Аннет названивает мне с утра до вечера. Уж не знаю, чем я ей приглянулась, но девушка упорно пытается поговорить дольше, чем пять минут. Я же весь следующий день после нашего знакомства провожу в танцевальном зале, понимая, что скоро на любимое хобби останется мало времени, вот и не могу с ней болтать.
Видимо, это поведение раздражает не только меня, потому что ближе к вечеру я слышу по ту сторону трубки жесткий голос ее отца. Я его теперь везде узнаю.
— Немедленно положи трубку, иначе лишишься сотового на месяц, — предупреждает мистер Майклсон дочь, жестко настолько, что я удивлена, что отец может со своим ребенком так разговаривать. Мой папа никогда не повышал на меня голос.
— Ну, папочка, — ноет Аннет, канюча.
— Клади, я сказал!
После этого разговор обрывается. Да уж, этот человек не только выглядит суровым, но, видимо, и является таким.
— Пап, — решаю я позвонить своему отцу, чтобы отделаться от неприятного чувства на душе.
Он моментально снимает трубку. Как и всегда.
— Да, солнышко? Что-то случилось? — спрашивает родитель.
— Нет, все хорошо, даже отлично, — улыбаюсь, — хотела спросить, как у тебя дела? Надо что-нибудь домой прикупить? Я как раз мимо центра прохожу.
Отец работает удаленно, поэтому большую часть времени проводит за ноутбуком, набирая бесконечные коды. Иногда и за чаем до кухни не может дойти, что уж о супермаркете говорить. Но мне не сложно, потому что понимаю — семье надо помогать. Мама из смен в больнице не вылезает, так что на нее тоже надежды мало, у нее, когда домой возвращается, единственное желание это упасть в постель и спать до следующего дежурства.
— Может, к чаю чего-нибудь захватишь? — предлагает папа.
Это кодовая фраза, которая уже давно значит: «В холодильнике шаром покати».
— Хорошо, па, скоро буду, не волнуйся там.
Заворачиваю с аллеи к торговому центру, спускаюсь по лестнице вниз и беру тележку. Там иду по уже давно выученному списку: овощи, фрукты, мясной отдел, обязательно заглядываю в кондитерскую и захватываю симпатичные и ароматные булочки с малиновым джемом, потом соблазняюсь химической пластиковой лапшой. Иногда люблю этой гадости поесть. На кассе расплачиваюсь картой, которую мне оформили родители и регулярно пополняют.
Три объемные сумки, и вот я уже стою на улице, пытаясь понять, как их потащу. Не рассчитала.
Тяжесть пакетов врезается в ладони, словно раскалённые угли. Каждая сумка тянет вниз, как якорь, грозя утащить в пучину усталости.
Взгляд мечется в поисках спасения – такси, прохожий с добрым лицом, да хоть тележка из супермаркета! Ничего. Вокруг лишь равнодушные каменные лица, спешащие по своим делам.
Вот она — реальность Лос-Анджелеса.
Решаюсь на отчаянный шаг: присаживаюсь на скамейку и перераспределяю ношу, стараясь хоть немного облегчить участь своих измученных рук. "Тяжело в учении, легко в бою", – вспоминаю бодрую фразу тренера по танцам.
Ну да, сейчас бы в зал, порхать как бабочка, а не волочить эти "дары супермаркета", как бурлак баржу.
Собрав остатки воли в кулак, поднимаюсь. Шаг за шагом, как улитка, ползу в сторону дома, благо, что он недалеко. Сумки раскачиваются, словно маятники, отсчитывая секунды до долгожданного финиша. В голове лишь одна мысль: "Сейчас дотащу, а потом – ванна с пеной, чай с булочкой и никакой Аннет на горизонте!".
Слышу визг шин резко затормозившей машины. Оборачиваюсь в испуге — в паре метров от меня стоит хорошо знакомая ауди. А водитель за стеклом жестом мне указывает на пассажирское сиденье.
Мистер Майклсон. И как он только не то что рядом оказался, но еще и меня узнал? Не понимаю.
Медлю, хоть отлично и понимаю, что мужчина предлагает сесть к нему в автомобиль. Но тяжелые сумки перевешивают любой страх, и я все-таки делаю требуемое.
— Не стоит стесняться, — тянет лениво, а, когда я бросаю сумки назад и пристегиваюсь, добавляет, — хорошей девушке и помочь не грех.
— Откуда вам знать, что я хорошая? — о некоторых демонах в своей душе лучше промолчу. — Да и с вами мы по сути не знакомы.
— Если уж Аннет в тебя вцепилась, то, считай, в ее розовых мечтах мы уже родственниками стали, — усмехается мужчина, не отводя взгляда от дороги. — Поэтому будь готова видеться со мной чаще, чем думаешь и хочешь.
А вот теперь мне становится по-настоящему страшно. Не из-за слов мужчины, а из-за того, как он на меня смотрит, говоря их.
Слишком сильно обжигает чужой взгляд мои и без того оголенные нервы. Я еще не отошла от вчерашней встречи, и вдруг подкидывают новую, будто терпение испытывают.
— Не дергайся ты так, не съем, — ехидная улыбка не сходит с лица мужчины. — Если только ты сама не захочешь.