Марик помнил все, что делал. И то, как вис на Кирилле, и то, как терся о него в машине, как заправская опытная шлюха, не имея при этом за спиной никакого опыта в подобном, и то, как при этом стояк Кирилла охренительно приятно упирался в его зад. Но лисье сознание, пользуясь затуманенностью его человеческого, взяло верх, требуя внимания к своему телу, которое жаждало горячих твердых ладоней на раздвинутых бедрах и не менее горячего языка во всех местах разом. Марик помнил, как Кирилл, припарковавшись у дома, некоторое время сидел в темноте салона, раздумывая над чем-то, наклонился к нему, отстегнул ремень и потом вытащил из машины на руках, не став тормошить.
А Марику, всем его «я», хотелось, чтоб его растормошили. Прямо тут, в машине. Или уже дома, на кровати, содрали бы мешающую одежду и
