чародейная ночь седмицы. Часть 1

Калитка пронзительно скрипнула… так, словно кто-то взвыл. Может тот, который сейчас притаился возле крыльца бабушкиного дома, а может, прятался за деревянной, собачьей будкой, расположившейся в нескольких шагах от деревянного штакетника, где со стороны улицы растущая высокая береза, безжизненно свесив вниз тонкие свои ветви, испуганно замерла. Впрочем, лежащий перед входом в будку Пират лениво подняв с земли голову, наблюдаемо блеснул в ночи глазами. И Павлику показалось, это не глаза пса блеснули, а взмахнули своими нежными крылышками мельчайшие белые мотыльки. Пес притом раскатисто и с какой-то ощутимой тяжестью своего ожиревшего организма зевнул, и срыву уронив голову обратно, моментально погасил не только самих мотыльков, но и всякие другие звуки. А Пашка, притихший возле забора, натянув края рукавов синей олимпийки на руки вплоть до кончиков пальцев, огляделся. И вовсе мельком приметив, как деревянная калиточка, прекратив раскачивание, будто слившись заодно со штакетником, в плывущей ночной серости стала неотличимой от него. Все еще не двигаясь, точно боясь обратить на себя внимание, мальчик уставился на крыльцо дома и саму плотно прикрытую дверь, зная наверняка, что бабушка сейчас крепко спит, с тем ожидая, когда же из нее выйдет домовой.

Ночь сегодня на удивление была не темной, а, наоборот, какой-то серой. Все потому как само небо плотно закрывали дождевые стальные и словно тугие тучи. Волглый воздух, легчайшими парами кружащийся вокруг, порой оседал на коже лица мельчайшими как бисер капельками. Эта сырость также хлюпала под ногами Павлика, и, ровно напитав собой деревянный настил дорожки, при любом надавливании выплевывала из-под себя грязевые потоки, уже заляпавшие его белые кроссовки. Хотя мальчуган всего только и успел выйти из дома и двора. Сама же почва, еще с утра бывшая буро-черной, созерцалась пепельно-серой, будто выдыхающей из себя вязкие полосы тумана.

Промозглость правила и в ноздрях Павла, слегка затрудняя дыхание. Она висела на листочках березы и когда та едва вздрагивала ветвями, вроде опасаясь чего-то, крупными каплями летела вниз, увлажняя еще сильней землю, попадая на ткань спортивного костюма мальчика и тем самым меняя его синий цвет на фиолетовый.

Или только в сумрачной серости ночи таким представляющимся…

Потому как кругом правил полумрак, а по земле легонько покачивались парящие волокна влаги очертания самого дома, колодца и даже будки Пирата рисовались какими-то фантастическими чудовищами. И тогда казалось Пашке, что посередине двора залег огромный дракон, выпучив не только складчатый горб, на который принял деревянный настил дорожки, но и слегка покачивающий головой-колодцем, в виде деревянного бруса увенчанного тесовой крышей водруженной на вертикальные столбы-рога. Заметно так приоткрывая свою пасть-ворот, поскрипывая цепью накрученной точно на сами зубы или только их удерживая от движения.

Мальчик зябко поежился от промерзлости воздуха, словно вобравшего в себя все запахи, оставив для обоняния лишь дождевую прохладу и чистоту. Впрочем, зыбь воздуха не приглушала звуки, наоборот делала их для слуха более четкими и громкими. Поэтому Павлик с легкостью улавливал, как поскрипывали дома в деревне, ниже тоном пели со стороны реки, издавая гортанные звуки, лягушки и хрустели то ли сверчки, то ли, все-таки, отжившие свой век деревья.

- Шумит у пожне и саду,

У избу не войдеть.

И ни куды я не пойду.

Покамест он идёть, - внезапно раздался тонюсенький голосок справа от мальца, и тот от неожиданности подпрыгнув на месте громко «охнул!». А в воздухе внезапно стал ощущаться резкий запах нафталина, будто кто-то открыл стоящий в комнате огромный, черный, бабушкин сундук.

- Чего? – испуганно переспросил Пашка и резко дернул голову вправо, увидев в серости ночи стоящего домового, едва присыпанного голубыми блестками света, а потому хорошо наблюдаемого. Маленького такого старичка не больше руки мальчика и полностью покрытого беленькой, курчавой шерсткой. У него и лицо, а на нем и лоб, и впалые щечки, и широкий нос, и даже тонкие, розовые губки все поросло той короткой шерсткой. Густыми и длинными были волосы у Батанушки, а мягкая и окладистая борода дотягивалась до пояса, там перевиваясь с не менее длинными усами, заплетенными на кончиках в косицы. Все также в красной косоворотке носимой навыпуск, с длинными рукавами и стоячим воротом, да в широких серых штанах, собранных в сборку у голенища, подпоясанный ярко-синим шнуром с кистями на концах, хозяин дома сегодня еще и нацепил жилет. Этот жилет яркий, цветастый, словно собранный из женских платков, имел прорезные карманы и застегивался на пуговицы-косточки. Батанушко ласково огладил свой жилет, и в воздухе вновь очень резко запахло нафталином. А Павлик, глянув на домашнего духа разом успокоившись, улыбнулся.

За эти дни, что домовой проявился перед мальчиком в своем явном образе, они очень сдружились. Дух не просто часто приходил к Пашке, тем уменьшая тоску по городу и компьютерным играм, он, кажется, не покидал его и ночью. Вдохновляя Павлика на те или иные действия и поступки, которые могли бы вернуть ему самому власть в доме, одновременно, сделав мальца бабушкиным помощником.

И Павел желающий помочь Батанушке, непременно, намереваясь спасти от гибели всю его семью, очень старался. Поэтому за последние дни мальчуган не только стал помогать Вере Ивановне по дому, убираясь в комнатах, принося ведра воды, прорывая сорняк в грядках, но и не раз пытался накормить курей в курятнике.

Впрочем, касаемо курей (не говоря уже о гусях и козе Аське) все оказалось много сложней. Так как черный с зеленоватым отливом петух с седой гривой и большущими, словно штыри, шпорами не позволял Пашке войти в курятник, может, подозревая в нем конкурента. И, всякий раз, когда мальчуган, покачивая в руках мису с зерном, вступал в загон курятника, агрессивно нападал на него, громко кукарекая и намереваясь заскочить ему на спину. А стоило только Павлу с воплями покинуть загон, покачивая красным гребнем и серьгами да ершисто вспучивая вверх свою гриву, раскатисто кукарекал, тем демонстрируя собственное верховодство и упреждая все попытки мальчика проявить хозяйскую власть. Оставляя ее лишь в руках бабушки.

Очень сопереживающий, тем неудачам Пашки, домовой, неизменно наблюдающий за ним из-за стволов дерева из сада, горестно перекашивал лицо, потрясал в воздухе кулаками точно пытаясь пнуть черно-зеленого задиру. Впрочем, сам не решался как-либо воздействовать на петуха. Также всякий раз, поясняя мальчишке, что доколь тот не установит власть Батанушки в доме, он сам не имеет над петухом силы. А Павлик, хоть и желал помочь домашнему духу, ну никак не мог переступить через собственный страх и навести, как говорится «должный порядок в курятнике».

- Энто я ещежды тобе загадку загадал… - пояснил домовой только, что озвученное и переступил с ноги на ногу, скрипнув одетыми на них красными гладкими сапогами. – А отгадка яснее ясного дожжик. Ну, ащё его кличут дожж, дозжик, дежгь… А то его толкуют от живости капель льющихся из небушка. И толды зовут-величают ситничек, кода-ка он мелкий, подстега коль косо стучит, дряпня, да хижа ежели со снегом йдет, да бус коль мельче ситничка брызжет.

Легчайший порыв ветра, будто спустившись откуда-то сверху, пожалуй, что из стальных туч обнявших небосвод, прошелестел в ветках березы. И листва, качнувшись, стряхнула с себя тот самый бус, самый мелкий дождик, плотно покрывший капельками не только светло-русые волосы Павлика, но и беленькие Батанушки, там переплетясь с мельчайшими, голубыми огоньками озаряющими пространство вокруг. И мальчик, снова поежившись и качнув головой, смахнув с волос ту малую капель, огляделся, предположив, что вновь начался дождь, идущий весь день и лишь к вечеру примолкший.

- Не-а, - сразу отозвался хозяин дома, и росинки водицы на его волосах принялись перемешиваться с голубыми огоньками или только в них впитываться, да тотчас сиять еще ярче, насыщенней. – Ноньмо дожжика больче не будять. Токмо к утрецу, а тамка мы ужоль-ка и возвернемся от гостей. И баушка и не приметит… да Волосатка, чай, тож. А тож она таковая воркотунья, да ни як ни уймется, усе веремечко брюзжит... брюзжит. Батанушко тудака, вода убегла... Батанушко сюдытка, мыши в подполе. Наипаче мене измотала, - дополнил домовой и часто-часто заморгал, ссыпав с белых ресничек и мохнатых бровей капельки водицы, только в этот раз вниз, на землю. А в его карих радужках глаз, словно вторя голубым огонькам усыпающим волосы, блеснула став также голубоватой окоемочка. Хозяин дома вновь переступил с ноги на ногу, и под подошвами его скрипучих сапог чуть слышно хлюпнула напитанная водой земля. Он нарочито оглядел стоящего подле него Павла, и даже чуточку отстранившись от него с недовольством в голосе, сказал:

- Мог бы чё-нить лучи наволочить, абы ступаем мы на празник, - Батанушко теперь и вовсе приосанился, немного выпучив вперед грудь, словно обращая внимание на свой цветастый жилет или, все-таки, красные сапожки.

А Пашка торопливо осмотрев свой синий спортивный костюм и белые кроссовки, удивленно качнув плечами, не мешкая, отозвался:

- Ты, чего… Это ж топчик… - и тотчас поправился, увидев как широко расширились глаза домового, точно желающие выскочить из глазниц. – Ну, это значит, что раскрученная модель, клевая, модная.

Из всего произнесенного мальчиком хозяин дома, очевидно, воспринял только последнее слово, поэтому вернув своим глазам обычные размеры, неуверенно протянул:

- Чё? Кый таковой мудняк. Вота тобе обувочка, - и голос его стал набираться твердости. Домашний дух приподнял правую ножку вверх и качнул сапожком на ней туда-сюда. – О, тобе! Не хухры-мухры, кожные. Кадый-то их мене Илюшенька жаловал, за то чё я егойну избу от пожарища уберег.

Хозяин дома, несомненно, заговорил о прапрадеде мальчика, отце его любимца Петра. И так как он всегда рассказывал об удивительных событиях, происходящих с его предками, Павлик сразу обратился в слух. Он даже оглядел сапожки Батанушки, имеющие мягкую кожаную подошву и пошитые грубыми черными нитями, так, ровно сделаны были лишь для носки по дому. А домашний дух, уловив проявленный Пашкой интерес, уже продолжал:

- Толды из пещи уголёк выпал и, ну-кась, дымить. А я навалился на грудь Илюше и он-де с однова пробудился, да вопрошает: «К добру аль худу?» «К худу», - шепчу я… У дык Илюша дымление и заприметил. Опосля долзе мене благодарил. А супружница егойна, Настюшка, мене своими рученьками обнову и сварганила, - домовой смолк, и, манерно опустив ногу, перепрыгнул с одной ноги на другую. Он, наверно, хотел ими и пристукнуть, но так как стоял на земле всего только плеснул из-под подошв мельчайшую капель жидкой грязи, забрызгав кроссовки мальца и без того уже запачканные. И вышло это все со стороны так забавно, что Павлик чуть слышно прыснул смехом, а домовой немедля замер на месте и принялся тереть ладонь об ладонь и, одновременно, трясти головой, ссыпая с нее прямо себе на пальцы голубые огоньки, плотно покрывшие волоски теперь уже и на руках. Еще малость и из сомкнутых промеж друг друга пальцев стали выползать полупрозрачные с голубоватым отсветом линии. Заметно колыхаясь, эти линии, оторвавшись от пальцев домашнего духа, вскоре тонкими нитями поплыли в воздухе, не столько расширяясь, улетая, а лишь волнуясь подле, покачиваясь вверх-вниз.

- Что это? – едва слышно спросил мальчишечка, с любопытством разглядывая плывущие нити и подняв руку, направил указательный палец в сторону ближайшей из них.

- Не тронь, а тож испортишь, - беспокойно отозвался Батанушко и тотчас резко хлопнул в ладоши так, что оттого треска колеблющиеся нити зачались крохотными голубыми искорками, которые в свою очередь слышимо захлопав, как петарды, осыпались вниз. А в воздухе запах резкого нафталина сменился на горьковатый привкус горящей бумаги.

- Ща потопаем. Щас, кода-ка дружочек мой явится, - протянул домовой, и, шевельнув плечами вроде как приосанился, видимо, таким образом похваляясь только, что озвученным.

- У тебя есть дружочек? – удивленно переспросил Пашка и закачал головой. Потому как из рассказов самого же Батанушки достоверно знал, что после передачи власти Волосатке лишился всякого уважения и почтения в семье духов, не говоря уже о дружбе.

- Да-к, яснее ясного чё ёсть у мене дружочек, - понижая голос, протянул хозяин дома и принялся боязливо озираться, слегка даже пригнув голову. Но так как возле него никого кроме мальца не наблюдалось, а кругом правила относительная тишь, дополнил, - токмо он сие утаивает. Дабы воркотунья Волосатка о сем не проведала. Поелику при супружнице часточко на мене ворчит, а дык ни-ни…

- Значит он лицемер, - очень жестко сказал Павлик, ведь полюбив такого удивительного духа, теперь вместе с ним переживал все его невзгоды. – Лицемер он, если открыто не может тебя поддержать и сказать какой ты хороший, - добавил мальчуган и сдвинул светло-русые брови, вроде как, нахохлившись от обиды за домового, потому в ночи его серые глаза с легкой сквозящей в них голубизной сменили цвет на пепельный такой, какой сегодня правил в небесах.

Батанушко немедля поднял вверх свою ручку и огладил волосатыми кончиками пальцев тыльную сторону ладони Пашки, вкладывая в то движение не только нежность, но и благодарность, и с той же теплотой в голосе произнес:

- Да, не-а… Он не лицемер, яснее ясного по горбу скалкой получить не жаждет.

Домашний дух резко смолк, кажется, не успев толком пояснить про дружочка, и тут же опустив руку вниз, торопко шагнул вперед, слегка вытянув свою маленькую шейку и вглядываясь в сумрачность ночи. А где-то совсем рядышком, точно около будки Пирата, что-то пронзительно скрипнуло, поэтому и Павлик также стремительно перевел взгляд с домового на калитку, слегка вроде как качнувшуюся туда-сюда. Негромкий хруст, будто ломаемой ветки, раздался теперь напротив них прямо на дороге, а секундой спустя из голубой искры, вспыхнувшей в серости воздуха и пролившейся вниз дымчатым потоком, проявился низенький и горбатый дух очень схожий со старичком. По росту он, пожалуй, выглядел пониже, чем Батанушко, и больно клонил голову, на которой сверху сидела лохматая зимняя шапка-ушанка, чьи уши были связаны на макушке тесьмой. Лицо духа смотрелось таким черным, словно он только что нырнул им в сажу. Потому сложным стало разобрать сами черты его лица, лишь наблюдались костистый с длинным кончиком нос, два ярких желтых глазика на нем, черные усы и короткая борода, свалявшаяся на кончиках. Такими же чумными, грязными смотрелись и руки духа, и стопы ног, точно разлинованные сажей. Одетый в длинную, расширявшуюся книзу и неприталенную то ли рубашку, то ли платье без пуговиц, молнии с длинными, узкими рукавами из плотного материала темно-серого цвета и тут созерцаемую какими-то пятнами.

- Энто не рубашка, а свитка. Одёжа верхняя, уличная. Кубыть кафтан, но инаковый, - пояснил Батанушко, прочитав мысли мальчика по поводу одежды и кивнул в сторону духа. – Дружочек мой, Запечник, - теперь явно представляя его Павлику, - сидит он посиживает за пещью, и яснее ясного не чё дурного не творит. Супротив того бережет людей и избу от пожарища. Энто он мене у свой черед про дымление гутарил, оттоль Илюшу я и подымал. – Батанушко внезапно хмыкнул носом, подбирая забродившие в нем сопли и со слышимым недовольством сказал, - а ты б, чай, приоделся бы, обмылси. Небось, на празник хаживаем, - с особым укором во взгляде уставившись на своего собрата духа.

- Здравствуйте, - незамедлительно поприветствовал Запечника мальчишечка, стараясь скрыть в собственном голосе ранее звучавшее негодование по поводу действий так называемого дружочка домового.

- Здрав будь и ты мальчоня, - также скоро отозвался дух, глухим, низким голосом, точно заговорил и впрямь старичок, да вскинув вверх руку, рывком снял с головы свою меховую шапку, явив под ней не менее черные свалявшиеся волосы, густо переплетенные серыми клубистыми комками паутины. Так, что увидев ту неприглядность еще и на голове Запечника, поморщился теперь и Пашка, а Батанушко и вовсе слышимо «охнул!». Сам же дружочек домового неожиданно подогнул ножки в коленях да повалился на землю, уперев в нее не только обе ладошки, но и шапку, находящуюся в одной из них. Он все также резко замотал туда-сюда головой, волосами, и всем телом, став похожим на собаку только, что покинувшую воду. Черные дымчатые пары ровно пыль враз полетели во все стороны от Запечника, покрыв тонким черным слоем не только почву под ним, но и попав на белые кроссовки мальчика.

- Охти-мнешеньки! Чё творишь? - сердито хмыкнул хозяин дома, и торопливо прыгнув вбок, спрятался за Павлом.

Запечник теперь закряхтел, и, открыв рот, пустил из него густой, черный дымок, к удивлению мальца стряхнув с себя всю сажу и полосатость. Дружочек домового медленно поднялся с карачек, испрямив спину, и козырнул свиткой сменившей цвет с серой на темно-синюю. Он также смахнул с лица и рук черную порошу, явив покрывающую их серо-коричневую кудреватую шерстку, и вовсе, прямо-таки, светло-русые волосы, бороду и усы, все также свалявшиеся на концах. Запечник шумно выдохнул черный дымок из ноздрей, точно очищая их изнутри, наполнив пространство горечью дыма. Да такого ядренистого, мгновенно воспарившего вверх и опалившего нос стоявшего мальчика, притом покрывшего кожу его лица тонким, жирным, ровно мазь, налетом. Собрат домового напялил сверху себе на голову шапку, и переступил с ноги на ногу, как оказалось, обутыми в красные сапожки, точно такие же, какие были на ногах Батанушки.

- Агась, - довольно пропыхтел Запечник, вновь переступив на месте. – Настюша и мене одарила…Кожные, шитые, - пояснил он, и Павлик понял, что его прапрабабушка пошила сапоги не только домовому, но и его дружочку.