БОНТАШ

Генрих Ланда           БОНТАШ                                     Copyright G.Landa, San Francisco, 2001                                                 Ланда Генрих                                                Бонташ                      Биографический роман, охватывающий период                      с поздних сороковых по поздние восьмидесятые                      годы  двадцатого столетия.   Главный герой   -                      советский инженер Эмиль Бонташ. Место действия                      - в основном Украина, отдельные эпизоды - Россия ,                     Австрия, Италия, США.                            Patsons Press, USA, 2001                            Библиотека Конгресса  #PG3549.L327 B662001                                               Landa Henry                                                Bontash                        The   biographic   novel   covering  the  period   from                        the  late   forties  up   to   the   late   eighties   of    the                        twentieth  century.   The main character of  the novel                         is  Emil  Bontash,  a Soviet  engineer. The events mainly                         take place in Ukraine and partially in Russia, Austria,                         Italy, and the USA.                               Patson Press, USA,  2001                               Congress Library #PG3549.L327 B662001                     ОГЛАВЛЕНИЕ   КНИГА ПЕРВАЯ: ДНЕВНИК БЕЗМЯТЕЖНОЙ ЮНОСТИ Тетрадь первая – 9 Тетрадь вторая – 35 Тетрадь третья – 65 Тетрадь четвёртая – 95 Тетрадь пятая – 153 Тетрадь шестая – 171 Тетрадь седьмая и последняя – 217   КНИГА ВТОРАЯ: ВЗГЛЯД С ВЫСОТЫ «Во второй половине ноября в Куйбышеве...» – 254 Трудно сказать, что сыграло главную роль.. – 257 «Сейчас у меня очень тяжело на душе...»  – 263 В конструкторском бюро станкозавода... – 264 «Мне было тогда восемнадцать лет...» – 267 Теперь Эмиль делал со своим сектором гидрооборудование... – 269 «Совместное обучение ввели...» –  271 «Летать можно, когда день солнечный...» –  276 «Я стою у кинотеатра....» –  277 Внутри суеты опять начала расти тоскливая мысль... – 280 «Это всё случилось минувшей ночью...» –  282 ШКАРБУТКА –  285 ДАЛЁКИЙ ОСТРОВ ПАСХИ – 286 К весне 66-го года отчёт по работе был готов... – 289 «Вера Даниловна – интересная женщина...» – 290 ШОССЕ КИЕВ-ОДЕССА. Первый эпилог – 292 На первой защите своей докторской... – 306 «Знаешь, кем бы я хотел быть?..» –  308 В Киеве, на работе и среди знакомых... –  310 «Я рассказываю это вам...» –  311 Через полтора года после конфликта... – 314 «Самое трудное – это удержаться... –  317 Внезапно свалилась эпопея... –  319 «Через неделю гостиничной жизни...» –  321 Тем временем кончились ничем планы... –  324 БАБУШКИНЫ СКАЗКИ – 326 1978, 79, 80 ... – 331 «Ты, кажется, ревнуешь?..»  – 331 1980-й – нелепый Афганистан... – 332 ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ЧАСА В ДОРОГЕ –  334 Москва, осень 1982 года... –  340 «Да, я хотел дожить до глубокой старости...»  –  343 Объединение начинает проектировать... –  343 «У входной двери позвонили...» – 344 Командировки, командировки... – 348 «Небольшой коттедж в Меривьяла...»  – 350 Серия совещаний в ЭНИМСе... – 355 БАБЬЕ ЛЕТО – 356 Наступил период очередной любви к Западу... – 366 «Дангуоле! Что за удивительный звук?..» –  366 Новая идея – создание совместно с итальянской фирмой... –  375   ЧЁРНЫЙ ПЕСОК ЛАДИСПОЛЯ. Второй эпилог –  377                                 Рисунки к тетр. 2, 3, 5, 6 и 7 выполнены с использованием репродукций  картин худ. Н. Кузнецова                                                                           There’s nothing important on earth, except human                     beings. There’s nothing as important about human beings as                   their relations to one another.                                                   Ayn Rand, The Fountainhead                                                     Ничто не важно на свете, кроме людей. Ничто                                    так не важно для  людей, как их взаимоотношения.                                                   Эйн Рэнд, «Источник»                                       КНИГА ПЕРВАЯ       ДНЕВНИК БЕЗМЯТЕЖНОЙ ЮНОСТИ                                                                         ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ   Синяя "трофейная", т.е. немецкая общая тетрадь, порядочная ценность по тому времени. На первой странице фиолетовыми чернилами крупно написано "ДНЕВНИК", и эпиграф: "Ко всему готовы, ничего не жаль..." Под этим грозным эпиграфом - фотография худенького домашнего мальчика. Это я сорок девяь лет тому назад.   31 августа 1947г.  Завтра начинаю заниматься в 10-м классе. Ничего не приготовлено: книг нет, папки нет, ручка испорчена. Не знаю даже, когда надо прийти. Посмотрим, что выйдет.   2 сентября.  Всё неплохо: новые книги, тетради, перья. Пока еще чист и невинен. И уже кажется, что занимаемся давно и каникул даже не было. Режим дня налаживается... В общем, полный оптимизм.   6 сентября, суббота.  Все эти дни сильно устаю. Болит голова. Режима никакого. Новая литераторша - ерунда, безграмотность. Успел схватить пятёрку и единицу. Вилябобы проявляют бешенную "общественную активность" - готовят почву для отличных аттествтов.   20 сентября. Вошёл в колею. Учебные дела идут средне. Дни текут однообразно, всё время занято. Писать не о чём и ни к чему. Еле заставил себя сделать эту запись. Эдак и дневник вести не стоит.     3 октября. Дни бегут. Целый день, как проклятый, занят. Вечером не хочется ложиться, утром - вставать. Уроки, уроки, контрольные, сочинения, музыка и опять уроки... Нудно, пакостно на душе. Надо побольше заниматься спортом. Льщу себя надеждой, что к концу дневника стану совсем другим. Сейчас мои параметры: возраст 16 лет 2 месяца и 26 дней, рост 163 см, вес 48 - 49 кг, на турнике подтягиваюсь 4 раза, от земли отжимаюсь 17 - 20 раз. Внешнее оформление неважнецкое. Но ничего...   12 октября, воскресенье. Вчера я был на школьном вечере. Подготовил себя тщательно, так как это можно считать моим первым вечером. Но всё-таки разочаровался. Или вечер был малоудачным, или все вечера такие, но я ожидал большего. Я добросовестно разгадывал викторины, смотрел кино, играл в "моргалки", "ручеёк", "базар", в общем, кроме танцев, вкусил все радости такого мероприятия. Танцевать меня не тянет (я и не умею танцевать), даже при игре в "базар" меня мучила неловкость (мало сказать неловкость), когда нужно было брать партнёршу под руку. После длительных обменов дамами я наткнулся на Бобу, который устало острил, водя свою пару (надо отметить, что вид у Вилябобов был на вечере весьма внушительный и привлекательный). Я молил бога, чтобы оказаться в паре с Бобой. Бог внял моим мольбам, и мы с Бобой пришли к взаимному решению разойтись и прекратить эту шарманку. И вообще, присутствие прекрасного пола оказалось менее приятным и интересным, чем я ожидал (лично для меня, конечно).  Сегодня пришлось приводить в порядок своё барахло. Как быстро меняются интересы и обстоятельства! Каждая жестянка, деревяжка вызывает волнение, грустные почему-то воспоминания. Каждый потрёпаный негатив воскрешает ушедшее в вечность настроение, волнение... Это ощущение и больно, и сладко. Просто, у меня самого, наверное, сейчас такой период. Быстро расту, меняюсь, "мужаю", как говорят. Ну что ж... Время! Поэтому я и завёл дневник...   18 октября, суббота.  Жизнь идёт скучновато. Поочерёдно принимаю бесповоротные решения как следует заниматься спортом или музыкой, или немецким, или английским. Но держится это недолго. Вот и всё.   19 октября. ... Видно, на всю жизнь останется у меня привычка кусать маленькими кусочками. Память того страшного времени, когда в эвакуации в школе давали пятидесятиграммовые кусочки ржаного, наполовину соломенного хлеба, и это было событием...   20 октября. Дикий холод. Осень. Демосфен (или Цицерон?) для тренировки внятности речи совал камни в рот, а я играю "Этюды для беглости" на тугом рояле окоченевшими пальцами. 14 часов 00 минут... Первый снег!   18 ноября. У родителей сегодня "серебряная свадьба", и я получил плитку шоколада и 50 рублей "на булавки". Что ж, оно не так уж плохо. Уважаемый читатель (если таковой будет когда-нибудь)! Не думай, что вся моя жизнь заключается в том, что здесь написано. Наоборот, самые живые и интересные события почему-то сюда не попадают. Так, здесь нет ни слова о том, что наша стенгазета, где я рисую карикатуры, пользуется большим успехом, что я изрядно успеваю по музыке; что я быстро расту и по утрам занимаюсь с гирями, что Некрасов, наш новый ученик, мне очень нравится, и мы с ним почти товарищи, что наш сосед по квартире Борис Аркадьевич имел прободение желудка и лежал 10 дней в больнице (после этого всей квартире будто бы "болел живот").... Всё это не записывается потому, что этими впечатлениями я делюсь дома и в школе, об этом не чувствуется желания писать, это не представляет собой мои личные дела, в которые никто не посвящается. А личных дел у меня мало. Можно сказать, совсем нет. Но всё же были маленькие события, интересные своей необыденностью и (для меня) новизной. О них-то я и поведаю свету в следующий раз...   22 ноября Что ж, возвратимся к недавнему прошлому. 4-го ноября я оказался на предпраздничном вечере в 67-й школе. Окончилась самодеятельность (на торжественную часть я опоздал) и начались танцы и прочие развлечения. Я скромно стоял в стороне, так как не умею танцевать и не хотел ни во что играть. Если прибавить к этому, что как раз в этот день мама была нездорова, то можно легко представить, что вид у меня не был такой уж сияющий. Но, впрочем, я не грустил. Я нацепил номер “воздушной почты”, хотя на получение писем нельзя было даже надеяться. Но вот ко мне подходит "почтальон" и вручает две записки. Думая, что кто-то перепутал номера, я начал читать. Но это было адресовано мне. Кого-то заинтересовала моя "грустность". На первую записку я ответил "едкой остротой". А вторая была приблизительно такого содержания (привожу по памяти): почему вы такой грустный? Напишите о себе что-нибудь, пожалуйста. "Пожалуйста" подкупило меня. Я туманно ответил. В следующей записке те же две подписи изъявили желание познакомиться со мной и жаловались, что я ничего не написал о себе. Я отыскал их.   Это были две подруги. Одна низенькая и черноволосая. Другая высокая, светловолосая, худая, в очках. Я обратил на неё внимание ещё до этого. Обе они очень ласково, приветливо улыбались. Их звали И. и М. Поговорив немного с ними и объяснив причину моего вида, я отошёл. Я видел, как М. написала записку. Я получил её. Им понравилась моя искренность. Они будут 6-го у нас в школе на вечере, там опять со мною встретятся.  Дома я был несколько возбуждён. Даже очень. Записки, как бы невзначай, показал маме. И почему-то вспоминал только М... 6-го пошёл на вечер. Была только М. Подойти к ней было страшно неловко. Она писала очень долго какую-то записку. Когда она её кончила, я решил подойти. Поздоровавшись, она отдала мне эту записку и отошла. Вечер сразу стал интересным. Записка была проста: о школе, о ребятах, о себе. Я ответил. Приятно видеть, как, получив твою записку, оставляют всё и отходят в сторону. Здесь же я встретился с одной полузнакомой особой из 57-й школы. Теперь с ней говорилось легко и свободно. В это время подошла М. и попросила бумагу. Непринуждённо беседуя с "особой", я чувствовал, как мне пишут послание. Получил я целое сочинение. Но не откровенная болтовня была мне приятна, а сам факт. У меня болела голова. Я написал прощальную записку и отправился домой. Шел снег. Завтра праздник. Дома отдал записки маме. Мама признала нравственность совремённых девочек вполне удовлетворительной.  Искусственно подавил возбуждение, но ночью плохо спал. Прошло время, и я могу писать об этом с юмором и прохладцей. Это, конечно, пустяки, не о чём писать. Но я такой дурак, для меня всё событие. Мне нравится поведение, записки, улыбка М... И мне было бы приятно, если бы это не было в дневнике последним словом о ней.   3 декабря, среда.  О Косте Некрасове я, кажется, ещё не писал. Спокойное лицо, очки, ласковая улыбка (а это во всех для меня самое приятное). Характер у него серьёзный, он хорошо учится, и вообще он мне нравится. Я сразу заметил его среди наших новичков. И я чувствовал, что Некрасов сам тоже притягивается ко мне (какая фамилия - Некрасов!). Мы не стали друзьями, которых водой не разольёшь, не висли один на другом, не посвящали друг друга в свои дела, не стали даже просто близкими товарищами. Слишком мал срок нашего знакомства. Мне кажется, что я имею право говорить о нём то же, что о себе в этом отношении. Нам просто приятно присутствие друг друга. Невольно получается, что везде, где можно, мы вместе: на собраниях, переменах, на пути домой. Не знаю, как я ему, но мне он нравится.  Несколько раз я брал у него учебник физики за 9-й класс, у нас раз в неделю повторение. Завтра у нас урок, сегодня он попросил меня принести учебник. Я удивился, мне казалось, что я его отдал. Дома я всё перерыл, учебника не было. Уже не раз бывали такие случаи, и с вещами подороже (например, соседский объектив от ФЭДа), я в них всегда оказывался прав. Но Некрасов слов на ветер не бросает, так мне кажется. Если книги действительно не будет, я куплю её для него на базаре, сколько бы это ни стоило. Но в этом случае всё будет сломано. Мне очень жаль.   12 декабря. Полночь. Боже мой! Надо написать два сочинения, а времени нет. Сегодня (т. е. вчера) в 3 часа вызывали в школу как члена "бригады художников-оформителей". Гоняли на Красноармейскую за бумагой, заставили малевать какое-то объявление. Малевал в вестибюле и простудился. Какая везде безалаберность и глупость! Но по школе дела не плохи. Пока - куча пятёрок и одна четвёрка. И то - весьма интересная четвёрка. Писали сочинение по украинской литературе по Лесе Украинке. Виля и Камраз, захлёбываясь от восторга, накатали чуть ли не десяток листов прямо из учебника. А я, бедный, выдавил из своей убогой башки два листика какой-то серой бурды. Было грустно и завидно. Но, о вей - как пишется в учебнике немецкого языка: оба они получили по тройке, а я - 4; но приятнее всего то, что Хрыстя сказала: -          Ну, сама краща робота, як звычайно, у Бонташа. А всё-таки, почему не 5? Пусть хоть с минусом... А им это она вкатала за списывание!  Удивительная зима. Ещё нет холодов. Дожди и тепло... Инцидент с потерянной физикой нисколько не ухудшил наших с Некрасовым дружеских отношений. Я купил другую, он даже не хотел брать, но потом взял. Как просто он сказал: "Ну что ж, раньше ты у меня брал книгу, теперь я у тебя буду брать". Это только ещё раз показало, что наша дружба (я могу так сказать) - не дело случая. Мне хочется его сфотографировать и сделать большой портрет. Он меня на перемене учил танцевать! Умею уже немного танцевать танго. Ян Фрегер схватился за голову: до чего дожили, Бонташ танцует!    Пропускаю абзацы и целые страницы с несущественными описаниями и подростковой лирикой. Ассоциативный багаж нынешнего человека, пресыщенного телевидением, видеозаписями и периодикой, уже не требует информации в стиле “классических, но несколько устаревших образцов”. Ищу лишь то, что позволит проследить основную нить моей жизни, те ключевые моменты, из-за которых она в дальнейшем сложилась именно так, а не иначе.   31 декабря, 23 часа 47 минут. Через тринадцать минут наступает новый год. Год, в котором я кончаю среднюю школу, прощаюсь с товарищами, которых видел ежедневно в течение четырёх лет. Год, в котором я буду сдавать экзамены на аттестат зрелости, буду бороться за золотую медаль.Год, в котором я поступлю в институт, определяющий мой жизненный путь.Тысяча девятьсот сорок восьмой год. Настольная лампа. Радио передаёт музыку русских композиторов. Передо мной часы, мои простые ручные часы. Время проверено... Осталось шесть минут... За истекающий год я сильно переменился. Я сам это чувствую, иногда очень страдаю от этого. Я понемногу начинаю чувствовать себя равноправным среди взрослых. ... Сейчас будет бой часов кремлёвской башни. Мама и папа встречают новый год у соседей по квартире.  ...Включили Красную площадь. Бьют куранты..."С новым годом, товарищи, с новым счастьем!"...Бьют часы. Гимн... Здравствуй, Новый 1948-й год, привет тебе от тощего, бледного мальчика, ожидающего от тебя решения своего будущего, своей жизни. С новым годом, мои товарищи, почти друзья, добрые, весёлые и хорошие! С новым годом, мама и папа.  1948 год, 1 января, 0 часов 4 минуты. Музыка направляет мысль в одну сторону. Надо рассказать о последних днях сорок седьмого года. Приходил Герка Бильжо, я его давно не видел. И когда я снова услышал, как он играет, мне захотелось расцеловать его. Он играл для меня. Раз я пришел в школу в с жутким настроением, сел в стороне и молчал. Пришёл Некрасов, спросил, почему я такой, я сказал, что так, просто. Он разделся, положил книги в парту, подошел ко мне и сел, улыбаясь, напротив. Мне это было очень приятно. Думаю, что и Вилябобы меня любят. И самому надо быть проще, веселее. И не надо без нужды оглядываться на страшное прошлое. То, что было, и тот, кто был, из памяти и души не уйдут. Это лежит на её дне, и затрагивать это тяжело и страшно. Но он сам бы хотел, чтобы я был не хуже других и имел не меньше радостей. Ноль часов, тридцать три минуты. Первое января 1948 года. ... Вот он приходит, и всё преображается: мир снова светел и прекрасен, он жив, и он здесь, его можно видеть, слышать, к нему можно прикоснуться, но это было уже много раз и всегда это был только сон, но на этот раз это уже точно не сон, я боюсь в это верить и всё-таки верю, всё так явственно, хотя я знаю, я уже столько раз ошибался, но сейчас это так реально, реально, реально... - и вот снова всё расплывается, и пробуждение в безнадёжность..   5 января, утро.  Зимние каникулы. Мы с Вилей и Бобой были в 67-й школе на маскараде. Увидев М., я был неприятно изумлён. Она вместо кос вокруг головы распустила волосы. Наверное, по случаю маскарада. А впрочем, не знаю, в этом ли дело. Фамилия её Ск. Она и играет, и рисует, и поёт. Опять между нами завязалась переписка, так сказать, "платонического" характера. 28 февраля. Сегодня суббота. Два часа дня. Я пришел из школы, где получил две пятёрки. На окне солнце, форточка открыта. Сзади бормочет репродуктор, а с улицы приходит шум и свежий воздух. Тает снег, чувствуется опасное дыхание весны. И хорошо, и слегка тревожно. Все ахают, что я вырос, "возмужал" и т. д. Усы, действительно, изрядные. Понемножку догоняю остальных. Времени на всё нехватает, каждый новый день приносит новые непоколебимые решения о режиме, учёбе, а назавтра они (решения) никнут и увядают. Плетёмся рысью как-нибудь по школьной ниве.  Время идёт, все меняются. Мне кажется, меняется и Некрасов, и другие. Не удивительно, мы все растём. Один Герка всё так же наивен во многом и так же недалёк и неглубок умом. Но он милее всех.  Играет музыка. За окном каплет... Кончаю.   28 марта.  12 часов ночи. Мама спит, папа дежурит в больнице. Собираюсь идти спать.  Закончилась третья четверть. Вчера было родительско-ученическое собрание, и я - единственный отличник, по словам Андрея - "одарённый ученик, краса и гордость класса". То-то же! А теперь обратимся к другому. Уже довольно давно я был с Вилябобами в 67-й школе на вечере; ну да, это был уже описанный новогодний вечер. И с тех пор ни одной встречи. А в читальне какие-то девочки разговаривали о том, как по радио передавали о диспуте в 67-й школе, как выступала ученица Ск., "яка мрiе бути архiтектором", и её очень возносили.  Затем филармония, Гилельс. Я поздоровался с ней и прошёл мимо. Она была с родителями, наверное. И вот уже несколько дней назад, уже в весенние каникулы. Я в картинной галерее. Кончаю осмотр. Остался Шишкин. Вдруг глядь! - Толя Копальник. А, Толя, здравствуй, что, ты тут пишешь стихи? Не мешай ему сосредоточиться, иди лучше в тот зал, там Серёжка Крымский и ещё целая компания. А я знаю, что Серёжка Крымский (своего рода знаменитость) верховодит гуманитарной секцией в какой-то студии. Мы идём с Толей в тот зал, и я уже уверен, что увижу ту, кого хотел бы увидеть. И первая, кого я увидел в зале - именно М. Ск. Она в кружке с Крымским и другими, они спорят, что-то обсуждают. Толя присоединяется к ним. Я отошёл в сторону, видя, впрочем, что меня заметили. А я мог бы, не отходя от Толи, как-нибудь присоединиться к этому кружку. Но стоять и молчать в компании, где свободно плавает Толя Копальник, этот всё-таки полупоэт-получудак, хоть и славный малый - на это я не пойду. А судя по Копальнику и Крымскому, вся компания должна была состоять из свободных жрецов поэзии и искусства. Это меня и удержало. Столкнувшись со Ск., я поздоровался и прошёл дальше. Написать куда проще, чем заговорить. В общем, из Шишкина я не извлёк предельной пользы.  И, наконец, сегодня. То-есть, вчера. Господи! Нача