Никогда не полюблю

5.

На следующее утро в доме чувствовалось странное напряжение — то самое, которое обычно витает в воздухе перед большими событиями. Едва я вошла на кухню, как услышала звонкий, уверенный голос Валерии Сергеевны:

— Олеся, сегодня у нас званый вечер. Всё должно быть идеально — без суеты, без ошибок, без мелочей.

Я сразу насторожилась — тон хозяйки был деловым, холодным, и это означало только одно: впереди длинный день.

— Будут деловые партнёры Виталия Юрьевича, — добавила она, глядя на меня поверх чашки кофе. — Люди важные, поэтому стол, меню, подача — всё под твоим контролем. Ларисе Васильевне помоги составить список блюд, а сервировку я хочу обсудить лично.

— Поняла, Валерия Сергеевна, — ответила я спокойно, хотя внутри всё сжалось. Такие вечера всегда превращались в проверку на прочность.

Хозяйка кивнула и, не глядя больше в мою сторону, направилась наверх — её каблуки ритмично стучали по мраморной лестнице.

На кухне Лариса Васильевна уже листала свою старую, затёртую кулинарную тетрадь. Она подняла на меня глаза и усмехнулась:

— Ну что, держись, Олеська. Сегодня у нас, похоже, марафон.

Мы принялись составлять меню. По опыту я знала, что Валерия Сергеевна любила, когда всё выглядело «по-французски изысканно», но при этом — без излишеств. Лариса Васильевна предложила классический вариант:

— На закуску — канапе с сёмгой и икрой, тарталетки с паштетом, мини-карпаччо. Горячее — утиная грудка в апельсиновом соусе, гарнир — картофель гратен и овощи на пару. На десерт — панна-котта с ягодами.

Я записывала всё аккуратно, прикидывая, что нужно будет заказать, что уже есть в кладовой, а что стоит докупить.

Потом я поднялась в гостиную — осмотреть место, где планировался ужин. Большой дубовый стол, массивные кресла, хрустальные люстры — всё это требовало идеального блеска.

Кира и Наташа уже начали протирать бокалы и столовое серебро, а я распределяла задачи:

— Кира, проверь скатерти — только белые, без единого пятна. Наташа, пройдись по залу, расставь свечи и цветы. Всё должно быть симметрично, ровно, как на картинке.

— Принято, — ответила Кира, вытирая бокал до зеркального блеска.

К полудню дом ожил: Вася привёз продукты, в воздухе витали ароматы запечённого мяса и пряностей. На третьем этаже хозяйка выбирала платье, Лариса Васильевна суетилась у плиты, а я бегала между этажами, проверяя каждую мелочь — чтобы свет был мягким, приборы выложены ровно, цветочные композиции свежие.

Иногда мне казалось, что этот дом живёт своей особой жизнью — подчинённый только ритму Валерии Сергеевны.

Я старалась сосредоточиться только на работе, не думать ни о вчерашнем, ни о Михаиле. Но внутри всё равно жило тяжёлое чувство — будто чья-то тень всё время рядом.

Первые гости начали собираться ближе к семи.

Я стояла у входа, как и положено, с лёгкой, дежурной улыбкой, встречая каждого. Сначала прибыли двое мужчин в тёмных деловых костюмах — уверенные, с дорогими часами на запястьях и сдержанными рукопожатиями. Потом — три пары: женщины в вечерних платьях, украшенных бриллиантами, мужчины — солидные, немного надменные, с выражением важности на лицах.

В гостиной уже наполнилось лёгким гулом голосов, звоном бокалов, запахом дорогого парфюма и шампанского. Всё шло идеально — именно так, как хотела Валерия Сергеевна.

И вот, когда мне уже показалось, что все гости прибыли, дверь снова открылась.

На пороге появился Михаил.

Он выглядел безупречно: тёмно-серый костюм сидел на нём идеально, белая рубашка подчёркивала смуглую кожу и широкие плечи. Взгляд его был холоден, уверенный — как у человека, привыкшего держать всё под контролем. Но рядом с ним шла она.

Каролина.

Молодая, эффектная, с той лёгкой самоуверенностью, что свойственна девушкам, знающим, как они выглядят. Платье глубокого синего цвета мягко облегало фигуру, открывая изящные плечи и длинные ноги. Волосы блестели в свете люстры, а губы — алые, ухоженные — растянулись в вежливой, но победной улыбке.

Я на мгновение застыла, но взяла себя в руки.

— Добрый вечер, — произнесла я ровно, так же, как и всем остальным гостям, делая лёгкий поклон. — Добро пожаловать, проходите.

Михаил не ответил. Даже не посмотрел. Будто меня не существовало.

Всё его внимание было приковано к Каролине. Он слегка касался её спины, наклонялся что-то прошептать, и она смеялась — звонко, легко, как будто смех был частью тщательно выученной роли.

Я отошла в сторону, пропуская их внутрь.

Сердце сжалось — не от ревности, нет, а от какого-то странного чувства унижения. Вчера этот человек стоял в моей комнате, говорил со мной с пренебрежением, предлагал деньги, а сегодня… сегодня вёл себя так, будто между нами никогда ничего не было. А на что ты вообще надеялась?? Ты же сама просила оставить тебя в покое.

Я наблюдала, как Валерия Сергеевна встречает их у лестницы — с радостью, почти с восторгом.

— Михаил! Какая неожиданность! И кто эта очаровательная леди?

— Каролина, — ответил он спокойно, обнимая девушку за талию. — Моя спутница.

В голосе Валерии Сергеевны мелькнула тень удивления, но уже через секунду она улыбнулась шире, как подобает хозяйке:

— Добро пожаловать, Каролина. Проходите, чувствуйте себя как дома.

Я стояла в стороне, наблюдая, как они входят в гостиную, и старалась не выдать ни одного лишнего движения.

Только внутри всё скручивалось в узел от напряжения. Мне было неприятно находится среди ужина этих богатеев. Если раньше меня это вообще не волновало, то почему-то сейчас я еще сильнее ощущала пропасть между мной и такими людьми, как мои работодатели.

Но я всё же выпрямилась, пригладила платье и направилась к кухне — контролировать подачу блюд. Работа не ждала. А мне нужно работать... Ради детей, ради родителей, чтобы они ни в чем не нуждались.

А слабость мне была не позволена.

Когда блюда были все поданы, я встала за спиной хозяйки, чтобы в случае надобности подойти к ней и исполнить поручение. Мужчины обсуждали бизнес, хозяйка и остальные дамы обсуждали последнюю коллекцию какого-то дизайнера и что-то из ювелирки. Никогда не прислушивалась к разговорам, но почему-то все мое внимание было направлено на Михаила.

Он сидел чуть в стороне, полу повернувшись к Каролине, и время от времени что-то говорил ей тихо, почти шёпотом, — она смеялась, наклоняя голову так, чтобы её волосы падали ему на плечо. Весь его вид излучал спокойствие, уверенность и... опасное безразличие ко всему вокруг.

Я наблюдала за ним, стараясь не поддаваться этому взгляду, привычно скользящему по людям, словно он считывал их насквозь. Михаил не был тем, кто говорит лишнее. Он слушал, иногда вставляя короткие фразы, но когда говорил — его голос перекрывал даже гул разговора. Густой, чуть хрипловатый, властный.

— Я всегда говорил, — произнёс он, откинувшись на спинку стула, — что доверять можно только цифрам. Люди слишком... непостоянны. Особенно женщины...

— О, Михаил, вы неисправимый циник, — засмеялась одна из дам.

Он усмехнулся.

— Возможно. Но циники, как правило, живут дольше.

Мои хорошие, сегодня будет еще прода, а может и две. Наши занятия с логопедом возобновились, поэтому вторник и пятница дни, когда возможно я писать не смогу.